Тамара Шорникова: Число заболевших коронавирусом растет по всему миру. Казахстан, Румыния, Грузия – там солидный прирост. В Европе – меньше, но тоже есть. Вот сейчас посмотрите, там плюс 600% и так далее. При этом в России небольшое снижение. Сейчас тоже графику покажем. За сутки выявили 4 548 новых случаев. Это, конечно, несопоставимо с показателями в начале года, когда прирост составлял около 200 тысяч человек в сутки, но глава Роспотребнадзора Анна Попова предупредила: число новых случаев коронавируса сейчас будет расти из-за новых вариантов «омикрона». Насколько они опасны? Стоит ли ждать новой волны? Поговорим с экспертом. Задавайте свои вопросы. У нас в студии Николай Крючков, генеральный директор контрактно-исследовательской компании, иммунолог, кандидат медицинских наук. Здравствуйте. Николай Крючков: Здравствуйте. Тамара Шорникова: Итак, что же это за подвиды «омикрона», которые сейчас заражают людей по всей планете вновь? Николай Крючков:BA.4 и BA.5. Это не новые подварианты. Впервые они были выявлены еще в феврале этого года. Ну, не новые, потому что процесс развивается очень быстро. Мы же понимаем, что «омикрон» на самом деле, вот этот вариант BA.1, он стал распространяться всего лишь в ноябре прошлого года, так что, в общем-то, времени не так много прошло. Так что эти две линии не сильно новые, но они, видимо, эволюционно еще более оптимальные, с точки зрения инфекции, по сравнению даже с линией BA.2, которая до этого повсеместно доминировала. Происходило следующим образом. Первый «омикрон», BA.1, дал вот эту первую мощную вспышку везде, в том числе в нашей стране. Потом он очень плавно заменился BA.2, и BA.2 в некоторых странах дал отдельную вспышку, а в некоторых странах, по сути дела, вторая половина этой первой вспышки как раз была обеспечена, обусловлена линией BA.2. Потом, соответственно, появился BA.3, но он, как оказалось, стал тупиковой ветвью, он особо нигде не распространился. Ну, тоже все распереживались, поэтому номер уже закрепился за ним. Ну и собственно BA.4 и BA.5 – в феврале. Они являются просто более заразной версией того же самого «омикрона» BA.2. И, по мнению отдельных специалистов, та же линия BA.5 является немного более патогенной, чем BA.2. Но это требует дальнейшего изучения, я не могу полностью быть в этом уверенным. Тамара Шорникова: А вот сразу сообщение из Москвы: «Чем опасен этот штамм? Смертность? Осложнения?» – и так далее. Про «омикрон» все говорят, что практически как обычная ОРВИ. Или все-таки не так все просто? Николай Крючков: Ну, к сожалению, это не обычная ОРВИ. Если бы это была обычная ОРВИ… Тамара Шорникова: Ну, по симптомам похоже. Николай Крючков: Нет, ну по симптомам похоже в том случае, если человек болеет легко. Кому повезло меньше, то есть тот, кто заболел среднетяжело, не дай бог, тяжело и крайне тяжело или умер, ну, соответственно, те понимают, что не совсем как обычная ОРВИ. Поэтому здесь от этого зависит. Принципиально о чем может идти речь? О том, что линии BA.1 – BA.2 и BA.4 – BA.5 примерно так же патогенные между собой. И, понятное дело, в сравнении с дельта-линией они потеряли в патогенности в 3–7 раз – в зависимости от того, каким параметром мы эту патогенность измеряем. От 3 до 7 раз – это довольно большое падение, да? Но при этом мы понимаем, что по той же госпитализации эта исходная линия BA.1 просто вернулась на уровень альфа-линии, если вы такую помните. Это так называемая первая британская линия. Помните, все переживали, Британия, можно сказать, закрылась. Тамара Шорникова: Так, следить все сложнее за этими веточками. Николай Крючков: Да-да-да. Ну, это на самом деле первая из таких линий, которая эти греческие, буквенные наименования получила. Это альфа-линия. Тогда все очень переживали. А теперь, когда мы вернулись опять в патогенность альфа-линии, при том что заразность теперь уже больше, мы уже, видимо, не так переживаем. Это работает очень просто. Ну, представьте, что