Рубрика «Личное мнение». Экономия на науке. Хотим инновационного прорыва, но фундаментальные исследования финансируем по остаточному принципу. Почему так? И цитируемость: за недостаточное количество публикаций могут либо денег не дать, либо уволить. Об всём об этом личное мнение профессора экономики РАН Олега Сухарева. Оксана Галькевич: Здравствуйте! Мы снова с вами. Это программа «Отражение», прямой эфир – и не просто прямой, а интерактивный. Здесь мы вместе с вами обсуждаем проблемы. Вы можете высказаться по любой из тем. В студии с вами сегодня Константин Чуриков… Константин Чуриков: …и прямая, честная Оксана Галькевич, как и Константин Чуриков. Через полчаса поговорим о нашем летнем отпуске с выездом или без выезда – кому как повезет. Но есть большие виды на нас с вами у Минэкономразвития России. Там подготовили целую дорожную карту, как заработать на путешественниках. Есть мысль совершить рывок, удвоить долю туризма в ВВП, создать точки притяжения, заняться брендингом, маркетингом, строит отели. Вот вы скажите, у вас на туризм деньги есть? Это мы все узнаем после 8 вечера. Оксана Галькевич: Ну, еще пару слов буквально о «Реальных цифрах» – это наш проект, раз в неделю мы проводим опрос. Постоянные телезрители уже к этому привыкли, знают. Сейчас решили выяснить на этой неделе, сколько зарабатывают жители малых и средних городов, поселков, деревень – в общем, небольших населенных пунктов. Если вы живете в таком из населенных пунктов, пожалуйста, присылайте нам сообщения на SMS-портал или пишите по электронной почте. Уже завтра, в пятницу, мы подведем итоги и расскажем вам, насколько велик разрыв, финансовый разрыв между столицами и всей страной. Константин Чуриков: Выходите на связь. Писать и звонить можно и сейчас, потому что в эфире рубрика «Личное мнение». А в студии у нас – профессор экономики РАН Олег Сухарев. Олег Сергеевич, здравствуйте. Олег Сухарев: Добрый вечер. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Константин Чуриков: Это ваше личное время, ваши личные полчаса. О чем сегодня хотите поговорить, о чем хотите рассказать? Олег Сухарев: Ну, давайте… Мы по предварительному согласованию как бы определили, что наука, ее развитие, ее проблемы. Константин Чуриков: Давайте. Что так, что не так с нашей наукой? Олег Сухарев: Ну, вы знаете, на официальных каналах говорится и принято говорить, что все так. То есть появляются люди, у которых все неплохо, и представители центров научных, которые являются действительно флагманами нашими. Ну, например, это Курчатовский институт. Есть Ковальчук присутствует у Соловьева, конечно, он наговорит, как здорово этот институт, этот центр федеральный развивается. И действительно это так, потому что космос, ядерная энергетика, ядерные направления, еще ряд направлений действительно являются центральными, основополагающими и визитной карточкой бывшего СССР и России сейчас. И там накоплены такие заделы, что даже 90-е и 2000-е не смогли их… Они поколебали, конечно, но не смогли их уничтожить, так скажем. По многим другим направлениям у нас потери пока еще существенно превышают наши достижения. Собственно говоря… Вот я говорю о потерях, а, собственно говоря, никаких и цифр-то нет, каковы они в системе науки, какие школы мы потеряли, сколько мы ученых потеряли и так далее и тому подобное. Но это не значит, что ничего не делается. Я буду говорить, конечно, об отрицательных вещах, потому что их надо исправлять, на мой взгляд. Но сразу скажу, что кое-что делается, то есть это не полный пессимизм. Например, в Российской академии наук я бы выделил два направления. Это разработанная Стратегия научно-технологического развития. Руководил этим процессом заместитель президента, член-корреспондент Иванов Владимир Викторович. И второе – подготовлена Программа фундаментальных научных исследований, которая будет обсуждаться на ближайшем общем собрании РАН, которое планируется. Кроме того, есть ряд изменений в устав и так далее. Но я хотел бы остановиться не на позитиве и, конечно, не на наших флагманах, которые чувствуют себя неплохо: это и МГУ, и Курчатовский центр, и еще можно назвать до десятка учреждений. Но в общем и целом ситуация от реформ 2013 года, на мой взгляд, неудовлетворительная. Константин Чуриков: Реформа РАН, объединение академий? Олег Сухарев: Да, с 