Марсель Салихов: Это выглядит очень странно, когда правительство одной рукой принимает все решения, чтобы ускорить рост цен на бензин, а другой – пытается это остановить

Гости
Марсель Салихов
руководитель экономического департамента Института энергетики и финансов

Петр Кузнецов: В прямом эфире программа «Отражение» на Общественном телевидении России. В студии Ольга Арсланова и Петр Кузнецов.

Ольга Арсланова: Через полчаса мы возвращаемся к нашей большой теме дня. Дело в том, что исследования показали: жители деревень часто вынуждены заниматься самолечением, потому что в глубинке, как всем нам известно, не хватает врачей, машин «скорой помощи» и лекарств. Давайте вместе выяснять, буквально через полчаса, почему реформа по укрупнению больниц и созданию пунктов помощи населению не дала ожидаемого эффекта. И как лечитесь лично вы? Это обсудим в большой теме в 8 вечера по Москве.

Петр Кузнецов: Напоминаем также про еженедельный опрос для рубрики «Реальные цифры». Нам нужна ваша помощь, чтобы опрос оказался максимально объективным. Дело в том, что у нас с вами осталось меньше двух недель, чтобы заплатить налоги за 2017 год. Так вот, на этой, одной из последних недель нас интересует размер налога на вашу недвижимость. Мы очень ждем ваших SMS- сообщений. Укажите ваш регион, площадь недвижимости и размер налога, который предстоит оплатить, – все это мы подсчитаем в пятницу вместе с вами.

Ольга Арсланова: Ну а прямо сейчас время нашей рубрики «Личное мнение». И мы приветствуем в нашей студии руководителя экономического департамента Института энергетики и финансов Марселя Салихова. Здравствуйте, добрый вечер.

Петр Кузнецов: Здравствуйте.

Марсель Салихов: Добрый вечер.

Ольга Арсланова: Будем говорить, как всем уже стало понятно, об энергетике и о финансах в энергетике. У нас есть несколько тем, которые мы хотели бы с вами обсудить. Но, как всегда, предлагаем нашим телезрителям тоже звонить в прямой эфир и задавать вопросы нашему гостю.

Давайте начнем с «Турецкого потока». Напомним нашим зрителям о том, что Россия и Турция завершили строительство морского участка этого газопровода. По сути это две трубы, которые прошли по дну Черного моря, в том числе на глубине более 2 тысяч метров. И накануне за спуском в воду последнего участка магистрали наблюдали по телемосту Владимир Путин и Реджеп Эрдоган.

Петр Кузнецов: По словам Путина, при создании газопровода использованы новейшие технологические решения, соблюдены строгие экологические стандарты. Вся магистраль свяжет газовый терминал Анапы с турецкими получателями и будет готова к концу следующего года. Две нитки мощностью почти по 16 миллиардов кубометров газа в год каждая обеспечат топливом в том числе и европейских потребителей.

Владимир Путин, президент России: «Хотел бы обратить ваше внимание, что добыча и транспортировка газа – это не примитивная работа, как кому бы то ни было могло показаться, это сложно, это не просто дырку просверлить в земле и газ качать. Это сложная, высокотехнологичная работа. Это самый экологичный вид первичной энергии, самый экологичный и самый востребованный сегодня в мире».

Ольга Арсланова: Владимир Путин заявил, что в будущем товарооборот между Россией и Турцией может достичь рекордного показателя в 100 миллиардов долларов в год.

Марсель, собственно главный вопрос, который возникает: а не сможем ли мы тогда отказаться от транзита газа через Украину и Европе полностью все таким образом заменить? Им-то, в общем-то, все равно, наверное, как газ поступает.

Петр Кузнецов: Тем более что Украина уже подсчитала, по-моему, потери от новой нитки, да?

Марсель Салихов: К сожалению, нет. Как Петр правильно сказал, мощность двух веток – 31,5 миллиарда кубометров газа. Соответственно, предполагается, что первая ветка ориентирована на турецкий спрос, а вторая ветка – на европейский спрос.

Ольга Арсланова: То есть напополам получается?

