Константин Чуриков: Ну вот опять дырка. Оксана Галькевич: Вот с чего начнем. Информация, которая встревожила всех, кто следит за нашими космическими проектами. Генеральный конструктор ракетно-космической корпорации «Энергия», руководитель российского сегмента МКС, космонавт Владимир Соловьев сообщил тут, что в самом старом модуле МКС в ходе обследования нашли новые трещины, Костя. Не дырка, но трещина. Константин Чуриков: Да, трещины, к счастью, не сквозные, но и там, тем не менее, они получается ведут к постепенной потере воздуха на станции – могут привести, когда щель уже будет вполне себе сквозная. Сейчас показатели намного ниже критичных, но Владимир Соловьев, тот самый космонавт – герой и руководитель российского сегмента МКС, опасается, что со временем обнаруженные трещины могут начать расползаться, и в этом случае они уже могут стать дырками. Оксана Галькевич: Ну, могут стать дырками – это вообще опасным становится. Проблема с утечками воздуха и трещинами в корпусе Международной космической станции начались еще в 2019 году. Было уже несколько самых разных случаев. Вот какие выводы нужно делать специалистам, мы сейчас у специалистов и спросим. Уважаемые друзья, и вас тоже мы, как всегда, приглашаем к этому разговору. Телефоны бесплатные у вас на экранах указаны. Константин Чуриков: Ну да, учитывая то, что к космосу в нашей стране относиться равнодушно невозможно. Собственно, таких нет. Напишите, уважаемые зрители, почему так происходит? В чем тут проблема с вашей точки зрения? А мы приглашаем в эфир Андрея Борисенко – это летчик-космонавт, Герой России. Андрей Иванович, здравствуйте. Андрей Борисенко: Добрый день. Здравствуйте. Константин Чуриков: Андрей Иванович, это только наша проблема, проблема нашего сегмента, или там у американцев с их стороны, у европейцев тоже, в общем, не все слава Богу? Андрей Борисенко: Скажем так, станция у нас общая, и действительно проблема, наверное, на станции тоже возникает общая. Станция не молодеет, станция стареет, если можно так выразиться, и соответственно, многие вещи тратят свой ресурс. Ресурс заканчивается, и появление трещин – это не очень большая неожиданность. Экипажи постоянно проводят мониторинг поверхности там, где это возможно. Эти задачи планируются центром управления полетами и, насколько я понимаю, в рамках именно такого очередного обследования и были обнаружены вот эти трещины, которые на сегодняшний момент не сквозные, соответственно, не приводят к потере герметичности нашего объекта. Оксана Галькевич: Андрей Иванович, по некоторой информации, которую мы, просто обыватели, журналисты прочитали в связи с этой историей, тем не менее, такая медленная, постепенная потеря кислорода, потеря воздуха на станции происходит. На этот случай какие-то поставки дополнительного кислорода, как-то они осуществляются? Запасы кислорода на станции, чтобы на определенный момент это было безопасным для экипажа. Расскажите нам вот вы, как человек, который там был. Андрей Борисенко: Начнем с того, что полностью абсолютно герметичного объекта, в принципе, не бывает в космосе. Все объекты имеют некоторую технологическую утечку атмосферы, и это предусмотрено при эксплуатации объекта, и, соответственно, предусмотрены запасы кислорода и воздуха, которыми можно и нужно компенсировать эту утечку, что, собственно говоря, на станции в процессе всего жизненного цикла и происходит. Поэтому да, на станцию периодически поставляются и дополнительные запасы воздуха: и азота, и кислорода. Константин Чуриков: Андрей Иванович, а почему тогда, с вашей точки зрения... Андрей Борисенко: ... отметить, что на борту есть бортовые системы, выполняющие выработку кислорода. Константин Чуриков: Да, мы сейчас попробуем заодно починить связь, а пока ее чинят, я все-таки вас хочу спросить, почему тогда... Оксана Галькевич: Чтобы не было дырки в эфире. Константин Чуриков: такая тревожность в заявлениях вашего коллеги космонавта, кстати, дважды героя Советского Союза, Владимира Соловьева? Я напомню, что сегодня он еще сказал, что в Роскосмосе на заседании президиума отмечалось, что станция (цитата) «дышит на ладан». Он сказал, что вот эти трещины