Ольга Арсланова: Материтесь на здоровье и на благо вашей компании! Ученые выяснили: мат может быть полезен. Петр Кузнецов: Сегодня ненормативная лексика на работе в основном под запретом. Но сразу несколько международных исследований показали, что в действительности она повышает доверие между людьми и зачастую становится причиной успеха всей команды в итоге. Ольга Арсланова: По данным исследований, мат позволяет передать такие чувства и смыслы, которые плохо выражаются повседневным обычным языком, так что коллеги могут лучше узнать и понять друг друга. А это приводит к более прочным связям и повышению доверия. Ну, мы, к сожалению, это в эфире проверить не сможем – у нас особое законодательство. Петр Кузнецов: Сможем. Ольга Арсланова: Материться не сможем. Петр Кузнецов: Да. Но сможем через голосование это сделать. «Материтесь ли вы на работе»? «Да» или «нет» – ответ на короткий и уже знакомый вам SMS-номер. Ну а нас с вами на связи Игорь Исаев, директор Института лингвистики РГГУ. Игорь Игоревич, здравствуйте. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Вот Петр сказал о том, что ненормативная лексика на работе у нас сейчас, в общем, запрещена, ну, как-то регулируется, но тем не менее просачивается. Можно ли назвать сферы, где чаще всего люди матерятся? Я имею в виду сферы профессиональные. Может быть, вы как-то знаете. И мы поймем, что они самые успешные, например, в нашей стране, хорошо идут дела в таких компаниях. Игорь Исаев: Дорогие коллеги, дорогие друзья, давайте попробуем разделить этот вопрос на две части. Тут проблема на самом деле несколько перешумлена. Дело в том, что я не могу себе представить, что, например, в моем коллективе на заседании ученого совета Института лингвистики РГГУ или в то время, когда я работал в отделе диалектологии Института русского языка Академии наук, я бы мог общаться с коллегами, опираясь на бранную лексику, и это способствовало бы укреплению коллективных и дружественных отношений и повышению работоспособности. Конечно же нет. Ольга Арсланова: Игорь Игоревич, а если бы вы работали на стройке, вы бы по-другому говорили. Игорь Исаев: Вот! Поэтому мы делим вопрос ровно на две части. Первая часть звучит так: обязателен ли мат для укрепления отношений в коллективе? И ответ: конечно нет. Второй вопрос: а есть ли коллективы, где это необходимо и возможно? Абсолютно точно. И тут классический пример, который я слышал от своих преподавателей еще в университете, он звучит следующим образом. Здесь речь даже не столько про мат, а сколько про нормативность. Мы с вами привыкли, что нормативность – это свойство литературного языка. Но по факту нормативность существует в любом виде русского языка, да любого языка, русского в том числе. То есть бывает нормативно использовать бранную лексику. Представьте себе ситуацию. Вы находитесь на стройке. Кто-то забивает гвоздь, попадает по пальцу молотком и сообщает: «Ох, как больно! Трах-тибидох! Севрюжки бы мне сейчас». Я почти уверен, что работа на стройке остановится и все это будет воспринято как неординарный поступок. В то время, если бы человек сообщил то, что он хотел сообщить, не избегая той лексики, которая нужна, ничего ровно счетом не произошло бы, потому что нормативность бранной лексики в некоторых ситуациях – это приемлемо, это возможно, но не литературно. Это тоже важно понимать. Петр Кузнецов: Хочется уточнить: тут все-таки дело в мате или именно в самой эмоции? Игорь Исаев: Эмоции можно выражать по-разному. Вне всяких сомнений, даже те, кто не пользуются бранной лексикой, ее знают. Они могут позволить себе это знание, но не могут позволить бранную лексику. И конечно же, эмоция, которая передается бранной лексикой, она гораздо более запредельная, чем та эмоция, которая выражается словом «ох, как больно я себя ударил!». Понятно, да? Ольга Арсланова: Ну смотрите, Игорь Игоревич, если мы говорим все-таки о коллективах и о тезисе, выдвинутом какими-то международными исследователями, о том, что люди матерятся в коллективе и становятся друг к другу ближе, то это вызывает большие сомнения. То есть люди становятся друг к другу ближе, потому что они одинаково плохо воспитанные или одинаково невоздержанные и находят друг друга таким образом, утешают друг друга? «Ты такой же, как я, так себе парень». Игорь Исаев: Абсолютно точное замечание. Здесь дело не в работе, а дело в том, что подбирается коллектив, в котором это приемлемо. И если вы попадаете в коллектив, где это приемлемо и вас это устраивает, то вы в нем остаетесь, и вам там комфортно. А если вы попадаете… Ольга Арсланова: А, то есть это определенный выбор. Игорь Исаев: Конечно. Я однажды попал на работу в коллектив, где все курили в помещении. И я не смог там остаться. А это далеко не брань. При этом я не пурист, я далеко не пурист, я принимаю все возможные проявления языка, понимая их закономерность и уместность в определенных ситуациях. Здесь совершенно очевидно, что если вы попали в коллектив и вас это устраивает, то вам это будет помогать. А если вы попали в коллектив, где используют только сложноподчиненные