Марсель Салихов: Примерно пополам, да. Можно считать, что 15–16 миллиардов кубометров – вот такой максимальной мощности. Допустим, в прошлом году транзит российского газа через территорию Украины превысил 90 миллиардов кубометров газа. Поэтому даже простое вычитание дает понять, что, к сожалению, не удается. И даже после ввода другого газпромовского проекта «Северный поток – 2» все равно сохраняется потребность в транзите через Украину.

Петр Кузнецов: Хорошо. Зачем новый «поток» нам? И зачем это Турции? Какие выгоды?

Марсель Салихов: Нам он нужен как раз для того, чтобы мы могли поставлять газ на турецкий рынок, потому что мы сейчас поставляем по «Голубому потоку», но этот газопровод уже используется на полную мощность. Соответственно, сейчас «Газпром» поставляет газ в Турцию через Украину, через другие южные европейские страны.

Петр Кузнецов: Чтобы сразу понять: турецкий рынок – это хороший рынок, это сбалансированный рынок, это богатый рынок? То есть – есть что сбывать, есть что с него получать?

Марсель Салихов: Ну, турецкий рынок растет, достаточно быстро растет. И есть ожидания относительно…

Петр Кузнецов: То есть – вслед за экономикой Турции?

Марсель Салихов: Да, турецкая экономика достаточно быстро развивается, по крайней мере по сравнению с европейской. Соответственно, есть ожидания того, что и спрос на газ в Турции будет расти в долгосрочной перспективе, поэтому имеет смысл поставлять газ в Турцию. С другой стороны, есть страны Южной Европы, в которых тоже, в принципе, есть потенциал роста спроса. Соответственно, как раз вторая нитка «Турецкого потока» ориентирована на страны Южной Европы.

Ольга Арсланова: А какой уже точно известный интерес и со стороны каких стран есть? Вот кто первым начнет покупать это все дело?

Марсель Салихов: Как раз основная сложность с «Турецким потоком» заключается в том, что до сих пор не решено, каким образом, собственно говоря, газ дальше будет транспортироваться из Турции в Европу.

Ольга Арсланова: То есть – каким маршрутом это все пойдет.

Марсель Салихов: Да. Есть два основных маршрута – условно говоря, через Болгарию или через Грецию. И до сих пор эти оба маршрута рассматриваются, и окончательного решения по поводу того, какой же маршрут будет выбран, как я понимаю, нет. Соответственно, пока не начаты работы по строительству как раз газопроводов уже к Европе. Соответственно это ограничивает, собственно говоря, возможности для российского экспорта. То есть даже если морская часть будет введена полностью в конце 2019 года, то возникает вопрос: как полностью утилизировать вторую ветку и каким образом поставлять дальше газ в Европу?

Петр Кузнецов: То есть пока не будет общей позиции, скажем так, Европы, то перспективы второй нитки под вопросом?

Марсель Салихов: Да. То есть она будет построена, но вопрос в том, что может возникнуть такая же проблема, как с «Северным потоком», что «Газпром», допустим, не может утилизировать полностью этот газопровод из-за того, что действуют требования энергетического регулирования ЕС, которые не дают возможности. Даже если «Газпром» полностью владелец этого газопровода, даже если он единственный поставщик, с другого конца он не может его полностью использовать. Поэтому речь идет о том, чтобы договориться с Европейской комиссией относительно того, чтобы «Турецкий поток» не подпадал под это регулирование и был исключением.

Петр Кузнецов: Наши зрители совершенно предсказуемо вспоминают сбитый самолет, убийство посла, еще что-то было. То есть можно сказать, что этот проект выгоднее, чем обида, что ли?

Марсель Салихов: Ну, к сожалению, политические факторы или какие-то события влияют на отношения России и Турции, но в целом наблюдется хорошая динамика. По крайней мере…

Ольга Арсланова: Экономическая выгода важнее, получается?

Марсель Салихов: Ну, в целом – да. На мой взгляд, это хороший внешний торговый партнер, это такая развивающаяся динамично экономика. И имеет смысл развивать экономические связи с Турцией.

Петр Кузнецов: Ну и опасения… Прошу прощения. Опасения в надежности самой Турции. Не предадут ли они нас в очередной раз?

Ольга Арсланова: Или там невозможно уже это сделать?

Петр Кузнецов: Вот именно в рамках нового нашего взаимодействия, нового направления.

