Оксана Галькевич: Вот не верю, не верю я всем этим социологическим исследованиям! Что пишут, Костя, ты только посмотри. Пишут, что четверть россиян одобряют использование матерных слов на работе. Ну какая четверть? Впечатление такое, что вот эта вот матерщина льется просто буквально отовсюду, то есть это не четверть, а гораздо больше. Константин Чуриков: Ну, я тоже. Я верю не статистике, я верю своим ушам, и мой сын тоже, который это все слышит, старший, младший еще пока не понимает, вот. Может быть, собственно, ты потому не веришь, потому что такое впечатление создается, что, согласно опросу, еще 35% относятся к брани нейтрально, а значит, в определенных ситуациях и сами, в общем-то, эти люди могут не воздержаться и выругаться. 25% плюс 35% – это много, это больше половины. Вот четкую позицию в этом отношении нецензурщины, Оксана, занимают лишь 40%, они не одобряют. Оксана Галькевич: Вся проблема вот от этих вот людей, ха-ха. Константин Чуриков: От этих 40%. Оксана Галькевич: Которые нейтралитета, да, придерживаются. Константин Чуриков: Неопределившихся, да. Оксана Галькевич: Как вы, уважаемые зрители, относитесь к использованию матерных слов? Вы грешите этим или нет? Кстати, может быть, вы вообще считаете, что это и не безобразие и не грех совсем? Позвоните нам, расскажите, ждем ваших сообщений на нашем SMS-портале либо звонков в прямом эфире. Высказывайтесь, но цензурно. Все бесплатно, номера у вас перед глазами. Константин Чуриков: А в студии у нас Игорь Исаев, директор Института лингвистики РГГУ. Игорь Игоревич, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Игорь Исаев: Добрый-добрый вечер. Константин Чуриков: Игорь Игоревич, я вот знаю, что, наверное, вы сейчас скажете: ну как, это наш мат, это тоже пласт языка, понятно, что, это самое, не на каждом шагу. А вы замечаете, что это уже, ну как сказать, просто вот то, что заменило русский язык? Игорь Исаев: Нет, не соглашусь, и не хочу так сказать, и не скажу. Константин Чуриков: Так. Игорь Исаев: Дело в том, что бранная лексика – это та часть нашего русского языка, не только русского вообще, но если говорить применительно к русскому, то это та часть нашей лексики, которая необходима. Да, она необходима. Она необходима для того, чтобы в некоторых ситуациях выразить то, что можно выразить только так. А вопрос нашего отношения к этому всему – это отдельный вопрос. Константин Чуриков: Хорошо, другой вопрос… Оксана Галькевич: Подождите, то есть это когда тебе батарея на ногу падает, да, ты… ? Константин Чуриков: Да, там Василий Алибабаевич уронил. Оксана Галькевич: Василий Алибабаевич, очень нехороший человек, да? Игорь Исаев: Вот, Оксана, представьте себе, что вы работаете плотником на стройке и вы попали себе молотком по пальцу. Оксана Галькевич: М-м-м… Игорь Исаев: И если вы скажете «ой, как больно!», у вас весь процесс рабочий прекратится. А если вы скажете «трах-тибидох, севрюжки бы», то никто даже не обратит внимания на все это. Оксана Галькевич: Ха-ха-ха! Константин Чуриков: Хорошо, Игорь Игоревич… Оксана Галькевич: Но я же могу просто сказать: «А-а-а, больно!» Игорь Исаев: Это не так емко. Оксана Галькевич: Так, хорошо. Константин Чуриков: Секунду, хорошо. Давайте все серьезнее и серьезнее, потому что нам зрители пишут каждый день, на самом деле это вот по результатам того, что вот через SMS-портал на нас льется. Когда это делают дети, когда это делают подростки, когда это делают взрослые в общественных местах на каждом шагу… Вот правильно Оксана про батарею спросила – с какой стати? Мы в метро, мы на улице. Почему вы с нами не считаетесь? Игорь Исаев: Верно. Мы с вами считаемся. Константин Чуриков: Это я им. Игорь Исаев: Нет, и мы с вами считаемся. Мы, лингвисты, тоже считаемся с теми, кто использует бранную лексику. Язык представлен стилистически расслоенными частями. Есть уровни, где совершенно недопустимо, например, сейчас