2013 года. В августе будет шесть лет. Во-первых, РАН предприняла усилия, чтобы отбить слово «ликвидация», которое было в первоначальном проекте реформирования. Вы понимаете, само реформирование пошло по такой траектории, что приходилось отыгрывать и отбивать определенные позиции. То есть, по сути, была развернута, если огрубить, борьба за то, чтобы Академия осталась жива и функционировала. Константин Чуриков: Олег Сергеевич, нас сейчас смотрят зрители, представители самых разных сфер, профессий. Подозреваю, что не ученых, конечно же, больше, чем ученых. Скажите, почему все это важно? Почему сегодня важно об этом поговорить, как вы считаете? Олег Сухарев: Ну, дело в том, что, на мой взгляд, потенциал науки недооценен. На мой взгляд, возлагаемые на нее надежды дезориентируют общество. Ну, например, они сводятся к тому, что наука должна дать – должна дать экономике, должна дать промышленности и так далее. Но в каком состоянии находится тот, кто мог бы взять? Может быть, РАН может и дать? Скорее всего, это так. Константин Чуриков: Вы к чему клоните, простите? Олег Сухарев: А в состоянии ли тот, кто должен брать, брать? Оксана Галькевич: А кто должен брать? Олег Сухарев: Я клоню к тому, что РАН нельзя рассматривать отдельно от экономики страны. Оксана Галькевич: То есть экономика взять не способна? Олег Сухарев: И должен существовать спрос и на технологии, и на НИОКР спрос. А вот база для новых технологий и для НИОКР – это фундаментальные исследования. Их проведение создает базу для последующих НИОКР и для внедрения и разработки новых технологий. Константин Чуриков: НИОКР – расшифруйте, пожалуйста. Олег Сухарев: Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. Кстати говоря, со второй частью вот этого слова (которое, может быть, для телезрителей, так сказать, не понятно, и вы попросили меня расшифровать), опытно-конструкторские работы – у нас здесь вообще масса проблем в связи с тем, что мы потеряли прикладную так называемую науку, многоотраслевые институты. И объединение как обычно оправдывается? Что вот междисциплинарность обеспечивается за счет этого объединения. Но кто мешал обеспечивать междисциплинарность, когда существовала Российская академия медицинских наук, сельхознаук и РАН? Ведь все же упирается в координацию и в ресурсы, выдаваемые на проведение этих междисциплинарных исследований. Оксана Галькевич: Олег Сергеевич, это означает… Ну, как вообще должно строиться взаимодействие, так скажем, рынка, экономики и научного сообщества? Кто на кого должен выходить? Вы говорите: должен быть спрос. Но это ведь не означает, что научное сообщество сидит и ждет, когда к ним придут и о чем-то спросят, попросят, предложат, разузнают? Олег Сухарев: Ну конечно. Есть определенное взаимодействие науки и бизнеса. Но, вы понимаете, когда бизнес находится в таком состоянии, что ему не нужны разработки, не нужна наука по существу… А у нас многие НИИ в регионах, которые я знаю, они первым делом в условиях кризиса 2015–2016 годов, первым делом освобождались от инженерного состава. То есть ОКРы не нужны. Делают примитивные железки и гонят побыстрее. Константин Чуриков: Это мы говорим сейчас о прикладной науке? Оксана Галькевич: Да. Но при этом, Олег Сергеевич… Олег Сухарев: Фундаментальная – она функционирует в более или менее автономном режиме. Константин Чуриков: Конечно. Оксана Галькевич: Олег Сергеевич, при этом… Олег Сухарев: Вы знаете, там и нет такого спроса, потому что бизнес и не знает, что фундаментальное получит, и не может этого знать, потому что сама фундаментальная часто не знает, какой будет результат ее исследований на определенном интервале времени. Константин Чуриков: Какое дело бизнесу до того, есть или нет жизнь на Марсе? Оксана Галькевич: Но при этом бизнес наш достаточно активно использует открытия какие-то, изобретения, которые делаются за пределами нашей Российской Федерации. Почему? Олег Сухарев: Ну конечно, что-то используется. Оксана Галькевич: Не что-то, а довольно активно, иначе мы бы отстали совсем. Олег Сухарев: Ну, мы по многим направлениям отстали. Я вот назвал несколько направлений, где мы лидируем. Плюс еще военное направление, по ряду военно-технических направлений у нас есть достижения. Но вы представьте, что пришлось восстанавливать не так давно технологию крупногабаритной