Регионы свободных рук. Минтруд выявил области с высоким уровнем безработицы. В основном, это республики Кавказа. Чтобы как-то выправить ситуацию, за каждым «тяжелым» регионом закрепили персонального «терапевта» - одного из министров экономического блока правительства. Какие меры ускоренного развития они предлагают, а также, почему рост экономики неизбежно повлечет за собой и рост безработицы? Александр Денисов: Переходим к первой теме: «Регионы свободных рук». Минтруд назвал области с самым высоким уровнем безработицы. Марина Калинина: Итак, вот несколько цифр. Самый высокий коэффициент безработицы, то есть соотношение числа безработных к количеству вакансий, в Ингушетии – там на 24 тысячи неработающих приходится только 206 вакансий. На втором месте Чеченская Республика, далее – Дагестан, Северная Осетия и Республика Тыва. Ну а самый низкий коэффициент безработицы в Амурской области и Еврейской автономии. Александр Денисов: На данный момент в России три с лишним миллиона безработных. В службе занятости зарегистрированы 733 тысячи человек. И вот любопытный момент: вакансий доступных почти в 2,5 раза больше. Марина Калинина: Научно-исследовательский институт труда составил список самых востребованных и невостребованных профессий. Большой спрос на продавцов, охранников, поваров. Среди остродефицитных – врачи и средний медицинский персонал, а также педагоги профобразования. Квалифицированные кадры нужны и в сфере сельского хозяйства, а также лесного хозяйства и рыбоводства. Александр Денисов: А кто меньше требуется? Нет нужды в бухгалтерах, юристах, музейных работниках, библиотекарях, а также официантах и горничных. Эту тему мы обсуждаем вместе с вами. Подключайтесь, звоните, пишите. А в студии мы будем разговаривать с нашими экспертами. У нас в гостях – Михаэль Гермерсхаузен, генеральный директор рекрутинговой компании Antal Russia. Марина Калинина: Здравствуйте. Роман Блинов: Добрый день. Александр Денисов: А также Роман Блинов, руководитель аналитического департамента Международного финансового центра. Марина Калинина: Роман Николаевич, давайте оттолкнемся от цифр, которые мы назвали, от регионов. Вот как вы можете прокомментировать такую ситуацию, что в республиках Кавказа совсем плохая ситуация, а в Еврейской автономии и в Амурской области хорошо? Ну и остальные где-то распределяются. С чем это связано? Роман Блинов: Это связано, наверное, с той экономической ситуацией, которая так или иначе развивается в наших регионах. Она, в принципе, скажем так, не слишком сильно блещет по темпам развития ВВП в стране. Мы можем видеть, что эти цифры даже, конечно, может быть, еще и очень сильно оптимистичные. Марина Калинина: А, то есть это еще оптимистичный прогноз? Роман Блинов: Мы здесь не видим, грубо говоря, среза по Нечерноземью, не видим среза по всей стране. А в стране, как представляется мне на данный момент, у нас есть официальная безработица, которая существенно ниже так называемого неофициального, «серого» круга тех людей, которые по наветам нашего государства ныне называются «самозанятые». Их достаточно большое количество. Марина Калинина: Которых все пытаются безуспешно… Роман Блинов: …каким-то образом «окультурить», заставить платить налоги, ввести в какое-то правовое поле. Заставить центры занятости работать так, как это, в общем-то, во всем мире принято. Ну и те цифры, которые есть, если посмотреть на норму инфляции… тьфу, прошу прощения, на норму безработицы, с точки зрения процентов, то она у нас близка к американской, по всей видимости. Там полная занятость. У нас 5–6%, а в Соединенных Штатах на уровне 4,9%, если мне память не изменяет. Ну, у нас «все здорово». Марина Калинина: Я даже видела где-то цифры, что 1% безработицы. Роман Блинов: Нет, это совершенно неправда, абсолютно неправда. Но если мы посмотрим на европейские страны, на развитые европейские страны и уровень занятости в США, который находится на 60-летнем максимуме за последнее время (даже при Рейгане столько не было, в общем-то, рабочих мест, Америка так не работала), то мы впереди планеты всей, по крайней мере по данным ВЦИОМа и Госкомстата. Александр Денисов: Михаэль, мы приводили данные. Как это может быть? Вот вы руководитель рекрутингового агентства. Ингушетия – 24 тысячи неработающих и всего 206 вакансий. Ну, какой-то дикий разрыв! Михаэль Гермерсхаузен: Значит, недостаточно много предпринимателей. Александр Денисов: У вас есть объяснение? Как это может быть? Может быть, у них там настолько развит «серый» сектор, что люди находят работу и не обращаются в службу занятости, так как-то справляются? Михаэль Гермерсхаузен: Я очень большой любитель Кавказа, я там часто бываю, катаюсь на лыжах, поэтому про туризм могу сказать, чего там четко еще не хватает хороших рабочих мест. Видимо, туда люди не хотят идти работать. Александр Денисов: То есть – сфера обслуживания? Михаэль Гермерсхаузен: Да. Но эта