конструкции, даже в устной речи, а вы привыкли говорить «трах-тибидох! севрюжки бы», то вам будет некомфортно. Петр Кузнецов: И напоследок. Скажите, пожалуйста, нашим сотрудникам свойственно, скажем так, говорить не на корпоративном языке все-таки в моменты поражений или в момент побед? Ну, не мне вам рассказывать, что у нас одно и то же матерное слово может означать и «хорошо», и «плохо», наоборот. Игорь Исаев: Да конечно, это такой двуликий Янус. Одно и то же выражение крепкое может использоваться и для подтверждения радостных эмоций, и для завершения неудачной операции, вне всяких сомнений, одно и то же слово. Другое дело, что традиционно используются восходящие или нисходящие интонационные контуры, которые уточняют значение этих слов. Ольга Арсланова: Ну и по ситуации можно разобраться. Петр Кузнецов: Ну да. Мне кажется, что все-таки мат у нас больше, когда все как-то не очень хорошо складывается, включается, чаще. Мне кажется, так. Игорь Исаев: Ну как же? Вспомните хештег Дудя, который ставит его в качестве отличного интервью. Петр Кузнецов: И он же его ставит, когда на самом деле он включает какой-то сарказм относительно текущего, происходящего события в нашей стране. Это правда. Спасибо большое. Ольга Арсланова: Спасибо. Петр Кузнецов: Игорь Исаев, директор Института лингвистики РГГУ. Ольга Арсланова: А вот что пишут наши зрители. «Вообще не матерюсь, обхожусь всю жизнь, прекрасно и без мата», – Башкортостан. Многие жалуются на то, что матерятся их работодатели, видимо, когда оценивают работу зрителей. Петр Кузнецов: Ну что? Давайте поговорим о том, что вообще такое мат в России, с Михаилом Осадчим – это проректор по науке Государственного института русского языка имени Александра Сергеевича Пушкина. Михаил Сергеевич, здравствуйте. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Михаил Осадчий: Здравствуйте. Петр Кузнецов: Мат – это же не просто экспрессия, особенно у нас, иначе он бы просто столько времени не продержался, не знаю, в нашей литературе, в нашей культуре. Михаил Осадчий: Ну смотрите. Мат не всегда был матом. У этих слов очень давняя история. Они обозначали самые разные конкретные вещи в свое время. Какие-то слова до сих пор встречаются в церковной литературе, по крайней мере эти корни. И когда-то они обозначали вполне себе мирные и конкретные явления. Но со временем так произошло, что в нашем языке несколько корней, по сути, утратили какой-либо предметный смысл, то есть на сегодняшний день они практически ничего не обозначают. И как такой особый языковой знак они являются чистым вместилищем для любых сильных эмоций. Ну, иногда и не очень сильных – иронии какой-нибудь, знаете. Но в любом случае это свойство мата быть выразителем чистой эмоции беспредметного содержания во многом обусловливает и какие-то его особые свойства. В частности, та новость, которую вы обсуждаете, она на самом деле как раз связана с таким свойством обсценной лексики – выражать эмоции. Но в этом исследовании, которое мы обсуждаем, есть подмена понятий. На самом деле коллективы сплачивают не сами обсценные слова (это глупость, конечно), а коллективы сплачивают эмоции. Просто они выражаются в каких-то случаях с использованием матерной лексики, а в каких-то случаях – без использования этой лексики. Ольга Арсланова: Но правильно ли мы понимаем, что если так у нас принято в стране, в массе, что если мы видим человека, который с тобой искренне матерится, то он воспринимается как свой? Михаил Осадчий: Ну, здесь, если хотите, расскажу об одном своем незаконченном исследовании. Было у меня экспериментальное исследование. Я хотел понять, удобно ли с помощью обсценной лексики лгать. У меня было две группы экспериментуемых. Одну группу я просил сообщить заведомо недостоверную информацию. Ну, они точно знали, что это неправда. Ольга Арсланова: В общем, соврать. Михаил Осадчий: Например, адрес проживания, еще что-то. Так вот, выяснилось, что с помощью матерной лексики лгать гораздо неудобнее, а без такой лексики лгать получается красиво, стройно и очень даже убедительно. Но это опять же к природе и экспрессии. Правда – это такая экспрессивная часть нашей жизни, не только речи, но и вообще коммуникации в целом, и поэтому лгать с помощью эмоций совсем уж не получается. Нужно быть актером уровня Раневской. Вот Раневская умела и с помощью мата солгать так, что никто не подкопается. Петр Кузнецов: Ну, тем не менее у нас сейчас более или менее успешно работает закон о мате в публичных местах, что-то вроде этого. То есть с ним в какие-то моменты пытаются бороться. Вам как кажется, нужно с ним бороться? И если да, то где? Коротко. В каких случаях нужно правда ограничивать? Михаил Осадчий: А короче не скажешь. В публичной сфере. А частная жизнь – дело каждого. Ольга Арсланова: Спасибо. Петр Кузнецов: Спасибо. Ольга Арсланова: Наши зрители пишут: «Конечно, мат необходим, без него совсем скучно жить». Итоги опроса. Петр Кузнецов: Итоги. «Материтесь ли вы на работе?» Ну, тут не все так однозначно. «Да» – 53%, все-таки большинство. И «нет» – соответственно, 47%.