Марианна Ожерельева: Много мы уже поговорили о санкциях. Так вот, еще одна интересная история. Санкции снять из-за санкций. Так решили американцы, потому что они разрешили Венесуэле поставлять нефть в Европу, которая уже два года туда не идет. Вот сообщают, что вроде как в июле уже эта нефть поступит в Старый Свет. Напомним, что Каракас под санкциями, но в нынешней ситуации, чтобы заменить российские объемы, видимо, все становится возможным. Причем Европа ищет альтернативу не только нефти из России, но еще и углю. Польша, которая первой ввела запрет на российское твердое топливо, решила купить его в Австралии, Индонезии, Колумбии, США и ЮАР – ну, совершенно известные продавцы. Но важный вопрос: сколько же будет стоить эта сделка? Потому что транспортные затраты точно будут выше – все-таки логистика, дольше везти все это. Виталий Млечин: И сколько времени будет идти? Марианна Ожерельева: Дольше. Виталий Млечин: Да. Марианна Ожерельева: Все-таки, наверное, да. И кому выгодны вот эти перемены? И можно ли заменить стопроцентно российские энергоносители в Европе? Давайте эту тему – важную для нас и для них – обсуждать. Виталий Млечин: Да, давайте разберемся. С нами на прямой связи ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности, эксперт Финансового университета Игорь Юшков. Игорь Валерьевич, здравствуйте. Марианна Ожерельева: Игорь Валерьевич, здравствуйте. Игорь Юшков: Здравствуйте. Марианна Ожерельева: Тут сообщается о том, что вроде как будет и «нефтяное турне» Байдена, в Саудовскую Аравию собрался. Ранее мы помним, как немцы пытались с Катаром договориться. На этом фоне передел рынка уже начался, мы уже на его ранней стадии? Или все-таки это впереди? И действительно ли они найдут замену тем объемам, которые сегодня Россия поставляет в Европу? Игорь Юшков: Ну, если мы говорим про нефть, то, действительно, здесь американцы решают не только вопрос: а где Европа возьмет нефть? Для них гораздо более важен вопрос: кто в принципе может насытить мировые рынки? Потому что весь 2021 год и весь нынешний год мы видим дефицит предложения на мировом рынке нефти, ее не хватает. В основном причина – это недофинансирование, потому что и Соединенные Штаты, и Евросоюз, они очень долгое время говорили своим же нефтяным компаниям: «Не надо вкладывать деньги в новые проекты. У нас тут идет декарбонизация, у нас будет «зеленая» энергетика, поэтому ваши нефть и газ будут не нужны. Если вы деньги вложите, потом просто их не вернете, вы их потеряете». И это говорилось годами. Даже судебные процессы были. В прошлом году голландский суд засудил компанию Shell, что у тех якобы недостаточная программа декарбонизации была. И в итоге мы видим, что, естественно, новых проектов становилось все меньше. В итоге спрос восстановился после коронавируса, а добыча – уже нет. И мы сейчас столкнулись с большим дефицитом. Еще в 2021 году тоже американцы ездили по всем странам-производителям нефти и всех пытались убедить, чтобы увеличить объем производства. Саудовская Аравия, в общем-то, здесь сказала: «У нас есть программа увеличения добычи, да, но в рамках ОПЕК+. Вот мы больше, чем договорились в рамках ОПЕК+, добывать не будем», – потому что они боялись потерять сам формат. Потому что если ты радикально как-то увеличишь добычу – соответственно, ты нарушишь условия соглашения ОПЕК+, сделка развалится. И второй раз ты уже этот коллектив как бы не соберешь, если тебе понадобится когда-то. Поэтому американцы начали ездить не по странам-производителям нефти, а по странам-потребителям нефти, и убеждать их: «А теперь давайте все свои стратегические запасы, которые у нас на «черный день» есть, распродадим». И вот сейчас заканчивается этот период распродажи. И, как мы видим, он совершенно не сработал, потому что цены все равно высокие. А тут еще и санкции против Европы вводят. И даже интересно, что буквально на следующий же день после того, как европейцы ввели эмбарго на российскую нефть, которое начнет действовать только с 2023 года, Байден выступил и