Константин Чуриков: Начнем мы с трагедии в Подмосковье, с самых страшных кадров этого дня. В результате авиакатастрофы во время тренировочного полета сегодня, как уже в новостях мы рассказывали, погибли трое летчиков-испытателей военно-транспортного Ил-112В. Марина Калинина: Это командир экипажа, Герой России Николай Куимов, летчик-испытатель 1-го класса Дмитрий Комаров и бортинженер-испытатель 1-го класса Николай Хлудеев. Константин Чуриков: Вот этот самолет – Ил-112В – это был опытный образец, то есть, по сути, единственный в своем роде самолет, скажем так, этой модели. Новейший легкий военный транспортник. Ну как новейший? Его выпуск пытались на самом деле наладить еще с 90-х годов, и все не получилось. Это отдельная долгая история. Марина Калинина: Ну, немного предыстории. Буквально несколько дней назад этот Ил прибыл из Воронежа в Раменское для последующего участия в международном форуме «Армия 2021». То есть его, вероятно, собирались показывать экспертам и потенциальным покупателям. Хотя уже есть такая информация: проблемы с двигателем при испытаниях этой машины возникали уже неоднократно. Константин Чуриков: Свой последний взлет Ил-112В сегодня совершил в 11 часов 14 минут для экспериментального полета над парком «Патриот». И вот полет окончен… Много вопросов в этой истории. Сейчас будем их задавать нашим экспертам. Вы нам тоже пишите. А на связи у нас сейчас первым будет Магомед Толбоев, почетный президент Международного авиационно-космического салона МАКС, Герой России, заслуженный летчик-испытатель. Сейчас, вероятно, будут перезванивать, связь нас подвела. Я думаю, все сегодня видели эти страшные кадры. И понятно было, что… Просто огонь так выходил из этого правого двигателя, просто вылетал. Конечно, шансов спастись просто, вероятно, не было в этом случае. Сейчас на связи с нами Андрей Литвинов… Марина Калинина: Нет, ошибаешься ты, Костя. Вадим Лукашевич. Константин Чуриков: Вадим Лукашевич. Марина Калинина: Кандидат технических наук, независимый эксперт. Здравствуйте. Вадим Лукашевич: Добрый вечер. Константин Чуриков: Вадим Павлович, скажите, пожалуйста, как вообще устроена процедура, регламент тренировочных полетов и этих испытаний? Если уже неоднократно были проблемы с управлением этим самолетом, даже с отказом, получается, двигателя. Стоило ли продолжать эти испытания? Вадим Лукашевич: Ну смотрите. Мы правильно говорим о том, что это испытания. Соответственно, когда испытывается самолет, особенно на первых полетах (а здесь вроде как самолет совершил к этому моменту всего 16 полетов, это самое начало летных испытаний), составляется специальная программа на каждый полет. В данном случае фактически получилось, что в какой-то степени испытания были прерваны для того, чтобы самолет перелетел в Москву и участвовал в этой выставке. Но я думаю, что все равно этот полет, который сейчас проходил, он все равно является как бы частью испытаний. Поэтому здесь была, наверное, попытка совмещения продолжения летных испытаний с показом самолета. Есть, соответственно, специальная программа. Каждый последующий вылет – он более сложный, чем предыдущий. Идет изучение самолета, как он летает, соответственно, диапазоны его летных режимов и так далее. Поэтому это самое начало. И тот факт, что раньше были какие-то проблемы с двигателями… Ну, это испытания. Они для того и проводятся, чтобы в каждом полете изучить этот самолет, узнать все-таки, что он из себя представляет. Конечно, каждый полет – это возвращение на землю конструкторам каких-то отказов, каких-то проблем, каких-то нестыковок. Поэтому это, в общем-то, обычная летная работа. К сожалению, сейчас она закончилась таким случаем, трагедией. Потерян первый опытный самолет и экипаж. Но, к сожалению, в испытаниях это случается. То есть мало самолетов, мало машин, особенно если заказчик – Министерство обороны (то есть это особенные машины), которые заканчиваются… Программа испытаний вообще без аварий, без летных происшествий или, не дай бог, соответственно, вот таких катастроф не бывает. Марина Калинина: Ну смотрите. Мы в начале того, как обсуждать эту тему, мы говорили о том, что этот самолет разрабатывается и уже процесс производства идет с 90-х годов. Что не так? Почему так долго и до сих пор проблемы? И люди погибли. Вадим Лукашевич: Ну смотрите. Самолеты еще не производятся. Когда мы говорим о производстве, то мы имеем в виду некое серийное производство. В данном случае длительный процесс проектирования закончился постройкой первого экспериментального образца. Допустим, в первом полете у него вообще была задача – взлететь, показать, что он умеет летать. То есть когда самолет выкатывается из ангара – сначала, соответственно, пробежки. Потом – скоростные рулежки. Потом он бегает по полосе с отрывом шасси. И потом, в конце концов, первый полет, когда он взлетает. Там минимальная программа. Он даже шасси не убирает – а вдруг они потом назад не выпустятся? И вот так каждый полет он все дальше, все больше, все лучше и так далее. Поэтому тот факт, что он длительное время разрабатывался… Ну слушайте, у нас весь авиапром, в общем-то, в не совсем хорошем положении. Допустим, МС-21, пассажирский самолет, уже сорвал все сроки по сертификации и так далее. Это как бы отдельная проблема вообще нашего авиапрома. Здесь то же самое. То есть самолет подняли на крыло. Самолет очень сырой, много недоработок, превышение взлетной массы. Поэтому в том виде, в каком он сейчас есть, вот этот самолет, который разбился, он заказчика вообще не устраивает, потому что он не отвечает требованиям. Константин Чуриков: Так, Вадим Павлович, а мы правильно понимаем, что самолет, который, по сути, всего несколько раз взлетал в воздух, собирались через несколько дней на форуме «Армия» кому-то не просто показывать, а, может быть, даже продавать, предлагать контракт заключить? Вадим Лукашевич: Ну, дело в том, что принятие решения о демонстрации самолета, который находился в начале этапа летных испытаний, насколько это правомерно – это вопрос сложный. С моей точки зрения, самолет, который только начал летать, уже как-то демонстрировать – ну, может быть, это было и неправильное решение. Вот он упал сейчас. А он мог упасть и в другом месте. Он мог упасть, пока он летел из Воронежа в Москву. И так далее. С другой стороны, в общем-то, мы говорим о том, что это сырой экземпляр. Поэтому тот, кто принимал решение о его экспонировании с перелетом, ну, наверное, какие-то основания имел, какие-то соображения. Насколько это правомерно? Пусть сейчас как раз занимается Следственный комитет этим и так далее. Насколько вообще самолет был готов к презентации? Вот что мы знаем? Этот образ в том виде, в каком он есть, он не отвечает требованиям заказчика – Министерства обороны. Поэтому сейчас, в общем-то, идет целый ряд мероприятий по снижению взлетной массы для того, чтобы заказчика это устраивало. И наш вице-премьер Юрий Борисов сказал, что, в общем-то, эти проблемы постепенно решаются. Самолет сырой – и с точки зрения запуска производства, и тем более для какого-то заказчика. Мне кажется, что это была просто попытка показать, что вот есть новый самолет, вот он летает. То есть тут даже без каких-либо заказов на какие-то поставки, потому что главный заказчик – Министерство обороны – этим самолетом должен заменить свои самолеты Ан-26, которые старые и которые в ближайшее время (а там порядка сотни машин) должны быть полностью списаны по исчерпанию ресурса. Поэтому нам сначала надо наладить серийное производство, а потом насытить, в общем-то, нашего заказчика. И только потом… Марина Калинина: Вадим Павлович, еще один вопрос, буквально коротко. Что будет дальше? Работа над этим типом самолета будет