Оксана Галькевич: Так, ну теперь от правонарушений, от ДТП и QR-кодов, друзья, давайте к экономике. Мы все знаем, что у нас кроме бюджета страны у страны есть еще вполне такая симпатичная кубышка, она называется Фондом национального благосостояния, сокращенно ФНБ. Это такой наш резерв на всякий пожарный, подушка безопасности. Он, в частности, формируется за счет дополнительных доходов от нефтегазового комплекса нашего. Виталий Млечин: Ну и вот на днях Совет Федерации одобрил повышение до 10% ВВП порога для инвестирования средств в ФНБ. Что это означает? И почему в закон решили внести изменения именно сейчас? Мы спросим у нашего эксперта. Но вначале напомним наш номер телефона, 8-800-222-00-14, и 5445, короткий номер для ваших SMS-сообщений. Все бесплатно, поэтому звоните нам и пишите. С нами на связи Сергей Хестанов, советник по макроэкономике генерального директора компании «Открытие Инвестиции». Здравствуйте. Оксана Галькевич: Сергей Александрович, здравствуйте. Сергей Хестанов: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Сергей Александрович, вот если можно, вот вопрос, который уже Виталий произнес. Почему вот именно сейчас вдруг было принято решение планку поднять от 7 до 10%? В общем, 3% в масштабах сумм, которые там хранятся, – это достаточно серьезно. Виталий Млечин: Ага. Оксана Галькевич: Почему вдруг сейчас? Там лебеди на подлете какие-то черные уже у нас, ха-ха? Сергей Хестанов: У нас объем этого фонда растет, соответственно, приблизился к порогу в 7% ВВП, и поскольку есть понимание относительно того, что есть необходимость размер фонда увеличить, соответственно, и внесен этот законопроект. Фонд национального благосостояния помог относительно благополучно с государственной точки зрения пройти кризис 2008 года, 2015 года, соответственно, и принято решение увеличить этот фонд на случай, если впереди нас ждут какие-то достаточно суровые экономические испытания. Виталий Млечин: А на что идут эти деньги и какой механизм? То есть, условно говоря, кто может получить поддержку из этого фонда? Сергей Хестанов: Прежде всего это расходные статьи бюджета. Потому что ни для кого не секрет, что значительная часть доходной части федерального бюджета – это поступления от экспорта, прежде всего речь идет о нефтегазовом комплексе. И соответственно, когда на мировом рынке падают цены, как это было в 2008-м и 2015-м гг., бюджет недополучает доходы. Соответственно, вот в эти моменты как раз Фонд национального благосостояния используется для того, чтобы государство могло благополучно выполнять все свои обязательства по расходам, что мы, в общем-то, и наблюдали во время кризисов 2008-го и 2015-го гг. Оксана Галькевич: Сергей Александрович, вот вы сами это слово сейчас произнесли. Получается, что этот Фонд национального благосостояния, по большому счету, является фондом кризисов, от кризиса до кризиса, понимаете, когда вот он нужен, туда, значит, запускается рука. А может... Вот много споров вокруг этого, не нужен ли нам фонд развития, понимаете, жить вечно в ожидании какой-то следующей беды, следующего кризиса ну невозможно. Вот эти вот сверхдоходы, может быть, пустить на дороги, на больницы, на медицину, господи, да много на что? Виталий Млечин: На пенсии. Оксана Галькевич: На пенсии, да. Виталий Млечин: Нам пишут все время об этом. Оксана Галькевич: Сейчас, а не в момент кризиса? Виталий Млечин: Да, именно сейчас. Сергей Хестанов: Идеи такого типа довольно популярны, вот. Но тут стоит вспомнить опыт СССР: он все пустил на больницы, дороги, пенсии... Оксана Галькевич: Так вот сейчас его и вспоминают добрым словом многие. Сергей Хестанов: ...ну и мы прекрасно знаем, чем все это закончилось. Поэтому опыт тех стран, которые давно и успешно используют подобные фонды, вот яркий пример – Норвегия: там тоже значительная доля доходов федерального бюджета – это поступления от нефтегазового сектора. Соответственно, вот опыт показывает, что наиболее эффективное использование – это решение проблем в моменты экономических кризисов. Все попытки тратить подобные фонды на какое-то развитие, как правило, являются неэффективными. И довольно яркий пример вот такого неэффективного использования – это Фонд национального благосостояния Науру, есть такое небольшое островное государство, которое, правда, не на нефти и газе зарабатывало, а на фосфатах. И вот там, понимая, что запасы фосфатов конечны, создали аналогичный фонд и вложили его в развитие. Ну, результат известен и довольно печален, бо́льшая часть этих проектов оказалась убыточными, запасы фосфатов исчерпаны, ну и Науру сейчас достаточно бедное государство. Оксана Галькевич: Подождите, Сергей Александрович, ну у них там фосфаты одни, а у нас чего только нет. У нас этих фосфатов и нефосфатов, и нефти, и газа, и древесины, пушнины, я не знаю чего, много ведь, правда? Виталий Млечин: Много, много чего еще. Оксана Галькевич: Один план провалился, а план Б? Сергей Хестанов: Много-много, но только основной вклад в федеральный бюджет вносит как раз нефтегазовый сектор, причем не просто нефтегазовый сектор, а в основном, кстати, нефтяной, то есть