сказал: «Знаете, это, вообще-то, плохая идея». Это довольно поразительно, потому что до этого месяц американцы убеждали, что европейцы должны принять санкции против российской нефти – точно такие же, как сами американцы приняли. А тут Байден выступает и говорит: «Нет, это очень плохо, потому что получается, что если Россия новых рынков сбыта не найдет, то тогда она частично сократит добычу, а это усугубит дефицит на мировом рынке, нефть подорожает – и Россия в денежном выражении сколько получала, столько и будет дальше получать. А мы как бы, страны-импортеры, будем еще больше отдавать за нефть». У них и так стоимость топлива рекордная, и инфляция от этого раскручивается, и так далее. Поэтому сейчас основная тенденция будет – это перестроение рынков сбыта. Мы уходим все больше в Азию, в частности в Индию нарастили очень сильно поставки. А те, кто были на азиатских рынках, ближневосточные производители, африканские, они переходят на европейский рынок. То есть мы меняемся рынками сбыта. Марианна Ожерельева: А, то есть европейцы найдут себе замену стопроцентно все-таки, в частности российской нефти? Игорь Юшков: Ну, тут издержки есть, потому что, во-первых, раньше рынки были выстроены с точки зрения экономики, то есть мы близко к Европе, удобно в России покупать. А теперь они будут с точки зрения политики выстраиваться. Марианна Ожерельева: А это дороже. Игорь Юшков: Это дополнительные издержки, да. И плюс не факт, что вовремя они найдут замену российской нефти. И могут возникать периоды жесткого дефицита. Соответственно, от этого опять же скачки цен вверх будут. Поэтому в этом плане европейцы, можно сказать, создают себе дополнительные риски. Марианна Ожерельева: Вы сказали про Индию. Все-таки вот эта нефть российская, которая сегодня туда идет по дисконту, позволит Дели отказаться от зависимости, в частности от Эмиратов и Саудовской Аравии? Вот такая переориентация тоже может случиться? Соответственно, та нефть, которая из этих стран ранее шла в Индию, теперь тоже должна будет найти себе потоки. Игорь Юшков: Ну, я не думаю, что у Индии в принципе есть цель от кого-то отказываться. Я думаю, что они будут играть на конкуренции разных поставщиков, то есть они буквально будут говорить: «Хотите остаться на нашем рынке? Хотите, чтобы мы у вас покупали? Давайте скидку делайте. Вот Россия продает, например, с тридцатипроцентной скидкой за баррель, – то есть если где-то 100–110 на рынке, то мы продаем по 70–80. – Вот давайте такие же скидки». Но есть там долгосрочные контракты, которые в любом случае будут оставаться. Ну, Индия что делает довольно интересно? Она и для себя перерабатывает, и в том числе переработанные нефтепродукты в итоге, дизельное топливо в очень больших объемах реэкспортирует обратно в Европу. Это не запрещено. И в этом плане Индия таким образом зарабатывает: делает нефтепродукты из дешевой нефти, а сами нефтепродукты продает по рыночной мировой цене. В этом плане – пожалуйста. Если ближневосточные производители считают, что им важен индийский рынок, то они должны будут давать скидку. Если они считают: «А зачем? Какой смысл? Мы пойдем в Европу – нам там заплатят больше», – то тогда они перейдут туда. Ну, я думаю, что полной замены, конечно, не будет. Тем более что Россия, в общем-то, выходит не только на индийский рынок, но еще больше мы начинаем поставлять в Китай, в Юго-Восточную Азию. Кстати, довольно интересно, что отдельные танкеры идут даже в страны-экспортеры с Ближнего Востока, потому что они нашу нефть покупают дешевле, у них высвобождаются объемы своей нефти, и они их по более высокой цене продают в ту же самую Европу. Поэтому рынок очень разнообразным становится. Виталий Млечин: Интересный, конечно, такой круговорот нефти в природе получается. Дмитрий Медведев написал, что «европейцам придется рыскать по всему миру в поисках сырья такого же качества, как и российское, при этом они столкнутся с дефицитом отдельных видов топлива, таких как, например, дизель». Вот по поводу качества и по поводу