у нас с вами совершенно недопустима бранная лексика. Есть YouTube-шоу, где хайп получается именно отчасти из-за того, что используется бранная лексика, привлекается острая часть аудитории. И если мы с вами хотим использовать бранную лексику, то должны понимать, где это используется, если вы себе позволяете это. Константин Чуриков: А что такое «острая часть аудитории»? Остроумная, может быть? Игорь Исаев: Нет, все-таки острая часть аудитории. Константин Чуриков: Это какая? Игорь Исаев: Та часть аудитории, которая позволяет себе. Есть большое количество людей, имеющих хорошее образование, относящихся к интеллигенции, которые позволяют себе бранную лексику, и мы вправе осуждать, мы вправе не использовать, но мы не вправе отрицать то, что это существует. Оксана Галькевич: Но мы вправе рассуждать, приемлемо это или нет. Игорь Исаев: Неприемлемо. Оксана Галькевич: И какой вывод мы должны сделать? Игорь Исаев: Мы с вами должны сейчас сделать вывод, что сейчас это неприемлемо. В школьной аудитории это неприемлемо, в университетской аудитории это неприемлемо. Оксана Галькевич: На театральной сцене, во время спектакля? Игорь Исаев: Это большой вопрос. Если Роскомнадзор… Оксана Галькевич: В литературном произведении… ? Игорь Исаев: Вот, вот. Это самые влажные… самые важные и самые «влажные» вопросы. Я оговорился не просто так, потому что здесь мы действительно должны делать оговорки. Если художественные произведения, Маяковский, Пушкин, используют эту лексику, не потому, что они хотят бранно выругаться, они хотят сказать: мы не можем назвать это явление иначе, кроме как, и дается пример. Оксана Галькевич: Ага. Игорь Исаев: И художественные произведения на сцене имеют ту же установку. Но тогда мы ставим себе галочку 18+. Константин Чуриков: Ну подождите, ну только не вы, только не лингвист нам должен говорить о том, что иначе как вот этим словом, коротким или чуть подлиннее, выразить ничего нельзя. Вот я никогда не поверю. Оксана Галькевич: Я вот как раз хотела сказать. Игорь Игоревич, это вот зачастую стало, знаете, таким щитом, прикрытием таким: «А вот по-другому не сказать», «Я художник, я вот так вот вижу, я вот так вот слышу, я вот так говорю». Почему? Игорь Исаев: Да, вы художник, вы так видите, вы так слышите, и вы можете говорить только там, где это приемлемо. В частности, в рамках художественного произведения, где стилистически оправдано, например, поведение такого героя. Оксана Галькевич: Ну, стилистически… Константин Чуриков: Хорошо. Вы у нас все равно сегодня так, мне кажется, в роли адвоката мата… Ладно, мы сейчас давайте посмотрим стрит-ток, то есть, давайте по-русски, уличный опрос, в каких случаях люди матерятся или не матерятся. Это жители Чебоксар культурно рассказывали, Красноярска и Нового Оскола. ОПРОС Константин Чуриков: У меня вопрос к зрителям. Вот один юноша сказал, что для него теперь любое матерное слово – это как слово «дом» или как слово «молоко». Ну, я так понимаю, что он к этому относится нормально. А вы как к этому относитесь? Расскажите: 8-800-222-00-14. У нас, во-первых, есть звонок… Оксана Галькевич: Вот как раз Игорь из Череповца нам сейчас расскажет об этом. Здравствуйте, Игорь. Зритель: Здравствуйте, добрый вечер. Ну как бы в порядке вещей. На работе какие-то есть такие ситуации, ну мы работаем на большой площадке, не всегда есть возможность как бы донести до людей вот это вот все правильно, ну и приходится пользоваться матом. Но как бы дома, в каких-то социальных местах, школа, детский садик… Оксана Галькевич: А на работе люди языка нормального не понимают, вы об этом говорите? Зритель: Да. Была такая ситуация, то, что просто не понимают, не понимают абсолютно. Константин Чуриков: Игорь, а кем вы работаете? Какое у вас образование? Что вы заканчивали? Зритель: Образование среднее специальное, работал мастером на площадке. Константин Чуриков: Игорь, а