работа именно временная – она зимой, когда снег лежит, а летом, когда хорошая погода. А между сезонами, наверное, этого рабочего места не существует. Наверное, если смотреть на наших клиентов, с которыми мы работаем, у них не на первом месте стоит открытие завода, допустим, в Ингушетии. Я такого клиента еще не встретил, который выбирал бы, допустим, между Калугой и… Я даже не знаю столицу Ингушетии. Помогите мне, пожалуйста. Александр Денисов: Магас. Михаэль Гермерсхаузен: Магас, да. Выбор между Магасом и Калугой. Я встречал уже несколько раз губернатора Калужской области и знаю, как он продает свое место. Марина Калинина: Регион свой. Михаэль Гермерсхаузен: А магаского губернатора я еще не встретил, чтобы он здесь именно привлекал инвестиции. Может быть, с этим тоже связано. Не могу вам точно ответить. Марина Калинина: А давайте привлечем к нашей беседе наших телезрителей. Пожалуйста, звоните, пишите. Рассказывайте, легко ли в вашем регионе, в вашем городе найти работу. И у нас есть первый звонок – Татьяна нам дозвонилась из Саратова. Узнаем, как там ситуация. Татьяна, здравствуйте. Александр Денисов: Татьяна, говорите. Зритель: Добрый день. Вы знаете, что касаемо «Регионов свободных рук» – я думаю, что наш город не исключение. Таких городов по России достаточно много. Но все дело в том, что молодежь из таких городов старается уехать в более крупные, так сказать, и в смысле заработка, и в смысле профессионального какого-то роста – в основном в Москву и в Санкт-Петербург. Очень обидно, что город остается без специалистов, без молодых специалистов, которые стараются получить образование в местных учебных заведениях: в юридической академии, в нашем Саратовском классическом университете и в других высших учебных заведениях, которые достаточно, в общем-то, по России котируются и имеют очень высокий статус. Они имеют заработную плату от 11 до 13 тысяч. Я думаю, что молодежь не удержать никак в этих городах. Я не знаю, и на федеральном уровне, может быть, правительство, на местном уровне как-то нужно на это обратить внимание для того, чтобы заинтересовать молодежь. Потому что и медицинские работники уезжают, и юристы уезжают, и со знанием иностранных языков уезжают. В общем, очень обидно, что остаются одни рабочие руки среднего уровня. Но тем не менее и они не совсем всегда пригодны в нашем городе. Почему? Потому что предприятия, которые раньше были для России очень важны (авиастроение и все другие такого плана технического), они практически все закрываются. Молодежь остается на улице. Марина Калинина: Спасибо, Татьяна. Ну, понятна ваша точка зрения. Действительно, молодежь уезжает. Что надо сделать, чтобы люди не покидали свои регионы? Роман Блинов: Прозвучала же фраза, что нужно развивать инвестиции в регионы, нужно поднимать отечественную промышленность. Марина Калинина: Понятно, что нужно. А каким образом? Кто это должен делать? Роман Блинов: Правительство. Это его задача. Мы голосуем, как говорится, выбираем правительство, доверяем нашим депутатам-законодателям… Александр Денисов: Роман Николаевич, раз про правительство речь зашла. У нас за каждым проблемным регионом – ну, примерно их десять, в правительстве регулярно склоняют все эти названия – закрепили такого «терапевта-доктора». Роман Блинов: Да, практически. Александр Денисов: Вот Максим Орешкин за Тывой, которая тоже в списке самых депрессивных. Какие «рецепты» они им выписывают? Что там происходит? Роман Блинов: Вы знаете, к сожалению, я не общался с господином Орешкиным. Исходя из того, что я вижу как рядовой гражданин России, судя по тому, что передается по средствам массовой информации, – мы видим чехарду с губернаторами. И мой коллега напомнил о том, что, может быть, действительно, в ряде случаев те губернаторы, те мэры, которые находятся на местах, ну, скорее всего, где-то что-то как-то недорабатывают. Но, с другой стороны, федеральному центру необходимо все больше и больше уделять внимания регионам. Но мы здесь должны еще другую вещь вспомнить: только в прошлом году наши регионы вышли на профицит по своим бюджетам за несколько лет, начиная… наверное, за последнюю пятилетку. И это крайне важно, для того чтобы развивать промышленность, для того чтобы создавать новые рабочие места. Помилуйте, нужно иметь свои деньги и деньги инвесторов, которые вы должны будете инвестировать в собственные производства. Точно так же возьмите банальный пример: купите кусок земли, дачу и попробуйте на ней что-то сделать. Без денег вы ничего не сделаете. Когда у регионов нет нормального финансирования, когда у них отрицательные балансы, когда у них нет инвесторов, то что они предложат населению? Население стремится туда, где есть возможность зарабатывать. Оно, естественно, едет в федеральные центры в том или ином случае. Оно так и будет делать. Оно так делало и будет делать всегда. Это не только в нашей стране такая проблема, это