сборки. Она у нас была, мы ее потеряли, и приходилось восстанавливать. Об этом подробно говорил Рогозин. Значит, это только один пример. Но я бы не хотел свести разговор к такому системному выяснению… Константин Чуриков: К отвлеченному анализу. Олег Сухарев: Да, кто кому что должен. Я хотел бы обратить ваше внимание, что именно реформа и институционально-организационные пертурбации сами по себе, несмотря даже на растущее финансирование, которое, правда, если пересчитать в ценах 2000 года, то оно в 2014-м, 2015-м и 2016-м годах снижалось. Но тем не менее на интервале с 2000-го по 2018-й оно возросло, и в разы. И здесь никуда не денешься. Но, даже несмотря на это, вот эти институционально-организационные пертурбации выхолащивают как суть научного труда, так и наши достижения, а нашу работу обесценивают. А вот предметно я расскажу. Константин Чуриков: Да. Сейчас звонок пока у нас, Татьяна из Ростовской области хочет что-то тоже рассказать или о чем-то спросить. Татьяна, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Татьяна. Зритель: Здравствуйте. Вы знаете, вот у меня такой вопрос к Олегу Сухареву. Вы знаете, вот у меня многие знакомые хвалятся, что для того, чтобы ребенок где-то место получил или работал в институте дальше преподавателем, многие сделали детям кандидатскую. Вы знаете, как говорится, меня жаба душит, когда они мне это говорят. Константин Чуриков: Татьяна, извините, а что значит «сделали детям кандидатскую»? Можно уточнить термины? Что значит «сделали детям кандидатскую»? Зритель: А вот так вот! Я знаю, что помогли сделать, деньги заплатили. У одной мама бухгалтер, у другой… Я за то, чтобы… Понимаете, сколько у нас талантливых… сколько вот этих гнилых и пустых кандидатских сделано, за которые деньги получают, все на свете. Вы понимаете, я не знаю, у нас деньги уходят порой… А вот дите, которое выдумало что-то, придумало, оно не может пробить, потому что денег нет. У нас наука из-за этого и стоит – у нас, как в прорву, куда-то улетают они. Вот она получает хотя бы, работает сейчас преподавателем и получает она, как сказала, 3 тысячи доплаты. А не лучше ли эти деньги куда-то в другое место? Для чего нам столько кандидатов этих, профессоров, которые ничего не выдумали для науки, не сделали? Константин Чуриков: Резонный вопрос. Спасибо, Татьяна, за ваш звонок. А дитю этому, может быть, уже и за полтос хорошо, да? Дети разного возраста, да. Олег Сухарев: Ну, я как чувствовал, что будет такой вопрос, и приготовил следующую справку. Это данные Росстата – правда, за 2017 год, по 2018-му не подвели итоги. В 2000 году численность кандидатов наук – 84 тысячи, доктор – 21,9 тысячи. 2017 год, ну, видимо, на конец года, по итогам года, да, кандидатов – 77 тысяч (их количество снизилось), докторов – 26 тысяч. Среди докторского состава 9 300 из этих 26 тысяч – за 70 лет. Я, к сожалению, не взял, сколько от 50 до 70. Ну, тоже, видимо, будет порядка 60–70%, если не больше, докторов в возрасте от 50 до 70 лет и выше. То есть подавляющий состав – вот этот. Поэтому телезритель, к сожалению, повторяет обывательскую точку зрения, что «вот наплодили кандидатов». Вообще я должен сказать, что в экономике знаний, о которой многие говорят, и это мода, и в публикациях, и так далее, как вы считаете, число людей со степенями должно сокращаться или расти? Ну, насколько я понимаю ситуацию, то экономика знаний в идеале должна сопровождаться увеличением числа образованных людей и исследователей. Константин Чуриков: Конечно. Оксана Галькевич: Ну, там, видимо, речь о качестве, собственно говоря. Олег Сухарев: А вы понимаете, в чем дело? Есть знаменитый закон перехода количества в качество. Если вы будете срезать количество, не факт, что вы обеспечите качество. И вот про качество я должен сейчас сказать особо. Видимо, в этой оголтелой борьбе, благодаря вот этому мнению, что «много якобы наплодили», хотя цифры говорят, что не много, а вот что касается финансирования, то 2007 год – 0,4% ВВП на науку, 2017-й – 0,4%. 