дефицита. Действительно наше сырье настолько качественное, что сложно ему замену найти? Игорь Юшков: Ну, тут дело не совсем как бы в том, более качественное или менее качественное. Дело в том, что каждый нефтеперерабатывающий завод настроен под определенный сорт нефти. И чтобы его перенастроить, надо будет останавливать, проводить модернизацию и так далее. Поэтому европейцы скорее будут пытаться найти такое же по характеристикам сырье, для того чтобы ничего не делать с самим заводом. И в итоге мы действительно видим, что перечень производителей такой же нефти, как наш сорт Urals, он не такой уж большой, потому что Иран под санкциями, Венесуэла под санкциями, мы, получается, под санкциями. Поэтому… Марианна Ожерельева: Подождите, подождите! Венесуэле же разрешили, двум компаниям американцы разрешили в Европу в июле свою нефть отправлять. Игорь Юшков: Ну, во-первых, это еще не подтвержденный факт. Во-вторых, по сути, у Венесуэлы ничего не спросили, потому что американцы разрешили, если Венесуэле денег не дадут новых, а в счет погашения как бы старых долгов. Я думаю, что Венесуэле вряд ли это будет очень интересно. Им же деньги нужны здесь и сейчас, а не то чтобы им старые долги списали. Плюс к тому эти самые старые долги не очень большие, поэтому там, даже если и начнутся поставки, они будут очень и очень ограниченные. И даже в этих отдельных странах – в Испании и в Италии – венесуэльская нефть не заменит российскую. Скорее всего, европейцам придется просто смешивать разные сорта для того, чтобы получить нужную им характеристику нефти, похожую на сорт Urals. И в этом плане не исключено, что они, например, будут брать российский же мазут, смешивать с какой-нибудь легкой нефтью, например, даже из Соединенных Штатов. Главное, чтобы российского мазута там было меньше 50%. И тогда это будет некий новый сорт, который не запрещен санкциями. И это еще одно следствие эмбарго, которое они вводят. То есть российскую нефть и российские нефтепродукты могут перемешивать просто так, чтобы их было меньше 50%. И дальше это не считается российским сырьем, и это можно будет перерабатывать опять же на европейских НПЗ. Но это опять же издержки – надо будет где-то собрать эту нефть, смешать эту нефть, подобрать характеристики и тогда уже отправить на нефтеперерабатывающие заводы. Виталий Млечин: То есть получается, что это затраты и денег, и времени, и, соответственно, еще нужны для этого какие-то дополнительные мощности – что приведет к тому, что цена для потребителей конечных еще повысится. Игорь Юшков: Да-да. И это на фоне того, что в принципе любая нефть в мире остается в дефиците, и цена, в общем-то, и так высокая. А у вас еще и дополнительные издержки. Можно сказать, что любые торговые санкции, если мы изучаем историю применения американских санкций, как правило, они не приводят к остановке торговли, а они приводят к тому, что издержки возрастают. Условно говоря, в Иране и в Северной Корее в основном все есть, какие-то товары, но они дороже становятся. И так далее, и так далее. Поэтому здесь просто будет эффект скорее не только для России, условно говоря, но и для тех, кто вводит санкции. Марианна Ожерельева: Игорь Валерьевич, несколько вопросов от наших телезрителей. Первое – считают, что наша нефть неконкурентоспособная. «Покупать ее будут за копейки. Проще оставить нашим потомкам. И также газ». И еще: «Почему же Россия продает нефть и уголь с большими скидками себе в ущерб?» Понятным языком объясните, почему до сих пор действительно продаем? И если нефть неконкурентоспособная, потомкам можно взять и оставить, ничего сегодня не зарабатывать и жить дальше? Игорь Юшков: Да я не думаю, что… Во-первых, почему неконкурентоспособная? А кто же ее берет сейчас? Марианна Ожерельева: Так пишут, что со скидками ведь, со скидками, что невыгодно. Игорь Юшков: Ну, со скидками. Я же говорил, если мировая цена на Brent североморский, например, 100–110, то мы продаем по 70–80. Два года назад мы только мечтали бы, наверное, о нефти по 80. У нас