Кто работать будет? Рабочих рук всё меньше. В России стремительно сокращается число трудящихся. Только за первый квартал их стало почти на миллион меньше. Кто будет поднимать нашу экономику: молодёжь, которой трудно устроиться, предпенсионеры и пенсионеры, которых тоже никто не ждёт? Как эта ситуация влияет на экономику в целом? Константин Чуриков: Наша следующая тема. Дело в том, что буквально недавно в мониторинге РАНХИГС Института Гайдара появилась информация о том, что всего за несколько месяцев этого года, за первый квартал, численность рабочей силы в стране сократилась практически на 800 000 человек. Для справки, за весь прошлый год численность рабочей силы сократилась только на 100 000. А сейчас уже за неполный год у нас получается почти 1 млн. Давайте посмотрим, что у нас вообще с занятостью по разным возрастным группам. Марина Калинина: Динамика уровней экономической активности существенно отличается по этому принципу. У россиян в возрасте от 15 до 19 и от 20 до 24 лет он сократился с 18% и 68% в 2000 году, то 7% и 56% в 2018 году. Для остальных возрастов уровень экономической активности спустя 18 лет оказался выше. По крайней мере, на 2%. И максимально он вырос в категории 55-59 лет. Раньше он составлял 53%. Теперь 66.5%. Константин Чуриков: Хочется понять, каким образом изменится экономическая ситуация в нашей стране, если элементарно работать некому. А задачи стоят серьезные: войти в пятерку ведущих экономик мира, выйти на темпы роста выше среднемировых. И еще не забудем про 25 млн рабочих мест. Кто же их займет, если работать некому? У нас в студии Ольга Аникеева, социолог, доцент РГСУ. Ольга Александровна, здравствуйте. Ольга Аникеева: Добрый день. Константин Чуриков: Скажите, пожалуйста , эта ситуация нормальная для рынка труда? Может быть, мы уже готовы к постиндустриальному обществу, к цифровой революции и на самом деле нам не нужно столько рук? Или это все-таки нездоровая ситуация? Ольга Аникеева: Эта ситуация нормальная для всех стран. Во всех странах происходит повзросление рабочей аудитории. В этом нет ничего удивительного. Мы в тренде. Но проблема заключается немножко в другом. Интерес государства в обучении пенсионеров, привлечении их на рынок труда понятен. Но привлечение пожилых на рынок труда, получение дополнительного образования, повышение профкомпетенций для самих пожилых – это большой вопрос. А им самим это надо? Они заинтересованы в получении этого образования и в более активной трудовой деятельности? Это вопрос, конечно, очень серьезный. По статистике 2018 года примерно 6.8% пожилых работали вместе с пенсией, получая менее 5000 зарплату. Примерно 9% получали от 5 до 8-9 тысяч. И примерно еще 20% работали, получая от 8 до 15 тысяч. То есть 36% пожилых работали на пенсии, выполняя низкоквалифицированную работу. Поэтому, когда оценивали возможности пожилых работать в ожидании нового пенсионного возраста, говорили, что 40% пожилых – это низкоквалифицированные работники. Вопрос: а стране нужно 40% низкоквалифицированных работников? Марина Калинина: А почему же низкоквалифицированные? Ольга Аникеева: Потому что это люди, которые выполняют низкоквалифицированную работу, получают маленькую зарплату. И повышать квалификацию для них – это большая проблема. Марина Калинина: Может быть, они были квалифицированы. Потом их уволили по тем или иным причинам. Закончился контракт, закрылось предприятие. Они просто не могут найти себе работу по специальности. Они хорошие специалисты. Константин Чуриков: Может, как это у нас принято, с возрастом человека постепенно сливают все ниже и ниже, и так далее. Ольга Аникеева: Совершенно верно. Но у нас нет такой статистики, чтобы мы поняли, что высококвалифицированный работник стал выполнять обязанности нянечки, например, или пошел дворником работать. Марина Калинина: А почему такая статистика не ведется? Потому что таких людей очень много. Ольга Аникеева: Знаете, «очень» - понятие относительное. И у нас такой статистики, к сожалению, нет. Я не встречала таких данных. Хотя я понимаю, что это жизненно важные данные и они необходимы. Но пока их нет. Константин Чуриков: Я правильно понимаю, что у нас такая сейчас структура занятости. И, соответственно, у