Оксана Галькевич: Мы переходим к нашей следующей теме. В 2017 году в России появится альтернатива лишению свободы. По крайней мере так новый вид наказания назвал глава Федеральной службы исполнения наказаний России Валерий Максименко. Речь идет о принудительных работах. Константин Чуриков: И как раз отрабатывать, а не отсиживать срок осужденные смогут в специальных центрах. Четыре таких откроют как раз в будущем году. Но есть нюансы. Выбирать тип работы самостоятельно будет нельзя. Покидать исправительный центр без разрешения администрации – тоже. Оксана Галькевич: Наверняка есть какие-то другие нюансы. Сейчас будем выяснять, какие именно. Мы представим нашего гостя. В студии программы "Отражение" Андрей Бабушкин, председатель Комитета за гражданские права, член совета по правам человека при президенте России. Здравствуйте, Андрей Владимирович. Андрей Бабушкин: Добрый вечер. Константин Чуриков: Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, Андрей Владимирович, собственно, кто потенциально может попасть в эти исправительные центры? О каких видах преступлений, о каких злодеяниях и о каких сроках идет речь? Андрей Бабушкин: Все новое – хорошо забытое старое. Нынешние принудительные работы – это то же самое, что называлось "исправительные работы в местах, определяемых органами внутренних дел", или в народе называлось "химия". Этот вид наказания существовал до 1991 года и был исключен в связи с принятием закона о милиции, потому что закон о милиции ликвидировал спецкомендатуры, те учреждения, где отбывали этот вид наказания. И данный вид наказаний исчез из нашего законодательства и из правовой практики. Константин Чуриков: А почему это химией называлось? Андрей Бабушкин: Потому что первоначально эти спецкомендатуры создавались при предприятиях химической промышленности, то есть люди работали на химических предприятиях. Поэтому с 1970-х годов, когда они появились, это стало называться химией. Константин Чуриков: То есть на ликеро-водочных было нельзя, естественно. Андрей Бабушкин: На ликеро-водочных были свои работники. Там не было недостатка в рабочей силе. Данный вид наказания был направлен на то, чтобы направить осужденных на те предприятия, где испытывался дефицит рабочих рук. И в 2011 году наш законодатель решил, что надо бы этот вид наказания в модернизированном виде восстановить. Но с 2012 года, как это было запланировано законодателем, ФСИН создать данные исправительные центры не смог. Введение этого наказания было отложено на 2013 год, потом на 2015 год. И вот сейчас наконец в 2017 году данный вид наказания должен заработать. Три категории осужденных на сегодняшний день смогут туда попасть. Во-первых, это лица, осужденные за преступления небольшой степени тяжести, то есть за те преступления, за которые законом предусмотрено наказание не более 3 лет лишения свободы. Во-вторых, средней степени тяжести, где максимальное наказание до 5 лет лишения свободы. И могут туда быть направлены лица, осужденные за тяжкие преступления, то есть те лица, которые осуждены за преступления, за которые максимальная планка наказаний превышает 10 лет лишения свободы, но с одной оговоркой: впервые привлеченные к уголовной ответственности, то есть ранее наказания не отбывавшие, то есть не рецидивисты. Оксана Галькевич: Означает ли это, что те структуры, которые были ликвидированы в 1991 году, в некоем новом виде снова будут воссозданы. Четыре исправительных центра на всю страну - конечно, очень мало. Но, с другой стороны, понятно, что новый вид наказания надо обкатать  Андрей Бабушкин: Воссоздать их, к сожалению, невозможно, потому что эти помещения и эти специалисты безвозвратно потеряны для нашей страны. Хочу напомнить, что на 1991 год в спецкомендатурах отбывало наказание более 80 000 человек. И они имелись практически в каждом субъекте федерации. У нас в Москве таких спецкомендатур было три. Но четыре исправительных центра на всю страну - конечно, очень мало. Но, с другой стороны, понятно, что новый вид наказания надо обкатать, отработать экспериментально. Понятно, что без проведения эксперимента (а четыре исправительных центра я воспринимаю именно как экспериментальная стадия