бюджет сверстан из 43. Поэтому по 80 – это очень высокая цена. Почему мы даем в принципе скидку? Потому что рынки перестраиваются. То есть мы должны как-то выбить конкурентов, других производителей с того же самого индийского рынка, из стран Юго-Восточной Азии. Как заставить покупателя брать твою нефть, а не ту, которую он привык, у кого они обычно закупают? Дать скидку – и тогда будут брать у тебя, соответственно, а не у другого производителя. Поэтому, по сути, это издержки переходного периода. Пока рынки перестраиваются, мы вынуждены давать скидку для того, чтобы занять новые рынки сбыта для себя. Марианна Ожерельева: Спасибо. Виталий Млечин: По поводу Венесуэлы еще, наверное, последний вопрос. Ну, могло сложиться впечатление, что, в общем, отношения России и Венесуэлы выстраиваются такие достаточно плотные, сотрудничество развивается, потому что Мадуро под санкциями, но Россия к этим санкциям не присоединилась и вроде бы даже поддерживала Венесуэлу. Вот как вы считаете, если американцы все-таки поставят Мадуро перед выбором – выступить фактически против России, поставлять свою нефть в Европу в обмен на снятие санкций, то что он выберет: все-таки более тесные отношения с Москвой или экономическую выгоду? Игорь Юшков: Нет, я думаю, что здесь у всех свои национальные интересы. И тут питать каких-то иллюзий не надо. Он, конечно, выберет снятие санкций. Проблема в том, что ему не предлагают снятия санкций сейчас. То есть они говорят: «Вот мы некие исключения дадим, небольшие, но если вы хотите полного снятия санкций, то в Венесуэле должен смениться политический режим». Естественно, что он на это не пойдет. Ему предлагают в лучшем случае уйти в отставку, а в худшем случае потом его судить будут. Естественно, что он на это не согласится. То есть как раз американцы так вопрос не ставят. Если бы они так поставили, то я думаю, что Венесуэла, конечно, согласилась бы. Почему нет? С тебя снимут санкции, ты будешь нормально развиваться, зарабатывать. А что происходит с Россией… Я думаю, что Венесуэле, может быть, будет горько и обидно, но тем не менее они действуют в своих национальных интересах, как и любая другая страна в мире. Марианна Ожерельева: Безусловно. Виталий Млечин: И это надо учитывать. Марианна Ожерельева: Спасибо. Виталий Млечин: Спасибо вам большое. Игорь Юшков, ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности, эксперт Финансового университета, был с нами на прямой связи. Марианна Ожерельева: Продолжаем эту тему обсуждать. На связи с нами Сергей Пикин, директор Фонда энергетического развития. Здравствуйте. Виталий Млечин: Сергей Сергеевич, здравствуйте. Сергей Пикин: Здравствуйте. Марианна Ожерельева: Масса сообщений у нас, тема очень волнует наших телезрителей. И больше о том, что никому ничего продавать не надо, необходимо оставить себе. Но есть третий тезис: может быть, все-таки начать заниматься переработкой как бы внутри страны, наращивать эти мощности? Насколько это третье предложение от наших телезрителей сегодня вообще релевантно? Сергей Пикин: Ну, предложение хорошее, действительно, только оно несколько запоздалое. То есть у нас все-таки наша бизнес-модель всегда строилась на том, что поставлять первичные энергоресурсы проще всего. Добыл – продал. Добыл – продал. Какие-то заводы были построены, безусловно, по производству нефтехимической продукции, но все-таки большая часть того, что мы из земли добываем и добывали, мы продавали в большей части. Это касается и нефти, и газа, и угля. И тут внутренний рынок, конечно лучше, безусловно, чем внешний, но тут надо тоже понимать. Произведя эту нефтехимическую продукцию, нужно, чтобы завод стоял рядом, где есть месторождение, и чтобы из этой продукции можно было делать конечную какую-то продукцию, которая была бы востребованной на внутреннем рынке. Вряд ли внешний рынок нас сейчас так же ждет и будет это активно покупать. Потенциал внутреннего рынка, конечно, достаточно большой. Ну смотрите: вот все, что у вас даже на столе находится, почти все – это