ему не нравятся, и, в принципе, никто из людей сведущих, кто дает какие-то свои оценки и подписывается под определенными документами, не гарантирует, что после 2025 года оборудование на МКС (вот наше оборудование) не будет выходить из строя. Вот с чем это связано? Понимаете, вот вы говорите, что все хорошо, все в принципе нормально, а вот у него такая позиция, что происходит что-то очень опасное. Андрей Борисенко: Нет, вы знаете, я не говорю, что все хорошо. Я как бы хочу подчеркнуть, что Владимиру Алексеевичу картина более ясна, и его выводы, безусловно, более точные, потому что он является руководителем полета и обладает всей информацией. Я говорю только о том, что это то, что относится к так называемому расчетных внештатных ситуаций, то есть, в принципе, это является внештатной ситуацией. Но заранее отрабатываются способы выхода из таких внештатных ситуаций, то есть в данном случае экипажи проходят обучение по поводу того, как ликвидировать и как заделывать такие трещины, такую негерметичность. И, в общем, понятно, что делать дальше. Другое дело, что, безусловно, это не является показателем того, что станция у нас молодеет, как я уже говорил, а именно является показателем того, что станция у нас уже, наверное, вырабатывает свой ресурс. Оксана Галькевич: Ну да, тем более, что этот ресурс уже продлевали. Андрей Иванович, знаете, хочу вас вот о чем еще спросить. Вот этот модуль «Заря», о котором зашла речь: вот в этой раз новые трещины там несквозные были обнаружены, говорят, что это старейший модуль МКС. Прошу прощения, может, у меня какой-то странный вопрос, но тем не менее: что это за модуль? Какие функции он выполняет? Что там располагается? Вот расскажите, пожалуйста. Андрей Борисенко: На сегодняшний момент этот модуль представляет собой такое складское помещение, где хранятся грузы для российской стороны и для наших зарубежных коллег. В основном, этот модуль является складским. Оксана Галькевич: Ага, вот так, то есть он, в принципе, редко используемый, да? Андрей Борисенко: ... российских космонавтов оборудование и место, где мы осуществляем санитарно-гигиенические процедуры. Константин Чуриков: Вот так. То самое, то есть это неподалеку от того места, где уже были дырки, да? Оксана Галькевич: Разные процедуры, да, действительно. Андрей Борисенко: Нет, санитарно-гигиенические процедуры – это процедуры, которые связаны... те, которые мы выполняем на Земле каждое утро и каждый вечер. Константин Чуриков: Ну да, мы об одних и тех же процедурах с вами говорим. Спасибо. Андрей Борисенко: Негерметичность, которая была на российском сегменте, она была в другом модуле – это так называемый служебный модуль «Звезда», в котором есть такой отсек, промежуточная камера, где найдена негерметичность и которая сейчас изолирована. Константин Чуриков: Поняли вас. Спасибо большое, Андрей Иванович. Андрей Борисенко, летчик-космонавт, Герой России. Смотри, Оксана, что зрители пишут. Белгород: «Руководство Роскосмоса туда, на МКС, пусть трещины заклеивают». Ленинградская область (это уже мне такая ответочка, обраточка): «К космосу равнодушен, нас больше волнуют трещины в собственном бюджете». В общем, в том же духе многие регионы. Оксана Галькевич: Давай теперь выслушаем Валерия из Армавира, Краснодарский край. А, нет, подождите, Александр из Краснодара. Да, здравствуйте, Александр. Константин Чуриков: Неравнодушный зритель, равнодушный к космосу. Оксана Галькевич: А мы сейчас узнаем, равнодушный или нет. Здравствуйте, Александр. Константин Чуриков: Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Алло. Слышно, да? Константин Чуриков: На всю страну слышно. Оксана Галькевич: Вся страна уже слушает вас. Зритель: Отлично. Очень бы хотелось вместо МКС иметь РКС – российскую космическую станцию. Это движение мысли, это движение прогресса, это не трещины... Слушайте, трещины заделываем – святое дело, спасаем жизни наших и зарубежных астронавтов, но, тем не менее, нам нужно развиваться, ребята. Нас это уже сегодня сдерживает, поэтому очень бы хотелось, чтобы мы все-таки думали о развитии своей космической практики, своей космической теории науки. Это должно нам