Рубрика «Личное мнение» с доктором экономических наук, профессором Никитой Кричевским.   Юрий Коваленко: Это программа «Отражение», мы вернулись. И через полчаса – наша большая тема «Умные энергосберегающие и энергоэффективные дома». Их так много везде за рубежом, но почему-то так мало у нас. И эта экзотика ко всему еще и стоит дорого. Так вот, почему она так стоит? И каким образом мы станем такими же современными, как в Европе и за рубежом, мы поговорим через полчаса. Ну а сейчас – наша рубрика «Личное мнение». Ольга Арсланова: Сейчас – рубрика «Личное мнение». И мы приветствуем в студии доктора экономических наук, профессора Никиту Кричевского. Здравствуйте, добрый вечер. Юрий Коваленко: Здравствуйте. Никита Кричевский: Здравствуйте, господа. Ольга Арсланова: А у нас, видите, исторические даты вокруг 15 и 16 августа. Никита Кричевский: Да я про умные дома что-то задумался, вы знаете. Ольга Арсланова: Там умные люди живут? Никита Кричевский: Я не могу сказать, что вся Европа уж такая умная и все дома там поголовно… Юрий Коваленко: Там привыкли экономить, там все дорого. Никита Кричевский: Ну, наверное, и у нас тоже привыкли уже экономить. Юрий Коваленко: Но есть интенсивный, а есть экстенсивный метод. У них больше экономят, а у нас… Никита Кричевский: А еще какие умные слова вы знаете? Ольга Арсланова: А давайте к умному слову «дефолт» перейдем, как раз 20 лет дефолту исполняется. И очень много разных предсказаний и прогнозов о том, что как раз через 20 лет очередной кризис обязательно случится, вот-вот буквально. Юрий Коваленко: Прямо в юбилей. Ольга Арсланова: Вот-вот сейчас, да, в этом году или, может быть, в следующем будет какой-то экономический кризис, похожий на то, что было. Никита Кричевский: Вы знаете, я достаточно часто смотрю новостные ленты, но я от вас впервые слышу… Ольга Арсланова: О том, что кризис грядет? Никита Кричевский: …что существуют такие прогнозы. Ольга Арсланова: Ну, Джордж Сорос, в частности. Никита Кричевский: А что он говорит? Ольга Арсланова: Он говорит, что кризис сейчас будет крупный. Юрий Коваленко: Пора уже. Ольга Арсланова: Мировой кризис, схожий с тем, что был 20 лет назад. Никита Кричевский: Вот я вам точно могу сказать: он угадает, рано или поздно угадает. Не в этом году, так в следующем, не в следующем, так лет через пять попадет в точку! Я знавал лет 10–15 назад одного такого же «хайполова», говоря по-современному, который каждый год прогнозировал кризис, кризис, кризис. И вот в 2008-м угадал! И все сказали: «Ты знал! Ты знал!» Так что Сорос из той же оперы. Ну, кризис будет – не в этом году, так в следующем. Ну, в этом-то – все забыли. Он в следующем году скажет то же самое. Юрий Коваленко: То есть здесь только гадать, да? Каких-то маркеров объективного приближения не существует? Никита Кричевский: Никаких, никаких. До сих пор… Ольга Арсланова: Он же, кстати, в 98-м предсказал: «Дефолт будет у вас, ребята». Никита Кричевский: Нет, не было этого. До сих пор теоретики не могут прийти к единому мнению, почему случилась Великая депрессия. Кто-то говорит о перекредитованности экономики, переинвестировании. Кто-то говорит, наоборот, о недоинвестировании. Кто-то говорит о неправильных государственных действиях, недостаточных. Кто-то говорит об излишних действиях государства. Иными словами – я, например, могу назвать минимум пять причин, пять теорий, по которым случилась Великая депрессия. Что касается нашего дефолта, 20-летие которого настигнет нас завтра. Я не совсем понимаю, вообще о чем тут говорить. Дефолт нам привезли, сделали, слепили, собственно, такие господа, как Гайдар, Ясин, ныне здравствующий, бывший председатель ЦБ господин Дубинин, его «подручный», господин Алексашенко и прочие товарищи, которые были у руля финансовых потоков в то время. Те самые ГКО были в рублях. Никто не мешал напечатать дополнительное количество долларов и постепенно расплатиться по этим обязательствам. Плюс ко всему буквально за месяц до наступления дефолта по «подсказке» господина Гайдара с рынка было изъято энное количество денежной массы, то есть рублей стало чисто физически не хватать. И наконец, была сделана целая сеть ухода от контроля слабенького тогда государства через офшоры – ну, например, иностранные компании, через которые проходили все эти финансовые потоки. Это была афера, целью которой было не финансирование дефицита бюджета Российской Федерации, а в первую очередь обогащение тех, кто в те годы стоял у власти, ну и, естественно, их заокеанских или европейских кураторов (давайте говорить так). Мы к этому дефолту имеем косвенное отношение. Мы, естественно, остались пострадавшей стороной. Но вот сегодня мне дозвонилась одна юная журналистка с вопросом: «А какие ваши впечатления были 20 лет назад? Как вы восприняли историю с дефолтом 20 лет назад?» Юрий Коваленко: «Екнуло ли сердце?» Никита