данного вида наказания) понять сильные и слабые стороны этого вида наказания нельзя. А слабые стороны, к сожалению, уже некоторые видны налицо. Во-первых, мы видим, что люди будут отбывать наказание не по месту жительства, потому что статья 60 со значком 4 (если мне память не изменяет) дает право при отсутствии исправительного центра направлять человека для отбытия наказания в другой субъект федерации. И нигде не сказано, что это должен быть ближайший к месту жительства человека исправительный центр. Во-вторых, мы видим, что если сегодня у работающих осужденных на руках остается до 25% их заработной платы, то здесь немножко допущено такое лукавство: с одной стороны, вычеты зарплаты в пользу государства могут быть от 5% до 20%. Но, с другой стороны, этот человек оплачивает свое нахождение в исправительном центре: питание, проживание, коммунальные расходы. И снова же у него на руках должно оставаться не менее 25%. Константин Чуриков: Извините, а то, что не прописано четко, сколько процентов идет государству, сколько остается осужденному… Андрей Бабушкин: Прописано. От 5 до 20. Это суд решает. Это на усмотрение суда. Константин Чуриков: Все, я понял. Андрей Бабушкин: Тут будет определенность. Что мы видим? То есть если человека отправили туда, где он зарабатывает 40 тысяч, наверняка у него будет оставаться солидная сумма. Константин Чуриков: Я просто к тому, что злоупотребления не будет в этой связи. Андрей Бабушкин: Нет, в этой связи не будет злоупотреблений. По крайней мере, я их не ожидаю. А в связи с тем, что людей будут направлять на крайне низкооплачиваемые работы, и у него на руках будет оставаться 25% - это, конечно же, не будет человека стимулировать к добросовестному труду. И еще одна проблема. Еще 10 лет назад начальник ГУФСИНа по Красноярскому краю генерал-лейтенант Шаешников провел у себя в крае смелый эксперимент: он создал городские колонии-поселения, и люди, осужденные к наказанию в виде колонии-поселения, они работали на городских объектах: они подметали улицы, они ремонтировали дороги. И тогда стало понятно, что эксперимент удачный, успешный, эффективный. И, наверное, надо было пойти не по пути создания нового вида наказания, а по пути использования действующей системы колоний-поселений, разместить их в крупных городах, где имеется дефицит рабочей силы в жилищно-коммунальной сфере. И здесь не надо было бы ни законодательство менять, ни новые учреждения создавать, ни 6 лет ждать. У нас в руках был весь инструмент, для того чтобы повторить красноярский эксперимент. Константин Чуриков: Я помню, как несколько месяцев назад на вашем месте здесь сидел депутат Госдумы Александр Хинштейн. Он изучал всю эту историю. Рассказывал, что там есть целая экономическая модель, и там даже можно неплохо зарабатывать, и государству в том числе. Андрей Бабушкин: И государству, и самим осужденным, и город был рад тому, что появились рабочие руки. Я не знаю, почему мы не ценим какие-то интересные вещи, которые нам удается создать, и все время ищем что-то новое, что еще себя пока что не оправдало. Оксана Галькевич: Хорошо. 4 центра, которые начнут работать в следующем году – они сколько человек готовы будут принять? Это не 80 тысяч, как было в советское время. Андрей Бабушкин: Я думаю, что пока каждый центр будет на 500-1000 человек. То есть речь идет о нескольких тысячах людей. То есть серьезно на судебную практику на снижение наказаний и на снижение контингента лиц, осужденных к лишению свободы создание исправительных центров не повлияет. Хочу напомнить, что Россия находится на 10 месте в мире по количеству заключенных на 100 тысяч населения и на 2 месте в Европе по этому показателю. Поэтому у нас с вами возможность и необходимость сокращения тюремного населения является одной из главных задач пенитенциарной реформы. Оксана Галькевич: И, наверное, может быть, гуманизация нашей исправительной системы. Об этом тоже в последнее время много разговоров. Андрей Бабушкин: Когда мы говорим "гуманизация", слово немножко заезженное. Обычно рассматривают гуманизацию как смягчение наказания. Гуманизация – это не смягчение наказания. Это приближение наказания к человеку: учет его природы, учет