вы любите, когда вам коллеги ваши, другие мастера, тоже что-то в ответ матом говорят? Зритель: В ответ матом? Ну, я как бы да, приемлю это, но это… как бы причина веская… Константин Чуриков: Причина. Зритель: Я такого не допускаю по крайней мере. Константин Чуриков: А, то есть понятно. Оксана Галькевич: Да, спасибо. Константин Чуриков: То есть когда вы можно, когда вам, лучше не надо, правильно? Зритель: Нет, мне тоже можно. Константин Чуриков: Все. Зритель: И как бы если я что-то недопонимаю… Константин Чуриков: Понятно, это чтобы поговорить, в диалоге, я понял. Зритель: Мне пять раз уже это объяснили, я согласен, можно на меня выругаться уже. Константин Чуриков: Ха-ха. Спасибо. Оксана Галькевич: Игорь Игоревич, я просто хотела нашего зрителя спросить: так, может, если они языка нормального не понимают, может, их бить тогда? Просто аналогия такая, понимаете, матерное слово – это как пощечина, как удар… Константин Чуриков: Оксана, я не думал, что ты такая жестокая. Оксана Галькевич: Я про аналогию. Игорь Исаев: А вот неправы вы. Оксана Галькевич: Не права? Игорь Исаев: Вы оба неправы. Объясняю почему. Мат воспринимается как мат и как нарушение вызывает грубую реакцию, резкую реакцию ровно тогда, когда он находится не на своем месте. Мата не должно быть в определенных ситуациях. Как только он появляется в общественном транспорте из уст прекрасной дамы, например, в образовательном учреждении, это вызывает общую негативную оценку. Не надо думать, что люди не понимают, когда нельзя. Константин Чуриков: Ой, ой, ну подождите, ну подождите! Слушайте, ну это же каждый день, это… Оксана Галькевич: Мне кажется, их так много… Константин Чуриков: Я езжу с сыном, его вожу, не знаю, в музей, на лекции и т. д., и это каждый раз повторяется. Масса таких ситуаций, они прекрасно понимают. Или, например, вот эти чаты, сейчас вот дети создают, ученики одного класса, они создают чат без классного руководителя, ну мой там оттуда вышел, ряд детей тоже оттуда вышли, а остальные… Там мат-перемат, и тех, кто выходят, кстати, еще будут преследовать. Игорь Исаев: Это правда, это правда. Потому что социальная среда, которая есть в этом чате, позволяет это использовать. Если там оказываетесь вы как родитель или ваш ребенок, который это не использует, для него это противоестественно, плохо, и он должен оттуда уйти. Это нормально: когда ты не используешь, ты должен выйти из той среды, где это используется. Поэтому мат сам по себе как часть языка – это норма, не нормативна… Константин Чуриков: Как часть культуры, как часть культуры великой страны. Игорь Исаев: …не на своем месте не нормативна. Нельзя сейчас нам, нельзя в школе. Константин Чуриков: Ладно. Оксана Галькевич: Игорь Игоревич, а вот социальный портрет, ну я не знаю, матерщинника, он есть? Это что за люди? Это что за среда? Игорь Исаев: Это мы с вами. Оксана Галькевич: Ага, так. Игорь Исаев: В том числе. Константин Чуриков: Да, серьезно? Игорь Исаев: Это в том числе мы с вами. Обратите внимание… Константин Чуриков: Оксана ни разу не ругалась. Оксана Галькевич: Ну ладно-ладно, Костя… Не то что я матерюсь, естественно, просто говорю: «Давай уж не будем вот это вот…» Игорь Исаев: Это мы с вами в широком смысле. Значит, объективно это мы с вами, это такие же люди, как мы, которые в одной условной ситуации себе это позволяют, в другой не позволяют. Огромное количество людей, которые используют бранную лексику в жизни, не используют ее в работе, и ровно наоборот. Люди, которые на платформах, например на ютьюбовской, ведут очень резкую политику в отношении использования языка, могут использовать это в жизни, бранную лексику, и не используют ее, например, в… Константин Чуриков: Так. Оксана Галькевич: А карта другая, карта страны есть, мне вот тоже интересно? Может быть, есть какие-то исследования, в какой части страны как-то там это все больше используется? Игорь