Кричевский: Да-да-да. На что я сказал: «Вы знаете, это был будничный понедельник, рабочий понедельник». Кто-то говорит, что было солнце. Мне запомнилось, что это был моросящий дождь. Может, я уже за давностью лет перепутал дни той недели. Вы знаете, во-первых, этого все ждали. Вот что касается людей, имевших отношение к деньгам, к банковскому сектору, финансовому, к реальному сектору экономики, то все ждали, потому что ну не бывает, чтобы у вас кредит выдавался под 36–40% годовых, а по гособлигациям, по ГКО платили 140%. Ну не бывает так! Рано или поздно этому должен был наступить конец. Он наступил, и наступил 17 августа. Но самое главное, что мы все к 98-му году настолько привыкли абстрагироваться от государства, что нам было абсолютно все равно, что они там сделали. Мы это расценивали и рассматривали с единственной точки зрения: как бы на этом заработать? Потому что своих денег, своих сбережений у нас не было, а у кого они были, хранили их не в банках, а преимущественно в кубышках, как правило, в наличных долларах. Ольга Арсланова: А избежать этого было невозможно? Как лавина? Никита Кричевский: Да без проблем этого можно было избежать. Я же вам сразу сказал, что эти облигации были рублевые, не валютные. Мы не занимали в валюте, мы занимали в рублях, точнее, продавали облигации в рублях. Люди переводили сюда доллары, продавали и их и отдавали в рублях. Вот все последние годы наблюдется ровно обратная ситуация: если вы разместились в валюте, то это ваши проблемы. Мы живем в рублевой стране. И если вы размещаетесь в долларах, то вы берете риски на себя. А тогда, повторюсь еще раз, это была воровская власть, это были люди, которые главной целью пребывания у власти считали грабеж остатков Советского Союза, остатков страны. К 98-му году они просто не могли остановиться. И что самое постыдное? До сих пор многие из этих товарищей у финансового руля Российской Федерации. Они подсказывают, они советуют, они нашептывают власти, что надо делать. Застрахованы ли мы от новых потрясений? Однозначно нет, однозначно. Пока эти безответственные люди находятся у власти и их ставленники, их уже новое поколение сегодня (извините, сейчас сленговое, обсценное выражение скажу), вкручивают нам мозги как надо и как не надо (хотя, может быть, в глубине души они даже не понимают, что они врут, что они лицемерят), у нас ничего не изменится. У нас как не было доверия, так его и нет. И в ближайшее время точно не будет. Ольга Арсланова: Наших зрителей приветствуем. Вопросы. Никита Кричевский: Обязательно. Ольга Арсланова: Юрий из Тулы, добрый вечер. Зритель: Добрый вечер, Ольга. Добрый вечер, Юрий. Добрый вечер, Никита. Никита, я вас очень уважаю за прямоту сказанного всегда. Но дело в том, что в век автоматизации и роботизации у нас на рынке перепроизводство, и поэтому случаются кризисы. А наживаются на этом те, кто производят все эти товары промышленные, сельскохозяйственные. Но дело в том, что, какая власть бы ни была, она бессильна что-нибудь сделать. И если бы Россия сегодня производила такое же количество товаров, как Китай и Америка, то эти кризисы происходили бы каждые пять лет. Вот все и придумывают санкции, госпошлины, чтобы изъять у людей лишние накопления денег. Никита Кричевский: Понятно, понятно, понятно. Скажите, пожалуйста, а кризис 2008 года был кризисом перепроизводства или все-таки финансовым кризисом, как вы считаете? Зритель: Это была политика завоевания постепенного российского рынка. Никита Кричевский: Это конспирология. Вот случился кризис в Америке – ушли вниз, упали, обрушились ставки и фондовых рынков, и по кредитам, по всему. Была масса самоубийств людей, которые занимались фондовыми операциями. Это было что – кризис перепроизводства, как вы говорите, или что-то другое? Зритель: Если есть два-три человека, которые чувствуют, что вот-вот будет переизбыток рынка, то специально занижают акции, чтобы потом скупить эти акции. Никита Кричевский: Последний раз спрашиваю… Ольга Арсланова: Это перепроизводство или финансовый кризис? Никита Кричевский: По вашему мнению, это был кризис реального сектора или кризис финансового сектора? Зритель: Искусственного. Никита Кричевский: Понятно. Вопросов больше не имею. Дальше? Ольга Арсланова: Как вам кажется? Никита Кричевский: Нет, ну все знают, что это был чистой воды финансовый кризис. Ольга Арсланова: Финансовый кризис, да. Никита Кричевский: Спусковым крючком была рисковая ипотечная политика американских банков. Юрий Коваленко: А вообще кризисы перепроизводства нам в нынешних реалиях, вообще в XXI веке грозят или нет? Ольга Арсланова: Нам – это кому? России? Никита Кричевский: Эти кризисы закончились сто лет назад. Юрий Коваленко: Вот! К этому я и веду. Никита Кричевский: Сто лет назад. Их нет уже сто лет. Кроме того, вот эти пять-семь, семь-одиннадцать, если вспомнить