Константин Чуриков: Ну что, говорим о реформе русского языка. Вчера появилась информация о том, что якобы Минпросвещения разработало проект новых правил русской орфографии, якобы в ближайшее время его рассмотрит и, может быть, утвердит правительство. Мы вот, знаете, питаемся по-прежнему какими-то домыслами и слухами, потому что на самом деле на сайте вот этих нормативных актов, куда должны были, значит, выложить, проект постановления правительства так и не появился, вот, сайт выдает ошибку, можно только на «РИА Новости» посмотреть. Мы посмотрели, там увидели такие слова, как… Давай их вот перечислим. Марина Калинина: Ну, разные слова: дилер, киллер, офшор, дефолт, риелтор, карате, лоукостер, каршеринг... Потом вот словечки, которые появились: велик как надо писать, телик и т. д. Константин Чуриков: Тели́к, не «телек», а «телик» предлагают писать. Вы знаете, на что вот я лично обратил внимание? Ну хорошо, да, реформа русского языка, орфографии, но как-то вот очень много слов, ну практически ни одного нормального, кроме мэтра и пленэра я что-то там... Это что, у нас теперь такая жизнь настала? Что происходит? Мы вот в студию пригласили Игоря Исаева, директора Института лингвистики РГГУ. Игорь Игоревич, здравствуйте. Игорь Исаев: Здравствуйте-здравствуйте. Я как раз вот сижу и листаю скри́ны... Знаете, хотел русифицировать, скрины́ сказать, но подумал, что в эфире, пожалуй, нехорошо, меня не одобрят слушатели, которые... Константин Чуриков: Фотографии вы листаете? Игорь Исаев: Нет, все-таки это скрины. Фотографии – это если бы я сейчас сфотографировал, это были бы фотографии, а я читал «РИА Новости», как раз ровно то, о чем вы говорите, посмотрел внимательно, что предлагают «РИА Новости» в своей сводке, и тут есть о чем поговорить. Константин Чуриков: Так, ну давайте начнем... Марина Калинина: Давайте и начнем. Константин Чуриков: ...с того, за что все зацепились. Скажите, вот эти слова, дилер, киллер, риелтор, дефолт, они не имеют аналогов? Ну, секундочку, дилер, наверное, продавец, да, киллер, наверное, убийца, дефолт, есть такое русское слово, не буду сейчас... Марина Калинина: Дилер – это посредник, я бы так сказала. Константин Чуриков: Дефолт – русское слово есть, но оно нецензурное, я не буду его произносить. Игорь Исаев: Да. Константин Чуриков: Офшор – тоже можно что-то придумать. Игорь Исаев: Да-да-да. Дефолт со старым добрым суффиксом «-ец», который используется в большом количестве русских слов. Константин Чуриков: Да. Игорь Исаев: Но здесь ведь речь про другое. Здесь речь не про то, что есть замены... Ведь речь идет, когда мы говорим про орфографические и пунктуационные изменения, не про то, что хорошо и что плохо, что есть освоенное и чего нет освоенного, речь идет про изменение очень конкретных вещей. Речь идет только про изменение навыков правописания, не про введение новых слов. Единственное, что мы делаем, – мы берем слова, которые появились в языке, и вставляем их в новый обиход, словарь. Константин Чуриков: Мы их кодифицируем, так сказать, это можно, пожалуйста, это же в словаре есть? – есть, значит можно, используй, или юзай, как сейчас говорят. Игорь Исаев: Помните, большая была проблема у нас с вами, когда появилось разрешение в словаре использовать кофе среднего рода? Горячий кофе, и это был тоже шумный момент, я бы сказал слово «хайп», но теперь я уже боюсь при вас это употреблять слово... Марина Калинина: А ударение в йогу́рте? Константин Чуриков: Не горячий кофе, а горячее кофе, средний род тогда предложили. Игорь Исаев: Да-да, и у нас появилась в словаре такая возможность, то есть было предложено в качестве основного и нормативного мужской род, горячий кофе, но мы никуда не денемся, горячее кофе встречается все чаще и чаще. Может быть, это не лучшие сорта так называют... Но с йогуртом, кстати, отдельная история. Я знаю живых людей, которые используют старые добрые традиции, наверное, XIX века и до сих пор произносят йогу́рт, да-да. Константин Чуриков: Простите, а в XIX веке, он уже тогда был? Игорь Исаев: Йогурт, мне кажется, да, это старое слово. Константин Чуриков: Да? Для меня оно возникло в 1992 году, может быть, я чего-то не знаю. Марина Калинина: Ну да, и звучало как йо́гурт. Константин