Марина Калинина: Вот о чем поговорим. Космонавты нашли новые несквозные трещины в первом – самом старом – модуле МКС. Об этом сегодня рассказал генеральный конструктор ракетно-космической корпорации «Энергия» Владимир Соловьев. Есть опасения, что трещины эти, которые найдены, могут постепенно расползтись. И до этого на станции уже были проблемы с герметичностью, долго не могли с этим справиться. Вот вопрос: в безопасности ли космонавты в этот раз? Иван Князев: И еще вопрос: не изжил ли себя проект Международной космической станции? Тут глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин уже анонсировал доклад президента о перспективах создания новой российской орбитальной станции. При этом он подтвердил, что наша страна в случае выхода из проекта МКС не откажется от своих обязательств по организации затопления станции. Обсудим сейчас все это с нашими экспертами. Ну и вам, конечно же, вопрос: пора ли уже России строить свою новую космическую станцию? Пишите и звоните нам в прямой эфир. Марина Калинина: А на связи с нами первый эксперт по этой теме – Натан Эйсмонт, ведущий научный сотрудник Института космических исследований Российской академии наук. Натан Андреевич, здравствуйте. Натан Эйсмонт: Здравствуйте. Иван Князев: Натан Андреевич, вот эта ситуация, которая сейчас случилась… В космосе вообще, мне кажется, любая внештатная ситуация – это уже ЧП. Безопасно ли то, что сейчас происходит, для наших космонавтов? Все-таки трещины. Натан Эйсмонт: Ну, вы знаете, трещина, но, слава богу, не сквозная трещина. Так что здесь интересно, конечно, найти способ надежного предсказания, а что же будет дальше с этой трещиной. Надежного предсказания, конечно, мы не можем ожидать, но, учитывая, так сказать, предыдущий опыт, все-таки можно проявить некий оптимизм и рассчитывать на то, что дальше трещины эти не будут развиваться. То есть – не драматизировать, что сейчас обнаружена новая, такая неприятная, ну, так сказать, картина, связанная с конструкцией модуля в целом. Иван Князев: Это внешняя обшивка, да? Я правильно понимаю? Натан Эйсмонт: Нет-нет-нет, это не внешняя, это вполне внутренняя, поэтому и было обнаружено. Потому что внешняя, как видите, покрыта теплоизоляцией, и там что-то увидеть довольно трудно. Изнутри, в общем, это более доступно для исследований, для анализа поверхность. Вот это обнаружили. И это, конечно, то, что заставило Соловьева снова вернуться к своим ожиданиям не лучшего развития дальнейших событий. Ну, в общем, все равно здесь, мне кажется, драматизировать (вот то, что мы сейчас наблюдаем) преждевременно. То есть нужно заняться этой проблемой. И если действительно окажется, что, да, развитие неблагоприятное эволюции, состояния конструкции, то тогда принимать соответствующее решение. Это решение должно быть, конечно, таким взвешенным, сбалансированным, с участием тех экспертов, которые являются специалистами в этой области. То есть здесь полагаться на мнение главного человека в этой части проблемы, то есть на Соловьева, можно только в том случае, если это его мнение будет поддержано и другими специалистами. Марина Калинина: Натан Андреевич, а вот когда появилась первая трещина, о которой все очень много говорили, искали причины, совершенно разные варианты предлагались, – вот тогда какие обсуждения шли, после первого случая? Натан Эйсмонт: Ну, первый случай, конечно, был совершенно неожиданным. И он, конечно, выглядел много-много опаснее, чем как выяснилось потом. Поэтому принимались срочные меры, и они подействовали. То есть, по существу, залатали эту трещину. В общем, до сих пор это как-то работает. То есть такой подход быстрый сработал. В общем, как-то сказать, что это сильно всех беспокоило или создавало ситуацию, когда нужно было срочно спасением заниматься, – вот этого не произошло, слава богу. То есть с этим справились, и справились, можно сказать, подручными средствами. Ну, с