Исаев: Нет, нет, в этом нет необходимости, потому что это не связано с географией. Это связано с социальным осмыслением этого явления, это не связано с географией вообще никак. Потому что если мы хотим сказать, что, например, на сельской территории матерятся больше, – нет, это неправда, потому что я хорошо знаю по экспедициям своим диалектологическим сельскую интеллигенцию и своих сельских родственников, которые не употребляли мат. Константин Чуриков: Так. Давайте сейчас подключим к нашему диалогу Андрея Андреева, это главный научный сотрудник Института социологии РАН, доктор философских наук. Андрей Леонидович, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Андрей Андреев: Добрый вечер, добрый вечер. Константин Чуриков: Андрей Леонидович, вот нас Игорь Игоревич, ну по-своему, с научной, с лингвистической точки зрения, как мне кажется, он может спорить, пытается убедить, что мат – это нормально. А что скажете вы? Андрей Андреев: Ну, вы знаете, честно говоря, когда я узнал про тему нашей сегодняшней беседы, я был немножко в тупик поставлен, потому что это, по-моему, самое трудное. Легче, я не знаю, выборы в Госдуму комментировать, потому что так скажешь – скажут «ханжа», в другую сторону – скажут, что грубиян, вообще не понимает и т. д., и т. д. Но я должен сказать, что я согласен с Игорем Игоревичем. Да, обсценная лексика – это часть нашей культуры. Она вообще есть везде, во всех языках есть. Но русский язык в этом отношении всех превзошел. Когда-то Ломоносов говорил, что на русском языке можно и с дамой поговорить, и о прекрасном поговорить, и солдатами командовать. И вот как раз мы вот убеждаемся, что лексические и семантические средства русского языка очень в этом отношении богатые. Ну что говорить, это тоже, так сказать, часть нашего языка… Константин Чуриков: Хорошо, а я по-другому спрошу. Андрей Леонидович, а если это все чаще и чаще? Вы же тоже замечаете, что это чаще встречается, чем, например… ? Андрей Андреев: Да. Вы знаете, на самом деле тут произошли определенные культурные сдвиги. Дело не в самой вот этой вот лексике самой по себе. Вот если мы возьмем историю, например, вот Александр Сергеевич Пушкин: «Я помню чудное мгновенье». Ну, все люди, которые интересовались Пушкиным и его творчеством, хорошо знают, кому это посвящено, это была такая девушка в то время Анна Керн, за которой он ухаживал, сначала безуспешно, потом успешно, вот. И есть вот, с одной стороны, «Я помню чудное мгновенье», а с другой стороны есть письмо Пушкина своему другу, по-моему, князю Вяземскому, кажется, в котором он описывает, так сказать, свою победу над этой девушкой ну вот в тех самых словах, про которые мы сегодня говорим. Но, понимаете, здесь очень четко разделены регистры, такие семантические, культурные регистры, где можно, где нельзя. Конечно, в светском салоне, с дамами, так сказать, с людьми старшими Александр Сергеевич это бы, конечно, никогда себе не позволил. И я помню еще, вот когда я был школьником, свою семью помню, ее окружение, вы знаете, нет, такие слова не звучали, они не звучали в обиходе, в общении друг с другом. Константин Чуриков: Так. Андрей Андреев: Но на меня повлияла потом школьная среда, конечно, там немножко все было другое. Но вот сейчас, действительно, вы знаете, ну невозможно: идешь по улице, девчонки лет 13–14 с сигаретой и мат-перемат. Ну, такого по крайней мере в приличной городской среде не было. Константин Чуриков: Вы знаете, я вот… Оксана Галькевич: Андрей Леонидович, так о чем тогда следует говорить? О том, что изменились рамки дозволенного в наше время? О чем тогда следует говорить? Андрей Андреев: Ну, о культурном сдвиге надо говорить. Конечно, и рамки дозволенного изменились. Но что значит «дозволенного»? Вообще говоря, материться в присутствии, скажем, в транспорте вообще недозволено, в принципе, да, но тем не менее сами себе позволяют. И