Чуриков: Да. Игорь Исаев: Ну, я, например, сам возник в 1978 году, вот, для меня тоже как будто бы не было, но словари показывают, что было, было слово. Константин Чуриков: Давайте мы сейчас пригласим в эфир, подключим к нашей беседе Юрия Михайловича Полякова, писателя. Юрий Михайлович, здравствуйте. Юрий Поляков: Добрый вечер, добрый вечер. Константин Чуриков: Вот вы когда увидели, скажем так, список этих слов, которые предлагается как-то в орфографию нашу русскую включить, что вы почувствовали? Юрий Поляков: Я? Ха-ха, я почувствовал некую, так сказать, заброшенность и бесхозность, так сказать, родной речи. Потому что одно дело кодификация, которая, конечно, необходима, раз эти слова уже попали, значит, в газетные тексты, в прочие, конечно, они должны быть в орфографических словарях, какая-то норма к ним должна быть применена. Но я вот задумался вот о чем: значит, а вообще у нас кто отвечает за, скажем, рекомендацию или не рекомендацию широкого использования иностранного слова? Ну, например, скажем, слово «клик» абсолютно легло в русский язык, потому что и у нас есть такой корень, это звукоподражание такое, оно не вызывает сомнений. А зачем нам, например, каршеринг нужен? У нас что, прокатных мало автомобилей? Марина Калинина: Ну понятно, да. Константин Чуриков: Автопрокат, наконец, да. Юрий Поляков: Ну конечно, понимаете. То есть я не против тех слов иностранных, которые естественно вписываются в язык, таких много. Кстати, йогурт, был замечательный советский йогурт, я на нем вырос. Была ряженка, простокваша и йогурт, так что это отнюдь не новшество уже постсоветское. Вот это меня очень беспокоит, потому что вроде и институты есть, и при президенте есть, значит, Совет по русскому языку, и вот есть общество, значит, русской словесности, по-моему, завтра или послезавтра съезд открывается очередной, а язык-то бесхозный. Константин Чуриков: А почему такое вредительство, скажем так, попустительство возникает? Это почему, Юрий Михайлович? Юрий Поляков: Это не вредительство, это государственная недостаточность примерно такая же, как, например, извините за тавтологию, тот факт, что у нас 30 лет вывозили кругляк. И все понимали, что это недопустимо, что мы сами себя обворовываем и даем заработать другим, так сказать, странам, а себя обворовываем, но тем не менее его, значит, вывозили-вывозили, пока наконец политическая воля не включилась и это дело запретили. Вот то же самое должно здесь произойти. Константин Чуриков: Подождите, но нам на это скажут, что мы безнадежно устарели, что у нас куча молодых людей в стране, как они хотят, так они и говорят. Марина Калинина: Да, и многие говорят, что это нормальная история, что язык меняется, надо к этому привыкать... Юрий Поляков: Нет, речь не об этом. В большинстве так называемых цивилизованных стран есть специальные структуры, которые следят за, скажем, чистотой французского языка, за, так сказать, тем, что нужно это слово, допустим, английское или можно обойтись французским, можно, так сказать, извлечь из пассивного синонимического запаса какое-то слово, какой-то подзабытый корень, его актуализировать, и он будет замечательно... Как вратарь. Ну ведь, знаете, вратарь был солдат, который стоял на воротах при въезде в средневековый город, а потом вратарь... В русском же языке не голкипер, а вратарь стал, так сказать, современным спортивным термином. Так вот такого мозгового центра, куда должны войти и лингвисты, и писатели... Потому что лингвисты, они хорошо изучают слова, а придумывают-то они слова не очень хорошо. Все интересные слова в русском языке придуманы писателями, прозаиками и поэтами, так сказать, каких-то специалистов различных… И вот, скажем, попадает новое это слово, и мы предлагаем обществу, так сказать, вот каршеринг, а мы вам предлагаем такой вариант, такой и такой. Например, называют почему-то центральную нашу продовольственную базу России фудсити – вот с какого испуга? Мы же не называем наш, так сказать, крейсер «Макнамара», с какого испуга у нас, значит, продовольственная база фудсити? Марина Калинина: Еще фуд-корты есть. Юрий Поляков: «А какой вы нам предложите вариант?» – а мы предлагаем «пищеград». Константин Чуриков: Вау. Юрий Поляков: Что, пищеград