Маркса, натыкаются на суровую правду, на суровую действительность, на практику, потому что после окончания Второй мировой войны кризисов не было тридцать лет. Тридцать лет! Где пять, семь, одиннадцать лет? Тридцать лет! Золотое тридцатилетие было, и ничего. Без кризисов все было хорошо. И кризис произошел, потому что арабские страны очень негативно не то чтобы истолковали, а восприняли соглашательскую позицию, поддерживающую политику США и Европы по отношению к Израилю. Вот арабо-израильская война, Шестидневная война, в которой Израиль за шест дней разобрался с арабскими соседями, привела к тому, что производителям нефти объявили эмбарго. И вот тогда случился кризис. Представляете? Вот что было спусковым крючком – не искусственный рост цен на нефть, а чистой воды политика, причем политика не США, не Европы, а Израиля. Израиля! Возможно ли это? В любой момент. Ольга Арсланова: А вот вопрос от нашего зрителя по поводу финансовых кризисов, кстати, очень интересный, простой и интересный: «Зачем государство и банки позволяют гражданам, в том числе неплатежеспособным, набирать кредиты и объявлять себя банкротами? Расплачивается за них вся страна. Иногда это приводит к кризису». Неужели они не могут предусмотреть «пузыря»? Никита Кричевский: Не позволяют, не позволяют, не позволяют. Государство не имеет отношения к политике коммерческих банков. Имеет отношение Центральный банк. У него существуют достаточно жесткие нормативы. Эти нормативы, хочешь не хочешь, надо соблюдать. Если у тебя есть ресурсы и ты в состоянии осуществлять резервирование выданных кредитов, то тогда у тебя все хорошо, все в порядке, ты можешь выдавать кредиты. В конце концов, ты отвечаешь своими деньгами, деньгами вкладчиков, деньгами акционеров и, в конце концов, своей свободой. Мы в последние годы видели множество случаев, когда банкиров просто тупо посадили. Либо они убежали. Я не уверен, что второй вариант лучше, чем первый. Вот поверьте, не уверен. Сидеть ты будешь дома, а скрываться ты будешь за границей, ты будешь просыпаться в холодном поту и каждый день думать о том, что не сегодня-завтра тебя объявят в международный розыск, тебя поймают, и ты будешь апеллировать к тому, что это преследование по политическим мотивам, но тебя могут выдать. И таких случаев тоже много. Так что, зная конкретные примеры людей, которые за последние годы убежали из страны, я не уверен, что им лучше в Лондоне или еще где-то, по сравнению с тем, если бы они отбывали сроки, ну, например, если мы говорим о Москве, где-нибудь в Рязанской области, например, в поселке Стенькино. Там колония общего режима, там много таких товарищей. Ну, как-то вот так. А почему позволяют? Ну, не позволяют, не позволяют. Юрий Коваленко: А если про будущие антикризисные меры, контрсанкционные меры? Мы говорим про сам доллар, про запрет его оборота, про запрет расчета. Никита Кричевский: Молодцы, молодцы, молодцы! Это не неотвратимое событие, но один из рассматриваемых вариантов ответных мер Российской Федерации после принятия, после введения антироссийских санкций Соединенными Штатами. Ольга Арсланова: Всерьез рассматриваемых? Всерьез? То есть это реальная перспектива? Вот самое главное. Никита Кричевский: Сейчас говорить о реальных перспективах не может никто. Я не подозреваю, а я уверен, что даже Путин не сможет вам грамотно и аргументированно сказать, какие могут быть перспективы. Почему он не сможет этого сделать? Потому что непонятно, какие будут санкции. Ну, как мы можем реагировать на то, чего нет? Юрий Коваленко: Но в целом? Никита Кричевский: Ну, мы можем брать, конечно, с собой зонтик, можем идти в галошах на работу, но при этом погода будет солнечная. Но при всем при этом галоши у нас с вами есть, и зонтик у нас тоже есть. Вот выбирайте – либо галоши, либо зонтик. Это возможный не запрет, но ограничение хождения доллара внутри страны. Причем Путин об этом, собственно, говорил. Ну, я сейчас точно цитировать не стану. Он говорил о том, что мы никого и ничего ограничивать не собираемся, но вы же видите, что творится за океаном, вы же видите, какая там идет истерия антироссийская. Ольга Арсланова: Но это же означает еще большую изоляцию? Никита Кричевский: Изоляцию от чего? Юрий Коваленко: И еще большую конфронтацию. Ольга Арсланова: От окружающего мира. Ну хорошо, я хочу куда-то полететь. Я не могу купить доллары. Никита Кричевский: Вы живете в каком-то придуманном мирке, вы живете в Интернете, и вы совершенно не видите окружающей вас реальной действительности. Ольга Арсланова: Как? Никита Кричевский: Что значит – как? 64% населения… Ольга Арсланова: И так в изоляции? Никита Кричевский: …выступают за запрет хождения доллара в России. Шестьдесят четыре процента! Это у вас есть дополнительные деньги, рублики, чтобы обменять их на баксы и куда-то поехать. Вы как часто ездите? Ольга Арсланова: Ну, не