его культурных и иных потребностей. Константин Чуриков: В данном случае является ли эта новость, которую мы сегодня обсуждаем, актом гуманизации? Потому что, условно говоря, совершить правонарушение может любой человек, может теоретически академик это сделать, и академик в течение 3-10 лет начинает мести улицы. Андрей Бабушкин: У нас по шпионским делам привлечены академики, которые являются единственными специалистами в России в какой-то очень важной оборонной отрасли. Например, по знаменитому шпионскому делу два академика сидели в Поволжье, и один из них уже скончался – профессор Афанасьев. И они получили огромные сроки наказания. Суды совершенно не думают об интересах страны, интересах государства. Теоретически, конечно, создание исправительных центров и введение принудительных работ – это акт гуманизации. Но с одной важной оговоркой: если суды будут направлять туда тех людей, которых они иначе бы осудили к реальному лишению свободы в исправительных колониях. Если же этот контингент для исправительных центров будет набираться за счет людей, осуждаемых к условному наказанию, это приведет к снижению количества удельного веса лиц, осуждаемых условно, и другим наказания, не связанных с лишением свободы. А я хочу напомнить, что у нас с вами из 13 видов наказаний в существующем законодательстве все-таки 10 наказаний не связаны с лишением свободы. Я не беру здесь смертная казнь, которая не применяется на сегодняшний день. Конечно, это из акта гуманизации у нас получится акт усиления карательной составляющей судебной практики. Оксана Галькевич: Андрей Владимирович, наши телезрители пишут, тоже высказываются по этой теме. Иван пишет о том, что сейчас самое время для такого наказания. Нужно поднимать сельское хозяйство. Но вот еще одно сообщение от телезрителя. Он пишет о том, что химия – это в свое время были работы, очень вредные для здоровья, поэтому там и существовала нехватка рабочей силы. То есть просто обычные горожане не шли эту работу, соответственно, государство таким образом привлекало трудовые ресурсы. В этот раз не будет ли это действительно опасным для здоровья? На сегодняшний день безнаказанно направить людей на опасные работы почти невозможно. Мы выявляем такие случаи Андрей Бабушкин: Здесь есть два возражения. Во-первых, "химия" была видом наказания, вредного для здоровья, в первые годы своего внедрения. Последней спецкомендатурой была спецкомендатура на "ЗИЛе", была спецкомендатура в Зеленограде. Я был тогда депутатом Моссовета, мне пришлось застать последние месяцы существования спецкомендатур. Я их проверял. И я должен сказать, что ни повышенной смертности, ни повышенной заболеваемости в тех спецкомендатурах, что я проверял, не было. Поэтому к моменту, когда они были ликвидированы, они такого вреда здоровью уже не несли. Причина, почему они были ликвидированы, была совсем другая: начался кризис промышленности, возник дефицит рабочих рук. И там, где раньше работали арестанты, там стали конкурировать за эти рабочие места свободные люди. И, во-вторых, на сегодняшний день, я думаю, невозможно привлечь осужденных к опасным работам, потому что все-таки государство отвечает за состояние здоровья этих людей. Существует очень серьезная система контроля за состоянием здоровья осужденных, которая включает в себя и ведомственный контроль, и общественные наблюдательные комиссии. То есть на сегодняшний день безнаказанно направить людей на опасные работы почти невозможно. Мы выявляем такие случаи. Сказать, что этого нигде нет, не могу. Но они выявляются. С момента, когда это произошло, до момента, когда общественная наблюдательная комиссия про это узнала, приехала, подняла шум, и люди, которые все это сделали, были наказаны, проходит буквально несколько месяцев. Константин Чуриков: Одна из задач нашей пенитенциарной системы – это чтобы осужденный уже в новой жизни встал на путь исправления, чтобы он не взялся за старое, не стал рецидивистом. В данном случае, если мы говорим об этих исправительных центрах, давайте просто с вами попробуем предположить, не будет ли это той же тюрьмой, только ты работаешь, а не ходишь по кругу. Андрей Бабушкин: Это может тоже стать