обязательно помочь. Константин Чуриков: Александр, а деньги на это где взять по-вашему? Как вы считаете? Потому что нам скажут там в Минфине где-нибудь: «А денег нет». Оксана Галькевич: Там не деньги, там деньжищи – это очень дорого. Зритель: «Деньжищи – это очень дорого» - это очень хорошо. Слушайте, это окупится многократно, поверьте мне. Константин Чуриков: То есть на этом еще и заработаем. Спасибо. Оксана Галькевич: Ну, конечно, да. Константин Чуриков: Мы сейчас подключаем другого эксперта. Оксана Галькевич: Андрей Ионин, кандидат технических наук, главный аналитик Ассоциации «Цифровой транспорт и логистика». Кстати, интересно узнать мнение Андрея Геннадьевича, что он думает по поводу высказываний нашего зрителя. Андрей Геннадьевич, здравствуйте. Вот Российская космическая станция – чисто российская, чисто наша будет ли у нас? Насколько это сложно и возможно? Константин Чуриков: Сколько это стоит? Давайте с этого начнем. Андрей Ионин: Давайте я скажу парадоксальную вещь. Я считаю, что главное достижение проекта МКС – это ее международный характер. Если на следующем этапе развития российской мировой космонавтики мы утратим это главное достижение МКС, то это будет огромный шаг назад. Я глубоко убежден, что будущее развитие в освоение дальнего космоса связано с программами общечеловеческими, международными. А создание, уход опять на национальные квартиры – это абсолютно контрпродуктивная вещь, потому что я абсолютно уверен, ни на Луне, ни на Марсе, ни далее нет никаких российских, китайских или американских задач. Оксана Галькевич: Подождите, а почему же мы тогда так переживаем, что китайцы какие-то свои проекты развивают, и вот они молодцы, они рвутся вперед? Андрей Ионин: Кто переживает? Оксана Галькевич: Мы вот с аудиторией с нашей когда обсуждаем эти темы, люди очень переживают, что мы отстаем. Даем какие-то оценки такие. Андрей Ионин: К сожалению, да, вот такие мысли, они пропагандируются в том числе, на мой взгляд, Роскосмосом, что я считаю абсолютно неправильным. Да, есть национальная космонавтика. Она связана, в первую очередь, с решением задач обороны, безопасности. Там, безусловно, национальные приоритеты. В освоении же дальнего космоса, в развитии пилотируемой космонавтики абсолютным приоритетом, повторю: абсолютным приоритетом, является международная кооперация, международные программы. Константин Чуриков: Андрей Геннадьевич, тогда мне кажется, вот эту тему про трещины, про дырки, которые там вот возникли, должны сегодня обсуждать не только на Общественном телевидении России, а на каком-нибудь там Общественном телевидении Соединенных Штатов Америки, Великобритании и т.д. Андрей Ионин: Вы абсолютно правы. Соединенные Штаты из проекта МКС уходят в программу «Артемида» лунную, которая является международной, куда они пригласили всех, все страны, в том числе под этим проектом уже подписались все участники проекта МКС, Япония, Евросоюз, Канада – все, кроме России. То есть Соединенные Штаты после проекта МКС уходят в другую международную программу, связанную с освоением Луны. Россия пытается уйти, в силу ряда причин, опять в национальный проект, под которым я не вижу никакого обоснования. Но по крайней мере об этом проекте уже говорят около года, активно, да. Говорят об этом очень давно на самом деле. Как уже проект МКС появился, то есть лет 20, да? Очень активно последний год. Никакого обоснования серьезного под это я не вижу. При этом я не отрицаю, что есть, безусловно, военные задачи. Такое может быть, и при этом могут использоваться космонавты российские. Да, безусловно, такие задачи есть, но это точно не магистральный путь развития российской пилотируемой космонавтики. Оксана Галькевич: Андрей Геннадьевич, мы немножко в сторону отошли от той темы, с которой начали этот разговор. Давайте вернемся к этим несквозным и всяким разным трещинам на Международной космической станции, которые обнаруживают в последнее время – с 2019 года все чаще появляется информация. Скажите, на самом деле насколько это сложная проблема для нас? Насколько эти трещины сложны в техническом, так скажем, обслуживании? Нужно ли продлевать дальше технический ресурс этой