часто, но все-таки. Никита Кричевский: Ну, сколько? Ольга Арсланова: Но мне важно знать возможность. Никита Кричевский: Раз? Два? Раз или два раза в год? Ольга Арсланова: Два. Никита Кричевский: Два раза в год. Поедете. Ольга Арсланова: «Доллары найдем для вас», да? Никита Кричевский: Придете… А насчет евро, кстати говоря, разговора не было. Придете, спокойно обменяете и поедете. И никто вам не мешает. Ольга Арсланова: Хорошо, а рублевые… Никита Кричевский: И таких, как вы, ну, процента полтора населения, не больше. Ольга Арсланова: Долларовые вклады тоже будут под запретом? Никита Кричевский: Вопрос. Юрий Коваленко: А долларовая ипотека? Никита Кричевский: Вопрос. Ольга Арсланова: Ипотека-то – понятно. Никита Кричевский: Вопрос, вопрос. Точного ответа опять же не даст никто. Одна из мер – это возможная обратная принудительная конвертация по окончанию сроков вклада либо же в момент объявления контрсанкций. Но повторюсь еще раз: это ни в коем случае не прогноз и не предсказание, а это одна из мер, которые могут быть, но совершенно необязательно они будут, совершенно необязательно они будут. Юрий Коваленко: Но если мы спрогнозируем пошагово? Отмена расчета в долларах. У людей на руках есть доллары. Никита Кричевский: Ради бога. Ольга Арсланова: Не продать. Юрий Коваленко: То есть внутри страны курс упадет? Никита Кричевский: А зачем продавать? Юрий Коваленко: Или это будет «черный» рынок? Никита Кричевский: Если это будет иранский вариант? Ольга Арсланова: Если это будет иранский вариант? Никита Кричевский: 10 тысяч долларов на руки – без проблем, владей! Ольга Арсланова: Сама формулировка «иранский вариант»… Юрий Коваленко: Не о хорошем говорит как-то. Никита Кричевский: Формулировка «иранский вариант» говорит о том, что несмотря на все неудобства, которые переживает эта республика на протяжении уже 50 лет, полки продуктовых лавок в Иране просто ломятся от продуктов, причем своих. Ломятся! Продуктовой инфляции там практически нет. Да, курс местной валюты нестабилен, но при этом люди живут, и живут абсолютно нормально. Они живут абсолютно нормально. У нас есть некое предубеждение к этому выражение «иранский вариант». Там все сыты, там все накормлены, у людей есть работы, там все в порядке. Плюс ко всему, слушайте, всем бы такой иранский вариант. Они добывают и реализуют нефть на внешних рынках. Они возобновляют свою ядерную программу. У них, как прежде, идет обмен с другими государствами по образовательной линии, по научной линии. Там все в порядке. Я не могу сказать, что… Нет, там, конечно, несколько иначе, чем в России, потому что в России, на мой взгляд, сегодня, ну, если не рай, но ситуация близкая к благоденствию. Ведь посмотрите, что происходит. Да, денег мало. А их никогда ни у кого не было много. И не будет никогда много. Всегда будет хотеться больше. Но мы сидим с вами в теплой студии, у нас с вами есть электричество, мы говорим в прямом эфире то, что думаем. И у нас есть что купить, мы не стоим в очереди за туалетной бумагой, нам не выдают талоны на колбасу, масло, хлеб и водку, извините. У нас ничего этого нет. Не богато, я согласен. Правительство дурное. Так было всегда. Так было всегда! Вы понимаете? Но в общем-то и целом-то все в порядке. Конечно, причитать, переживать и публично плакать мы же с вами привыкли еще с плача Ярославны. И мы это знаем. Но посмотрите здраво, непредвзято на то, что вас окружает. Вы сейчас обматерите профессора, а потом выйдите на улице, перекурите это дело с соседом по гаражу, где стоит ваша машина, кстати, и, может быть, даже или выпьете, или шашлычка пожарите. Ольга Арсланова: И машина, может быть, даже не отечественная. Юрий Коваленко: И наверняка хотя бы с полубаком бензина. Никита Кричевский: Раньше считалось нормой иметь цветной телевизор – ну, скажем, лет тридцать назад. Сегодня норма – это автомобиль. В нищей убогой замудоханной России автомобиль, а то и два. И это не Москва, я не про Москву сейчас говорю, я говорю про Нижний Новгород, я говорю про другие города. Ну, я просто бываю и общаюсь. Ольга Арсланова: Звонок у нас из Московской области. Тамара, добрый вечер. Зритель: Добрый вечер. Ольга Арсланова: Слушаем вас. Зритель: Добрый вечер. Юрий Коваленко: Здравствуйте. Зритель: Выражаю глубокое почтение и уважение профессору Кричевскому. Всегда с большим удовольствием его слушаю. Ну, приятно слушать человека. А вопрос у меня такой. Сейчас очень много говорится о том, что санкции нас ожидают, дефолт и прочее. Я очень хорошо помню 92-й год, когда у меня на книжке было 2 тысячи, а в результате осталось 2 рубля. Никита Кричевский: Да! Зритель: И я могла на эти деньги в свое время купить гараж. Мне государство за эти годы – страшно посчитать, сколько прошло – два раза выплатило какую-то компенсацию. Ну, сапоги можно купить за эти деньги. Так вот, я опасаюсь. Наше правительство, которому