конечно, управы на них нет, потому что невозможно к каждому приставить надсмотрщика. Это сдвиг психологический, сдвиг культурный, опрощение такое, знаете. Ну это сложное очень явление. Вообще оно, конечно, негативное. Константин Чуриков: А это связано как-то с уровнем образования? Может, это потому, что, извините, ну вот часть общества как-то, я так мягко скажу, не развивается, чтобы никого не обидеть? Андрей Андреев: Ну, безусловно, и с этим связано, но еще связано с сокращением социальных дистанций. Раньше дистанция между юношей и девушкой все-таки была такая как бы морально-этическая дистанция, что-то казалось там неприличным, вот. Сейчас дистанции совершенно нет. Это связано с многообразными явлениями, в том числе с гендерными явлениями, с отношениями полов, вот. И я думаю, что это явление такого же порядка, как вот кризис семейных отношений… Константин Чуриков: Ой, да. Нам зрители пишут: «Когда ругаются матом в семье – это ужасно». Андрей Леонидович, спасибо вам большое! С вами всегда интересно. Андрей Андреев. Спасибо. Оксана Галькевич: О рамках дозволенного когда я говорила, я имею в виду, что, знаете, прежде человек если матерился, молодежь какая-то, все-таки как-то хотя бы голос понижали, понимаете? А сейчас же вот в полный голос, они так разговаривают, вот в этом смысле. Игорь Исаев: А не кажется ли нам с вами, что мы оказались за рамками действующей культуры? Это мы с вами уже не вписываемся в эту норму. Да, я понимаю, что эта культура нас не устраивает в целом, но вполне вероятно, что мы оказываемся за рамками культуры вот этой молодежной… Константин Чуриков: То есть это мы теперь маргиналы, да? Игорь Исаев: Обратите внимание, люди 30+ меньше используют бранную лексику. Это подростки и «постподростки», которые активно работают с матом. Константин Чуриков: Нам Юлия звонит из Тюмени, давайте сейчас послушаем. Оксана Галькевич: Да, Юлия звонит из Тюмени, сейчас мы ее обязательно послушаем. Но, с другой стороны, а чего мы хотим, понимаете? Мы можем сколько угодно вспоминать Моргенштерна, а давайте вспомним, что до этого была группа «Ленинград», которая трам-пара-рам через трам-пара-рам, понимаете, и это целое поколение на этом выросло. Константин Чуриков: Да. Оксана Галькевич: Может быть, и Моргенштерн на этом вырос. Константин Чуриков: Ее приглашали на солидные всякие мероприятия, концертные залы для нее открывали. Оксана Галькевич: И продолжают приглашать. Юлия, здравствуйте. Спасибо за ожидание. Зритель: Здравствуйте. Константин Чуриков: Здравствуйте. Зритель: Вы знаете, вот я лично против мата в общественных местах и в интернете, допустим, тоже. Но я наблюдала как-то такую ситуацию. Я ехала с бабушкой в маршрутке с пожилой, и перед нами ехали два молодых мальчика, примерно 13 и 15 лет. Ну и через каждое слово у них употреблялись матерные выражения. Бабушка как бы спросила у них: «А почему вы вот материтесь вот так вот?» На что был ответ: «Это модно сейчас». Но мне понравилось, как бабушка ответила им, она сказала: «Нет, это не модно. Это зависит от культуры человека. Если вы не хотите выражаться такими словами, вы не будете это делать». Вот мое мнение, что действительно дома вы можете говорить что хотите. Константин Чуриков: Ну да, но лучше не при детях опять-таки. Оксана Галькевич: Обычно, знаете, то, что мы делаем дома, мы выносим это, собственно, на улицу. Спасибо. Константин Чуриков: А кстати, дети все чувствуют, можно даже при них этого не делать, они все равно это будут повторять. Оксана Галькевич: Вы знаете, вчера у нас был разговор тоже в финале нашего эфира о том, что такое хорошо и что такое плохо. Может быть, это вот из этой части тоже? Игорь Исаев: Это главный вопрос. Никто из нас не призывает употреблять мат в неправильных ситуациях, но каждый из нас должен понимать, что мат существует ровно потому, что мы им пользуемся. Если бы мы им не пользовались, не было бы