у нас есть та же инфекция с той же самой патогенностью, что и грипп. А это не та же инфекция, это просто я для примера. Вот представьте, что она в 8 раз более заразная, чем тот же сезонный грипп, как это сейчас происходит. Казалось бы, ну что тут такого, да? Но в действительности за то же самое время, за тот же самый промежуток времени при прочих равных в 8 раз больше людей успевают заразиться, примерно в 8 раз больше людей (ну, там не прямо в 8 раз, а чтобы порядок был понятен) госпитализируются. К сожалению, тяжело переболеть, попасть в реанимацию и умереть, да? Хотя, казалось бы, патогенность ровно та же самая, что и у сезонного гриппа. Но самое интересное, что и патогенность в данном случае еще не вернулась на уровень сезонного гриппа, а заметно выше. Но, конечно, в сравнении с дельта-линией это менее патогенная линия. Тамара Шорникова: Пока бдительность терять не стоит? Николай Крючков: Ни в коем случае! Это не сезонная инфекция. Тамара Шорникова: Давайте послушаем телезрителя. Игорь, Белгород. Зритель: Да-да. Хотел задать вопрос такой. Смотрите. Я сделал ревакцинацию «Спутником V». Дело в том, что не было бустера одноразового, я сделал двумя дозами «Спутника V». Хотел бы сейчас уточнить у эксперта: если я все-таки заражусь, потому что вы сами говорите, что стопроцентной гарантии нет, если я все-таки заражусь и, допустим, даже если бессимптомно перенесу это заболевание, то какие осложнения могут быть на сердце, почки, глаза и так далее? Николай Крючков: Смотрите. Бессимптомное течение – это такая загадочная история. Ну, это есть, безусловно. То есть это не заболевание, а это… В чем опасность для коронавирусной инфекции? Это далеко не для всех инфекций так. Человек заражается, и во время этого инфекционного процесса, но без развития заболевания COVID-19, он может заразить других людей. Это главная проблема. Считается, что при бессимптомном течении, вот когда вообще никаких симптомов нет, в общем, и осложнений особых, как правило, не остается, да? Другое дело, что очень часто люди принимают за бессимптомное течение обычное легкое течение заболевания, ну, как сезонный грипп или аденовирусная инфекция. Тамара Шорникова: Ну, пару дней горло поболело. Николай Крючков: Болит горло, сопли, что называется, выделения из носа, температура какая-то очень небольшая, кратковременная, сама проходит. И люди не воспринимают это как симптомы, например, коронавирусной инфекции. При этом легкое течение дает уже заметные осложнения у части людей, естественно, у небольшой части людей. Как правило, если мы говорим про постковид (видимо, это интересует), то как минимум один симптом постковида после легкого течения, ну, где-то примерно у 15–20%. Но, конечно, если мы говорим о среднетяжелом течении, тяжелом, то там этот процент значительно возрастает. И в целом у тех, кто заметно переболел ковидом, процент людей, у которых как минимум один симптом постковида сохраняется в течение как минимум 6 месяцев, составляет более 60% уже. Ну, это необязательно прямо тяжелые какие-то вещи, но это может быть нарушение сна, это могут быть головные боли, туман в голове, нарушение концентрации внимания, это могут быть нарушения со стороны легких (одышка и так далее), это может алопеция (выпадение волос), это может быть потеря обоняния, это может быть депрессия, тревожность повышенная, вот такие вещи. И это я не все перечислил, просто наиболее такие распространенные. Это может быть как минимум один. То есть смысл в том, что, конечно, от тяжести течения постковид тоже зависит. И еще момент, самый последний. Это довольно новая история. Хотя, в общем, многие специалисты предполагали, но теперь уже есть более или менее надежные доказательства того, что при прочих равных в одних и тех же людей каждое последующее заболевание COVID-19 дает все больше осложнений. То есть о чем это говорит? О том, что, скорее всего, COVID-19 оставляет следы в организме, то есть не проходит бесследно. И каждое