тех пор какие-то более надежные средства были предложены, и они применялись для разрешения этой проблемы. Вот пока летаем. И сейчас то, что обнаружилось, конечно, уже не выглядит так, как в первом случае, ну, опасно. Иван Князев: Тогда просто много говорили об этом. Натан Андреевич, а у МКС вообще на данный момент износ какой? Какой срок годности у станции? Когда она уже исчерпает свои ресурсы? Натан Эйсмонт: Вы знаете, ведь эта станция строилась не одномоментно, а в разное время, поэтому возраст различных составляющих станции тоже разный. Здесь же были и те модули, которые… ну, российские, в основном это российские, были модули даже и японские, и европейские. Все здесь участвовали. Возраст разный. И системы тоже, вообще говоря, разные, но они совместимые. Что касается возраста. На самом деле те системы, которые устаревали, они, в общем, планово заменялись. То есть здесь эта станция на самом деле вовсе не одного возраста. То есть там разные составляющие разного возраста. Есть самый старый модуль – то, что сейчас вызывает опасность. Это первый, можно сказать, модуль. Ну а в дальнейшем, если идти тем же путем, то если что-то устаревает, то просто лучше всего… Иван Князев: Ну, теоретически ее обновлять можно, да? Натан Эйсмонт: Да, конечно. Иван Князев: Менять можно целыми модулями. И станция еще долго таким образом может прослужить на благо человечества? Натан Эйсмонт: Да-да-да. Вывести из эксплуатации – это какой-то очень уж радикальный поход. Понимаете? Иван Князев: То есть еще совсем рано об этом говорить? Марина Калинина: Еще рано, да, говорить. Натан Эйсмонт: Да, еще рано, точно. Марина Калинина: А сколько должно таких внештатных ситуаций произойти и какого масштаба, чтобы уже сказали: «Ну все, не будем мы больше эту станцию оставлять, утилизируем и будем что-то новое делать»? Натан Эйсмонт: Вы знаете, ваше предположение такого крайнего характера. Я думаю, этого не произойдет никогда. Во всяком случае, станция проектировалась таким образом, чтобы этого никогда не произошло. Я думаю, что этого никогда и не произойдет. То есть процесс спокойный и постепенный. Наверное, он и будет принят в качестве основного для дальнейшей эксплуатации станции. Иван Князев: Спасибо вам. Марина Калинина: Спасибо. Иван Князев: Натан Эйсмонт, ведущий научный сотрудник Института космических исследований Российской академии наук, был с нами на связи. Подключаем еще одного эксперта – Михаил Корниенко, летчик-космонавт, Герой России, сейчас выходит на прямую связь с нашей студией. Здравствуйте, Михаил Борисович. Михаил Корниенко: Добрый день. Иван Князев: Михаил Борисович, Дмитрий Рогозин уже анонсировал доклад по созданию нашей национальной российской космической станции. Если уже есть МКС, то в чем важность и значимость того, чтобы у нас своя станция появилась? Михаил Корниенко: Ну, вы знаете, это решение политическое, и я как-то не уполномочен его комментировать, скорее политическое, да. Ну, наверное, основано оно на тех отказах, которые вот сейчас на МКС фиксируются: утечки воздуха, отказы некоторых систем. Скорее всего, с этим связано. Марина Калинина: Михаил Борисович, вы как человек, который сам, в общем… Вы провели на МКС какое-то сумасшедшее количество суток. Я просто скажу для наших телезрителей: 516 суток и 10 часов. Два раза выходили в открытый космос, больше 12 часов в общей сложности пробыли в открытом космосе. Вот такие внештатные ситуации – насколько они часто появляются? И вообще какое состояние у космонавтов в этот момент? Какие решения срочные принимаются? Потому что в космосе провести полгода или год – это вообще очень тяжело чисто физически и эмоционально, а еще вот это. Михаил Корниенко: Ну, если иметь в виду разгерметизацию, которую мы имеем в виду сейчас, малую разгерметизацию, то есть течь, так она появилась практически с запуском станции. Тогда еще, по-моему, Лерой Чиао. С кем – я уже подзабыл. И