хуже фудсити? Но ведь никто же не предлагает. Константин Чуриков: Тем более с точки зрения, Юрий Михайлович, понимаете, с точки зрения, так сказать, коннотации, действительно там пища все-таки, там не еда, там именно пища. Марина Калинина: Но раньше же была овощная база, продуктовая база. Константин Чуриков: Да-да. Юрий Михайлович, спасибо вам большое, спасибо. Марина Калинина: Спасибо. Константин Чуриков: Юрий Поляков, писатель. У нас море звонков и сообщений. Давайте Владимира из Москвы послушаем. Владимир, здравствуйте. Зритель: Добрый вечер. Константин Чуриков: Добрый. Зритель: Я вот хотел по поводу изменений в русском языке. У нас же были вот слова, «Домодедово» название, «Белово», допустим, да? А теперь в Домодедове, в Белове. Константин Чуриков: О. Зритель: Но если брать город Саратов, значит, в Саратове. Значит, ну и город как? – Саратов. Если в Домодедове, получается, город Домодедов или Белов. Константин Чуриков: Нет, смотрите, значит, сейчас я открою... Вот вы Советский Союз любите, наверное, да? Зритель: А то. Константин Чуриков: Вот. 1984 год, «Словарь ударений для работников радио и телевидения» Агеенко, Зарва. Сейчас я прямо специально открою Кемерово, камера подлетит, прямо вот вам покажет. А вы пока отвечайте, пожалуйста, Игорь Игоревич. Игорь Исаев: Да. Ну, во-первых, я тут раздумываю... Константин Чуриков: Я специально подготовился. Игорь Исаев: ...о словах Юрия Михайловича о том, что надо ввести законодательное регулирование языка... Константин Чуриков: Так, вот сюда, вот отсюда видно? – Кемерово, Кемерова. Сейчас «паук» подлетит. Игорь Исаев: Да-да, конечно-конечно, это склоняемое: и Кемерово – в Кемерове, и Щелково – в Щелкове, и Саратов – в Саратове... Константин Чуриков: Мы подготовились. Игорь Исаев: Это нормально склоняемые вещи. А вот про необходимость, о которой говорит Юрий Михайлович, проводить редакционную жесткую относительно политику, чтобы регулировать словесный ряд, заимствования, здесь есть некоторые проблемы. Дело в том, что этими регуляторами выступаем мы с вами. Это так же, как в малом бизнесе: его можно зарегулировать, но тогда он работать не будет. Константин Чуриков: Ну слушайте, подождите, он здесь совершенно все не расставит... Понимаете, ну хорошо, СМИ бывают разные. Если вы говорите сейчас про работников СМИ, если что-то мы еще решаем, хотя все в интернете... Игорь Исаев: Возможно зарегулировать, возможно зарегулировать относительно. Константин Чуриков: Можно в принципе договориться, есть там профессиональные объединения, можно договориться, что мы теперь не будем говорить «огнеборцы», а будем говорить «пожарные», например, не коверкая язык. Игорь Исаев: И представьте, как вы будете отвлекать аудиторию, если вы будете говорить «огнеборцы» и... Какой вариант Юрий Михайлович предложил с фудсити? Константин Чуриков: «Пищеград». Игорь Исаев: «Пищеград», да. Пищеград рекламируем «Депо», вот у меня на работе рядом есть пищеград «Депо». Вы знаете, я пошел бы в пищеград «Депо», только если бы подпоясался и в лаптях, пожалуй. Марина Калинина: Ха-ха. Константин Чуриков: Ну, Юрий Михайлович, очевидно совершенно, имел целью сказать, что надо каким-то... Ну, скажем так, не надо сдаваться, нужно все-таки помнить о том, какой у нас прекрасный язык. Игорь Исаев: А вы знаете, какой способ регулирования существует? Он единственный. Марина Калинина: Какой? Игорь Исаев: Это учителя в школе. Марина Калинина: Вот тут вопрос, Игорь Игоревич. Дело в том, что... Константин Чуриков: Про учителей отдельно расскажу. Марина Калинина: Сейчас новые слова, лэптоп и т. д., и т. д., но ведь поражает уровень безграмотности сегодняшних людей просто с теми словами, которые существуют сейчас. Я не прочитала, вот честно, в соцсетях ни одного грамотного сообщения без единой ошибки. Я не говорю уже о запятых и т. д. Константин Чуриков: Сообщения... Секундочку, не буду называть фамилию, а то обидятся. Значит, в школе, где учится мой сын, сообщения приходят им от учительницы, более того, от классной руководительницы: «Просьба забрать вещи с раздевалки». Игорь Исаев: Нормально, нормальный южный вариант. Марина Калинина: Это еще нормально. Константин Чуриков: Да? Игорь Исаев: Но обратите внимание, ведь это