нет доверия, я вам честно говорю, не готовит ли нам такую «бомбочку» вот еще раз? Потому что говорят, что у населения деньги на книжках есть, они их не тратят. Вот не хотят ли они опять обобрать нас, обобрать? Никита Кричевский: Да вы не думайте об этом. Да не думайте, не загружайтесь вы вот этими страхами, вот этой паранойей. Не надо, не надо. Вы живите просто своей жизнью. Появляются у вас деньги – так купите себе чего-нибудь. И, конечно, откладывайте на так называемый «черный день», естественно. Вот эти 24 триллиона рублей, которые есть у нас на вкладах, – ведь в значительной степени это не столько даже на «черный день», а сколько «гробовые». Это «гробовые деньги». Ну, конечно, есть какие-то нувориши, у которых и 30 миллионов, и 50, и 100, но это единицы, это единицы. Готовит ли правительство? Нет, ничего не готовит. Сто процентов, ничего не готовит! Сто процентов! Оно просто не умеет этим заниматься. Ольга Арсланова: Оно просто не умеет готовить. Никита Кричевский: Оно рефлексирует. Нет стратегии развития, 25 лет нет стратегии развития у страны. Я не обличаю, я здесь не говорю, режу правду-матку, ничего подобного. Господь с вами! Об этом и так все знают, просто выражают это другими словами. Я вам говорю о том, что не думайте об этом. Думайте вперед. То есть, да, стратегии развития нет. То есть, да, реагируют по обстоятельства. То есть, да, решения, как правило, не самые умные. Ну и дальше думайте, как вы в этой ситуации можете себя обезопасить от возможной дурости правительства. Два нюанса. Когда к вам приходят экономисты и, вот здесь положа живот на стол, вот так сделав пальцы, начинают вам жизнь по понятиям раскладывать, задайте им два вопроса. Вопрос номер один: «Лично вы, лично вы как диверсифицируете свои риски?» И вопрос номер два: «Вы готовы ответить хотя бы тысячей рублей за то, что вы сейчас прогнозируете?» Хотя бы тысячью. Ольга Арсланова: Ну что же, Никита, как вы диверсифицируете свои вклады? Никита Кричевский: Значит, когда возник небольшой ажиотаж (я не могу назвать паникой) по поводу возможных санкций… Не по курсу рубля, не по курсу рубля. Я со времен до дефолта еще 98-го года привык хранить свои сбережения исключительно в валюте, исключительно. Ну, я уже человек немолодой, вы знаете, мне уже поздно менять свои привычки. Вот есть какие-то рубли – сходил и поменял. Доллар – он и в Африке доллар. Что я сделал? Я пошел и поменял часть денег на бонд, то есть облигацию, выраженную в данном случае в иностранной валюте. Это совершенно необязательно 100 тысяч долларов, 200 тысяч долларов. Есть масса предложений на рынке от иностранных компаний, которые предлагают разместить у них 2, 5, 10, 20, 50 тысяч долларов. Нет проблем. Это был один путь. Второй путь. У меня оставалось немножко долларов, и я их просто поменял на евро, просто перешел в евро, и все. Курс, да, колеблется на одну сотую, туда-сюда гуляет. Ну, ничего страшного, ничего страшного. Если вдруг правительство и государство наше родное все-таки решит, что наиболее адекватным ответом на новые американские санкции против российского финансового сектора будет ограничение хождения доллара внутри страны, то у меня есть бонд. А бонд – это бумага, которую я могу продать где угодно, пусть даже с принудительной обратной конвертацией в рубли. Это первый вопрос. Второй вопрос… О евро речи нет. И я предполагаю, что в субботу, когда Владимир Путин встретится с Ангелой Меркель, одним из вопросов будет переход в оплате за российское сырье с доллара на евро. Юрий Коваленко: А мы с Европой до сих пор долларами рассчитываемся? Никита Кричевский: Я не знаю. Это на самом деле механизм сложный. Это кажется, что ты пришел и сказал: «С завтрашнего дня все!» Нет. Это целая история, это целая система. Надо высчитать кросс-курсы, надо определить новый механизм определения цены не в долларах, а в евро, потому что рынки исторически котируются в долларах. Будут котироваться в евро. Движение в этом направлении идти будет. А там и 22 августа, там посмотрим, какие будут новые санкции. То есть сегодня, вот еще раз повторяюсь, говорить о том, что… Вот пришел к вам какой-нибудь, знаете, этот оракул, провидец очередной и сказал: «Все! Кирдык вашей Америке», – или Россию, или еще кому-то. Господа, ну плюньте вы в телевизор! Только не забудьте вытереть после этого. Юрий Коваленко: Но Ангела Меркель сама-то по себе немножко обижена на Дональда Трампа: он и конфетки ей в лицо бросил, и запретил многие платежи. Никита Кричевский: Конечно, конечно, конечно. Юрий Коваленко: Она ведь пойдет навстречу запрету доллара. Никита Кричевский: Конечно. А вспомните трехчасовое рандеву с Трампом Ангелы Меркель или трехдневный визит Макрона. И это при том, что Германия – бесспорно европейский лидер. Все это негативно отражается, скажем, на самоидентификации единой Германии сегодня. Естественно, это