последующее заболевание при прочих равных условиях дает все больше более тяжелые осложнения, постковид и так далее. Именно поэтому вот этот совет: «Ну, ничего страшного, переболеем в третий раз/в пятый раз», – он как бы с самого начала звучал довольно странно, но теперь это выглядит совсем странно. Тамара Шорникова: Еще послушаем Наталью из Астрахани. Наталья? Зритель: Добрый день. Тамара Шорникова: Да, здравствуйте. Зритель: Я бы хотела вот что узнать. Я в 2020 году, в ноябре месяце, серьезно переболела ковидом, 21 день в реанимации. После этого у меня прекрасно держатся антитела. И за это время – почти два года – я сделала «Спутником V» прививку все-таки, хотя мне говорили, что при таких больших антителах вроде бы и не стоит делать прививки. Ну, думаю: «Нет, береженого Бог бережет». Сделала прививку. И до, и после (вот уже прошло месяцев восемь после прививки «Спутником Лайт») такие же большие антитела. Стоит ли мне сейчас с учетом возраста моего мудрого и, в общем-то, ситуации в стране делать опять прививку или нет? Пожалуйста, ответьте. Николай Крючков: Здесь ключевой момент – это время, которое прошло от момента заболевания до новой вакцинации или от предшествующей вакцинации до новой. Максимально этот период должен составлять 6 месяцев. Сейчас по уровню антител не определяется необходимость или отсутствие необходимости в вакцинации. Если уровень антител нейтрализующих (не любых антител, а нейтрализующих) очень высокий (а очень высокий – это как минимум 1,5 тысячи BAU на миллилитр, и опять же не любых антител, а именно специальных, нейтрализующих, к RBD, к FC-фрагменту, ну, хотя бы к S1-фрагменту, но не в целом к S-антигену), то тогда мы можем говорить о том, что, может, еще месяц подождать. Это мое личное экспертное мнение, это не общераспространенная рекомендация. Но, в принципе, если прошло уже 6 месяцев, то как раз это оптимальный срок для того, чтобы пойти и вакцинироваться. Тамара Шорникова: Николай Александрович, очевидно, что многие расслабились, потому что действительно ушел как-то ковид из новостей, отменили ограничения и так далее. Теперь говорят, что какие-то из этих ограничений нужно возвращать. В частности, Всемирная организация здравоохранения ратует за возвращение масочного режима по всему миру. Понятно, что по-прежнему врачи настаивают на вакцинации. Если люди пропустили тот самый полугодовой срок от вакцинации до ревакцинации, год походили, понаслаждались жизнью без каких-либо ограничений, то сейчас что следует применять в качестве ревакцинации – «Спутник Лайт» или все-таки уже «Спутник V», потому что слишком много времени прошло? Николай Крючков: Ну, общая рекомендация… Вообще сказать сложно, потому что таких достаточных исследований нет: вот что будет, если полтора года прошло, если год. Но я вам скажу так: для большинства людей со здоровой иммунной системой, не пожилых людей, для людей без тяжелых хронических заболеваний, для людей не особой категории, а вот в целом, то где-то одной инъекции будет достаточно. Да, достаточно. Я не могу гарантировать, что вот через год одной инъекции точно вам будет достаточно и две инъекции вам не добавят еще иммунитета, что называется, временного. Так я не могу сказать. По полугодовому периоду могу сказать: для большинства одной инъекции достаточно – тот же «Спутник Лайт» или первый компонент «Спутника V» (что то же самое), или те вакцины, если у вас срок подойдет, которые, например, осенью этого года выйдут, новые, на новых технологических платформах российские вакцины второго поколения, следующего. Соответственно, будет возможность точно так же довакцинироваться, в том числе одной инъекцией. Но если вы протянули уже год-полтора, то, смотрите, логика очень простая. У нас «Спутник V» найти… ой, «Спутник Лайт» найти практически невозможно, очень сложно найти «Спутник Лайт». Соответственно, какой у вас выбор в норме? Либо сделать первый компонент «Спутника V» (что то же самое), но не получить никакого сертификата, либо сделать две инъекции «Спутника V», но это два раза нужно ходить, может быть, температура поднимется дважды и так далее, но при этом получить сертификат. Вот в случае если, например, полгода прошло и у вас здоровая иммунная система, то одной инъекцией лучше ограничиться – ну, к сожалению, иногда за счет того, что вы сертификат не получите.