этого явления как такового. Раз мы его используем, он потребен. Константин Чуриков: Удивительно, что… Вот никогда не знаешь, какая тема пойдет, какая нет. Вот сейчас наш портал ежесекундно обновляется, и вроде бы мы не говорим сейчас уже ни о расселении ветхого жилья, ни о борьбе с бедностью, мы говорим о мате, и нам пишут, Киров: «Я матерюсь, и мне стыдно». Краснодар: «Это не сдвиг, это деградация общества». Оренбург: «Не оправдывайте мат ничем». Пермь: «Мат – это обезболивающее». Ярославль: «Мат используют слабые». И звонок. Евгений из Москвы. Оксана Галькевич: Евгений из Москвы. Константин Чуриков: Говорят, мужчины чаще матерятся, мы знаем, хотя сейчас уже не угадаешь. Евгений, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Константин Чуриков: Здравствуйте. Зритель: Москва. Я совершенно согласен о культуре человека. Но, значит, я понимаю, что такое мат? Это крайне эмоциональное состояние человека. И человек, который выражается матом, он должен учитывать, так сказать, уважать окружающих. Константин Чуриков: Так это, подождите, должен быть человек очень тонкой душевной организации, то есть человек, который очень хорошо собой владеет, у него высокий уровень эмпатии, он вот так вот оценивает всех и думает: «Ну сейчас можно, сейчас я как…»? Зритель: Нет-нет-нет, это не о моде. Константин Чуриков: А. Зритель: Я имею в виду… Алло? Константин Чуриков: Да-да-да, пожалуйста, продолжайте, да. Оксана Галькевич: Да. Зритель: Я не о моде это говорю. Я говорю, что да, это крайне эмоциональное состояние человека. Да, допустим мат, но смотря с кем ты общаешься. Если этот человек тоже приемлет мат, то можно и выразиться. Константин Чуриков: Можно и поговорить друг с другом, конечно. Спасибо большое, спасибо. Зритель: Извините, но если это на людях, в электричке, ну где-то в людном месте, тут человек должен себя удерживать, в массе, в массе. Константин Чуриков: Да. Спасибо, спасибо. Оксана Галькевич: Игорь Игоревич, слушайте, а вот эта вот история про то, что матерные слова замещают, заменяют людям кому связки, кому еще что-то, речевые… ? Игорь Исаев: Это правда. Оксана Галькевич: Это правда, да? Игорь Исаев: Я как раз хотел сказать, да. Оксана Галькевич: То есть все-таки чем меньше мозг, тем меньше лексикон? Игорь Исаев: Нет-нет-нет. Оксана Галькевич: Нет? А что? Игорь Исаев: В некоторых случаях мат используется не по прямому назначению. Ну, мы все прекрасно понимаем, что матерная лексика связана со сферой репродукции. Отчасти именно поэтому мат как явление, социально и исторически очень объяснимое и связанное с культами плодородия, христианством был запрещен как слишком телесный. И как только мы с вами получили запрет на мат, возникло: как, мне запретили? Тысячи лет на любом заборе прочитаете. Еще вот какая вещь: запрещенное становится очень привлекательным. Чем больше мы запрещаем, не воспитываем, а запрещаем, тем интереснее будет. Константин Чуриков: Школьники откуда мат вынесли? Сейчас все пишут, все жалуются, что это просто язык школы. Я правда, я вот (сейчас меня можно показать) забираю ребенка, вот буду забирать из школы, в смысле мы уже как бы там очно-заочно учимся, именно в том числе и по этой причине. Почему они нахватались? Откуда? Это из семей пришло? Это из телефона? Откуда? Игорь Исаев: Это пришло из телефона, из социальных сетей, конечно, да, потому что это место, где появилась возможность последнее десятилетие говорить все, что ты хочешь, без цензуры внешнего взрослого человека. Поэтому именно… Это то, о чем мы с вами говорили: именно поэтому у детей и подростков это активно, это форма проявления их свободы. Они становятся старше, они становятся спокойнее к проявлению личной, индивидуальной свободы. Все исправится. Константин Чуриков: А вот сейчас они… То есть сейчас они ругаются, наругаются как следует и потом, в общем, начнут это все, так сказать, вычеркивать, забывать? Игорь