станции? Андрей Ионин: Я бы хотел сказать сразу, что станция первоначально была рассчитана до 2015 года. Это не какой-то там гарантийный срок, это был срок проекта. То есть станция уже выработала тот первоначальный срок, на который она планировалась. То, что человечество задержалось на проекте МКС и не пошло дальше, здесь, наверное, большая часть вины лежит на Соединенных Штатах, которые являются главным финансовым партнером этого проекта – они несут большую часть затрат. Во времена Трампа, президента, вроде американцы определились и активно пошли в лунную программу. Я в первую очередь это связываю, конечно, с личностью самого Трампа и вице-президента Пенса, который возглавлял совет по космосу Соединенных Штатов. Именно им принадлежит заслуга и в программе «Артемида», и во всей этой активности. К моему сожалению, у новой администрации Соединенных Штатов сфера космонавтики находится далеко за рамками их интересов, как личных, так и в целом демократической партии. Поэтому я думаю, эти четыре года будут потерянными для мировой космонавтики, но я думаю, на следующем цикле, уже после 2024 года, американская космонавтика опять повернется к Луне, и поэтому нам просто не стоит расслабляться. Мы должны понимать, и это не только в космосе, Соединенные Штаты могут все, что угодно, обещать, но их обещания, как мы знаем в других областях, мало что стоят, да? Они в любой момент могут выйти из любых договоренностей, исходя из своих национальных интересов. Константин Чуриков: Начали с дырок в нашем модуле, закончили Трампом. Оксана Галькевич: Нет, ну подождите, тогда получается, Андрей Геннадьевич, что нам тоже нужно какие-то свои национальные интересы все-таки держать в голове, несмотря на то, что вы считаете, что будущее за международным сотрудничеством. Андрей Ионин: В случае лунной программы, речь идет о сотнях миллиардов долларов. Простите, такие решения принимает только президент и на уровне национального консенсуса, потому что эти финансирования нужно вести на протяжении десятилетий. Вот поэтому здесь вопрос-то очень серьезный. Да, безусловно, национальный интерес. Повторю: национальные интересы развития российской космонавтики в части пилотируемого космоса, вообще в части решения общечеловеческих программ, лежат в рамках международных... Оксана Галькевич: Андрей Геннадьевич, а можно коротко. Вот конкретный вопрос вам, как кандидату технических наук, а трещины чем заделать? Мы там разберемся потом со стратегиями, может, договоримся. Андрей Ионин: Трещины сначала разобраться, от чего они появились. Вот по этому поводу в интервью господина Соловьева, там сказано, что надо сначала, конечно, разобраться, заделать, но опять-таки это с точки зрения будущего интересная задача. С точки зрения станции надо признать, что у любого технического проекта, тем более такого сложного, работающего в экстремальных условиях, есть начало, но есть и конец. Это объективная реальность. Никто не может игнорировать это. Вот американцы это не игнорируют, они заявили о своей следующей программе. Нам тоже надо что-то заявлять, что мы будем делать дальше. При этом четко надо понимать, что вот та станция, о которой сейчас говорится, - это точно не будущее российской космонавтики, потому что она будет вообще посещаемая. То есть нам тогда вот такой отряд, такой центр подготовки будет абсолютно не нужен. Надо будет оставить там 5-6 космонавтов, которые будут решать все задачи. Оксана Галькевич: Спасибо! Константин Чуриков: Спасибо, да. Оксана Галькевич: Андрей Ионин, кандидат технических наук, главный аналитик Ассоциации «Цифровой транспорт и логистика» был у нас на связи. Константин Чуриков: В общем, мы узнали, что космос надо осваивать всем миром, так сказать, международно, но сначала надо все-таки сбегать, видимо, за этим герметиком в ближайший строительный магазин и отправить куда-нибудь туда, на орбиту. Оксана Галькевич: Взял все вот так вот... Я думала, ты скажешь: «Надо держать в голове национальные интересы». Константин Чуриков: Безусловно, это всегда. Мы вернемся через пару минут, поговорим о том, почему Минэкономики считают, что утилизировать упаковку и товары – пока это не главное.