нас по возрастам тоже еще пока не вполне по лицам предпенсионного возраста есть прирост занятости, просто потому что еще пока пенсионный возраст только сейчас начинает как-то уже действовать и расти. Ольга Аникеева: Безусловно. Люди будут работать, потому что они поставлены в такую ситуацию. Но если раньше они работали, получали небольшую пенсию 10-12 тысяч, плюс эти 15 000, как я говорила, получался вполне приличный прожиточный минимум. А сейчас они останутся только на одной зарплате. И это большая проблема. То есть с ними тоже что-то надо делать. Но понять, что мы можем сделать с людьми, которые выполняли низкоквалифицированную работу, как их можно дообучить и куда их можно дальше отправить – это большая проблема. Марина Калинина: А не связано ли такое сокращение трудоспособного населения именно этого возраста (24 и так далее) с этой демографической ямой 1990-2000-х годов? Ольга Аникеева: Безусловно, связано. Здесь есть другая сторона проблемы. Возможно, надо освобождать… Марина Калинина: Просто реально физически нет людей именно этого возраста. Ольга Аникеева: Так получилось, что у меня сын 1982 года. И когда сын шел в первый класс, мы были 1К класс. А дочка 1992 года. И у нее не так много ровесников. Я эту проблему знаю. Константин Чуриков: И еще мы не должны забывать о факторе миграции. Что у нас с миграцией? Насколько эти люди себя находят на рынке труда и остаются здесь работать? Ольга Аникеева: С миграцией тоже не так просто, потому что основная часть миграции – это республики нашего центральноазиатского региона. И оттуда приезжает не так много квалифицированных людей. Константин Чуриков: Подождите. Это даже не Украина? Это именно Средняя Азия? Ольга Аникеева: Это Центральная Азия. Константин Чуриков: Есть даже официальная статистика там? Откуда у вас такие данные? Интересно просто. Ольга Аникеева: Я сейчас не могу точно назвать источник. Надо будет посмотреть. Я не готовилась именно отвечать на этот вопрос. Но Украина дала нам очень большой всплеск миграции, когда начались эти боевые действия и конфликт на Украине, это был такой всплеск. Сейчас ситуация немножко выровнялась. Но я скажу, что, тем не менее, высококвалифицированные работники к нам приезжают в очень небольшой степени. И тут возникали проблемы (сейчас потихонечку решаются) признания дипломов образования не только советского периода, а уже того периода, когда Украина была самостоятельной и независимой. Там были определенные проблемы. Константин Чуриков: Я подумал: а не получится ли такая ситуация, что к нам будут приезжать молодые мигранты из Средней Азии (обычно они молодые) и вступят в конкуренцию за эти низкооплачиваемые рабочие места с нашими как раз людьми предпенсионного возраста. Ольга Аникеева: И да, и нет. Но, во всяком случае, по примеру Москвы мы видим, что абсолютное большинство наших таксистов, водителей общественного транспорта – это наши гости из республик Азии. Но москвичи не торопятся занимать эти места. Константин Чуриков: Вы знаете, как пассажир как раз такси такси могу сказать, что я вижу два типа водителей. Это либо молодой мигрант как раз из тех самых республик, либо как раз таки пенсионер или предпенсионер наш российский. Марина Калинина: С высшим образованием. Константин Чуриков: С высшим образованием. Ольга Аникеева: Да. Такая картина тоже есть. Я опять не могу сказать, какова доля таксистов с высшим образованием, которые работают или подрабатывают таким образом. Но они все жалуются на очень серьезные проблемы с зарплатой, с доходами и так далее. Здесь сложный клубок проблем. Я бы не стала в него вникать. Это владельцы сетевых структур, как Яндекс-Такси, которые берут очень большую долю платы за то, что они предоставляют клиентскую базу. Это проблема обслуживания автомобилей и так далее. То есть водители зарабатывают очень немного. Марина Калинина: Вы знаете, я тут разговаривала с одним таксистом. Как раз он военный пенсионер. Они раньше выходят на пенсию. И он по необходимости работает в такси. Он сказал, что постоянно выживают их мигранты. Он коренной москвич. Скоро, говорит, «нас вообще не останется, людей, которые знают Москву, знают город, знают язык». Ольга Аникеева: Еще одна