Ольга Арсланова: А как вообще, кстати, можно это сделать в таком проекте?

Петр Кузнецов: Или мы успокоим сейчас?

Марсель Салихов: Ну, отчасти же как раз, когда выстраиваются такие тесные экономические связи, то вероятность того, что какие-то политические события повлияют на вот этот фундамент экономический, на поставки газа… Турция также нуждается в поставках газа из России – так же, условно говоря, как и мы нуждаемся в новых рынках для нашего газа. Поэтому это дорога в обе стороны. Поэтому чем теснее экономика, тем, собственно говоря, вероятность того, что если какой-то произойдет инцидент…

Петр Кузнецов: Не связанный с газом.

Марсель Салихов: Да. Это не будет как-то влиять, по крайней мере серьезным образом.

Ольга Арсланова: Также вопрос от наших зрителей: «Не смогут ли Соединенные Штаты каким-то образом «надавить» на Турцию и заблокировать проект?»

Петр Кузнецов: Потому что они хотят сжиженный газ в Европу, а тут получается, что…

Ольга Арсланова: В любом случае интерес.

Петр Кузнецов: Да, у них еще один конкурент.

Марсель Салихов: Ну, опасения по поводу того, что США «надавят», касаются в первую очередь «Северного потока – 2». Там как раз существует некая неопределенность относительно того, насколько США смогут «надавить» на Европу, насколько они смогут как-то ограничить или заблокировать, или еще что-то сделать.

По поводу «Турецкого потока» таких ожиданий нет. И Турция никогда не давала понять и никогда не заявляла о том, что американская позиция по этому вопросу каким-то образом повлияет. Ну, в любом случае, первая нитка – это для самой Турции. Для них это выгодно. Они также, в принципе, понимают, что есть риски украинского транзита, как бы их ни оценивать. Поэтому в любом случае «Турецкий поток» означает повышение надежности снабжения самих турецких потребителей.

Петр Кузнецов: А Украина может помешать «Турецкому потоку» и, не знаю, «Северному потоку – 2» каким-то образом?

Ольга Арсланова: Например, через Евросоюз каким-то образом.

Петр Кузнецов: Ну, скажем так: или скорее все-таки «Северному потоку – 2» опять-таки, как в случае со Штатами, чем «Турецкому потоку»?

Марсель Салихов: Ну, с Украиной сложная ситуация, потому что они в первую очередь заинтересованы в том, чтобы сохранить транзит, потому что «Газпром» платит за транзит (а это, по крайней мере было, порядка 2 миллиардов долларов ежегодно), и «Газпром» продолжает осуществлять эти выплаты. Соответственно, по мере того как вводятся эти новые газопроводы, соответственно, объем транзита будет уменьшаться – и, соответственно, размер, величина выплат, которые будет платить «Газпром» Украине, будет снижаться. Поэтому в определенной степени это означает потери для Украины, там могут быть разные оценки.

Поэтому вопрос в том, каким образом будет осуществляться дальше транзит, потому что действующий транзитный контракт истекает в 2019 году. Соответственно, непонятно, каким образом будут осуществляться дальше отношения. Поэтому Украина настаивает на достаточно больших объемах гарантированного транзита. То есть независимо от того, какой объем газа «Газпром» прокачает, он, условно говоря, должен платить некий минимум. Соответственно, «Газпром» хочет использовать как раз Украину и украинскую ГТС в первую очередь как такую свободную мощность для того, чтобы управлять своими поставками, в первую очередь загружая свои мощности, а уже неудовлетворенный спрос будет через Украину…

Петр Кузнецов: Ну, у них как раз выборы в 2019-м – может быть, как-то это изменит что-то?

Марсель Салихов: Да. Соответственно, непонятно, что будет с выборами и так далее.

Ольга Арсланова: И закономерный вопрос от наших зрителей: «Нам обещают рост цен на газ, а за рубеж – пожалуйста, сколько хотите! Достояние наше продают. Почему мы новые пути доставки газа в Европу разрабатываем, а у нас до сих пор огромная часть России не газифицирована?»

Петр Кузнецов: Вечный вопрос по газовой теме.

Ольга Арсланова: Что вы можете ответить нашим зрителям на этот вопрос?