пластик, который произведен точно не в России. Марианна Ожерельева: Видите, какие вскрываются сейчас данные о том, что мы все-таки делаем, а где не успели. Идем дальше. Мы заявляли тему и про уголь. Вот интересна позиция Польши. Наверное, она политически не удивляет, но все-таки энергетически есть вопросики, что называется. Они же этот уголь, несмотря на всю эту декарбонизацию и «зеленые» технологии, наращивали, да? У них и в 2020-м, и в 2021 году шел рост. А вот сейчас? С нефтью мы уже поняли, как и откуда это может ехать. А уголь – его тоже можно у крупнейших стран, которые добывают его, у той же Индонезии и Колумбии, вот так просто взять, заказать, зафрахтовать, чтобы он к тебе приплыл? Ну и чтобы это еще стоило не дороже, чем российский уголь. Сергей Пикин: Ну, не дороже не получится точно, потому что одно дело – вы везете несколько тысяч километров, а другое дело – через полмира. Это в любом случае дороже. Ну и цены на уголь выросли очень сильно по сравнению с прошлым годом – как минимум двукратное, а то и трехкратное превышение. Поэтому, да, они будут покупать вот этот уголь, еще и более дорогая логистика. Возможно, они поставят вопрос об открытии каких-то своих шахт, потому что активно Европа закрывала шахты. Почему Германия полностью «сидела» на российском угле? Именно потому, что все было закрыто. А сейчас снова идут разговоры: а не открыть ли заново, пока есть такой сложный переход период, отказ от российских энергоносителей? И непонятно, как будут поставки идти из-за рубежа, поэтому, наверное, имеет смысл, может быть, свои снова возобновить. Ну, это пока такая история на подумать. Будет ли она реализована – непонятно. Марианна Ожерельева: Нет, вот технически объясните. Смотрите. Все равно же каждая страна имеет планы по добыче. И были понятны направления: 100 миллионов – туда. Ну, неважно. Ну, было ясно. А как сейчас? То есть, условно, Колумбия понимала, что она добывает столько-то, и она знала, какие страны у нее купят. А сегодня Польша говорит: «Подождите, а мы тоже в эту очередь встраиваемся». Настолько ли это гибкий процесс, что можно уголь, который был распределен между другими покупателями, взять и сейчас… То есть это же не просто так взять его и добыть за какое-то количество месяцев и наладить эту логистику. Этот процесс – все-таки долгосрочная перспектива? Или уже действительно сейчас, летом, это может случиться? Сергей Пикин: Ну знаете, по углю гораздо проще быть более гибкими, то есть сегодня одни объемы добывают, а завтра – другие. Особенно если у вас добыча идет открытым способом, то есть, условно говоря, вы экскаватором просто из земли черпаете этот уголь. И если есть большая потребность, то вы можете, в принципе, удовлетворить ее, ну, если не в режиме реального времени, то… Ну, если есть понимание, что в августе полностью будет запрет полностью поставок из России, то к августу найти этот уголь вполне себе возможно. Но я думаю, что до августа наш уголь будут активно покупать, да и сейчас активно покупают про запас, на всякий случай. Плюс надо понимать, что наш уголь, который не пойдет в Европу, пойдет в сторону Азии, и там тоже будет некая определенная конкуренция за этот рынок. Кто-то ее выиграет, кто-то проиграет. Поэтому часть объемов, которые раньше шли в Азию, они спокойно могут дальше идти в сторону Европу. То есть это, в принципе, реальная история. Марианна Ожерельева: Вот про Азию. Все-таки всякий раз мы говорим об Индии, которая и так покупала твердое топливо из России, про Китай. А кто еще? Азия – она большая, а мы всякий раз называем только два государства. Сергей Пикин: Ну, помимо Китая, есть и маленькие государства: Таиланд какой-нибудь, например, ну, островные, то есть это небольшие потребители, безусловно. Все-таки ключевой для нас – это Китай, потому что рынок Китая колоссальный. Ну и рынок Индии. В принципе, Южная Корея также покупала, но она скорее все-таки в сторону западных санкций смотрит. Поэтому, может быть, какие-то объемы еще сохранятся, но… Кстати, Япония. Марианна