Но если у вас прошло много – год и более, может быть, 10 месяцев и более, – то все-таки я рекомендую с учетом нынешнего административного аспекта, я все-таки рекомендую две инъекции, потому что найти «Спутник V» гораздо легче, чем «Спутник Лайт»; а второе – вы получите сертификат после двух инъекций. А когда он пригодится или не пригодится – мы с вами не знаем. Правильно? Сейчас он особо не нужен, а через 3–4 месяца, может, и понадобится. Поэтому здесь… Тамара Шорникова: Так, об этом после звонка. Алексей, Тверская область. Здравствуйте. Зритель: Добрый день, ведущая и Николай Александрович. Хотелось бы задать несколько вопросов. Вот сейчас попробую сформулировать. Скажите, жителям провинции, относящимся к группе риска, перенесшим заболевание в марте текущего года, ранее не прививавшимся, стоит ли ожидать появления вакцин нового поколения, таких как зарегистрированный «Конвасэл», а также назальных вакцин, широко упоминавшихся некоторое время назад и которые, в общем-то, уже должны быть подготовлены к выпуску? Вот стоит ли ожидать их появления? Или прививка по истечению 6 месяцев или на исходе 6 месяцев вакциной… Тамара Шорникова: Да, понятно, Алексей. Николай Крючков: Спасибо за вопрос. Смотрите. Давайте я коротко скажу, какие вакцины ожидать. Ну, на первое место я бы поставил «Бетувакс-КоВ-2». Это рекомбинантная субъединичная, которая, надеюсь, осенью будет зарегистрирована. Это принципиально новая технологическая платформа для антиковидных вакцин, аналог американской вакцины Novavax: мягкая, мало реактогенная и, в общем, хорошо иммуногенная. И много-много других плюсов есть. Но проблема в том, что выйдет она не прямо сейчас, а сколько-то нужно подождать. «Конвасэл», который, в общем, уже зарегистрирован, но его нет. Ждать тоже особого смысла нет. Что касается интраназальных форм, то, в принципе, их можно подождать. Но сказать, что они будут обладать какие-то экстраординарными возможностями, кроме удобства применения (не нужно инъекцию делать), я бы не сказал. Пока таких сведений нет. Это хороший тип вакцин, но сказать, что он широко применяется в мире, я не могу, это не так. Применяются традиционные вакцины на сегодняшний день. Ну, в России опять же появилась дополнительная возможность, а в мире это не так, по большому счету, хотя и в разработке находятся такие вакцины. Поэтому, исходя из этого, главное здесь – не ждать каких-то новых вакцин, а главное – ориентироваться… или не ориентироваться на сезон, как в случае с гриппом, например, потому что это не сезонная инфекция пока еще (хотя и с сезонным компонентом), а ориентироваться на свой период, который я сказал, полгода. Если у вас тем более уже прошел год, а я так понял, что с марта месяца больше года прошло, то, конечно, ничего ждать не надо. И вам, скорее всего, лучше сделать «Спутник V», две инъекции. Ну, если найдете «Спутник Лайт», то одну инъекцию. Вот как бы такая рекомендация. Тамара Шорникова: Вы сказали о том, что, может быть, через 3–4 месяца вдруг понадобится сертификат. В связи с этим вопрос. Вот 1 июля Роспотребнадзор снял все коронавирусные ограничения с оговоркой, что какие-то могут вернуться, если ситуация ухудшится. Анна Попова, глава Роспотребнадзора, сказала, что пока ни о каком возвращении ограничений речь не идет, перепрофилированные обратно из коронавирусных в профильные медучреждения работают в штатном режиме и так далее, повышения госпитализаций нет. Но с учетом возможного какого-то прироста и так далее возможно ли все-таки, что ограничения вернутся? Николай Крючков: Ну, я так скажу: конечно, эпидемиологическая