вклад газа гораздо меньше. Оксана Галькевич: Ага, ага, вот так вот. Виталий Млечин: Ну, просто интересно, конечно, понять, почему хотя бы часть этих денег... Ведь все-таки есть какие-то уже проекты, которые требуют финансирования, есть там социальные обязательства государства... Сергей Хестанов: Проектов, требующих финансирования, всегда много, но только, как показывает опыт, когда за финансирование берется государство, эффективность этих проектов достаточно низка. Допустим, вот такой ярким пример крайне низкоэффективного проекта, как БАМ. Вот БАМ реализован был в 1978 году, вот я еще ребенком был, и до сих пор остается дотационным. Хотя, с другой стороны, никто не спорит относительно стратегической важности этого проекта. Поэтому... Виталий Млечин: А если вкладывать деньги не напрямую... Сергей Хестанов: Поэтому было бы правильнее отдать на откуп все проекты такого типа частным компаниям, которые не претендуют на государственные деньги, а за свой счет развивают те или иные проекты, а государству имеет смысл сконцентрироваться на том, что традиционно является сферой интересов государства, прежде всего вопросы социальной политики, образования, инфраструктуры и т. д. Виталий Млечин: Так а если эти деньги как раз пустить на софинансирование кредитов частным организациям, льготное кредитование под небольшой процент? Сергей Хестанов: Дело в том, что... Вот я не знаю, вы в силу возраста помните, под какой процент было кредитование в позднем СССР? Виталий Млечин: Нет, в позднем СССР, конечно... Сергей Хестанов: А я напомню, что для граждан ставка составляла 3%, для предприятий (тогда уже разрешили кооперативы) 2%. И сильно это помогло советской экономике? Виталий Млечин: Ну, советская экономика оставалась плановой, по-моему, до конца ее дней, а у нас-то все-таки рыночная. Сергей Хестанов: Нет-нет, уже с 1985 года разрешили, соответственно, кооперативы, поэтому она была плановой, но не вся. Более того, даже в эпоху доперестроечную колхозно-кооперативная форма собственности (сейчас уже мало кто помнит эти термины) была негосударственной и некоторая небольшая хозяйственная инициатива разрешалась. Но само по себе дешевое кредитование не решает никаких проблем, а как только государство начинает субсидировать кредиты, ну это, соответственно, тоже не добавляет эффективности тем, кто этими кредитами пользуется. Виталий Млечин: Ага. Оксана Галькевич: Сергей Александрович, у нас есть звонок и Ярославля, Валерий, наш зритель. Здравствуйте, Валерий. Виталий Млечин: Здравствуйте, Валерий. Зритель: Здравствуйте. Виталий Млечин: Слушаем вас. Зритель: Значит, я хотел бы... Фонд так и называется – «Фонд национального благосостояние». Благосостояние – это здоровье наших людей. На сегодняшний день мы должны обязательно направить деньги на развитие высокотехнологичной первичной медицины, то есть на поликлиники. На сегодняшний день только в Ярославле не хватает 20 поликлиник и 2 тысячи врачей. Все остальное мы должны отложить в сторону. Первичная медицина, здоровье людей – вот где будет здоровье, будут у нас с вами деньги. А кредитование и прочая лабуда – это все, понимаете ли, лапша на уши. Оксана Галькевич: Ага. Виталий Млечин: Понятно, спасибо большое. Оксана Галькевич: Спасибо. Сергей Александрович, ну вот, знаете, в принципе какое-то зерно в словах нашего зрителя есть. Вот вы сказали, что эти средства расходуются в критические моменты на выполнение своих социальных обязательств. А состояние медицины – это ли не социальное обязательство, не социальная функция государства? Сергей Хестанов: Отчасти да, отчасти да, действительно, медицина – это одна из социальных функций государства. Но в разных странах эта проблема тоже решается достаточно по-разному. Поэтому, сравнивая, допустим, российскую медицину с медициной в других странах, у меня, допустим, несколько друзей живет в Германии, в Австрии, поэтому довольно интересно было сравнить, есть свои плюсы и минусы, то есть есть свои плюсы и минусы и в нашей системе, и в той системе, которая существует в других странах. Интересно заметить, что вот если бы не эпидемия коронавируса, которая разразилась в последнее время, то современная Россия превзошла СССР по средней продолжительности жизни. Еще нет официальных данных за 2021 год, понятно, что будет некоторое снижение, но по данным за 2020 год нужно констатировать, что средняя продолжительность жизни в Российской Федерации выше, чем рекорд СССР 1985–1986-х гг. Может быть, вы не помните, тогда была как раз антиалкогольная кампания, одним из следствий которой стало увеличение продолжительности жизни. Оксана Галькевич: И по-моему, всплеск рождаемости какой-то там был, да. Сергей Хестанов: Поэтому нынешняя российская медицина не так уж и плоха, как это кажется при взгляде с некоторых точек зрения. Оксана Галькевич: Ну, слушайте, много лет прошло, у нас и требования выросли с тех пор. Виталий Млечин: Это точно. Оксана Галькевич: Спасибо большое. Сергей Александрович Хестанов, советник по макроэкономике генерального директора компании «Открытие Инвестиции», был у нас в прямом эфире. Виталий Млечин: Сейчас продолжим.