Ожерельева: Покупала? Сергей Пикин: Покупала и покупает. И пока так резко не меняет свое настроение, не вводит санкции, потому что для них энергоресурсы очень важны, и они не готовы вводить эти санкции против энергетики. Марианна Ожерельева: А тогда получается, что сегодня все-таки атомная энергетика будет процветать в Европе, а «зеленые» технологии ушли в прошлое или у них есть настоящее? Сергей Пикин: Ну, я бы сказал, что как раз у атомной энергетики в Европе пока будущего-то нет. Германия фактически закроет станции в этом году. Последний форпост атомной энергетики – это Франция, она держится активно. Хотя в Великобритании начались разговоры о том, не начать ли строительство новых электростанций. Финляндия «заморозила» наш объект, который мы с ними строили. Так что они все-таки сделают упор больше на «зеленую» энергетику. Марианна Ожерельева: Продолжат, да? Сергей Пикин: Безусловно, да. Виталий Млечин: А это означает, что опять будет все дороже и дороже становиться энергия для европейцев? Потому что сейчас, по крайней мере считается, что «зеленая» энергетика все дороже и дороже. Сергей Пикин: Вы знаете, дороже скорее даже не потому, что «зеленая» энергетика какая-то дорогая. На самом деле с учетом того масштаба внедрения, который сейчас есть во всем мире, она уже сопоставима с традиционной энергетикой, а где-то даже дешевле. Проблема в том, что для того, чтобы «зеленая» энергетика работала, необходимо резервирование этой энергетики. А если завтра ветер стихнет? А если солнце будет светить меньше? И вот Европа в прошлом году, летом, с этим столкнулась активно – почему собственно цены в прошлом году и выросли сначала до тысячи долларов. Это же не сейчас случилось, а это случилось в сентябре. И вот с тех пор они десятый месяц уже на этой отметке держатся. И энергия дорогая именно по той причине, что не сбалансирована энергетическая политика, то есть мало резервов, которые способны подстраховать «зеленую» энергетику в случае чего. Марианна Ожерельева: Нас много упрекают в том, что все-таки зачем мы говорим о том, как все подорожало у европейцев, надо посмотреть на себя и свое отражение. Подскажите… Вот пишут: «С нашими природными ресурсами мы должны жить, как в Арабских Эмиратах, а не влачить жалкое существование». Также пишут, что все-таки необходимо, чтобы народ, например, получал некий процент от того, что государство продает энергоресурсы. Почему так действительно ситуация обстоит? С одной стороны, мы крупнейшие экспортеры и того, и того, и того как бы, а внутри страна полностью не газифицирована, заводов переработки, как вы говорите, нет. То есть продажи были, но не считали необходимым это строить, и не успели. Почему так? Сергей Пикин: Ну знаете, такая модель экономическая. Хотя сказать, что нет никаких доходов от нефти и газа – это неправда, потому что у нас сейчас фактически уже половина бюджета (мы снова пришли к этой цифре) зависит от поставок нефти и газа. То есть те налоги, которые собираются, они идут напрямую в бюджет, а оттуда все социальные выплаты, все зарплаты бюджетникам. Это все наполовину имеет нефтегазовое происхождение. Марианна Ожерельева: Вот! Сергей Пикин: Так что это не совсем верное рассуждение, что никто ничего не получает. Получает, безусловно. И в акцизах, которые платятся за топливо, на эти акцизы ремонтируются и строятся новые дороги в том числе. Марианна Ожерельева: Все-таки по газу объясните. Почему 73% страны, если я не ошибаюсь, газифицированы, а дальше как бы его нет? И очень много тоже сообщений у нас о том, что: «Почему внутренняя программа работает так медленно, медленными темпами наращивается строительство газопроводов?» Сергей Пикин: Ну, на самом деле эта программа задышала новой жизнью всего-то год назад, и за это время было сделано очень многое. Если взять программу социальной газификации, то есть бесплатной газификации, то «Газпром» периодически отчитывается о больших объемах, которые прошли в прошлом году. В этом году идет продолжение. До этого момента темпы действительно