ситуация потребует возврата части ограничений, значительного количества ограничений. Тамара Шорникова: Каких? Николай Крючков: Ну, масочный режим, понятно. Дистанционная учеба, скорее всего, тоже. Тамара Шорникова: Это осенью? Николай Крючков: Да. Я почему говорю не про лето? Потому что летом никто вводить никаких ограничений не будет. Вот смотрите. Если бы это был стандартный сезон прошлого года (я говорю, исходя ровно из этого), если бы это было, то никого волновать летом не хотят, тем более отменили весной… Я, кстати, был против отмены масочного режима. Это чтобы было понятно. Никаких объективных причин для этого не было. Было просто желание пойти за Европой, не понимая, что все-таки ситуация в России в плане коллективного иммунитета и иммунизации очень сильно отличается от европейской. Хотя и там она не так чтобы суперидеальная. Хорошая, но не идеальная. А мы последовали просто слепо за европейским этим примером без объективных причин, еще раз повторяю. Ну, уже что сделали, то сделали. Раз сделали – соответственно, летом вряд ли вернут, давайте объективно скажем, даже если будет серьезная вспышка. Но проблема этого сезона заключается в том, что у нас этой осенью ждут большие испытания социально-экономического плана. И, конечно, с этой точки зрения, думаю, государство не будет заинтересовано в ведении сколько-нибудь жестких и своевременных мер, к сожалению. Я не верю в то, что введут масочный режим, будут это контролировать, дистанционную учебу сразу введут. Это сделают в самом крайнем случае, уже когда будет поздно. Ну, собственно, и до этого так было. Когда у нас уже зашкалит заболеваемость, когда больницы будут переполнены или много людей, если это произойдет, то тогда это сделают. Если этого не произойдет, то будут делать все, чтобы не вводить таких ограничений. Именно поэтому я и говорю о том, что необходимость в этом, скорее всего, будет, но введут или не введут, в полном объеме или нет, частично ли – может быть, а может быть, и нет. Очень сложно тут спрогнозировать. Тамара Шорникова: Еще один звонок – Ирина, Магнитогорск. Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. У меня вопрос к доктору. Скажите, пожалуйста… Вот я сделала ревакцинацию, второй компонент, 20 июня. Я хотела узнать, есть ли у меня сейчас уже защита? И нужно ли мне через полгода снова ревакцинироваться? Спасибо. Николай Крючков: Ну, первое. После бустеризации оптимальная защита… иммунная система выходит на оптимальный уровень защиты через три недели примерно. То есть уже, видимо, эти три недели как раз и прошли, с чем вас и поздравляем. Это первый момент. Второй момент: нужно ли через полгода? Ну, я вам так скажу: у нас есть какие-то данные по первому бустеру и по второму бустеру. То есть вы сделали первый раз бустер, а еще через полгода – второй бустер. Дальше сказать, что у нас есть накопленные данные, что будет, когда вы пятый раз пойдете делать, шестой раз, у нас нет, к сожалению, таких данных. Мы можем предполагать, что, в принципе, это работает. А можем сказать: например, к тому времени будут другие вакцины, и можно вполне будет сделать другой вакциной. И вы тем самым многие вещи закроете, например, в плане сниженной чувствительности к тому же аденовирусному вектору – за счет того, что иммунная система его просто атакует. И так далее. Но я вам что предлагаю сделать? У нас сейчас горизонт планирования, к сожалению, не очень продолжительный, поэтому вы молодец, что сделали эту вакцинацию. Соответственно, сейчас спокойно полгода можете, естественно, понятно, нося маски, как-то себя еще защищая, можете быть спокойны в значительной степени за свое состояние. А что будет через полгода – сказать сложно. Может быть, будут другие вакцины, скорее всего. И будет выбор совершенно другой, не тот, что сейчас. И вы тогда сделаете более правильный выбор. То есть я предлагаю не гадать на будущее, вот так вот. У нас очень короткий, еще раз говорю, горизонт