действительно большая наша проблема, потому что единственный регулирующий орган – это школа и университеты профильные, вообще сфера культуры и образования, которая позволяет нам новые нормы принимать или не принимать, точнее станет это слово нормативным или не станет, то есть станет ли оно нормой. Если мы с вами употребляем это слово, оно вошло в обиход, оно станет нормативным, и никакая регулирующая инстанция не запретит. Вы знаете, что можем сделать? – можем запретить на вывесках. Мы можем сделать единый дизайн какой-то вывесок и запретить там использовать какие-то слова. Но это не язык, это внешняя демонстративная сторона. Вот смотрите, что я читаю в сообщениях ИТАР ТАСС про вот ту новость, которую мы с вами обсуждаем: «Правила русского языка решили обновить». Друзья, но правила русского языка – это склонения, спряжения, синтаксические конструкции, фонемный состав. Мы не можем с вами обновить правила русского языка, это пишет «РИА Новости». Константин Чуриков: Да, кстати, это важно. Игорь Исаев: Да, это важно, правила русского языка. Правила русского языка сформировались в результате тысячелетней эволюции, когда еще русского и не было, то есть когда русский только формировался как один из диалектов, вот тогда формировались правила. Так что мы меняем с вами орфографию и пунктуацию, но это не имеет отношения прямого к языку. Смотрите, новые правила русской орфографии и пунктуации – это очень большая проблема. А вы себе представляете, что такое изменить орфографию и пунктуацию языка? Во-первых, про пунктуацию там и не шла речь... Марина Калинина: Вы знаете, у меня возникает вопрос, зачем. Игорь Исаев: Примите ответ вот такой. Значит, объясняю, почему это дорого, невозможно и крайне сложно. Мы все с вами воспитаны в определенной орфографической системе. Если сейчас начать менять орфографию, то первое, с чем мы столкнемся, – мы с вами сделаемся безграмотными, это несколько поколений людей сделаются безграмотными. А у этого есть еще финансовая сторона: мы с вами должны изменить государственный документооборот. Если это коснется вывесок на улицах, навигацию изменить, это колоссальные дорогие изменения. Поэтому то, о чем говорит Министерство просвещения, – это не про изменения орфографии и пунктуации. Константин Чуриков: Подождите, вывески на улице, поменять знаки – тут как раз интересанты найдутся. Игорь Исаев: Проблем нет, да, это всегда. Константин Чуриков: Да. Игорь Исаев: Нет, я понимаю, что, конечно, в этом смысле можно использовать бюджетные средства и таким образом, но абсолютно точно зачем? То, о чем говорится: в тексте указано, что сейчас русский язык опирается на правила русской орфографии и пунктуации, утвержденные в 1956 году. Русский язык опирается на нашу речевую практику, а не на какие не реформы, которые были зафиксированы в 1956 году. Значит, тем более странные сообщения, которые мы с вами видим, потому что вот справочник по орфографии и пунктуации 2006 года, выпущенный Институтом русского языка имени В. В. Виноградова Российской академии наук. В этом сборнике 2006 года все изменения, о которых пишет Минпросвет, учтены. И то, что происходит, – это дополнение существующих. Константин Чуриков: Да. Игорь Игоревич, значит, я если правильно понимаю всю мизансцену, вот, значит, вот эти правила русской орфографии, введение, вот этот проект подготовило Минпросвещения, тут вот столько, вот столько, столько страниц. И потом правительство должно будет решать, значит, вот тут, значит, с буквой «е» как писать, уменьшительные лесенка, гусельки, дирижабельный, жаберный... Вот это... Тут, смотрите, туда же семязачаток, семяизвержение, семенохранилища, пламягаситель... Что, вот будут сидеть прямо, это самое, правительство будет работу и будет вот этим заниматься? Игорь Исаев: Нет, конечно. Существует комиссия... Во-первых, сам по себе орган регулирующий, то, о чем говорит Юрий Михайлович, регулирующий орган существует: в области орфографии и пунктуации у нас есть орфографическая комиссия Российской академии наук, куда входят, в частности, авторы вот этого словаря-справочника. И все, что принимается не принимается в словарь в новый или в орфографические, пунктуационные нормы включается, – это результат долгой работы