были, но они не были такими уж скоростными, как сейчас пытается «Газпром» сделать. И в конечном итоге он придет к этой цифре полной газификации, ну, экономически обоснованной, скажем так. Поэтому движемся, но быстро не получается, потому что везде есть свои проблемы, особенно на местах, когда идет уже на земле сама газификация. Виталий Млечин: По поводу нефти хотел еще узнать ваше мнение. Все-таки попытки Соединенных Штатов как-то повлиять на добычу нефти в мире, соответственно, увеличить квоты и таким образом снизить цены – насколько они успешные, как вы считаете? Сергей Пикин: Ну, если вы говорите про то, что они продают из своих резервов, то мы видим, что это безуспешная стратегия. Вообще в принципе продажа нефти из резервов – всегда за этим идет всплеск и продолжение роста цен. Ну, мы видим, что цены как были около 120, плюс-минус, так и остаются, то есть они находятся на достаточно высоких значениях. И пока никаких изменений в сторону снижения не предвидится. Виталий Млечин: А давление на ОПЕК? Сергей Пикин: Ну, вы знаете, давление всегда было, при любых президентах. Все считали, что ОПЕК должен производить больше, чтобы цена была как можно ниже. Поэтому в рамках соглашения ОПЕК+ на прошлой неделе и так были увеличены квоты на добычу в полтора раза фактически, так что потихонечку идет изменение. Но, конечно, американцы же как хотят? Вытеснив Россию с европейского рынка, они хотели бы, чтобы другие страны ОПЕК ее легко заменили. Но до этого было четкое заявление, что новых мощностей, которые способны заменить Россию, у ОПЕК очень ограниченное количество, то есть они не способны взять и заместить Россию. Марианна Ожерельева: А возможен ли вариант (сейчас уже, наверное, ничего нельзя удивляться), что Россию исключают из ОПЕК+? И как такая трансформация может повлиять на глобальный рынок? Сергей Пикин: Нет, такого быть не может – по той причине, что, по сути, весь ОПЕК+ держится на России и на Саудовской Аравии. Это такие два основополагающие государства. И если какая-то из стран уйдет из этого соглашения, то оно все развалится. Оно очень долго создавалось, это соглашение. Потом был момент разрыва первого соглашения в марте 2020 года – и цена упала сразу в моменте на 33%. Ну, все прекрасно помнят эту ситуацию, и никто не хочет повторения. Поэтому ОПЕК+ очень бережно относится к составу участников и не поддается никаким провокациям. Марианна Ожерельева: То есть ни давления и влияния Норвегии здесь быть не может, которая тоже производит сегодня и продает нефть, но не входит в состав? То есть никаких других участников для тех же саудитов в обмен на какие-то политические вещи не может быть? Сергей Пикин: Ну, единственный, кто может серьезно давить – это США. Ну, они пытаются, но посмотрите настрой наследного принца: он с Байденом-то и разговаривать не хочет по телефону. Марианна Ожерельева: Ну, вроде бы Байден туда собрался лететь. Сергей Пикин: Да, собрался. Вот посмотрим результат. Но я не думаю, что он сможет уговорить резко поменять стратегию. То есть саудитов все устраивает. 120 долларов за баррель – это сотни миллиардов долларов прибыли дополнительной. Ну зачем им что-то менять? Виталий Млечин: А все-таки вот это решение увеличить квоты… Россия может их тоже увеличить? Или наоборот – у нас сейчас снижается добыча? Сергей Пикин: Это квоты с учетом России. То есть здесь у России тоже квоты на увеличение. Может быть, мы ее пока не выберем в ближайшие месяц-два, но логистика меняется достаточно быстро, мы добычу восстанавливаем. Я думаю, что вопрос уже увеличения добычи до уровня или до сверхуровня, который был в начале года, – это вопрос считаных месяцев. Марианна Ожерельева: Спасибо вам. Виталий Млечин: Спасибо большое за ваш комментарий, за анализ ситуации. Сергей Пикин, директор Фонда энергетического развития, был с нами на прямой связи. Говорили об энергоносителях: нефти, газе, угле. Ситуация такая достаточно комплексная и непростая, но постарались максимально ее обсудить, чтобы стало немножко понятнее.