сторона проблемы – москвичи поступают на эту работу добровольно – приходят, пишут заявление или каким-то образом устанавливают связь с работодателем. А наши южные гости, как правило, организованные группы, которые прокладывают себе дорогу на рынок труда, не только персонально. Нам пишет сейчас наш зритель из Петербурга: «Не понимаю, почему собираем все отрицательные тренды со всего мира. Может, это Гайдар виноват?» Давайте сейчас послушаем нашего зрителя Алексея из Калининграда. Здравствуйте, Алексей. Зритель: Здравствуйте. Я живу в Черняховске (Калининградская область). Кто будет работать? Вообще нет работы в Черняховске. Марина Калинина: Смотрите, сейчас вы затронули проблему парадоксов. Спасибо, Алексей. С одной стороны, мы говорим, что у нас численность рабочей силы сокращается, как сказал Константин в начале, почти на 1 млн человек в этом году. С другой стороны, мы говорим, что негде работать. И мы такие звонки слышим каждый день и сообщения мы читаем практически каждый день – «нет рабочих мест». При этом говорят – где взять рабочие руки? Это какое-то несоответствие как убрать? Чтобы был баланс между тем, где надо, и между тем, кто хочет работать. Ольга Аникеева: И опять проблема такая многосторонняя. Первое – у нас достаточно медленно развивается рынок труда. Рабочие руки нужны тогда, когда развивается экономика. Рабочие руки освобождаются тогда, когда повышается производительность труда, когда повышаются технологии и когда мы можем внедрять какие-то более новые и передовые способы производства. А у нас это происходит крайне медленно. То есть вообще экономика на самом деле достаточно консервативна. Низкоквалифицированного труда очень много. Я только что показала это в цифрах. Поэтому занятость на высокотехнологичных должностях растет очень медленно. Кроме того, у нас очень слабая динамика рабочей силы. У нас рабочие никогда не переезжают. Где-то в Новокузнецке или в Перми открылся новый завод – и москвичи быстренько поднялись и поехали в эти города. Вот у нас этого не бывает. С Черняховском, наверное, тоже очень сложно куда-то переехать. Константин Чуриков: Это еще в большей степени касается не москвичей, а жителей остальной России, что, извините, куда-то переехать – это нужно иметь свободные средства. И чтобы куда-то переехать, даже имея свободные средства, нужно очень верить в то, что тебя не пошлют на этой работе, что завтра не будет дефолта, что тебе дадут квартиру. Ольга Аникеева: И жилье – очень важный момент. У нас практически нет свободно динамики жилья. У нас нет такой возможности, когда мы приезжаем куда-то работать на новое место, снимаем, арендуем жилье. У нас арендованного жилья только частный сектор. У нас нет, допустим, для тех же молодых семей, которые приезжают куда-либо и получают жилье. Очень интересный опыт был в Тюменской области, когда молодым семьям практически сразу предоставляли жилье и давали возможность покупать чуть ли не по себестоимости, или давали низкопроцентную ипотеку. Но получилось так, что молодежь приезжала, немножко работала, оперялась, получала квартиру, приватизировала и уезжала. В общем, какое-то время, конечно, регион держал рабочую силу, но как бы динамика здесь получилась такая… Как бы регион перекачивал свои средства в другие регионы, обеспечивая их другой рабочей силой. Марина Калинина: А Тюмень – не самый бедный регион. Давайте будем честными. И молодежи все-таки, наверное, легче переехать, чем людям того же предпенсионного возраста, даже пенсионного. Константин Чуриков: Вернемся на шаг назад. Нам звонил Андрей из Черняховска Калининградской области. Жаловался на то, что нет работы. Вот сейчас будет сюжет уже из самого Калининграда. Там какие-то возможности есть. Правда, у людей предпенсионного возраста. Сейчас давайте посмотрим сюжет. Мы сами не знаем, о чем он. И подумаем, насколько это все правда. СЮЖЕТ Константин Чуриков: Вот здесь, мне кажется, вы сейчас прокомментируете. Надо читать между строк. Потому что вот так мы смотрели сюжет, у нас работы открылись: «Уау, какое чудо!» Область получила квоты на переобучение 350 000 человек. Всего-то, да? Пример хороший. Но, слушайте, это же капля в море. А человек трудоспособного возраста звонит