продолжена? Или все, на нем можно поставить крест, так как он не оправдал ожиданий ни заказчика, ни производителя, ни конструктора, насколько я понимаю? Вадим Лукашевич: Она, безусловно, будет продолжена. Но нужно понимать, что потеря первого опытного самолета, причем с таким опытным экипажем, существенно удлинит и усложнит программу летных испытаний, потому что нужен второй самолет, а его нужно построить, нужно поднять на крыло. Поэтому проблемы с испытаниями отодвигаются вправо. Понимаете, самолет такой будет, потому что Ан-26 больше нечем заменить. Поэтому мы будем вынуждены этот самолет пытаться довести до ума, чтобы он устроил заказчика и всех прочих. Константин Чуриков: Спасибо вам большое. Марина Калинина: Спасибо. Константин Чуриков: Вадим Лукашевич, кандидат технических наук, независимый эксперт, был у нас в эфире. Во-первых, сейчас вся страна нам на SMS-портал пишет, выражают соболезнования родным и близким погибших летчиков. «Почему падают самолеты и вертолеты очень часто у нас?» – Екатеринбург. «Мало летчиков. Каких людей теряем!» И вот еще Калуга пишет: «Очень жаль, соболезную. Не надо было разрушать Советский Союз». Сейчас после этой эсэмэски мы выведем в эфир Магомеда Толбоева. Это почетный президент Международного авиационно-космического салона МАКС, Герой России, заслуженный летчик-испытатель. Магомед Омарович, здравствуйте. Марина Калинина: Здравствуйте. Магомед Толбоев: Здравствуйте. Извините, пожалуйста, я Коле сказал… Я плачу. Я сказал ему: «На авиасалоне ты не будешь участвовать, потому что сейчас у него недостатки». Представьте себе, на МАКСе произошла бы эта катастрофа. Можете представить мое состояние? Константин Чуриков: Конечно. Марина Калинина: Конечно. Магомед Толбоев: Я сожалею, конечно. Боль в душе! Это мой ученик, он вырос со мной. Великолепный летчик! Ну жалко… Я ему сказал: «Не лезь на рожон!» – «Нет, надо победить МАКС, «Армия 2021». Шойгу должен победить меня. Победил? Победил?! Константин Чуриков: Магомед Омарович, вы сказали, что вы ему говорили: «Не лезь на рожон!» То есть вы понимали заранее, что у этого самолета есть какие-то недоработки? Обоснуйте, пожалуйста. Магомед Толбоев: Я знал. Извините, мы летчики-испытатели, мы все знаем, где что происходит. Но у начальства есть свои понятия. Они – великие, большие! Я сказал: «На авиасалоне у меня не будет катастроф! А у вас будут». Вот получили, «Армия 2021»?! Я сказал: «Успокойтесь! Не надо!» Я Коле сказал: «Коля, ты мой ученик. Так не лезь!» Константин Чуриков: Николай Куимов, да. Магомед Толбоев: Вот видите, как получилось? Марина Калинина: Магомед Омарович, примите наши соболезнования искренние. Спасибо вам большое, что вы вышли в эфир. Константин Чуриков: Царствие небесное погибшим летчикам. Спасибо большое. Магомед Толбоев, почетный президент Международного авиационно-космического салона МАКС, Герой России, заслуженный летчик-испытатель. Действительно, сложно в такие минуты… Марина Калинина: Тяжело. Константин Чуриков: Да. Марина Калинина: Андрей Литвинов, летчик 1-го класса, капитан А320, сейчас с нами на связи. Андрей Александрович, здравствуйте. Андрей Литвинов: Здравствуйте, здравствуйте. Марина Калинина: Безусловно, это трагедия. Вот вы как летчик… Наверное, вы тоже были вынуждены и испытывать эти самолеты… ну, не эти конкретно, а вообще самолеты. Какие ощущения, когда ты летишь на совершенно сыром самолете, ты не понимаешь вообще, что с тобой может произойти? Андрей Литвинов: Ну, я не летчик-испытатель, конечно. Марина Калинина: Ну, ваши коллеги, может быть. Андрей Литвинов: Коллег я знаю, конечно, которые испытатели, Герои Советского Союза. Вы знаете, мы, летчики, вот такие вещи всегда через себя пропускаем. Для нас это трагедия. Вряд ли кто сможет понять, когда эти трагедии происходят, как летчики. Летчики, понимаете, как будто бы мы сидим в кабине, а все это