тюрьмой. Просто мы видим, что и перечень запрещенных предметов, и правила нужного распорядка – все это не прописано в законе, все это отнесено в ведение Минюсту. То есть там могут быть приняты достаточно жесткие ограничения, которые практически приблизят исправительные центры к существующим исправительным колониям. Кроме того, есть еще одно очень странное ограничение: если сегодня в исправительной колонии человек в свободное от работы время может покинуть помещение, где он проживает, и находиться в так называемом локальном участке, то есть во дворике около общежития, то здесь законодатель прописал не очень понятную норму о том, чтобы без разрешения администрации во внерабочее время эти люди не имеют права покидать те помещения, где они проживают, что достаточно удивительно. Очевидно, не очень профессиональные люди все это писали и не очень понимали, что они пишут. То есть есть такие тревожные моменты, которые заставляют задуматься. Но в целом, я думаю, ФСИН имел в виду другое. ФСИН, когда готовил этот проект, имел в виду все-таки некую промежуточную переходную форму от ограничения свободы, когда человек находится дома, к колонии-поселению. То есть что там должны быть ограничения менее жесткие, чем в колонии-поселении. Мы видим, что там, например, нет такого понятия, как штрафной изолятор, который в колонии-поселении. Есть помещение для изоляции в качестве вида взыскания за дисциплинарное нарушение, но штрафного изолятора нет. То есть там все-таки предпринята попытка создать модель более мягкую, чем существующая колония-поселение. И, наверное, это все-таки плюс. Оксана Галькевич: Но все-таки, наверное, альтернативой лишения свободы, как сказал господин Максименко, назвать это сложно? Андрей Бабушкин: Посмотрим. Если мы увидим, что действительно… Это будет зависеть от конкретной практики. Если мы увидим, что люди, которые там находятся… Это будет зависеть от того, что будет написано в правилах внутреннего распорядка. Если правила будут предусматривать достаточно широкий перечень оснований для выхода за пределы этих помещений, достаточно простые механизмы свидания, доступа к телефонной связи, доступа к магазинной сети, расположенной в населенном пункте. И это все будет находиться не где-то в лесной глуши, а в середине нормального города и будут хорошие коммуникации между администрацией и населением этого исправительного центра, и местными жителями, местной властью, то это может стать альтернативой лишения свободы, но, конечно, с теми оговорками, которые мы с вами сегодня уже произнесли. Константин Чуриков: Если это совсем маленький городочек, то это может стать чуть ли не градообразующим предприятием. Оксана Галькевич: А вот интересно, где эти четыре центра расположены. Андрей Бабушкин: Не знаю. Я пока что там не был. У нас в планах есть все эти центры посетить в начале следующего года. Но пока, к сожалению, руки до этого не дошли. Константин Чуриков: Нам пишет Зритель: "Практика показывает, что обязательные работы люди отрабатывают в частных организациях, а не в социальных, как положено. Осужденные, конечно, жаловаться не могут". У меня из этого рождается свой вопрос. Мы часто говорим о правах человека. Но осужденные – это тоже люди. У них какие-то права вообще есть? Осудили человека, он в исправительном центре или колонии… Андрей Бабушкин: Права есть у любого человека, даже осужденного, не дай бог, к пожизненному лишению свободы или смертной казни. Что осужденные жаловаться не могут, для меня это новость. Мы получаем каждый год примерно 15 тысяч жалоб от осужденных. И мы не единственная организация, куда они пишут. Я думаю, что Московская хельсингская группа или движение за права человека получают немного меньше. Если говорить о правах осужденных, они обладают всеми теми правами, что и любой человек на свободе, за исключением тех изъятий, которые предусмотрены уголовно-исполнительным кодексом. Но здесь проблема не в том, что у них меньше прав. Здесь проблема в том, что между правом и механизмом его реализации лежит огромная пропасть. Например, мы с вами говорим: "Осужденный имеет право на телефонный звонок". А попробуй позвони, если один-единственный автомат, и там запись на