везде. Марина Калинина: Михаэль, а какие сейчас вообще вакансии востребованы? Например, мы называли цифры, что 732 тысячи безработных сейчас, официально зарегистрированных в нашей стране, а вакансий на бирже труда в два раза больше, ну, почти в два раза больше. Вот это – несоответствие. Вообще кто требуется сейчас, в принципе? Михаэль Гермерсхаузен: Всегда существует эта разница между теми людьми, которые востребованные, и тем, что именно рынок труда предлагает. Мы с этим мало чего сделаем, потому что экономика очень быстро развивается. И вузы, как мы понимаем, обучают людей и за этим не успевают. Если конкретно смотреть, чем занимаемся мы как рекрутеры сейчас, то надо смотреть на глобальную ситуацию. Начну, может быть, с самого печального – это все, что связано с санкциями и так далее. Очень востребованы юристы по санкциям. Марина Калинина: А есть такие, да? Юристы по санкциям? Михаэль Гермерсхаузен: Это такая новая профессия, которую сейчас придумали. Надо с этим разбираться, чтобы… Марина Калинина: А чем они занимаются, эти юристы по санкциям? Что входит в их обязанности? Михаэль Гермерсхаузен: Они занимаются тем, что руководитель компании не оказывается в тюрьме либо в России, либо в Германии, потому что он нарушает какой-то из этих законов. Например, это одно из его заданий – соответствовать всем этим законам. Поэтому для крупных предприятий они сейчас везде востребованы. А такие люди раньше не существовали, потому что раньше не было санкций. Если мы смотрим локализацию, чтобы сделать все в России и так далее, то, например, мы столкнулись со многими позициями в сельском хозяйстве. Те люди, которые могут выращивать яблоки. Раньше, видимо, в России был дефицит яблок. Потом сделали санкции, сказали: «Больше не покупаем у Европы яблоки, надо их самим делать». И начали сейчас их делать. Но, наверное, забыли о том, что эти профессии, эти люди уже не существуют. Раньше они были, а сейчас их меньше уже стало. И вы представьте, как сложно сейчас взять этих экспертов, которые могут выращивать яблоки, чтобы много яблок было. Марина Калинина: Ананасы потом будем выращивать еще. Михаэль Гермерсхаузен: Ну, ананасы – я не знаю. Зачем ананасы выращивать? Роман Блинов: Это чересчур уже. Михаэль Гермерсхаузен: Это нонсенс. Ну, я согласен, что страна такая огромная… У меня самого на даче в этом году очень классный урожай будет по яблокам. Ну, такая страна, как Россия, должна иметь свои собственные яблоки. Но когда мы ищем этих специалистов, вы не представляете, какая борьба за талантами именно здесь идет. Компания переплачивает человеку бонус, чтобы он перешел побыстрее. А старая компания его не хочет отпускать. Потом на нас еще жалуются – мы же переманиваем людей, мы их «крадем». И это даже не говоря о тех профессиях, которые сейчас связаны с IT, с программистами, с людьми, которые придумывают искусственный интеллект и так далее, которые вообще мало существуют. И сейчас их просто постоянно переманивают. И они точно ни на какой бирже труда не будут стоять, потому что они – как горячие пирожки. Александр Денисов: Михаэль, вопрос такой. Про Калугу вы говорили… Марина Калинина: Смотрите. Это же надо быть провидцем тогда, чтобы предполагать, на кого пойти учиться, чтобы быть востребованным специалистом, которого переманивают. Ну, кто мог подумать шесть лет назад, что нужны будут юристы по санкциям? Ну, это же в голову не могло прийти! Как не ошибиться в выборе? Роман Блинов: Это крайне трудно, крайне трудно, это точно. Михаэль Гермерсхаузен: Я надеюсь, что через пять лет они уже не будут востребованными. Марина Калинина: А, вот так вот? Михаэль Гермерсхаузен: Или через три года. Роман Блинов: Все зависит от рыночной ситуации. Провидцем быть крайне трудно. Прошу прощения, что вмешиваюсь. Марина Калинина: Да вы не вмешиваетесь, а вы участвуете… Роман Блинов: Есть тренды. Когда мы говорим о цифровой экономике, о цифровизации вообще мирового хозяйства, экономического поля, то, в общем-то, это не так уж и трудно понять, что те люди, которые являются смыслонесущими для этой отрасли, являются крайне интересными большинству. Хедхантеры – в данном случае Михаэль об этом говорил. Это трудно, да, но такие люди есть. Александр Денисов: Про Калугу. Вот вы сравнили Ингушетию, что оттуда никаких предложений не поступает. С Калугой-то все просто, это любимый пример на всех инвестфорумах. Там региональные власти предложили землю, ускоренный процесс оформления, туда выгодно заходить. Ну, очевидный плюс – близость Москвы. Может быть, те же самые республики Кавказа – там местная власть недорабатывает? Все-таки нужно подумать и чем-то привлечь. Вот к ним претензии можно стопроцентно предъявить: «Это ваша вина, что у вас нет инвесторов, что к вам люди не хотят заходить»? В конце концов, там можно открыть, не знаю, завод по производству плитки. Там же наверняка есть глина, еще какие-то ресурсы, которые можно использовать. Михаэль