2007 год – 2,2% на науку к федеральному бюджету, 2017 – 2,3%. По закону о бюджете и вообще планам Правительства необходимо довести до 4% на науку. Вот такие результаты. Константин Чуриков: Олег Сергеевич… Олег Сухарев: Причем общее число исследователей с 2015 года – 111,5 тысячи человек, а 2017 год – 103 тысячи человек. То есть мы имеем за 3–4 года сокращение, причем примерно на 8 тысяч человек. А вот что касается институционально-организационной чехарды. В нашей стране введен режим, о котором я много пишу, уже лет пять последних… Константин Чуриков: Какой у нас режим? Олег Сухарев: Режим рецензионно-хиршевски-плагиатного психоза. И этот режим воссоздан институционально. Мало того, он поддерживается… Константин Чуриков: Олег Сергеевич, понятнее просто скажите, чтобы люди поняли, о чем речь. Олег Сухарев: Вот борьба с этими кандидатами и докторами, которые якобы дармоеды, осуществляется через систему «Антиплагиат», которая крайне несовершенная. Второй момент… Почему я этот психоз называю рецензионным? Потому что многие региональные журналы пролезли в Web of Science и рецензируют статьи, причем качество рецензирования крайне низкое. Константин Чуриков: Олег Сергеевич, просто мы должны быть понятны для зрителей. Вы говорите о каких-то системах, о каких-то журналах научных, да? Олег Сухарев: Я говорю, конечно, о научных журналах. И если по порядку все изложить, если вы позволите, я сейчас объясню, в чем дело. Значит, первое – зарплата научных работников сегодня. Есть зарплата отсечения, это оклад – 26 тысяч в Академии наук у меня. Коэффициент повышающий – 1,7. 34 с копейками – оклад. Минус подоходный – 31. А остальное – за публикации. То есть чиновничество ввело и понуждает… Это не директора институтов виноваты, а это их сверху понуждают, так сказать, привязывать дальнейшие выплаты премий к числу публикаций. Более того, получая субсидию, академический институт, он ее получает целевую в привязке к публикациям, к числу публикаций. Константин Чуриков: То есть ученому нужно поработать журналистом? Олег Сухарев: При этом, коллеги, особо важно, что бо́льшую оплату производят за публикации в системах индексирования научных журналов Web of Science и Scopus. Это две системы индексирования, они западные. Одна зарегистрирована (я специально взял справку) в Филадельфии, в США, в 2016 году. Материнская компания – Onex Corporation. Это акционерное общество. Отрасль – инвестиционные услуги. Есть стоимость акций, есть активы, есть прибыль. Вы понимаете? И научных сотрудников понуждают. Причем за публикацию в этой базе индексирования дают 2 балла научному сотруднику, а в российской базе цитирования – 1 балл. Таким образом, стоимостная оценка публикации в контролируемой из-за рубежа базе индексирования признается выше. Причем зарплата привязывается к этой оценке – раз. И второй – сама работа научного сотрудника, особенно в вузах, негласно привязана к тому, чтобы была статья или в Web of Science, или в Scopus. Если этой статьи за год у сотрудника нет, он понуждается к увольнению, он не аттестуется и так далее. Причем это официально внесено в эффективный контракт. Люди сами с этим согласились, потому что не согласиться было нельзя. Этот контракт заставили подписать тоже сверху. Оксана Галькевич: Другого не предлагают. Константин Чуриков: Ну понятно. Где-то за океаном решается, сколько ты будешь получать и будешь ли ты работать. Олег Сухарев: Вот эти центры и вот эти корпорации делают прибыль. Например, средняя стоимость в Web of Science (чуть ли не официально, это с сайта почерпнуто) – 32 700 рублей. Сроки подачи – от 1 до 4 месяцев. Мне интересно, уважаемые коллеги, другое – фамилия, имя и отчество того агента, кто осуществил введение этого институционального норматива, навязывание целой стране, ее журналам, ее научным работникам, ее научным организациям. Это в условиях слитий, разделений, соитий институтов РАН. Это в условиях, когда зарплата-то не увеличивалась в последнее время по окладам. Вы понимаете? Константин Чуриков: Олег Сергеевич, маленькая пауза, зрителям тоже будем давать слово. Анатолий из Тульской области к нам присоединяется. Анатолий, здравствуйте. Оксана Галькевич: Давно уже ждет. Да, здравствуйте, Анатолий. Спасибо за ожидание. Зритель: Добрый вечер, добрый вечер. Наконец-то удалось дозвониться. Я хочу заземлить немножко разговор ваш… Константин Чуриков: Давайте. Зритель: …поскольку долгое время являлся председателем общества по НТТУ (научно-технического творчества учащихся). Но прежде чем об этом скажу, я очень благодарен за поднятую тему. Ведущими иногда восхищаюсь, насколько они честно