этот телефонный звонок за несколько дней. А когда до тебя дошла очередь, тебе, оказывается, надо идти на производство. "Имеет право на учебу". Но даже в этом положении об исправительных центрах мы вдруг видим, что там, где человек, например, студенческого возраста, он может получать образование путем заочного образования. Даже в колониях сегодня осужденный имеет получать в очной форме образование. Не только среднее или средне-специальное, но и высшее. А здесь почему-то заочное. Но самая серьезная проблема в реализации прав – это право на свидание. Когда человека берут из Москвы и отправляют, скажем, в Пермский край, а у него единственная родственница – это мама, инвалид I группы. Она никогда за 6 лет его отбычи наказания до него не доедет. Либо просто не хочет. У нее для этого нет ни денег, ни здоровья, ни возможности. А если она поедет, это будет последняя поездка в ее жизни. То есть сегодня самая главная проблема – это не то, что права осужденных не продекларированы. Они неплохо продекларированы в наших нормативно-правовых актах. Проблема в том, что сами эти нормативно-правовые акты имеют очень важный дефект: они не предусматривают реальных механизмов реализации этих прав. Оксана Галькевич: Мария из Башкрии до нас дозвонилась. Давайте послушаем ее вопрос. Мария, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Я училась и жила в Сибири в Красноярском крае, ездила на практику на золотые, молибедные и прочие такие рудники. У нас там везде работали заключенные. Одно дело - набил другу морду и сел в тюрьму, и кушает наши налоги.  А это люди работали. Они работали, жили лучше нас. У них было все. И они выглядели лучше нас. Константин Чуриков: В общем, вы поддерживаете инициативу по поводу создания этих центров? Они уже скоро появятся. Это уже не инициатива, это факт. Зритель: За ними действительно следили. И они работали там. А их жены… У нас много было туда сосланных людей из Москвы, Ленинграда. Тогда были такие времена. Мне 80 лет. Вы знаете, их жены учили нас. Замечательные женщины. Они приезжали со своими мужьями в эти районы. Они не жили на руднике. Они жили у нас в городе и учили. Я была, конечно, маленькой тогда. Оксана Галькевич: То есть работали, занимались какой-то преподавательской деятельностью. Спасибо. Андрей Бабушкин: Это были стародавние времена. Во-первых, тогда существовали такие два вида наказания, которые сейчас Мария упомянула, как ссылка и высылка. Ссылка – это когда человека направляют в определенную местность. Он не имеет права ее покинуть. А высылка – это когда человеку запрещается проживать в определенных городах. Мы отменили ссылку и высылку. Мы думали, что это гуманизация. Мы думали, что люди, которые раньше осуждались к ссылке и высылке, будут осуждаться к условным наказаниям. Но этого не произошло. Этим людям стали назначать наказания в виде лишения свободы. И, к сожалению, если в те времена работало 100% осужденных, которые могли и хотели работать, то на сегодняшний день ФСИН и наше родное государство обеспечивает трудозанятость всего 32% лиц, которые находятся в трудоспособном возрасте. Это очень мало. Оксана Галькевич: Обеспечивают, потому что столько может обеспечить, или по каким-то другим причинам? Андрей Бабушкин: Потому что там много причин. Но одним из главных барьеров является 44 федеральный закон, который, к сожалению, ставит предприятия ФСИНа в одно положение с коммерческими предприятиями. Есть положение об единственном поставщике. Но в полной мере на те предприятия ФСИНа, которые могли бы выступать единственным поставщиком и давать хорошую качественную дешевую продукцию, к сожалению, здесь пока Российское правительство лицом к тюремному производству не повернулось. Константин Чуриков: Я вижу, что "после 6 месяцев работы осужденному будет предоставляться право на отпуск – 18 дней". Вопрос: эти 18 дней он где будет проводить? Он может к маме полететь, или он должен все равно оставаться… Андрей Бабушкин: Это зависит от того, какую часть наказания от отбыл. Если мы видим, что по отбытии 2/3 человек уже может проживать вместе со своей семьей за пределами учреждения… Этот вопрос в достаточной степени не проработан. Вне рамок правового