отражается на рейтинге доверия к канцлеру. Ну нормально. Но не будем забегать вперед. Ну что мы с вами сидим и каждый раз толчем воду в ступе, гадаем на кофейной гуще: «А вот будет это? А вот будет то? А вот будет пятое-десятое?» Нам что, поговорить больше не о чем? Ольга Арсланова: Нет, давайте зрителей послушаем. Никита Кричевский: Конечно, конечно. Ольга Арсланова: У нас эфир прямой. Кострома, Александр, здравствуйте. Никита Кричевский: Вот! Ольга Арсланова: Что там в Костроме волнует жителей? Зритель: Добрый вечер, уважаемые ведущие. Хотел бы задать вопрос. Точнее, у меня два вопроса. Первый вопрос касается кризиса 2014 года. Меня лично он затронул, мне 33 года. У нас был достаточно успешный бизнес, мы занимались производством хлопчатобумажных изделий. Ну, в общем, полностью зависели от хлопка, которого в России нет. Соответственно, хлопок продается, торгуется по курсу доллара. Основные поставщики – Китай. Ну и бла-бла. Соответственно, кризис наступил – хлопок вырос, все выросло. Соответственно, мы относимся к малому сегменту бизнеса. Мы не смогли выдержать конкуренцию по отношению к крупным производствам. Соответственно, у нас просто-напросто нехватка оборотных средств. Что мы начали делать? Мы начали топать ножками, хлопать в ладошки, пошли к местным властям, пошли по банкам, достали дешевые кредиты, длинные. Писали огромную кучу бумаг, писали бизнес-планы огромные на 20–30 листах и так далее, и так далее. Что мы в итоге поимели? Пришли мы к местным властям в городе Костроме – нам предложили 100 тысяч рублей, финансовую поддержку. Это первое. Ну, это просто очень смешно. Конечно же, мы от нее отказались. Потом нас направили в «Сбербанк», в «Сбербанке» нам предложили кредит под 23% годовых для бизнеса. Понимаете? Это первый вопрос, и касается он… Что же нам нужно было сделать в этой ситуации? Вопрос для Никиты, поэтому он Экономист с большой буквы. Это первый вопрос. И второй вопрос – вот что касается сегодняшней ситуации. Мое личное мнение. Я по своей натуре коммунист. Хоть мне и 33 года, я коммунист. И если бы, конечно, не рухнул Советский Союз и все осталось бы, как раньше – ну, нафиг мне этот бизнес! Я бы выучился на тракториста и пошел бы работать трактористом. А сейчас получается как? Мы – вся Россия – кормим нашу золотую Москву, в которой один только салют обходится, я не знаю, наверное, в миллиард рублей. На День Победы салют обходится Москве в миллиард рублей. Бюджет Костромской области – 22 миллиарда рублей. Соответственно… Ольга Арсланова: 22 салюта. Никита Кричевский: Но там и народу меньше живет. Зритель: Соответственно, одно на другое заплетается. Никита Кричевский: У вас гостиницу «Волга» отреставрировали в итоге, скажите? Зритель: Мост? Никита Кричевский: «Волга». Ольга Арсланова: Гостиница. Никита Кричевский: Вот сразу за мостом. Зритель: Мост наш? Уже два года ремонтируется мост. Никита Кричевский: А вот гостиница «Волга» работает или по-прежнему ремонтируется? Зритель: Гостиница работает, но я там ни разу не был, мне не по карману там переночевать. Никита Кричевский: Ой, ну хватит! Я спрашиваю не о том, какие там цены. Я тоже не знаю, какие цены. Она была закрыта на ремонт. Зритель: Сейчас работает, работает. Никита Кричевский: То есть у кого-то деньги в Костроме, оказывается, есть. Ольга Арсланова: Нет, смотрите, давайте по очереди. Спасибо, Александр. Как нужно было действовать в 2014 году, чтобы бизнес не потерять? Никита Кричевский: Слушайте… Ольга Арсланова: Никак, да? Никита Кричевский: Вот если кто-то придет и скажет: «Да я сейчас за 30 секунд вам расскажу, что надо делать и как надо жить вообще в этой ситуации», – ну, это некомпетентный человек, а это человек, который пришел только для того, чтобы засветиться. Это очень серьезный разговор, потому что мы не знаем, ни какое было производство, ни какая была реализация, ни где она была, ни какой был люфт по подъему цены на свою продукцию, ни прочих условий, ни какова была кредиторская задолженность у этой компании, ни дебиторки, в конце концов. Мы ничего не знаем. Мы не знаем, какой ассортимент изделий выпускался. И я вот должен… «Мы выпускали хлопчатобумажные изделия. Мы брали в Китае хлопок. Вот тут случился кризис 2014 года. Что нам делать?» Юрий Коваленко: Ну, это могут быть как ватники, так и детское белье, так и джинсы. Все из хлопка. Никита Кричевский: Это может быть все что угодно, это может быть все что угодно. Если я сейчас буду говорить: «Да вам надо было переквалифицироваться и вообще пойти по другому пути. Вам надо было срочно переналадить оборудование и выпускать новые изделия». Ольга Арсланова: А главное – кто же проверит, кто верифицирует? Все уже, время ушло. Никита Кричевский: Слушайте, ну это смешно. Для человека, который на моем месте будем об этом рассказывать, это позор. Юрий Коваленко: Но есть мнения экономистов (я не помню точно, кто это сказал), которые говорили о том, что в кризис хороший управленец не только не потеряет, но и приобретет. Говорили: «А почему в самом начале, когда скакнул евро, не начали внезапно все пытаться продавать за границу за евро? Что угодно. Это как способ вернуть в два раза больше рублей сюда». Никита Кричевский: Мы с вами хотели еще поговорить про предложение Белоусова, но, судя по всему, мы не дойдем до него. Ольга Арсланова: Нет, почему? Поговорим. Никита Кричевский: Почему на евро? Ну, я вам приведу пример. Тот же Иран, о котором мы говорили, в 2007 году решил продавать нефть не за доллары, а за евро. А Иран – это 4% мирового нефтяного рынка. Затея провалилась, и провалилась с треском. Не стали покупать. То есть если вы думаете, что вы такие умные, завтра выйдете и скажете: «Так, налетай! У меня тут нефть, значит, не за доллары, а за евро», – и к вам очередь, что ли, выстроится? Вот! Вот! То же самое было, когда в Венесуэле Уго Чавес сказал: «Так, мы не будем за доллары продавать, мы за серебро будем продавать и котировать будем в серебре». Один день существовал этот проект. Один день! Вы что думаете, это так просто – вышел и сказал: «Все, с сегодняшнего дня я вот такой…»? Знаете, какое предложение нефти на мировых рынках? Если вы оттуда вышвырнитесь по собственной инициативе, по собственной дури – моментально, моментально зааплодируют и займут ваше место. И завтра вы туда не войдете, вы будете демпинговать. К вопросу о коммунизме. Очень надеюсь на то, что осенью выйдет моя книга «Истоки государственного лицемерия». Я там достаточно подробно описываю историю 61-го года с денежной реформой Хрущева. Это был первый опыт «сырьевого наркотика» для страны. То есть были созданы необходимые условия. Денежная реформа сделала выгодным сырьевой экспорт. Он был ни шатко ни валко, но стал понятно, что экспортировать сырье выгоднее. По-настоящему было в 73-м году, когда вся страна начала смотреть за тем, что у нас происходит на внешних сырьевых рынках. И мы, будучи уже просвещенной экономикой, живя 25 лет с лишним в условиях свободной России, мы все глубже и глубже садимся на эту историю. Юрий Коваленко: Не вылезаем, а садимся? Никита Кричевский: Нет, не вылезаем, конечно. А за счет чего мы можем выскочить? Вот человек говорит: «Я коммунист». Вы не говорите так больше никому! Вы не коммунист, вы государственник, вы этатист, то есть сторонник активного участия государства в экономической жизни общества. Ольга Арсланова: Включая создание рабочих мест, как я поняла, да? Никита Кричевский: Рабочие места создает не государство, если это только не бюджетный сектор. Ольга Арсланова: Так вот, он говорит: «Меня бы там назначили трактористом в колхозе, и я бы работал». Никита Кричевский: Дело в том, что трактористы как привилегированная каста исчезли приблизительно в 57–58-м году. Почему? Потому что была государственная система МТС (машинно-тракторных станций), и господин Хрущев… или товарищ Хрущев, будучи человеком неуравновешенным, да просто придурком, извините, счел за лучшее это сталинское наследие развалить и передать государственные машинно-тракторные станции в распоряжение колхозов и совхозов. Совхозы-то ладно, это госструктура. А у колхозов пенсий не было, паспортов не было, ничего не было. Что сделали работники МТС, трактористы? Они, естественно, положили заявления об увольнении и уехали в города, где работы было хоть отбавляй. Вот наш зритель хочет быть коммунистом в этой ипостаси, реагировать на очередную сумасбродную идею родного государства, или коммунистом, потому что он хочет, чтобы ответственное государство действительно регулировало экономические процессы? Я уверен, что он не коммунизма хочет. Коммунизм – это идея. Коммунизм – это мечта. Коммунизм – это сказка. Потому что русский человек издревле живет мечтой: то это был рай, то это был коммунизм («нынешнее поколение советских будет жить при коммунизме»), то это была пенсия, когда ты будешь лежать на диване, а тебе за былые заслуги все равно государство будет платить. Ольга Арсланова: То есть нас последней сказки, судя по всему, лишат скоро? Никита Кричевский: Да. А почему скоро лишат? Вас уже лишили. Вас уже лишили. И неприятие повышения пенсионного возраста идет не от того, что люди боятся, что они не доживут. Доживут. И дело не в спортплощадках, как говорил господин Володин, а в том, что мечту украли. Мечту украли! Юрий Коваленко: Обидно. Никита Кричевский: Да. Мечту не трогай! Вот все, что хочешь, а мечту не надо, потому что за эту мечту в Средние века, а особенно после раскола, в период раскола, люди сжигали себя. Сжигали! Они уходили туда. Ведь у нас главный церковный праздник, вообще народный праздник – это не Рождество. А какой? Юрий Коваленко: Пасха. Никита Кричевский: Воскрешение. Это особенность нашего менталитета. Там люди обо всем думают, но