у них тек иллюминатор в совершенно новом модуле, лабораторном. То есть они быстренько нашли эту течь, подкинули уплотнение. В общем, справились с помощью Земли. Это, я бы сказал, расчетные внештатные ситуации. Но сейчас ситуация несколько другого плана. Сейчас пошел уже корпус, насколько я понимаю, ФГБ. То есть периодически появляется течь то там, то там, потому что работает корпус станции вообще в чрезвычайно жестких условиях – плюс 150, минус 150 за орбиту, за 90 минут. Ну конечно, тут металл устает. И потом, модуль самый старый. Тут надо что-то делать… Но я не вижу ничего критичного, понимаете. Станция – это большой конструктор LEGO. Вот этот модуль устарел – отстыковали его и пристыковали другой. Иван Князев: То есть теоретически «Зарю» можно поменять? Михаил Корниенко: Так ее фактически уже поменяли. Вот сейчас приехал модуль МЛМ. Извините меня за сленг. Не приехал, а прилетел. Это двойник, это близнец модуля ФГБ, который сейчас течет. Вот вам, пожалуйста, заменили. Ну, если видите, что он отслужил свой срок – отстыкуйте его, сделайте новый, дооснастите станцию. Таким образом она может летать, в общем-то, бесконечно, на мой взгляд. Иван Князев: Михаил Борисович, а вообще о перспективах нашей космонавтики хотелось бы поговорить. Что нас ждет в ближайшие годы? Какие достижения? Михаил Корниенко: Ну, слишком глобальный вопрос. Это, наверное, не ко мне все-таки. Я как-то без оптимизма сейчас смотрю. Иван Князев: А почему? Михаил Корниенко: Ну, наверное, вы сами видите, что происходит. Иван Князев: Ну, вам, я думаю, виднее. Марина Калинина: Вы как-то уклончиво ответили. Иван Князев: Да, как раз хотели бы, чтобы вы немножко расшифровали. Михаил Корниенко: Ну, когда китайцы с американцами летят на Марс высаживаться, мы посылаем на свой сегмент артистов. Ну, это не совсем правильно, не совсем хорошо, это не есть здорово. Сергей Павлович Королев все-таки немножко другое подразумевал под исследованиями космоса. Далее следом летят два японских туриста. Я понимаю, деньги надо зарабатывать, но не в ущерб основным задачам пилотируемой космонавтики, космонавтики вообще. Мы потихоньку превращаем наш сегмент в туристический. Иван Князев: Ну, к 2030 году, по-моему, обещают новую орбитальную станцию построить, нашу собственную. Это же, наверное, хорошо будет для нас? Свои исследования сможем проводить. Михаил Корниенко: Ну, если к 2030 году ее построят, то это просто замечательно! Я ничего тут не говорю. Иван Князев: И ни от кого не зависеть. Михаил Корниенко: Но где мы и где 2030 год? Иван Князев: Ну, в рамках освоения космоса не так уж и много, как мне кажется, девять лет всего осталось. Михаил Корниенко: В принципе, да. В принципе, да. Но это история из разряда «либо ишак сдохнет, либо падишах помрет». Иван Князев: Понятно. Спасибо. Марина Калинина: А как вы, Михаил Борисович, решаете эти внештатные ситуации? Самостоятельно? Допустим, ее нужно решить быстро, в кратчайшие сроки. Насколько часто вам приходится принимать такие спонтанные решения? Михаил Корниенко: Ну, они не спонтанные, вы понимаете. Марина Калинина: Ну, я имею в виду, что по времени они должны быть очень быстрыми. Михаил Корниенко: Ну, мы для этого тренируемся и готовимся. Вот я готовился 13 лет фактически к полету. Все эти внештатные ситуации мы отрабатываем по много раз на тренажерах. Они уже как от зубов отскакивают. Ну, это называется «расчетные внештатные ситуации». А зачастую вылезают и нерасчетные, которые никакой бортдокументацией не предусмотрены. Марина Калинина: И как тогда? Михаил Корниенко: Вот там уже… Марина Калинина: Смекалка? Михаил Корниенко: В том числе и смекалка, и навыки, и понимание ситуации. Там много составляющих этого процесса. Это то, что называется профессионализмом. Марина Калинина: Понятно, спасибо. Михаил Корниенко, летчик-космонавт, Герой России, был с нами на связи. Иван Князев: К следующей теме переходим.