и говорит, что работы нет. Ольга Аникеева: Во-первых, начнем с того, что это действительно очень хороший опыт. И в данном случае говорить о переобучении людей предпенсионного возраста можно только на этом основании – на субсидиях. Это должно быть бюджетное финансирование. Может быть, проектное, может быть, грантовое. Константин Чуриков: Мне очень интересно, почему мы говорим про переобучение. Что делали не так в течение жизни эти люди, что их нужно обязательно переобучать? Вот человек был учителем. Зачем ему на крановщика учиться? Ольга Аникеева: На крановщика, может быть, он и не захочет учиться. Во-первых, здесь обновление профессиональной деятельности. В течение жизни у нас все очень быстро меняется, профессиональные знания меняются. Тем более у учителя, у врача, у преподавателя вуза, специалиста социальной сферы. Марина Калинина: Нет, но если он всю жизнь самообразовывался, он повышал свою квалификацию. Ольга Аникеева: Самообразование все-таки имеет определенные границы. Есть формальное образование, есть неформальное. Я, например, как преподаватель с более чем 40-летним стажем сейчас бы с удовольствием остановилась и посмотрела какие-то материалы. У нас очень высокая профессиональная нагрузка. Времени на самообразование остается очень мало. Работодатель нам не оставляет никаких возможностей. Вырваться, что называется, из этой повседневной рутины и получить дополнительное образование для врачей, учителей и педагогов высшего образования – это просто глоток воздуха и профессиональная необходимость и для вас, и для нас. Константин Чуриков: Секундочку, но здесь речь шла не о допобразовании, а переобучении. Не сказочка ли это про белого бычка, для того чтобы завтра человеку этого возраста меньше платить? Он же новичок? Новичок. Ольга Аникеева: По поводу меньше платить – это отдельная тема. Это действительно есть. Но проблема немножко в другом. У тех же врачей и учителей, специалистов по социальной работе (извините, что я попала на эту группу) очень высок уровень эмоционального выгорания. Люди устают. Есть какие-то профессии, где есть ограничения. Те же пожарные, авиационная область. Они просто физически не могут выполнять дальше те функции, которые они выполняли. Поэтому в некоторых случаях допустимо и дополнительное образование, и переобучение полностью. Это тоже очень хорошая возможность. В конце концов, человек мог оказаться не на своем месте. Я знаю женщину, которая была всю жизнь инженером, закрылся оборонный завод. Она очень увлекалась кактусами. И когда все рухнуло, она сделала свой бизнес на этих кактусах. Константин Чуриков: Это здорово. Это прекрасный сюжет. Но, конечно, жалко человека, который большую часть жизни колдыбарился не там, где хотел. Понятно. Ольга Аникеева: Да. Так что здесь возможности разные. Константин Чуриков: Андрей из Иркутска. Добрый день. Зритель: Добрый день. Здравствуйте. Вашу передачу я уважаю. Злободневные вопросы. Вопрос – кто сегодня работать будет? У меня такой вопрос. Сейчас модно стало, что требуется на работу кто-то с опытом работы. Заканчивают молодые люди колледжи по рабочим специальностям. Хорошие специальности. Приходят устроиться на работу. И ему говорят: «А опыта нету». Трудовую книжку не заводят. Все, на этом до свидания. Он уходит в армию. Потом оттуда приходит. То же самое. И он опять приходит и не может устроиться. Но есть же испытательный срок. Почему на 3 месяца не взять этого молодого, который служил в армии, например, по рабочей специальности, посмотреть, как он будет работать? Так нет, его сразу отпинывают. Это же негосударственный подход. Я так считаю. Теперь второй вопрос. У нас в колледже обучение тоже идет – затрачиваются деньги, люди сами платят. А после колледжа все равно на работу. У меня сын окончил и колледж, и институт. Получил специальность инженер-электрика. Но на работу устроиться в нашем городе он не смог. Инженер-электрик. Пришлось сделать как в советское время – по блату. Договариваться с хорошими друзьями, туда-сюда, чтобы его устроить. Он отслужил в ВКС, инженер-электрик, 26 лет. Константин Чуриков: Воздушно-космические силы, на минуточку. Зритель: Да, он отслужил. Пришел сержантом. И он кое-как устроился. Парень