поля ФСИН создал в колониях так называемые профилактории. Это специальные квазиотряды, где люди проживали в период своих трудовых отпусков в улучшенных условиях. Но так как они в законе не были прописаны, их одна рука создала, а другая их ликвидировала. На сегодняшний день в большей части колоний вот этих профилакториев, где проживают отпускники, нету. Вопрос этот, к сожалению, не нашел своего отражения и в том законе, который мы с вами сегодня обсуждаем. Оксана Галькевич: Наш телезритель пишет, что по конституции человека нельзя силой принуждать к работе. Андрей Бабушкин: Можно. Оксана Галькевич: Можно, да? Никаких противоречий здесь нет? Андрей Бабушкин: Я объясню. Это старая проблема. Дело в том, что человек имеет в виду, что по российской конституции запрещен принудительный труд. И действительно, конвенция 1957 года Международной организации труда о запрете принудительного труда говорит, что принудительный труд запрещен. Но если мы с вами прочтем эту конвенцию, мы увидим, что ни труд военнослужащих, который соответствует их уставу, ни труд, назначенный в соответствии с судебным решением… А когда суд назначает наказание в виде лишения свободы, это не наказание, что мы тебя помещаем за колючку и дальше не знаем, что с тобой происходит. Это некий комплекс обременений для человека. Там есть и его обязанность трудиться на производстве 40 часов в неделю, его обязанность 2 часа в неделю бесплатно работать по благоустройству (знаменитая 106-я статья уголовно-исполнительного кодекса). И здесь, кстати, тоже есть двухчасовой бесплатный труд по благоустройству. Все это является элементом такого вида наказания, как лишение свободы, или в нашем случае – как принудительные работы. Поэтому, так как они назначаются судом, а они под понятие принудительного труда не подпадают. Константин Чуриков: Вы говорили, что получаете тысячи жалоб от людей, которые находятся в местах не столь отдаленных. Андрей Бабушкин: Около 15 тысяч в год. Константин Чуриков: Так на что жалуются? Если отранжировать по степени массовости. Осужденные в России жалуются в первую очередь на приговоры (примерно 30% жалоб). Вторая группа жалоб – это материально-бытовые условия (примерно 15%). На нарушение трудовых прав (около 10%)Андрей Бабушкин: Разные жалобы. В первую очередь жалуются, конечно, на приговоры (примерно 30% жалоб). Вторая группа жалоб – это материально-бытовые условия (примерно 15%). На нарушение трудовых прав (около 10%). На недостаточное медицинское обеспечение. Это, может быть, не столько вина ФСИНа, сколько вина все-таки Минздрава, который не в полной мере выполняет постановление правительства России 1466. Оно гласит, что если у ФСИНа нет своих специалистов, то должны специалисты территориальных органов Минздрава ФСИНу помогать. Следующая группа – это несправедливая дисциплинарная практика, когда необоснованно объявляется взыскание или не объявляется заработанное поощрение. Несправедливая оплата труда. Невозможность получения образования (примерно 2%). Применение необоснованной физической силы, или жестокое обращение (тоже где-то около 2.5%). И очень большая группа жалоб, я ее не упомянул, но это примерно процентов 8 – это нарушение возможности получить заработанное условно-досрочное освобождение, или замена наказания более мягким. Вот такие основные жалобы. А вообще предметов жалоб около 500. Например, приходят жалобы (их очень мало) на то, что человеку не разрешают писать письмо на его национальном языке. А его родственники, например, плохо знают русский язык, живут где-нибудь в глухом ауле в Дагестане. Действительно, законодатель очень много проблем создал. Когда мы раскрываем закон, действительно формально действия фсиновцев правильные. Константин Чуриков: Потому что тайна переписки в данном случае должна быть нарушена, то есть тексты писем читают. Андрей Бабушкин: Да, они обязаны это письмо прочесть. Вдруг он своей 90-летней старенькой маме пишет о том, чтоб она к нему приехала, сделала подземный подкоп от Дагестана до Магадана. Константин Чуриков: Как в мультике – мамаша Гавс такая. Оксана Галькевич: Подождите. А, соответственно, обеспечить сотрудников возможностью. Пусть читают на