Марсель Салихов: Во-первых, для «Газпрома» экспорт сильно выгоднее, чем поставки внутри. То есть сейчас в среднем цены все равно отличаются в Европе и в России в 3 раза. Понятно, что доходы населения, благосостояние населения тоже отличается сильно в России и в Европе.

Но тем не менее, если подходить просто с финансовой точки зрения, экспорт выгоднее для «Газпрома». Соответственно, вопрос с газификацией – да, он такой сложный, потому что в каких-то случаях это может быть экономически невыгодно. Какие-то другие способы, не знаю, с помощью… Ну, «Газпром» рассматривает, допустим, мини-СПГ, не строить газопроводы до удаленных поселков, а, соответственно, создавать инфраструктуру СПГ и с помощью нее обеспечивать газоснабжение и так далее.

Ольга Арсланова: Но в таком случае, если экспорт выгоднее, не должна ли быть какая-то у «Газпрома» дополнительная социальная нагрузка? То есть можно ли их обязать где-то себе в ущерб обеспечивать внутреннего потребителя?

Марсель Салихов: «Газпром» в целом несет эту социальную нагрузку, то есть в среднем…

Ольга Арсланова: А она достаточная, по вашим подсчетам?

Марсель Салихов: Это вопрос. «Газпром» считает, что достаточно. Скорее всего, потребители считают, что недостаточно.

Ольга Арсланова: А как считают эксперты независимые – например, вы?

Марсель Салихов: Я считаю, что… Ну, как сказать? Вопрос же не только в том, чтобы, условно говоря, нагружать «Газпром» какой-то социальной нагрузкой. Вопрос в том, чтобы были прозрачные отношения, допустим. Потому что «Газпром», условно говоря, получает возможность доступа к экспорту и получает экспортные доходы, но говорит: «О'кей, мы несем социальную нагрузку». Просто какая величина этой нагрузки? Какие экспортные доходы, собственно говоря, получает «Газпром»? И насколько эта картина вообще сбалансирована? И пока вот это смешано в один такой котел, это достаточно сложно сказать.

Петр Кузнецов: Давайте послушаем Михаила из Московской области. Михаил, вы на связи с нами? Добрый вечер.

Ольга Арсланова: Добрый вечер.

Зритель: На связи, слушаю внимательно.

Петр Кузнецов: Нет, мы вас слушаем внимательно.

Зритель: Вы извините меня, молодой человек… «Газпром», товарищ Миллер, который летает, свой аэродром, своя охрана… А в деревне для простого смертного – 500 тысяч. Это неподъемная цена, чтобы провести. Это за 10 метров газовой трубы до дома.

Ольга Арсланова: Вот для таких мест подразумеваются какие-то другие газгольдеры, я не знаю, или вообще без газа жить.

Зритель: Какие газгольдеры? Вы знаете, сколько газгольдер стоит?

Ольга Арсланова: Я полагаю, что дешевле, чем провести магистраль.

Зритель: Прежде чем на вопрос ответить, поинтересуйтесь ценой газгольдера и привозного газа.

Ольга Арсланова: Ну, это дешевле, чем рассчитывать, чем на «Газпром», и реалистичнее, скорее всего.

Петр Кузнецов: Спасибо большое, Михаил из Московской области.

Ольга Арсланова: Вы можете как-то прокомментировать?

Марсель Салихов: Как Михаил отметил, существуют проблемы с обеспечением, и они касаются не только «Газпрома». Потому что, собственно говоря, потребители конечные, как правило, не взаимодействуют напрямую с «Газпромом», а это региональные газовые компании. В каждом регионе, как правило, это своя компания, которая отвечает уже за газораспределение и за обеспечение конечных потребителей. Вопрос: насколько обоснованы цены, которые региональные газовые компании устанавливают для конечных потребителей, с точки зрения подключения газа? Нет ли там монополизации? И так далее.

Есть такие вопросы, и их много, и их необходимо решать, но это не касается, условно говоря, экспортных маршрутов или строительства «Турецкого потока». Это в любом случае имеет смысл. Вопросы обеспечения газом населения – да, есть много вопросов.