Гермерсхаузен: Больше он востребован в Москве. Марина Калинина: Сейчас еще больше. Роман Блинов: Не только по плитке, но и по бордюрам. Александр Денисов: Обвинить региональные власти можно со стопроцентной уверенностью? Михаэль Гермерсхаузен: Мне кажется, это слишком легкий вариант – руководителю сказать: «Вы недорабатываете. Давайте что-то делать». Или наоборот: «Отправляем вам кого-то из Москвы, кто вам покажет, как правильно работать». Это напоминает, как иностранные компании думали: «А давайте отправим сюда пару иностранцев, чтобы показывать русским, как работать». Это не работает. Этих иностранцев здесь не принимают. И москвичей, скорее всего, на Кавказе не принимают, если они просто приходят: «Давайте мы вам покажем, как бизнес хорошо работает». Это очень комплексное задание. Бизнес также столкнулся с этим. Есть филиалы в Москве, которые много денег приносят. А филиалы, которые, например, на Кавказе, им труднее. Это обучение, это дать примеры, это надо путешествовать по миру или отправить этих людей, в других странах обучать и так далее. Это за один-два-три года не разрешается. И большой вопрос, мне кажется, в России – это именно централизованность. Это немножко как во Франции. В Германии – в меньшей степени. Все централизовано в Москве, поэтому все люди стремятся… Александр Денисов: А что, в Бонне или в Берлине не централизовано? Михаэль Гермерсхаузен: Власть – да, но бизнес – нет. Берлин – давно не столица… Александр Денисов: А почему у вас бизнес в отрыве от власти? Михаэль Гермерсхаузен: Ну, выбрали Берлин как столицу (раньше, кстати, Бонн был), но бизнес сидит вокруг Мюнхена, вокруг Гамбурга, Штутгарта – везде. И очень много сейчас начинает развиваться предпринимателей, которые сами начинают развивать бизнес. Сейчас, например, семейный бизнес… Марина Калинина: Это самозанятые? Роман Блинов: У меня даже есть примеры. Михаэль Гермерсхаузен: Кто считается семейным бизнесом в России? Надо помочь семейному бизнесу. Но если сейчас олигархические структуры будут считаться семейным бизнесом, то мы опять не решаем этот вопрос, когда действительно маленькие и средние предприятия открываются и создают рабочие места. В этом достаточно большая возможность создания рабочих мест. Не ждать просто каких-то крупных инвесторов, которые вдруг к вам приходят. Я не помню, сколько регионов России – 80 или 90. И у каждого есть свой руководитель, который охотится за инвестициями сейчас. Они все приезжают к инвесторам: «Давайте к нам, давайте к нам». Понятно, что нет столько инвестиций, чтобы… Марина Калинина: На всех инвесторов не хватит. Михаэль Гермерсхаузен: Да-да-да. Это, к сожалению, невозможно. Марина Калинина: Давайте послушаем Викторию из Рязани, она нам дозвонилась. Виктория, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Марина Калинина: Слушаем вас. Зритель: У меня вопрос такого плана, хотела бы экспертам задать такой вопрос. Говорят, что где-то безработица, а в Центральной России ее вроде бы как и нет. Ну, это все, естественно, ерунда. Роман Блинов: Ну, это да. Зритель: Дело в том, что у меня сын, ему 16,5 лет, ну, скоро 17. Он хотел на летний период устроиться на работу. Пришел в соцзащиту… Нет, до этого он звонил в какие-то организации, как-то хотел. Но узнают, что 17 лет – и на себя ответственность никто не хочет брать, он несовершеннолетний ребенок. И обещают ему: «Ты побегай, заключишь какие-то договора, побудь курьером – и получишь в итоге 2 тысячи в месяц». Больше на проезд ребенок потратит. Но дело не в этом. Я его отправила в соцзащиту. Он пришел в соцзащиту, у него работники спрашивают: «Мальчик, ты от кого?» Естественно, ребенок сказал: «Ни от кого». Они говорят: «Мы тебе перезвоним». И вот два месяца уже как звонят. Ну, мы устроили ребенка, он работает, но неофициально. Вот вопрос такого плана. Гастарбайтерам платят у нас 200 рублей в час. Я работаю в структуре РЖД и получаю 97 рублей в час. Естественно, я не руководящую должность занимаю. Вот рабочих рук не хватает, у нас только руководящие должности получают хорошие деньги… Марина Калинина: Спасибо, спасибо, понятен ваш вопрос и ваша точка зрения. А вот это «Ты от кого?» – неискоренимо, видимо, в нашей стране. Или это вообще в принципе так? Роман Блинов: Нет, неискоренимо. Я работаю в инвестиционно-банковской среде с 1994 года, придя в нее простым курьером. Я дожил до директора департамента, члена совета директоров, управляющего активами. Я квалифицированный специалист российского фондового рынка с 96-го года. Вы знаете, это работало, работает и будет работать, потому что найти светочей крайне трудно. И мой коллега об этом говорил. А в России вы должны еще понимать, что крайне, очень крайне сконцентрировано все. В Германии бизнес привязан именно к определенным землям, там больше самоуправления в муниципалитетах, насколько я правильно понимаю. У меня родственники живут в Баден-Бадене с 1990 года, эмигрировав из России. Вы знаете, в Германии намного лучше с бизнесом, и с семейным бизнесом, и с безработицей, и с пособиями. У нас я столкнулся на собственном опыте, придя на биржу труда и попытавшись понять, что получают российские безработные, став как-то безработным, занимая должность директора департамента в министерстве. Вы знаете, это занятно! Марина Калинина: Что вам предложили? Роман Блинов: Ничего! 