Исаев: Да, им надоест, пройдет какое-то время, им надоест. Нельзя делать так, чтобы это было единственной сферой их общения. Вы не сможете запретить, но нельзя делать так, чтобы эта сфера общения была у них единственной. Они должны видеть другие образцы, и тогда все будет в порядке через несколько лет. Оксана Галькевич: Все-таки в образцах-таки дело. Игорь Исаев: Однозначно, однозначно. Оксана Галькевич: Вот Моргенштерны, «Ленинграды» и прочие – это все-таки образцы, в них тоже дело? Константин Чуриков: Подождите, вот, кстати, сейчас в соседнем Китае, мы об этом рассказываем уже чуть ли не каждый день, и не только мы, вот запрещают таких звезд, прямо вот запрещают им появляться на экранах телевидения, какие-то тоже санкции и в интернете в их отношении, те, которые вульгарно себя ведут, вульгарно выражаются. Может быть, нам так же? В Китае озадачились, потому что иначе потеряем поколение, официально говорят. Игорь Исаев: Не выйдет, совсем не выйдет, потому что запрещенное становится в сто раз привлекательнее. Это так же, как с самиздатом 1960-х гг. Все, что запрещено… Оксана Галькевич: Слушайте, может, тогда запретить нормальные образцы? Константин Чуриков: Это у нас не выйдет или у них в Китае? Игорь Исаев: Ни у кого не выйдет. Любой… Нет, давайте так все-таки, вопрос культуры и традиций. Например, многие семьи, особенно семьи Кавказа, они просто не допускают это еще и по религиозным соображениям. Там, где есть сильная религиозность, там это гораздо проще решается, просто нет и все. Константин Чуриков: Чувашия пишет: «Дед говорил, мат – молитва шайтану», – да, кстати. Игорь Исаев: Да-да-да. Запретом не решаются никакие вопросы, запрет – это короткая, не стратегическая вещь. Это будет привлекать, это будет очень интересно тогда. Оксана Галькевич: Вы знаете, я не вспомню сейчас дословно цитату Людмилы Вербицкой, ректора Петербургского университета в свое время. Вот она говорила, что если бы молодые люди понимали вообще, к каким словам, к каким силам они обращаются, используя мат, то они бы, может быть, этим не пользовались. То есть здесь тоже есть какая-то составляющая, вы говорите, религиозная, у нас она тоже должна быть. Игорь Исаев: Оксана, они обращаются к сфере репродукции этими словами, ну что тут такого-то? И как раз это очень интересно в их возрасте. Оксана Галькевич: В их возрасте… Константин Чуриков: Вот нас тут, кстати… Оксана Галькевич: Подождите, а что с этим делать все-таки? Понимаете, чтобы это не было таким массовым. Игорь Исаев: А я буду настаивать на том, что я сказал. Константин Чуриков: Ничего не делать, да, само пройдет? Игорь Исаев: Нет, надо делать. Надо делать так, чтобы они не оставались в этом пространстве матерном, только в нем. У нас должна быть возможность давать им другие образцы литературной речи, родители должны с детьми говорить иначе. Оксана Галькевич: Ну, мы-то говорим, но, смотрите, они сейчас все меньше читают, они сейчас все больше в интернете где-то, в каких-то, я не знаю, своих ютьюбах и т. д. Игорь Исаев: Да, я личные подборки, вот свой YouTube-плейлист я смотрю дома с домашними, и там есть то, что приятно и полезно смотреть. Правда, у меня дочь взрослая. Константин Чуриков: А наши зрители много читают, и не только, в общем, Пушкина. Вот Новгород пишет: «Вопрос ко всем в студии – что делать с произведениями Баркова? Весело и грамотно». Ну, Барков, это же он писал: «Жил грешно, умер смешно». Игорь Исаев: Да, да. Константин Чуриков: Вот, наверное, вот это вот надо запомнить. Спасибо большое вам! Игорь Исаев, директор Института лингвистики РГГУ. Мы сейчас вот, к сожалению, должны закругляться, а то, я боюсь, тот, кто следующий придет в студию, сейчас нам… Оксана Галькевич: …начнет материться? Константин Чуриков: Нет, культурно намекнет. Спасибо. Оксана Галькевич: Ха-ха. Спасибо. Константин Чуриков: «Темы дня» с Сергеем Лесковым через 2 минуты.