Петр Кузнецов: Еще один вопрос из Тольятти. Я так понимаю, придется готовиться еще к одному вопросу в разрезе. «А нам-то что, потребителям?»

Ольга Арсланова: Давайте послушаем…

Петр Кузнецов: Мухаммадвали, здравствуйте, добрый вечер.

Ольга Арсланова: Здравствуйте.

Зритель: Добрый вечер.

Петр Кузнецов: Про галстук уже можно не говорить, мы поняли.

Ольга Арсланова: Что?

Петр Кузнецов: Какой у вас вопрос?

Зритель: У меня вопрос. Газ – это достояние России. Так?

Петр Кузнецов: Да.

Ольга Арсланова: Говорят, что так.

Зритель: А теперь вы мне объясните, пожалуйста. Вот страны – Ливия, Сирия, Саудовская Аравия – каждый гражданин имеет доход с газа, у каждой добывающей компании доход ежемесячный на душу населения. А у нас в России ни копейки не платит «Газпром»…

Ольга Арсланова: Понятно. То есть вас интересует природная рента, видимо, для всех жителей России от продажи газа. Она существует же в каком-то виде?

Марсель Салихов: Она существует.

Ольга Арсланова: Но мы ее не всегда видим.

Марсель Салихов: То есть представление о том, что, допустим, «Газпром» не платит ничего – оно неверное. «Газпром» платит. Есть специальное налогообложение – налог на добычу полезных ископаемых и экспортные пошлины. 30% от всего экспортируемого газа поступает в федеральный бюджет. Соответственно, из федерального бюджета финансируются, я не знаю, дороги, расходы на образование, здравоохранение и так далее. То есть они в том числе используются для финансирования всех этих расходов. Ну, там вопрос стоит относительно того, насколько справедлива эта нагрузка. Допустим, нефтяные компании платят… у них более высокая налоговая нагрузка, у «Газпрома» – ниже. Насколько это обоснованно? И так далее. Но тем не менее «Газпром» платит.

Относительно того, что в других странах – в Саудовской Аравии или еще в каких-то крупных нефтедобывающих странах – уровень благосостояния выше. Действительно, есть Катар, и в Катаре граждан 800 тысяч человек, при этом большая добыча. Условно говоря, Катар добывает, ну не знаю, 25% от российской добычи, при этом населения меньше миллиона. В России 146 миллионов человек…

Ольга Арсланова: Рента более ощутимая.

Марсель Салихов: Да. Соответственно, на каждую душу, на каждого человека удельно приходится меньше, к сожалению.

Петр Кузнецов: Давайте еще об одном топливе поговорим в Европе. Во Франции продолжаются протесты против повышения цен на бензин. Число пострадавших на митингах, которые опять-таки идут все еще по стране, по всей стране, причем уже несколько дней, превышает 500 человек. Акции протеста охватили все государство. Демонстранты продолжают блокировать автомагистрали вблизи Лиона, Тулузы, Бордо и многих других городов Франции.

Ольга Арсланова: Участвуют в акции не менее 20 тысяч человек, по последним подсчетам. Полиция пытается дороги разблокировать. Ну а сами акции начались еще в субботу. Люди требуют отменить планы по повышению налога на дизельное топливо на 6,5% и на бензин почти на 3%. Власти объяснили эти меры необходимостью борьбы с загрязнением атмосферы и заявили, что не будут отменять предстоящее повышение налогов из-за протестов.

Собственно, на днях также пришла новость о том, что Китай, в отличие от Франции, до минимума опустил за последние, по-моему, четыре или пять лет цены на бензин, объясняя это обвалом цен на нефть. Ну и очевидная параллель: российские власти не считают падение цен на нефть достаточным фактором и аргументом для того, чтобы снижать цены на бензин в России. Понятно, что французские протесты и французский рост нас интересуют в первую очередь в контексте того, что в нашей стране происходит.

Петр Кузнецов: В контексте пика социальной напряженности. И вот что интересно – все-таки уровень жизни во Франции выше получается, но рост цен на бензин они ощущают как-то острее.

Марсель Салихов: Ну, у них цены выше.

Ольга Арсланова: Там где-то на наши деньги, по-моему, 115 рублей, да?

Марсель Салихов: Будем честны, у них цены все равно выше. У нас…

Петр Кузнецов: И налоги тоже, кстати.