национальном языке. Андрей Бабушкин: Да сотрудники готовы. Законодатель нам так написал, что пишется переписка на государственном языке или языке данного субъекта федерации. Оксана Галькевич: Вот так вот. Андрей Владимирович, много у вас жалоб и обращений. Вы сами сказали. Вот наши телезрители тоже спрашивают, как в случае необходимости с вами связаться. Есть какие-то способы? Андрей Бабушкин: Я хочу сразу сказать, что у нас сейчас организация находится в очень сложном положении. К сожалению, наши грантодатели нам отказали вообще в финансировании. Но мы пока продолжаем работать. Связаться с нами можно следующим образом. Наш телефон: (8499) 478-95-15. Но сразу хочу сказать, что у нас сейчас в связи с огромным количеством обращений и очень скромными нашими возможностями введено два ограничения: мы не занимаемся помощью по уголовным делам, связанным с наступлением смерти человека, и не занимаемся помощью по уголовным делам, связанным с оборотом наркотиков. Мы понимаем, что там огромное количество фальсификаций, огромное количество нарушений. Но мы приняли для себя такое решение, для того чтобы просто хоть что-то делать с теми уменьшающимися ресурсами, что у нас есть. Константин Чуриков: Почему-то сегодня не было этого вопроса на СМС-портале, хотя, кажется, когда мы обсуждали похожую тему какое-то время назад, очень сильно волновал людей, которые уже отбыли свое наказание, вопрос трудоустройства. Не берут после этого на работу. А ведь работа – это как раз та самая палочка-выручалочка. Андрей Бабушкин: Здесь нам тоже "помог" законодатель. Он под флагом надуманной борьбы за права потерпевших (хотя потерпевшим это совершенно неважно) запретил, например, брать врачей, которые были осуждены за тяжкие преступления. Причем, преступление может быть вообще не связано… например, этот врач совершил грабеж по пьяному делу, своего друга побил, телефон у него забрал. Потом протрезвел, сам в милицию пришел. Нельзя его брать, понимаете ли, врачом. И у нас огромное количество людей, которые не могут трудоустроиться именно из-за тех ограничений, что ввели работодатели. Но при этом я должен сказать, что центры занятости сейчас для бывших осужденных проводят специальные ярмарки вакансий. И я рекомендую не тыкаться самому по работодателям и не приходить в районные центры занятости, а добраться до центра занятости службы занятости субъекта федерации, узнать, когда будет именно такая специализированная ярмарка вакансий, подать заранее свою заявку, составить свое резюме. Если возможно, взять на себя производственную характеристику с места лишения свободы. Ни в коем случае не скрывать, что ты отбывал наказание. Можно даже визиточки свои сделать, чтобы потенциальным работодателям дать, прийти на ярмарку вакансий, обойти 10-15 работодателей, записать их контакты, и потом каждого из них прозвонить и выбрать наилучший вариант. При таком грамотном подходе шанс на трудоустройство возрастает. Хотя, к сожалению, не становится стопроцентным. Константин Чуриков: Хотя у некоторых шансы на трудоустройств все равно есть. Мне просто вспомнилось, как несколько недель назад было заявление заместителя председателя Центризбиркома господина Булаева о том, что среди депутатом новой Государственной Думы 10 человек ранее имели судимость. Правда, он не уточнил, кто эти люди и от каких… Андрей Бабушкин: Это вполне естественно. Судимые люди не должны вычеркиваться из жизни. Бывают разные ситуации. Мы с вами знаем, что огромное количество успешных в своей жизни людей (ученых, выдающихся врачей, учителей, педагогов, адвокатов) – это люди, которые в молодости были судимы. И это не должно рассматриваться как клеймо. Люди меняются. Вчерашний злодей может стать добропорядочным и очень гуманным человеком. Оксана Галькевич: Ну что ж, мне кажется, такое хорошее завершение нашей беседы, хороший финал. Друзья, у нас в гостях сегодня был Андрей Владимирович Бабушкин, председатель Комитета за гражданские права, член совета по правам человека при президенте России. Мы говорили о том, что в России со следующего года начнут работать исправительные центры, где можно будет получить такую альтернативу лишения свободы. Константин Чуриков: Спасибо.