планирования. Полгода – это хороший срок, чтобы быть защищенным. Тамара Шорникова: Много, конечно, какой-то такой тоски, что ли, и раздражения у людей, в сообщениях это читается, мол: «Да откуда же он вылез, этот вирус?» Все-таки третий год он летает по планете, третий год ученые спорят о происхождении. Для кого-то эта тема абсолютно прозрачная и понятная. Кто-то считает, что есть варианты. Вот новый виток обсуждения запустил как раз – сейчас назову – профессор экономики Джеффри Сакс. Это, по-моему, журналу Lancet даже как раз. Он назвал две гипотезы происхождения коронавируса: природное распространение и создание в лаборатории. При этом он подчеркнул, что правительство США финансировало множество опасных генетических манипуляций с SARS-вирусами и до сих пор не раскрыло информацию об этом. Все-таки авторитетное издание. Как вы относитесь к таким публикациям? Николай Крючков: Ну, я уточню. Все-таки это было интервью не журналу Lancet, а это было интервью… по крайней мере, я его читал в Tehran News. Это иранское издание. Тамара Шорникова: Да. Нет, подождите… Tehran Times. Николай Крючков: Times, да. Тамара Шорникова: А интервью… Как раз наш профессор, он председатель комиссии научного журнала Lancet. Ну, то есть тоже человек, который должен понимать, насколько ответственно он должен подходить к разного рода выступлениям. Николай Крючков: Да. Кстати говоря, это был бы неплохой совет в принципе для специалистов и для дипломатов тоже: очень внимательно перед выступлениями, что называется, продумывать те слова, которые говорятся. Я так понимаю, что, понятное дело, говорится… В общем, смысл в том, что есть не только медицинские аспекты, но есть и политические аспекты, связанные с текущими международными отношениями. Это надо понимать. По поводу Джеффри Сакса. Действительно, есть комиссия большая в Lancet по коронавирусу, не по происхождению коронавируса. Там главная цель – это противодействие пандемии, а также три цели из четырех – это противодействие социально-экономическим всяким последствиям. Почему и экономист вошел в эту группу Lancet. Это не столько собственно биомедицинская группа, а сколько такая социальная с медицинскими компонентами, поэтому там, соответственно, эти вопросы и рассматривались. Отдельно у них задачи, по крайней мере начиная с ноября прошлого года, рассмотрения вопроса о происхождении, у Lancet нет. Это просто чтобы было понятно. Хотя, естественно, никто никому из специалистов не запрещает этой темой интересоваться и заниматься, это самой собой. Смысл в следующем. Давайте я коротко свою позицию сформулирую. Исходя из той информации, которой мы располагаем как научное сообщество, как эксперты в этой области, это не позволяет сделать вывод о том, что коронавирус имеет искусственное происхождение или даже (что необходимо равно одно другому) утечку из лаборатории в Ухане. Это разные вещи. Многие думают, что это вообще одно и то же. Нет. Искусственное происхождение – это когда специально, путем специальных генно-инженерных модификаций так модифицировали этот вирус, что он стал особо заразным, особо патогенным, и его выпустили. А бывает так, что это просто природный вирус, он где-то хранился в лаборатории, и за счет нарушения техники безопасности случайно из этой лаборатории утек. Вот ни по первому, ни по второму вопросу доказательств нет. Есть мнения о том (и совершенно прав Джеффри Сакс в этом, и я согласен, и с нашими специалистами согласен), что у нас нет прозрачных правил контроля за деятельностью лабораторий высокой степени биологической опасности – BSL3 и BSL4, по американской классификации. Это правда. У нас нет взаимных инспекций. У нас нет единых правил. У нас есть отдельная ассоциация, которая охватывает всего лишь очень небольшое количество «западных» стран, а ни Китай, ни наша страна не сотрудничают с этой организацией. И это взаимное недоверие, безусловно. А раз есть взаимное недоверие – значит, проверить невозможно. Американцы