грамотный, с компьютером на ты. Кое-как я его устроил. И то по блату. Константин Чуриков: Из какого города? Из Иркутска самого звоните? Из регионального центра. Зритель: Железногорск, моногород. Вот тоже. И теперь второй вопрос. Константин Чуриков: Это уже третий вопрос. Давайте, задавайте. Времени просто мало. Зритель: Почему на телевидении нет программ, которые освещали бы престижность рабочих специальностей? Константин Чуриков: Андрей, у нас есть такая рубрика. Называется «Профессии». Спасибо большое за ваш звонок. Престиж рабочих профессий – это, по-моему, когда у нас проводят конкурс «World Skills» - вот это престиж. Все остальное… Марина Калинина: Я практически каждый вторник в «Промышленной политике» показываю, как трудятся рабочие на различных предприятиях нашей страны, которые еще остались и функционируют». Смотрите, еще такое сообщение вдогонку: «До работы еще надо доехать. А переобучают в центре занятости бесплатно, но пособие 850 рублей – на автобус не хватит. А если с пересадкой – все это вода, никому мы не нужны, да еще тем, кому за 40». Вот, пожалуйста, это Нижегородская область. Ольга Аникеева: Да. Тут опять букет проблем. Первая проблема, которая была озвучена в вопросах телезрителя – это связь практики и образования. Безусловно, никакое образование не даст практического опыта сразу. Это невозможно. Но какие-то элементарные навыки освоить все-таки можно. Константин Чуриков: Подождите, но в колледжах тоже есть свои отделы практики, тоже есть практика на производстве. Видимо, какое-то все-таки… Марина Калинина: Тут же это желание самого работодателя, берет или не берет. Ольга Аникеева: Во-первых, у каждого колледжа есть такая база. Во-вторых, какая бы база ни была прекрасная, документ о том, что у него есть практический опыт, выпускник не получит. Поэтому он приходит голенький на работу. Что умеет, то умеет. Марина Калинина: Возьми, обучи. Ольга Аникеева: Но сейчас большая программа. Во-первых, немножко возникла неправильная установка, что выпускник должен прийти на работу, что называется, стопроцентно готовый. Так не бывает. Вообще не бывает, во всем мире не бывает. Везде работодатель доучивает выпускника до необходимых компетенций. Это первое. Второе. Сейчас проводится большая реформа. Она, может быть, идет пока подспудно – соединение образовательных стандартов, профессиональных стандартов, сертификация кадров. И сейчас министерство образования решает очень важную задачу – как соединить выпускные экзамены и получение сертификата «World Skills» о получении каких-то производственных навыков. Допустим, для тех колледжей, где есть демонстрационный экзамен. Есть такая возможность. Для вузов, где есть возможность на экзамене показать какие-то практические навыки. Можно соединить эти три документа, и тогда работодатель получает не профессиональный опыт, но хотя бы какой-то документ, что выпускник умеет что-то практически делать. Для гуманитарных специальностей, специальностей группы «человек-человек» это, конечно, гораздо сложнее. Мы пытаемся решить и эту задачу. И, в частности, для профессии «социальная работа в РГСУ». У нас есть компетенция «социальная работа в World Skills», единственная во всем мире. И вот попытка придать и нашим выпускникам какую-то практическую ориентированность у нас делается. Константин Чуриков: Вы знаете, это как в международных олимпиадах. Вот наши дети столько медалей получают. Но они потом не могут трудоустроиться здесь. Понимаете? Себя найти. Так и эти World Skills. Это некая проформа, видимость успеха. Ольга Аникеева: Олимпийский чемпион – это всегда единичка. Массовые, допустим, какие-то региональные соревнования – мы тоже получим десятки чемпионов. Но для того, чтобы развивался массовый спорт, обязательно нужен спорт рекордов. Поэтому, когда чемпионат «World Skills» показывает, какие можно практические задания делать для человека, какие можно задачи ставить на выпускных экзаменах – это меняет образование. Константин Чуриков: Спасибо. Уже вышло наше время. Спасибо зрителям, которые принимали участие в обсуждении. А в студии у нас была Ольга Аникеева, социолог, доцент РГСУ. Ольга Аникеева: Жалко, что кончилось время. Константин Чуриков: Но это еще не все.