только не об этом. А ведь экономика – это не инвестиции, инфляция или ВВП (речь не о Путине). Экономика – это психология, это психология нас с вами. И по поводу Белоусова. Последний разговор, потому что времени уже нет. Ольга Арсланова: Давайте, успеем еще. Никита Кричевский: Вот как я смотрю на эту инициативу, на это предложение Белоусова? Я считаю, что речь, конечно, не о финансировании Майского указа, пусть он даже социально ориентированный. Это все правильно, это все здорово. Ольга Арсланова: Мы просто напомним, что Андрей Белоусов предложил изъять более 500 миллиардов рублей сверхдоходов у металлургов, химиков… Никита Кричевский: Ну, какой хай идет все последние дни, потому что… Ольга Арсланова: Ну, как можно отнять? Никита Кричевский: Ну, понятно, что эти люди располагают сумасшедшими финансовыми ресурсами. Юрий Коваленко: «У них есть, а у нас нет. Надо отнять». Никита Кричевский: Они вбросили часть этих денег в средства массовой информации для того, чтобы СМИ отстаивали их позицию. Позиция очень простая: «Отстаньте от нас. Да, мы платим мало налогов, но зато мы работаем на благо экономики, на благо свободного рынка». «Мы, правда, не говорим о том, что мы поголовно в офшорах. Мы об этом не говорим. Мы не говорим, что инвестиции у нас идут не в производство, а в покупку медицинских и туристических активов, – как у Мордашова в «Северстали». – Мы об этом ничего не говорим. Мы не говорим, что это организация развития закрытых элитных клубов и комплексов отдыха, – как у Новолипецкого металлургического комбината, – не для простых работников, а для тех, кто может заплатить». Юрий Коваленко: А при чем здесь «для простых работников»? Ведь можно заставить отправить сверхдоходы на модернизацию производства. Никита Кричевский: Это частные предприятия. Государство не имеет права диктовать. Юрий Коваленко: Устарели производства. Никита Кричевский: Мы говорим о том, что сырьевой сектор, нефтяники и газовщики, платят 28% от своей выручки в бюджет в среднем, а металлурги и химики – 7%. Ольга Арсланова: Но если вы говорите, что государство никак не может это регулировать, то как оно может изъять? То есть либо мы уже тогда регулируем по-честному всегда, либо мы не трогаем. Никита Кричевский: Примеров масса, примеров масса, примеров масса. Есть Великобритания, есть Соединенные Штаты Америки, есть масса других государств, где так или иначе эта сверхприбыль изымалась. Юрий Коваленко: Так или иначе – как? Никита Кричевский: Ну, в Британии это был отдельный закон. И у нас это может быть. Или закон, или указ. Ольга Арсланова: То есть острая необходимость? Никита Кричевский: Это, на мой взгляд, не необходимость пополнить дефицитный бюджет. У нас нет дефицита бюджета. Нет! При таких ценах на нефть, при таком барреле, который у нас 43,8 по бюджету (не 40, а 43,8), а он стабильно 70 – у нас нет проблем с наполнением бюджета. У нас есть проблема с итогами несправедливой и грабительской приватизации. Вот на это, на мой взгляд, и направлен этот законопроект, точнее, предложение Белоусова. И поэтому президент написал резолюцию «согласен». Он согласен не с тем, что надо изъять, а с тем, чтобы это проработать. Потому что если вы хапнули за копейки, за гроши то, что создавалось трудом многих поколений… Ну, что «Норильский никель» сейчас там вопиет? Кто строил Норильск? Георгий Жженов, народный артист СССР. Помните? «Судьбе резидента» и прочее, «Берегись автомобиля» и другие его шикарные, я считаю, работы. Он что-нибудь получил, кроме, может быть, пенсии? Да ничего! Он там здоровье оставил. А у нас теперь «Норильский никель» считает, что как-то это неправильно, это несправедливо. Это нанесет ущерб капитализации российского фондового рынка на 3 триллиона рублей. И у меня тут же возникает вопрос: а вы как считали? Юрий Коваленко: То есть это заложено уже. Никита Кричевский: А я вам могу сказать, как считали. Свободная часть акций этих предприятий составляет от 14 до 25%, а остальное находится в собственности акционеров и не торгуется на бирже. Вот взяли в Лондоне один день торгов (там микроскопические доли процента были куплены и были проданы) и проецировали на всю стоимость этих предприятий, а потом сложили и говорят: «Три триллиона!» Ребята, ну если государство лицемерит, но вы-то не уподобляйтесь. Хотя государство – это не столько правительство или силовые структуры, государство – это как раз вот эти товарищи, потому что они как когда-то сели на финансовые потоки, так они на них и сидят. И Белоусов сделал первый шаг, чтобы немножко изменить траекторию. Но вы видите, какое противостояние. Я искренне желаю господину Белоусову успеха в этом начинании, хотя далеко не всегда согласен с тем, что он говорит и делает. Ольга Арсланова: Спасибо вам. Доктор экономических наук, профессор Никита Кричевский, рубрика «Личное мнение». Юрий Коваленко: Спасибо.