проходят свою дистанцию до конца. Константин Чуриков: Спасибо. Зритель: Я вот о чем хочу сказать. Все будущие ученые растут из школы. В 1986 году было принято специальное постановление «О развитии научно-технического творчества». Даже не успели чуть-чуть ввести такую должность, во всяком случае среди техникумов, как замдиректора по научно-техническому творчеству. Я немало удивлен был, когда увидел выставку не у нас, а в Соединенных Штатах. У них появилось нашенское слово «свалка», откуда они брали детали для своих самоделок. Ну, я просто говорю. Что я вижу на наших экранах? Это конструкции, которые собирают из LEGO, когда с нуля школьники и студенты не работают. И это, я считаю, для страны в целом, для учебных заведений большое упущение. Константин Чуриков: Большой минус, да, примитивно слишком. Зритель: Да, мы давно уже не участвовали в выставках. И еще одна беда, которая подошла. Второй год я не могу собрать кружковцев так, чтобы можно было делать какие-то серьезные разработки. Константин Чуриков: Анатолий, спасибо за ваш звонок. У нас просто хронометраж, мы всех хронометрируем, потому что хочется и гостя послушать, и вас. Олег Сухарев: Ну, если позволите, я продолжу. Что касается диссертационных советов. Сделано все, чтобы защиты диссертаций были невозможными, высокозатратными. Причем в положении есть требование, что соискатель не оплачивает работы, а де-факто идут все равно платежи, платежи за защиты. Причем я не беру сейчас купленные диссертации, я беру абсолютно легальные диссертации. Константин Чуриков: То есть это легальная такса, ценник, да? Олег Сухарев: Это легальная такса в советах, негласная. Не во всех, но в определенной части. За докторскую доходит до 300–500 тысяч и выше. Это я вам просто озвучиваю, что есть по Москве. Не во всех советах, но есть. Кроме того, обязали за четыре месяца и за два месяца вывешивать, соответственно, докторскую и кандидатскую незащищенные, якобы под видом борьбы за защиты интеллектуальной собственности, чтобы не было плагиата. Прогоняют это все через «Антиплагиат». Хотя сама работа плагиатного ущерба не несет, она в двух экземплярах, научно-квалифицированная. Причем людей понуждают в ней делают обзоры. Вы понимаете? Да, конечно, надо делать обзоры квалифицированно, со ссылками, но бывают ошибки. Нигде не сказано в положении, что в докторской или в кандидатской не может быть ошибки. Ошибки бывают и в оформлении сносок, и в представлении материалов. Это никому не нужно. Как не нужен и вклад никому. Вы понимаете? Лишь бы соответствовала текстура. А вот эти ценники нелегальные – они вообще отсекают бедных и талантливых от того, чтобы им защищаться. Константин Чуриков: Подождите. А это кому эти деньги нести надо? Вот кому их надо нести? Олег Сухарев: Ну, обычно все решается через председателя совета или ученого секретаря. Обычно. Это негласно. Оксана Галькевич: Вы знаете, хочется сказать, что если это сливки, то чего же пенять на молоко, простите. Олег Сухарев: Более того, вот эти публикации в Web of Science и Scopus тоже частью платные. И многие люди в регионах, 5–6 авторов соединяются, чтобы оплатить и ублажить ректора, который лег под чиновников, которое это ввели. А знаете, для чего ввели чиновники именно Web of Science и Scopus? А чтобы Владимиру Владимировичу доложить: «Владимир Владимирович, а Россия вошла в ТОП-10 или в ТОП-25 вузов, или в ТОП рейтинга по числу публикаций». Но это корпоративные, прибылеориентированные структуры Запада: одна в Амстердаме зарегистрирована, другая – в Филадельфии. Она не обеспечивают ни научности, ничего, и сами программируют ссылку на свою же литературу. То есть, когда вы пишете статью (я же тоже, так сказать, в этом участвовал), меня понуждают: треть ссылок, пожалуйста, на Scopus и Web of Science. А на каком основании? Я уже не говорю о языковых барьерах, это вообще отдельная тема. Почему наши люди должны оплачивать авторизованные переводы на иностранные языки? Ведь они не оплачивают. Мы проиграем все равно по транзакционным издержкам за счет вот этих переводов. Вы понимаете? То есть институционально-организационно кем-то продумана, навязана нашему чиновничеству и введена система правил, дискредитирующих нашу науку, выхолащивающих труд ученого, и заставляющих ковыряться в прошлых работах якобы за плагиат, когда не было