850 рублей – несмотря на «белую» заработную плату, налоги, бонусы и прочую ерунду. Александр Денисов: Это в каком году? Роман Блинов: В 2012-м. Мальчику могу пожелать счастья и успехов. Учиться, учиться и еще раз учиться, – как завещал Ульянов (Ленин). Работать, да, проблемно. Памятуя о том, как заявила наша телезрительница, что есть конкуренция не то чтобы между коренным населением, чтобы попасть на «белую» заработную плату и в «белую» организацию… Ну, «серые» – это отдельная тема. У нас есть еще подавляющее большинство работающих, приезжих из сопряженных территорий СНГ. По-другому это назвать невозможно. Причем они, кстати, на более преферентных и качественных условиях работают. В свое время, когда в 2016 году банк, в котором я был замначальника казначейства, лишился лицензии, я год сидел на даче. У меня был чудесный урожай! А устроиться на работу невозможно, потому что русских не берут, на «белую» заработную плату не берут – не хотят, не выгодно. А глядя на квалификацию… Специалист на бирже труда не знала даже… у нее ячеек таких и классификаторов по моей трудовой книжке не было вообще. Александр Денисов: Вы знаете, у нас сюжет есть… Роман Блинов: Вы понимаете? Сказать, что безработица у нас низкая – не сказать ничего. Поэтому… Марина Калинина: Давайте посмотрим небольшой сюжет, как наш корреспондент из Ростовской области пытался устроиться на работу ни от кого. Александр Денисов: Дмитрий Андреянов, его репортаж. Роман Блинов: Надеюсь, что он устроился. СЮЖЕТ Александр Денисов: Ну, все-таки нашел же – водителем зерновоза. Роман Блинов: Ну, вы поймите правильно. Вот смотрите. Уровень заработной платы в регионе – 15 тысяч, 17 тысяч. Это «белая» заработная плата. На какую такую заработную плату россияне должны жить? Ну как при нынешних условиях – инфляция цен, уровень цен? Я на своем месте рабочем… Я возглавляю департамент аналитический, мы отвечаем на запросы СМИ. И очень часто за последние полтора-два года приходят вопросы о падении уровня доходов населения, о так называемом повышении порога бедности. Марина Калинина: Да каждый день практически об этом говорим. Роман Блинов: Да. Ну, все СМИ об этом говорят. Для того чтобы сэкономить рабочее время, я не езжу на работу на собственном автомобиле, а езжу на городском транспорте, на электричке, РЖД возит. И все дальние электрички – Петушки, Орехово-Зуево, Электрогорск, Захарово – переполнены населением, которое едет в Москву из близлежащих городов, где всегда были рабочие места. Их там просто нет. Молчу про регионы. Ну, ни один немец… Александр Денисов: Ну, если из Ростова в Москву ездят… Роман Блинов: Ни один немец после пособия по безработице на уровне 800 евро в среднем (где-то 500–800) ну не пойдет на 12 тысяч рублей работать. Это надо быть сумасшедшим, по-моему. Марина Калинина: Михаэль, а в вашей практике как часто встречалось, что люди готовы переезжать ради рабочего места (ну, давайте Москву и Санкт-Петербург уберем сейчас) из одного города российского в любой другой? Михаэль Гермерсхаузен: Я как раз пытался понять, как далеко Ингушетия от Ростова. Роман Блинов: Нет, это далеко. Михаэль Гермерсхаузен: Если много рабочих мест, пусть кто-то из Ингушетии, может быть, переедет в Ростов. Не знаю, насколько это реально или нет. Роман Блинов: Это неудобно. Михаэль Гермерсхаузен: Да, люди не настолько мобильные, если исключать Москву и Питер, чем это хотелось бы видеть. Кстати, немцы тоже не очень мобильные. И новое поколение, как мы его называем, поколение Z – оно тем более очень немобильное, оно хочет больше комфорта, ближе быть к родителям, стабильности и так далее, поэтому мобильности нет. Хотел бы еще добавить к коллеге из Рязани: отправьте к нам. Наши самые успешные рекрутеры, которых я за свои 15 лет в нашей компании видел, они всегда были из Рязани. Не знаю, что вы делаете с подготовкой. Они очень хорошо квалифицированные, очень коммуникабельные, очень трудолюбивые. Очень хороший опыт с сотрудниками из Рязани. Александр Денисов: В Рязани училище ВДВ есть. Может быть, военная выправка сказывается. Вопрос. В сюжете это еще не отразилось, но наверняка сейчас же это актуально. Спрашивают про возраст. Все жалуются, что охотнее берут молодых. Хотя, с другой стороны, я смотрел исследование – сравнивают Z или миллениалов, как вы сейчас упомянули. У них работоспособность существенно ниже. Человек постарше – он дисциплинированнее, он способен долго сосредотачиваться на задаче. А миллениалы многие… Ну, многие говорят, что