Марсель Салихов: Да, налоги тоже выше.

Петр Кузнецов: Самые высокие, по-моему, в мире.

Марсель Салихов: В России с 1 января будет очередной шок по ценам на бензин, потому что повысится НДС и повысятся акцизы. Собственно говоря, те решения, которые приняло Правительство в июле в рамках завершения налогового маневра, они как раз говорят о том, что с 1 января повышается на 4 тысячи рублей за тонну акциз на бензин и на 3 тысячи рублей за тонну акциз на дизельное топливо.

При этом действует некое соглашение между нефтяными компаниями и Правительством о том, что цены не будут расти до конца марта. И каким образом это будет происходить? При том, что фактическая нагрузка в плане выплаты налогов для всей отрасли увеличивается, но при этом компании берут обязательства, что они не будут повышать цены. Ну, понятно, что эта ситуация – она нездоровая, она не может как бы сохраняться.

Ольга Арсланова: А как она может отразиться на политической обстановке, на рейтинге Макрона? Наверняка ничего хорошего?

Марсель Салихов: Ну, мне сложно сказать, как там во Франции это все будет происходить. Ну, в любом случае…

Ольга Арсланова: Это же может потянуть за собой какие-то другие социальные проблемы?

Марсель Салихов: Ну, всегда цены на бензин, на топливо – это острый социальный вопрос.

Ольга Арсланова: Потому что все дорожает, получается.

Марсель Салихов: Да. Скорее всего, да, это отрицательно отразится.

Петр Кузнецов: А у Макрона вообще есть рычаги влияния именно на нефтекомпании, на компании, занимающиеся бензином? Или у него их меньше, чем у руководства России?

Марсель Салихов: Ну, как я понимаю, это осознанное решение, как и у нас.

Ольга Арсланова: Правительства?

Марсель Салихов: Да. То есть это повышается налогообложение. И у нас повышается налогообложение, условно говоря, с каждого литра продаваемого топлива, и во Франции повышается налогообложение. Поэтому, условно говоря, простой механизм, каким образом можно или снизить цены, или ограничить их рост – это уменьшить уровень налогообложения, если стоит такая задача.

Петр Кузнецов: Я даже к тому, что у них компании тоже так же тесно связаны с государством, или они более независимые во Франции?

Марсель Салихов: Ну, у них нет соглашений и нет механизма, который сейчас действует в России, о фактическом регулировании цен. Там есть крупнейшая компания Total, она большую часть переработки контролирует и большую часть розничных продаж, но тем не менее цены определяются как раз исходя в первую очередь, понятно, из мировых цен на нефть и ситуации на внутреннем рынке. Но все протесты связаны как раз с решением правительства о повышении уровня налогообложения.

Ольга Арсланова: Все-таки почему в России, несмотря на снижение цен на нефть, ничего не происходит, не дешевеет бензин? Да, было решение Правительства о заморозке, но это было еще до того, как цены на нефть стали снижаться.

Марсель Салихов: Если вы фиксируете цены какие-то, то, собственно говоря, они ограничиваются…

Ольга Арсланова: Они фиксируются и в ту, и в другую сторону?

Марсель Салихов: Да. Если вы ограничите верхний уровень цен, то при снижении вниз вы тоже не получаете ничего с этого. Поэтому этот механизм – как палка о двух концах. Может быть, и не стоило фиксировать и, собственно говоря, заключать вот эти соглашения, потому что, да, сейчас возникает вопрос. Если, условно говоря, у всех компаний есть некий максимальный уровень цены, по которой они могут продавать в данном регионе, и это зафиксировано соглашением с Правительством…

Ольга Арсланова: А у нас было так, что цены на бензин шли вниз?

Марсель Салихов: Ну, сезонно, да, в течение короткого периода времени.

Ольга Арсланова: Просто не росли, видимо, в это время.

Марсель Салихов: Ну да. Но такого не происходит.

Ольга Арсланова: Вот нам зрители пишут: «Не верим Правительству. Скорее всего, цены будут расти на бензин в России в разы быстрее инфляции». Есть какой-то объективный прогноз, что будет происходить с ценами на бензин после заключения соглашения с нефтяниками, ну, в перспективе – я понимаю, что трудно говорить о каких-то далеких временах – ну, в ближайший год, в ближайшие полгода даже?