нас с вами как пользователей языка, тех, кто пишет. И вторая – это комиссия, которая говорит: да, это явление настолько частотное и распространенное, что его можно кодифицировать. Никакие новые слова, которые еще не обрусели, туда не попадут. Но есть словари активной лексики, это отдельная вещь. Марина Калинина: А как быть с тем, что сейчас молодежь, может быть, я отхожу немножко от темы, просто на каждом шагу не просто выражается матом, а на нем разговаривает? Игорь Исаев: Не знаю, ничего такого не знаю, ничего не слышал. Марина Калинина: Причем везде. Игорь Исаев: Мое окружение говорит мне, что мои студенты благовоспитанные дамы и судари, ничего. Это, знаете, я сейчас... Марина Калинина: Это просто из жизни, вот везде... Игорь Исаев: Я сейчас, конечно, иронизирую. Но вообще, и мы с вами как-то говорили про эти вещи, это ведь не проблема только слушающих, это проблема того, где мы с вами размещаемся, той стратегии, которую мы с вами исповедуем в качестве коммуникации. Если мы общаемся там, где бранной лексики много, это говорит о том, что мы общаемся с вами там, где бранной лексики много. Марина Калинина: Ага. Игорь Исаев: Что касается молодежи, да, молодежь стремится к некоторой избыточной выразительности, к некоторой гиперболе. С возрастом это может пройти либо канонизироваться в виде основного способа представления своей речи. Но, как правило, все-таки бранная лексика характеризует молодых людей, пытающихся быть яркими. Константин Чуриков: Ну, достаточно печально, что это не только, кстати говоря, молодые люди, это, в общем-то, знаете, все возрасты покорны. Конечно, прогуляться в выходные по улице – это целая печаль. Игорь Исаев: Но молодежь покорней тож, это понятно, да. Молодежь, конечно, является выдающейся в этих рейтингах наших, но да, да, это есть. Но, опять же, хорошо ли это или плохо здесь нет смысла обсуждать, потому что это находится за рамками нормы и мы с вами это прекрасно знаем. Это за рамками кодифицированной литературной нормы, мы с вами не используем эту лексику там, где ее нельзя использовать, и если мы позволяем себе ее использовать, то используем там, где это позволительно. То есть это страты разные. Марина Калинина: А вот интересно, русские слова за границей приживаются как-то, входят в язык? Игорь Исаев: Да, конечно-конечно. Константин Чуриков: Natascha? Марина Калинина: Blini, deduschka? Игорь Исаев: Perestroika, конечно-конечно. Всегда так же, как и мы... Константин Чуриков: Dedollarizacia, ха-ха. Игорь Исаев: Дедолларизация, да-да-да. Константин Чуриков: Конечно, вошло в обиход. Игорь Исаев: Все слова... Марина Калинина: Ну, мы больше берем заимствований или... ? Игорь Исаев: Так нельзя сказать вот почему. Значит, процент заимствований очень сложно вычислить, потому что он связан с популярностью той или иной идеи. Почему у нас много англицизмов технических? – потому что у нас появилась техника, которая управляется английской лексикой. Инструкции английские, нужен специальный технический переводчик. Если вы не перевели на русский язык или не переведен ваш гаджет, то вы пользуетесь той лексикой, которая там есть. Поэтому появление реалий обязывает нас использовать те слова, которые есть. А русские слова появляются тогда, когда та идея, которую мы, условно говоря, продаем на Запад, там популярна: перестройка, дедолларизация... Я по-русски-то это не могу сказать, что это за русское слово такое «дедолларизация». Константин Чуриков: Это была ирония. Давайте сейчас Ольгу послушаем, Петербург. Марина Калинина: Да, Ольга, здравствуйте. Константин Чуриков: Культурная столица. Ольга, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Вы меня слышите? Константин Чуриков: Здравствуйте. Вы, наверное, там вообще в культурной столице перепуганы тем, что вот готовят русскому языку, да? Зритель: Ну, вообще не перепугана, ха-ха, уже давно перестала пугаться безграмотностью, льющейся вообще с экранов телевизора. Меня больше всего то, что письменная безграмотность нынешняя, просто убивает. У меня нет филологического образования, всю жизнь работаю с цифрами, но нас так вот учили в советской школе... Например, ударение. Меня больше всего волнует, вот боремся за русский язык, учим других правильно