программы сличения текстов. Люди не могут нести ответственность, когда эти тексты не сличались. А студентов понуждают на курсовых и дипломных прогонять через «Антиплагиат». Я сижу в ГАК/ГЭК, мой отец председатель ГАК/ГЭК, приезжает и говорит: «Слушай, на рентабельность не могут ответить, виды рентабельности, а сообщают комиссии: «У нас 70% оригинальности». А почему не могут ответить на рентабельность? Да потому, что перестанавливают слова просто, переставляют. Вот чем занимаются дети. Они изучают метод. А ведь курсовая и диплом хранятся-то всего пять лет. Какая там плагиатная или интеллектуальная угроза? Это учебные работы. Вы что делаете со страной? Константин Чуриков: Олег Сергеевич… Оксана Галькевич: Олег Сергеевич, у нас звонки со всей страны. Константин Чуриков: Давайте сейчас поприветствуем на четвертую камеру – Александра из Ямало-Ненецкого округа. Здравствуйте. Оксана Галькевич: Да, Ямало-Ненецкий автономный округ приветствуем, Александра. Зритель: Здравствуйте, здравствуйте. Хотел бы непосредственно обратиться к вам, к очень такому важному человеку. Касаемо беды вообще образования, становления человека и институтов в России. Я поступал в аспирантуру в Санкт-Петербурге на платной основе, могу сказать. Но я ее не закончил из-за того, что стоимость обучения на втором уже курсе после сдачи кандидатской возросла в два раза. Но я вам скажу еще одну вещь. Допустим, человек, обучавшихся на бесплатном обучении, грубо говоря, ему приходилось защищаться два раза. Мало было накрыть стол, поляну, так еще нужно было заплатить денег. То есть на корню уничтожается образование. Ставятся дисциплины, которые, в принципе, вообще не нужны. Я уже не говорю про аспирантуру, я говорю и про школьное образование, там такая же ситуация касаемо того, что все платно. Та же подготовка к ЕГЭ платная, все абсолютно платное. Константин Чуриков: Александр, но поляна-то, в принципе, всегда была традицией, накрывать, ну, как-то отпраздновать, правда? Зритель: Ну да, да, да. Константин Чуриков: И в советское время. Зритель: Я имею в виду, что темы подачи всего подготавливаются руководителем, нет никакой самостоятельности в данном деле. То есть та дисциплина, которая идет на первом курсе, «История и философия науки», она абсолютно, может быть, для многих направлений не нужна, по моему мнению. Допустим, сейчас глянем на нас. Допустим, у нас Лабытнанги и Салехард не являются научным городами, потому что, как Артюхов сказал, там не нужно создавать никакие научные центры, для этого есть Москва и Питер, и вся ориентировка на них. В то же время мы строим объекты в Лабытнанги и не смотрим ни на что другое. То есть качество жизни людей, казалось бы, для такого округа находится при таких зарплатах ничтожно малой. И все уезжают в Москву и в Питер, и все остаются там. Константин Чуриков: С Ямала? Как интересно. Да, спасибо, спасибо за ваш звонок. Оксана Галькевич: Спасибо, Александр. Олег Сухарев: Более того, якобы с повышением зарплаты существенно возросла часовая нагрузка. Например, если у профессора было 650 часов, то сейчас 900–950 и выше. Идут сокращения по кафедрам, особенно в региональных вузах. Более того, например, мой друг, профессор Чаплыгин в Калининградском университете сводит концы с концами и вынужден ездить в Польшу, которая его с удовольствием принимает, читает лекции. 120 часов профессору на год, и 700–800 евро зарплата. 120 часов. А у нас от 650 увеличили до 950. Да, в отдельных университетах, как в финансовых, зарплата отсечения – 97 тысяч. Мне научный руководитель финансового университета один раз рассказал: «У нас 97 тысяч, а дальше – за статьи». А у нас в РАН – 31, а дальше – за статьи. Понимаете, система абсолютно несбалансированная, она урывочная, ресурсы не просчитаны. Людей заставляют… Вот человек подготовил диссертацию (мы рассматриваем честную диссертацию) и вывесил ее. А совет закрыли по не зависящим от него причинам. Он обращается в другой совет. Другой совет, боясь этого плагиатного психоза, заставляет его переписать свою же диссертацию. На каком основании? Константин Чуриков: Маразм. Олег Сухарев: Другими словами… Кроме того, на докторскую необходимо 15 ваковских статей. И их тексты нельзя включить в текст диссертации, потому что программа «Антиплагиат» покажет плагиат, потому что наши журналы все