забыть диплом, идя на собеседование, – это нормально. Желание менять работу. Вот как это с тенденциями совмещается? Марина Калинина: И потом, смотрите, мы же в ближайшее время столкнемся с одной большой проблемой – это предпенсионный возраст, который, естественно, сейчас продлен. И людям нужно будет искать работу, пытаться задержаться на работе, если она у них есть. Как быть людям такого возраста? Роман Блинов: Это большая социальная проблема. И в отношении миллениалов или поколения Z, или всех тех, кто начал работать еще на рубеже так называемых «лихих» 90-х… На «Бизнес FM» была достаточно большая и интересная программа о том, что высококвалифицированный персонал – это как раз наши ровесники, наши коллеги, это возраст 40–50, ну, 55 лет. В зависимости от позиции мы можем… Ну, мне доводилось самому участвовать в подборе персонала для инвестиционно-управляющей компании. Поскольку мне это было доверено от лица акционеров, естественно, я с большим восторгом брал людей, у которых есть реальный наработанный жизненный опыт, который можно посмотреть, почувствовать. И здесь очень многое зависит именно от той позиции, которую вы закрываете в данном случае. Вот коллега меня поправит, если это не так. Для разных отраслей экономики, для разных позиций очень разный подход. Кого-то можно и нужно брать с большим устоявшимся жизненным опытом, позиции закрываются отдельно. И другое дело – молодое поколение. Я точно так же, как и многие миллениалы, не очень сильно стремлюсь переезжать, допустим, в тот же Ростов-на-Дону или в Одессу, не знаю, или… Ну, в Лондон я бы тоже, наверное, не поехал. Мне было бы комфортнее здесь, в Москве, потому что я родился и вырос здесь, я москвич в третьем поколении. Люди все разные. Точно так же и экономика разная, и на разных позициях она предъявляют крайне разные требования. Очень большая проблема – предпенсионный возраст, тем более передвинутый на данный момент. Крайне трудно этим людям социально адаптироваться – раз. И наша рыночная экономика им, по существу, не может ничего предложить взамен. Я лично это проходил на собственном опыте. Марина Калинина: Михаэль, а охотно ли берут сейчас работодатели людей, кому за 40, так скажем, за 45 и так далее? Михаэль Гермерсхаузен: Мы устраиваем и находим работу… Мы устраиваем больше тысячи человек в год – это именно среднее звено и руководители. И, к сожалению, по статистике, я могу на двух руках посчитать тех людей, которым старше 50. Это факт. Вчера у меня был очень хороший разговор с немецким клиентом, который стал руководителем в японской компании, он сейчас в России работает. Ему 55, и он целый год в Германии искал работу. Он говорит: «Самая главная моя проблема, что на любой из позиций, на которую я отправлял свое резюме, был человек, которому 45 лет, у которого тоже уже 20 лет опыта. Какая разница – 20 лет или 30 лет опыта? Я с ними уже не конкурирую. Пока я не попал в японскую компанию, где японец на меня смотрел. И первый вопрос: «А ты какого года рождения?» – «Шестидесятого» – «Какой месяц?» – «Август». Японец улыбнулся – и все, взяли его на работу. И все остальные два часа на собеседовании они уже обсуждали то, чем он будет заниматься. И у них совершенно другое отношение именно к возрасту и так далее. А в Германии такая же проблема, к сожалению, с 50 и старше. Александр Денисов: Я читал, что в зарубежных поисковиках работы, если тебе выше 35, то вакансии тебе в принципе не видны. То есть забиваешь свой возраст – и вакансий уже нет. А они видны именно тем, у кого возраст от 24, от 25 до 35. Вот почему такая тенденция во всем мире? Хотя я говорю, что исследования показывают, что старшее поколение тщательнее и добросовестнее в работе. Как это совмещается? Хотим молодых, но при этом работоспособнее как раз пожилые выходят. Михаэль Гермерсхаузен: Да. Но самая главная позиция, которая сейчас появится, например, в сфере IT… А сначала нужно же переквалифицировать того человека, которому 50 лет, который всю жизнь выращивал яблоки, допустим, а сейчас он должен изобретать искусственный интеллект и его продвигать среди клиентов, которым 24–30 лет, и этих людей убедить: «Покупайте у меня, 50-летнего опытного «эксперта», который мало разбирается в искусственном интеллекте, покупайте у меня мой продукт». Александр Денисов: Ну да, это бессмысленно. Но если, например, человек с опытом работы, допустим, в инвестиционной компании – почему бы его не взять? Почему именно молодого нужно брать? Роман Блинов: А здесь просто вопрос еще: какова политика акционеров и какова политика высшего менеджмента этой компании? Во-первых, молодые специалисты иногда бывают менее требовательными по уровню социальных выплат годовых, ежемесячных. С точки зрения себестоимости, они дешевле. Александр Денисов: Зарплату большую не попросят. Роман Блинов: Они дешевле стоят для бизнеса. А это косты. Марина Калинина: Но и толку от них меньше. Роман Блинов: Ну, не всегда. Очень большое количество компаний пытаются вырастить собственный персонал, исходя из общей так называемой миссии или концепции. Стало же очень модно на перевале Миллениума, 2000-х годов писать на сайтах: «Наша миссия». Ну, какая наша миссия, ё-моё? У многих она прослеживается на раз, два, три. И здесь попытки вырастить свой собственный персонал в рамках своего «курятника» – это тоже модная вещь. С другой стороны, очень многие организации в России с учетом сложившегося последнего девятилетнего тренда после кризиса 2008–2010 года, тем более в условиях санкций, которые мы выше упомянули, очень сильно научились наконец-таки считать затраты. С точки зрения затрат, грубо говоря, человек, который многие вещи знает и многие вещи понимает, будет стоить вам дороже по одной простой причине: молодые специалисты, не знающие многих нюансов, будут соглашаться с той дорожной картой, которую предложили первоначально. А человек с опытом может сказать: «Вот это противоречит законодательству. Вот это надо делать вот так. Для того чтобы сделать вот это, нужна еще одна технологическая карта, а для этого нужно программное обеспечение, а для этого – финансирование». Он меньше спорит – молодой. Он приходит и идет работать, как боец. В руки винтовку дали – пошел воевать! А мне, например, как человеку, проработавшему 25 лет в том, что мы называем инвестиционно-банковской средой, уже в качестве начальника аналитического департамента приходится давать комментарии – и не только на вашем уважаемом канале, но РБК, «Бизнес FM» и прочее. Михаэль Гермерсхаузен: Я вас полностью поддерживаю. Очень мало руководителей, которые любят сотрудника, который с ними спорит. К сожалению, может быть, это еще и особенность России. Мы любим тех людей, которые делают то, что начальник говорит. «Вот зачем спорить?» Марина Калинина: То есть: «Ты – начальник, я – дурак». Михаэль Гермерсхаузен: Я последние пятнадцать лет пытался добиться у своих сотрудников того, что они со мной спорят. И это до сих пор продолжается. Роман Блинов: Ну, это здесь не выбить, да, здесь это не нужно. Михаэль Гермерсхаузен: Даже меня называть на «ты», а не на «вы» – это первые два года с каждым сотрудником очень трудно. Ну, создать именно атмосферу, что с тобой как руководителем можно спорить, что у тебя нет монополии, права и так далее, – это очень трудно. И поэтому, да, берутся молодые специалисты в том числе, потому что их можно сделать так, как компания хочет. И они не будут спорить или гораздо меньше будут спорить. Роман Блинов: И с ними чаще происходит ротация. Не нравится – уволили. Марина Калинина: «Другого возьмем». Роман Блинов: «Ну, другого возьмем. Стоит он столько же». Зачем нужно платить квалифицированному специалисту, грубо говоря, 250–500 тысяч рублей (а может быть, и более) «белой и чистой» заработной платы, если можно взять кучку по 50? Марина Калинина: Ну понятно. Давайте Александра из Санкт-Петербурга послушаем. Александр, здравствуйте. Зритель: Добрый день. Марина Калинина: Да, слушаем вас. Зритель: Вас беспокоят из Петербурга. Спасибо, что вы будируете эту тему. Она, по-моему, только на вашем канале обсуждается. К сожалению, ни в государственных структурах, ни в территориальных администрациях, ни в муниципальных, нигде эта тема не обсуждается. Хотелось бы сказать, что я поддерживаю вашего эксперта. Предпочтение, так сказать, иностранным рабочим на всех участках работы. К сожалению, россияне чувствуют себя обездоленными. Это очень плохо. Я бы сказал по Петербургу. Много говорят о Петербурге. В Петербурге проблема какая? Выпускники устроиться не могут. Автотранспорт и коммунальное хозяйство полностью заняты приезжими мигрантами из ближнего зарубежья. Торговля вся, так как она инвестирована западными странами, также полностью занята непонятно кем, но не петербуржцами (я имею в виду – не россиянами). И поэтому в Петербурге масса проблем. Проблемы возникают почему? Потому что в нашей стране, к сожалению… Уж поверьте мне, а я был членом ВЦСПС и руководил одним из крупнейших в стране профсоюзов в свое время, был членом двух оборонных центральных комитетов профсоюзов. Никогда и никто не занимался теми вопросами, которые вы сегодня обсуждаете. Александр Денисов: Спасибо большое, Александр, спасибо. Вот в Якутии пример недавний. У них там были еще беспорядки тоже как раз из-за миграции – они ввели ограничения на ряд отраслей (транспорт, сфера обслуживания, по-моему, общепит), куда нельзя устроиться именно мигрантам. Это хороший пример для России или нет? Есть от этого позитивный эффект? Роман Блинов: Ну, скажем так, мы должны говорить о том, что у нас все-таки есть муниципальные образования, а есть регионы, есть губернаторы. Мы упомянули Германию, что там больше возможностей для малого, частного, семейного бизнеса, потому что там на уровне муниципалитетов эти вопросы как-то уже имеют общую бизнес-практику. Для нас это, может быть, новация, но она так или иначе есть. Хорошо это или плохо? Ну, для данного населенного пункта или для данного региона, наверное, это хорошо. Я поддержу в определенной степени… Александр Денисов: Вы имеете в виду ограничения миграционные? Роман Блинов: Ну давайте посмотрим на риторику Дональда Трампа в отношении миграции из Мексики. Да, никто не против. Мы все прекрасно понимаем, что в Москве больше денег, здесь финансовые центры. Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше. Это естественно для разных стран: все стремятся заработать и работать там, где есть возможность. Но тезис «Москва не резиновая» мы слышим из года в год, еще при Юрии Михайловиче Лужкове. Хорошо это или плохо? В определенной степени это, может быть, и непопулярная мера, но при СССР она существовала. Признак прописки… Александр Денисов: Даже можем спросить у Михаэля. Ситуация в Германии с миграцией совсем невеселая. Может быть, нам не доходить до такого, уж до такой крайности, как у вас сложилось? Михаэль Гермерсхаузен: Ну, это можно еще связать с нашей темой предпенсионного возраста. Я всегда горжусь своей мамой, которая в свои 70 лет еще работает на трех разных работах. Во-первых, она бабушка – внуки и так далее. Александр Денисов: Это работа, вы считаете? Михаэль Гермерсхаузен: Она приезжает сюда к своим внукам, в том числе в Россию. Она работает в доме для престарелых, хотя она по возрасту могла бы там жить. Надеюсь, что никогда не будет там жить. Она преподает еще в школе и в театральном кружке. И еще куча других работ. Найти время, чтобы с ней просто поболтать – это нереально! И это не потому, что государство ей дало эти позиции, а она сама себе… Александр Денисов: Михаэль, так с миграцией как нам быть, учитывая опыт Германии? Михаэль Гермерсхаузен: Она еще преподает беженцам немецкий язык. Причем первая группа беженцев – это чеченцы. У нас очень много беженцев из Чечни. Александр Денисов: Диаспора. Михаэль Гермерсхаузен: Из России, да. Она как раз практикует свои русские слова, которые она здесь со своими внуками учит. Поэтому здесь есть эта связь. Те, которые здесь не найдут работу, они переходят к нам. А к вам переходят те, которые… Ну, может быть, русский человек не готов на этих местах работать. Александр Денисов: Вы поддерживаете такие ограничения для мигрантов, как в Якутии? Александр жаловался, что всюду заняты рабочие места приезжими. Пожалуйста, в одном регионе ввели ограничения. Хорошо или плохо? Михаэль Гермерсхаузен: Почему берут именно человека этого? Почему на эту работу не берут местного человека? Для этого же тоже, наверное, есть причины. Мы все равно же не заставляем предпринимателей платить такую зарплату, которая нужна, чтобы местный работал. Он же именно из-за этого привлекает иностранного человека. Так же как в Германии привлекают людей из Польши, потому что… Александр Денисов: Местные не идут. Михаэль Гермерсхаузен: Да, местные не идут на эту работу. Вот в этом большая проблема. Александр Денисов: Спасибо. Марина Калинина: Наши корреспонденты спрашивали у людей на улицах в нескольких городах, сложно ли им найти работу там, на местности. Это Владикавказ, Липецк и Пермь. Давайте посмотрим и послушаем, что отвечали люди. ОПРОС Марина Калинина: Вот такие разные ответы. Кто-то считает, что сложно, а кто-то считает, что все зависит от человека – если очень постараться, то можно. У нас осталась буквально минутка, давайте подведем итог нашей беседы. Михаэль. Михаэль Гермерсхаузен: Я хотел бы добавить, что согласен со многими людьми: инициатива все равно должна от тебя идти, не от мамы, которая занимается своим сыном, а сын сам должен устроиться на каникулах на работу и узнать, что же ему грозит в жизни, и таким образом понять. Гораздо больше людей с инициативой, которые хотят попробовать и так далее. А думать и сидеть, что какое-нибудь государство мне что-то должно, – это неправильный путь. Надо идти своим путем. Марина Калинина: Роман Николаевич, буквально пару слов. Роман Блинов: Ну, мне хотелось бы, чтобы наше местное самоуправление, местные региональные власти и высшие власти больше и больше уделяли внимания отечественному производству, развитию частной собственности и, естественно, созданию рабочих мест для россиян. Это совершенно правильно, потому что любая великая страна должна иметь собственное производство, сельское хозяйство, науку, образование и рабочие места. Потому что достойная жизнь для русского народа, советского народа, ну, в данном случае для граждан России – это первейшая обязанность нашего правительства и президента. Александр Денисов: Спасибо. Марина Калинина: Спасибо большое за эту беседу. У нас в гостях были – Роман Блинов, руководитель аналитического департамента Международного финансового центра, и Михаэль Гермерсхаузен, генеральный директор рекрутинговой компании Antal Russia. Спасибо. Михаэль Гермерсхаузен: Спасибо. Роман Блинов: И вам спасибо.