делали заявление, если вы помните, в том числе сенатор, я помню, о том, что у них есть какой-то информатор из Китая, из сбежавших лаборатории, у которого есть сведения. Но вы слышали про этого информатора больше и про ту информацию, которую он должен был сообщить? Я – нет. Соответственно, я делаю вывод, что либо нет этой информации, либо есть взаимная договоренность между США и Китаем. И обратите внимание, что после прихода Байдена на должность президента и его администрации Китай прекратил официальные обвинения вовне. При этом китайская пресса иногда эту тему поднимает, как и российская пресса, внутри страны, как бы обсуждая эту ситуацию. Поэтому еще раз: может быть такое? Может, да, вполне. Способны ли сегодня современные методы биотехнологий не оставлять следов при генетической модификации? Способны. Но доказывает ли это само по себе при отсутствии других доказательств, что была в данном случае произведена такая модификация и специально этот коронавирус был выброшен, что называется, в общество, в популяцию? Ну нет конечно. То есть мы можем сколько угодно здесь сомневаться, говорить, что было бы это лучше, но нет доказательств никаких. Вот в чем проблема. Тамара Шорникова: Что касается такой тоже косвенной улики, что ли, которую предъявляют иногда последователям версии, что вирус как минимум утек откуда-то, – это то, что в последнее время, уже после коронавируса, начали появляться вспышки то там, то здесь. Здесь определенное количество людей с пока непонятной инфекцией слегли, здесь. Потомоспа обезьян. Потом еще что-то. И говорят, что вот тот самый коронавирус, вытекший откуда-то, так ослабил весь иммунитет планеты, что планета просто «посыпалась». Вот вы как-то связываете эти эпизоды? Или мы просто сейчас стали более тщательно, пристально следить за всеми новостями обо всех инфекциях со всех уголков планеты? Николай Крючков: Ну, об этой теме можно говорить много, конечно, это не на одну минуту ответ. Я попробую очень коротко сформулировать. Нет, это никак не связано напрямую с пандемией коронавирусной инфекции. Ну, оспа обезьян, какой-то единичный случай, например, с чумой, которые ежегодно происходят… Ну, например, смотрите – обезьянья оспа. Обезьянья оспа с 2016-го… Во-первых, она существует с 1970 года. Также она регулярно еще в конце 90-х и в начале 2000-х… Ну, в 2003 году, например, была крупная вспышка в США этой самой обезьяньей оспы. Да, она была завозная от определенных животных, которые были завезены, и было понятно, как она там появилась. То есть не было таких нераскрученных цепочек. Тамара Шорникова: У нас как раз минута, как вы говорили, осталась. Николай Крючков: Хорошо, да. Значит, смотрите. Первое: это было давно. С 2016 года в Африке обострение этого процесса, там действительно обострение по обезьяньей оспе. Но кого это интересует из развитых стран, из стран второго и первого мира? Мало кого интересовало. И сейчас, кстати, с обидой африканские представители ВОЗ говорят: «А что же вы раньше-то не замечали? С 2016 года у нас обострение заболеваемости, но никому интереса не было». Сейчас, когда перекинулось на первый и второй мир, всех, конечно, заинтересовало. Ну а коронавирусная инфекция с какого года у нас? С 2019-го официально, да? Вроде бы. С конца 2019-го. Поэтому и иммунитета нет. А то, что идет изменение объективное по поведению целого ряда инфекций – ну, это длительный разговор. Идет, это происходит. И причин здесь – не одна, не две, а несколько. Можно ли этим управлять? Можно, но, опять же, сложно. И надо этим заниматься. Если этим не заниматься, то можно потом только удивляться, открывать рот, удивляться: «Вот у нас опять новое заболевание». Тамара Шорникова: Так, мы нащупали новую тему для разговоров, обязательно пригласим вас на этот разговор. У нас в студии был Николай Крючков, генеральный директор контрактно-исследовательской компании, иммунолог, кандидат медицинских наук. Спасибо большое. Николай Крючков: Спасибо.