вывешивают статьи в интернете, стремясь к Web of Science и Scopus. А западные к Web of Science и Scopus – только аннотации, а журналы они продают. У нас журнал «Вопросы экономики» тоже правильно делает – вывешивает только аннотации, а сам продает себя. Константин Чуриков: Олег Сергеевич… Олег Сухарев: Почему? Что это за чехарда? Что происходит в стране вообще? Константин Чуриков: У меня к вам короткий вопрос. Скажите, пожалуйста, наша наука, наши открытия – о них должны знать на Западе? Мы все равно должны об этом говорить на широкую аудиторию в мире? Мы должны с другими учеными говорить? Ну да, приходится по-английски говорить. Или мы не должны этого делать? Олег Сухарев: Вы знаете, вас как журналиста должны знать журналисты, ну, вообще по-хорошему, если вы хороший журналист? Вы же хотите, чтобы в сообществе вас знали? Ну скажите. Константин Чуриков: Вы знаете, у нас разные сообщества. Олег Сухарев: Ну скажите «да», ладно. Оксана Галькевич: Нет, нет. На самом деле, вы знаете, это совершенно разные сферы. Константин Чуриков: Нам достаточно наших зрителей, поверьте. Олег Сухарев: Да? Оксана Галькевич: Мы работаем на свою аудиторию. Олег Сухарев: Ну хорошо. Оксана Галькевич: Мы не существуем в контексте мировой науки. Олег Сухарев: Хорошо. Вы хотите, чтобы зрители вас знали? Константин Чуриков: Конечно. Олег Сухарев: Да? Но вы же не оголяете свое тело для зрителей, чтобы они вас знали. Константин Чуриков: Логично, да. Олег Сухарев: Логично. Константин Чуриков: Иначе мы бы работали на других каналах, правда? Олег Сухарев: Так вот, эти высвечивания, вот эти свободные незащищенные диссертации в интернете, журналы эти непродающиеся, на ладан дышащие, у них нет финансов. Они живут только на факультетах за счет внебюджетных средств в основном и сводят концы с концами. Даже вебофсайенсовские наши на факультетах. У меня один зам главного редактора рассказывал из Ростова – сводят концы с концами, потому что вывешивают все открыто. Не продается ничего. Авторам гонораров – ноль! Константин Чуриков: Олег Сергеевич… Олег Сухарев: Ноль! Константин Чуриков: Я говорил о международном обмене… Олег Сухарев: Это что за система? Константин Чуриков: …о международном обмене опытом. Вот я знаю, Оксане интересно, когда он куда-то выезжает, она встречается с коллегами. Олег Сухарев: Международный обмен международным обменом. Константин Чуриков: То же самое делаю я за рубежом. Олег Сухарев: Они нас, дураков, используют следующим образом. Всем направляют рассылки в такие публикации, видя, что наше чиновничество творит с наукой, чтобы мы это им оплачивали. А стоящих… Мне Марель Петрович Переверзев, Царствие ему небесное, из Тулы рассказывал. Он приезжает, и в Чикаго читал лекции, и в Нью-Йорке. Я говорю: «Марель Петрович, а как же? Вы так английским владеете хорошо? И западники-экономисты доктора пригласили?» Он говорит: «Олег Сергеевич, я читал, во-первых, по производственным системам. А во-вторых, я вообще не знаю ни одного языка». Я говорю: «А как же вы читали?» Он говорит: «Олег, запомни, когда им надо, найдется все – и переводчики, и меня приняли по первому разряду, и лучший прием был во всех университетах США». Вот вам ответ. Оксана Галькевич: Олег Сергеевич, давайте примем тоже по первому разряду нашего телезрителя Сергея из Иванова, он давно уже ждет возможности высказаться. Сергей, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Я кандидат физмат наук, доцент кафедры физики. Диссертацию защищал в Институте кристаллографии Академии наук СССР еще, с 79-го по 82-й был аспирантом. И мне очень интересно слушать Олега Сухарева. Я с ним полностью согласен. Все делается почему-то так, как будто наука сейчас в России вообще никому не нужна, разве что для какой-то галочки и отчетности. Вот совершенно во всем с ним согласен. Вот хотел бы поработать доцентом, люблю преподавать, но не могу найти работу. У нас все сокращают, все урезают. Нагрузки, как он говорит правильно, на преподавателей поднимают. Вместо 45 минут сейчас 60 минут час. Константин Чуриков: Академический час, да. Зритель: Вместо академического сделали теперь астрономический час. Как бы та же нагрузка, но уже сразу, понимаете, на треть возрос всем. И сокращают. На моей бывшей кафедре их слили с четырьмя кафедрами другими, из двух вузов один создали. Константин