Марсель Салихов: Правительство говорит, что цены не будут расти выше, чем инфляция. Я думаю, что это очень маловероятно, что цены будут расти выше, чем инфляция, потому что, собственно говоря, те же решения, которые приняло само Правительство, – по сути это решения о том, что цены должны расти выше, чем инфляция. Это решение самого Правительства. Собственно говоря, поэтому.

На мой взгляд, очень странно выглядит ситуация, когда, с одной стороны, Правительство принимает все решения, направленные на ускоренный рост цен на бензин, а другой рукой пытается сказать: «Нет-нет-нет, цены не должны расти». Ну, это так не работает. Или одно – или другое.

Петр Кузнецов: Насколько сильно скажется повышение НДС в следующем году?

Марсель Салихов: Собственно говоря…

Петр Кузнецов: Вообще все поменяет? То есть как мы это почувствуем? То есть как это поменяет?

Марсель Салихов: Ну, прямой эффект будет, естественно, из-за того, что ставка повышается с 18 до 20%. Условно говоря, это плюс 1,7% к цене. Плюс еще акциз – а это еще примерно 2–3 рубля за литр. Вот просто эффект от этих решений – НДС и акцизы. То есть если все прочие параметры остаются неизменными, то, по идее, розничная цена должна вырасти в среднем на 3–4 рубля за литр из-за того, что повысились налоги. Но есть соглашение с нефтяными компаниями, которое говорит, что цены не будут повышаться.

Ольга Арсланова: Понятно. Скажите, пожалуйста, а есть ли какая-то… Это, наверное, будет последний вопрос. Есть ли какая-то предельная цена, вот какой-то потолок, после которого у нас начнутся какие-то протесты или люди будут отказываться от покупки бензина, от личных автомобилей, вот какой-то психологический рубеж, такой серьезный? Понятно, что у французов другая культура, вообще сама культура митингов, забастовок и так далее – они значительно активнее выражают свой протест. Но все-таки психологическая отметка цены бензина в России?

Марсель Салихов: Я не знаю ответа на этот вопрос, невозможно сказать. Ну, судя по тому, как развивается ситуация в регионах Дальнего Востока – там уже и цены выше, и, соответственно, судя по всему, масштаб социального недовольства выше, чем в центральных регионах России. Ну да, наверное, при ценах в 60–65 рублей за литр – это уже становится сильным, по крайней мере для бюджетов отдельных домохозяйств, очень критическим фактором, когда люди уже готовы публично выражать свое недовольство тем, что происходит.

Петр Кузнецов: Позвольте напоследок все-таки такой достаточно наивный, бытовой вопрос, раз Оля о видах протестов заговорила. Есть такой вид протеста, как автомобильный, то есть если, например, не заправляться очень долгое время. Ну, скажем, возьмем всех автомобилистов – и не заправляться на заправке одной марки. Действительно это приведет к тому, что она начнет снижать цены, чтобы привлекать, возвращать покупателей, хотя бы часть из них?

Ольга Арсланова: Потерянных автомобилистов.

Петр Кузнецов: И таким образом автомобилисты повлияют на общий рынок – и все будут снижать.

Марсель Салихов: Если вы не заправляетесь на заправках компании А, вы должны заправляться на заправках компании Б.

Петр Кузнецов: Безусловно, да.

Ольга Арсланова: Или ездить на метро.

Марсель Салихов: Как вариант. Ну, как правило… Были случаи, когда объявлялись. Я не знаю, насколько они были массовыми, но были призывы, условно говоря, бойкотировать заправки той или иной компании. Но по факту это все оказывалось… это никак не влияло на финансовое положение, то есть так, чтобы это можно было увидеть, как-то отличить в финансовых данных компании. Это эффекта никакого не имеет.

Ольга Арсланова: Спасибо большое.

Петр Кузнецов: Спасибо.

Ольга Арсланова: Это была рубрика «Личное мнение». У нас в гостях был руководитель экономического департамента Института энергетики и финансов Марсель Салихов. Еще раз спасибо.

Марсель Салихов: Спасибо.