говорить, но ведущие повально говорят безграмотно, типа женский род путают совершенно, вместо «созда́на», женский род, говорят «со́здана». То есть то ли женский род, то ли средний, непонятно. Константин Чуриков: Ну да. Ольга, я, знаете, сегодня читал одну новость, ну тоже не буду выдавать коллег, но это не наш телеканал, и там написано: «Ученая заявила», – ха-ха-ха. Игорь Исаев: Ну, здесь понятно, да, это попытка гендерно выравнять. Зритель: Вместо «исче́рпал» говорят «исчерпа́л». Нас учили по-другому. Или вот от слова, например, вместо «включе́нный» «вклю́чен», это уже просто нормой стало... Константин Чуриков: Ой, ой да, Ольга, мы на вашей стороне. Спасибо за ваш звонок. Давайте сейчас, пока у нас есть немножко времени, сегодня вот, говорят, День молодежи еще, да? Игорь Исаев: И милиции, кажется, полиции. Константин Чуриков: Полицию мы уже поздравили, да. На каком языке говорит у нас молодежь, небольшой сюжет. СЮЖЕТ Константин Чуриков: На слова «Как правильно, «по́стить» или «пости́ть»?» моя мама бы ответила: «Лучше поститься». Что скажете, Игорь Игоревич, по поводу этих словечек-то? Игорь Исаев: Ну, слава богу, что они есть. Да-да-да, пусть они будут. Останутся они в языке надолго или не останутся, это отдельная вещь. Ведь прекрасно то, что язык в состоянии принимать новое, он живой, и ровно потому, что он живой, он в состоянии принимать новое. И именно поэтому части нравится, части не нравится, и вот эти батлы (простите, сражения) между теми, кому нравится и кому не нравится, – это главное достоинство языка. Константин Чуриков: Ну а что мы как пылесос вот взяли это все, вот туда на Запад повернулись, вот так вот втянули это в себя, а? Игорь Исаев: А у нас есть возможность, у нас есть возможность, поэтому втягиваем. Но надо сказать, что не только Запад. У нас же большое количество слов в свое время приходило восточных, например, включая лошадь, которое по происхождению своему, конечно, восточное. Кто сейчас скажет, что лошадь восточное слово? Разные эпохи пополняются разными словами. Мы имеем богатую возможность принимать соседей, в том числе и с языком. Марина Калинина: А много сейчас русских слов вообще исчезает из употребления? Игорь Исаев: Вы знаете, это же опять зависит от нас, это все зависит от нас. Если наш с вами лексический фонд богатый, то никуда не исчезнет. Всегда есть часть людей, которые владеют огромным запасом, несколько сот тысяч слов, а есть люди, которые обходятся двумя десятками слов, ну мы знаем примеры с Эллочкой... Марина Калинина: Эллочка-людоедочка. Игорь Исаев: Да-да-да. Поэтому сказать, что слова исчезают, – исчезают те, которые не нужны, остаются те, которые востребованы. Это нормальная жизнь языка. Константин Чуриков: Ну какие-то, я не знаю, «дурошлепы»... «Каналья», правда, тоже заимствованное. Но что-то же мы можем такое вернуть, нет? Игорь Исаев: Вернуть да, но давайте попробуем вернуть какие-то слова, но многие из них и не уходили. Смотрите, все наши замечательные паровозы, самолеты – это же прямо вот то, чего хотел бы Юрий Михайлович, это прямо такие... Константин Чуриков: Вертолет, пылесос, кстати. Игорь Исаев: Абсолютно точно, так что их много. Никто на геликоптерах не летает все-таки и на аэропланах тоже нет, сейчас это безмоторные летательные средства. Константин Чуриков: Сейчас появились лайнеры. Марина Калинина: Но зато все живут в коттеджных домах. Игорь Исаев: Какое-то время, а потом в избы переедут, подождите 300 лет. Константин Чуриков: И колледжи у нас теперь вместо того, что раньше было. Игорь Исаев: Да, профтехучилища меняем на колледжи нещадно, но опять же это определенная мода, которую мы хотим видеть сейчас. Подождите 300 лет. Константин Чуриков: Что вас не устроит из тех правил, которые предлагаются? Что больше всего не устроит? Игорь Исаев: Они не являются оригинальными. То, что пишется, якобы это 1956 год, – нет, это правила 2006 года, просто почему-то Минпросвет забыл про них сказать. Константин Чуриков: Будем следить за просвещением и за русским языком в нашей стране, реформу которого, кажется, пытаются затеять, во всяком случае по части орфографии. У нас в студии был Игорь Исаев, директор Института лингвистики РГГУ. Спасибо большое. Марина Калинина: Спасибо.