Чуриков: Слушайте, Сергей, я понимаю, когда, условно говоря, биологов с химиками объединяю. А вот есть у нас какие-то необычные такие альянсы? Зритель: Именно так, именно так, да. У нас физику с химией слили, плюс с технологии и черте что. Фантастика творится! Константин Чуриков: Спасибо за ваш звонок. Олег Сухарев: Я же бывший инженер, так сказать, по базовому, закончил «Динамику и прочность машин». Так вот, в одном из вузов мне родных кафедры «Локомотивы» и «Вагоностроение» объединили. Ну, не от жиру же. Вы понимаете, они всегда были раздельные, с момента основания этого университета, потому что вагонное хозяйство – это определенная специфика, а локомотив, силовая тяга – это другое проектирование и другие задачи. Вы понимаете, что происходит? И мы говорим об инженерном труде, мы говорим о возрождении машиностроения, мы говорим об индустриализации 4.0. Да забудьте про четверку! Просто ноль! И есть доказательства, что ноль. Отдельные успехи не обеспечивают вам изменения системного результата, когда люди перелопачивают свои же статьи другими словами, что нельзя защититься из-за системы «Антиплагиат». Зачем она тогда нужна? Мало того, бросается же тень на всех, что все воры, все. Вот ты оппонировал в диссертации, а у них совпало. Потом, когда появилась программа, а ты оппонировал тогда, когда не было программы этой «Антиплагиат», технологии не было – и тебя мажут нарочно определенные группы проплаченные, в том числе, возможно, Западом, мажут нарочно, что ты оппонировал. У нас обмазаны так академик Макаров, член-корреспондент Сорокин – умершие люди! – академик Татаркин, профессор Бондарев, Смирнов и многие другие. Я десятками могу обсуждать людей, ни за что обмазанных, которые внесли реальный вклад в науку. Защищается новизна. И человек претендует на новизну. Какие-то текстовые помарки возможны в работе, которая в двух экземплярах распечатывается. Вы что делаете? Вы чего психоз этот устроили? Мне председатель диссертационного совета… Я назову его. Хотя меня предупредила мать, говорит: «Не называй никого». Вениамин Наумович Лившиц рассказывал. Это знаменитый профессор! У него с Канторовичем статьи есть, с нашим нобелевским лауреатом. И вот он мне рассказал, говорит: «Представляешь, приходят в наш диссертационный совет на лишение две девочки, кандидатские, вроде совпали куски. Ну и вроде мы лишили. Но я был против». Я говорю: «А что же вы так зычно не выступили?» – «А руководитель поручил им включить совместные материалы». Я говорю: «А чего же вы их лишали?» Он говорит: «Ну, я был против. Это, конечно, дикость. Я так переживаю!» И все молчат. Вы чего переживаете? Боятся, что закроют совет. Но все идет от Высшей аттестационной комиссии, а она работает на общественных началах, ее работа не финансируется. Вы понимаете? Разделили сейчас присвоение степеней. Одни вузы – элитарные, они сами присвоят без ВАК, и сами будут прогонять через «Антиплагиат». А ВАК еще барахтается сам по себе, забесплатно там эксперты работают. Вы понимаете? И председатель ВАК, конечно, идет на поводу интернет-групп непонятных, коррумпированных и насквозь фальшивых. Непонятно, на каком основании. Потому что по плагиату есть уголовная статья и судебные инстанции. Чего же вы в правовом государстве подсовываете совершенно другие схемы и механизмы? Оксана Галькевич: Спасибо большое. Константин Чуриков: Олег Сергеевич, мы вас слушаем и понимаем. А стоит ли удивляться, что у нас ученые уезжают? Мы сейчас скоро будем говорить как раз о туризме. Оксана Галькевич: Спасибо. Это была пламенная ваша речь. Это рубрика «Личное мнение». Константин Чуриков: Да, спасибо. Олег Сухарев: Спасибо и вам. А я вам подарю информацию об Web of Science и Scopus. Константин Чуриков: Давайте, подарите, пожалуйста, мне. Оксана Галькевич: Спасибо. Олег Сухарев: Пригодятся вам. Оксана Галькевич: Тебе и мне. Константин Чуриков: У нас в студии был Олег Сухарев, профессор экономики Российской академии наук. Через пару минут вернемся. Как раз о туризме – правда, въездном или внутреннем. Оксана Галькевич: О развитии туризма в России, туристической отрасли. Присоединяйтесь, пожалуйста. Может быть, уже строите планы на лето, на майские праздники? Константин Чуриков: Как и где мы проведем это лето? Оксана Галькевич: Делитесь, где отдыхаете. Константин Чуриков: Спасибо.