происходит. Это очень тяжело! И мои искренние соболезнования всем родным, близким, всему сообществу авиационному. Константин Чуриков: Вы знаете, Андрей Александрович, я не летчик, я журналист, но цинизм всей этой ситуации… Мы сегодня смотрели днем эти кадры. Цинизм в том, что самолет летит, а кто-то специально снимает это все дело на мобильный телефон. И понятно, что снимает не просто так, что самолет сел и взлетел, понимаете, а смакуют и ждут этого падения. Вот оно и происходит… Андрей Литвинов: Нет, я бы вам возразил. Я не думаю, что это специально снимали, знали об этом. Знаете, очень много людей снимают летящие самолеты, заходящие на посадку, взлетающие. Когда мы рулим в Шереметьево, тоже стоят по бокам фотографы-любители, выкладывают потом это в Интернет. В принципе, по всему миру это так. Ну любят люди снимать самолеты. Я думаю, что это просто съемка случайная, это не специально. Константин Чуриков: Андрей Александрович, вот почему нам зрители пишут: «Не надо было разрушать Советский Союз»? Мы эту тему обсуждаем, а они нам про Советский Союз пишут. Как вы думаете? Андрей Литвинов: Ну, потому что их можно понять. Дело в том, что в Советском Союзе мы сами делали самолеты, нам не нужны были никакие импортные запчасти. У нас самолеты летали. У нас было много типов самолетов. Мы готовили для многих стран специалистов – и летный состав, и технический состав. Все это разрушено. Естественно, сейчас создавать это все заново очень тяжело. И мы очень надолго отстали от ведущих стран, а когда-то были авиационной державой. Вот поэтому у нас душа болит за гражданскую авиацию, за военную авиацию. И когда происходят такие катастрофы – это, естественно, не оставляет равнодушным никого. Марина Калинина: Андрей Александрович, вы как летчик можете вашу версию сказать? Что вы думаете? Что там произошло на борту? Андрей Литвинов: Ну, я, конечно, могу ошибаться. Я всегда говорю и подчеркиваю это: надо дождаться результатов расследования, потому что так сложно сказать. Но, судя по кадрам, могу предположить… Это мое предположение, подчеркиваю. То есть когда отказывает двигатель, появляется лобовое сопротивление, самолет начинает разворачивать в сторону неработающего двигателя, то есть самолет начинает крениться. Константин Чуриков: Ну да. Андрей Литвинов: Как и происходит на этих кадрах. То есть для того, чтобы парировать это кренение самолета, штурвал надо отклонить в левую сторону и дать педаль, дать педаль, так как при отклонении штурвала появляется скольжение, и это скольжение убирается педалью. Так вот, если перепутать педаль, что бывало – и на тренажерах бывали такие ошибки, и бывали даже в жизни такие ошибки, – то самолет резко разворачивается! То есть у него крутящий момент в разы возрастает. Вот видно на этих кадрах, что он прямо вверх тормашками переворачивается, при этом с большой скоростью. Вот у меня такое предположение, что просто перепутали педали. Константин Чуриков: Давайте сейчас послушаем… Да-да. Андрей Литвинов: Надо будет дождаться, конечно, расшифровку самописцев, параметров полета и потом, конечно, уже окончательные выводы делать. Но по первым кадрам почему-то мне показалось это так. Константин Чуриков: Звонок. Марина Калинина: Андрей Александрович, вы не отключайтесь, давайте сейчас послушаем зрителя. Андрей Литвинов: Хорошо. Марина Калинина: Нам звонят… Константин Чуриков: Из Саратова звонят. Андрей. Марина Калинина: Из Саратова Андрей. Андрей, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Я бы хотел высказать, конечно, соболезнования всем близким, которые потеряли своих родных. Это очень печально. Но хочу сказать, что в истории авиации создание летательных аппаратов без этого никогда не происходило. Это опасная работа, но это работа. К сожалению, так бывает. Буквально недавно показывали передачу, когда, по-моему, если память не изменяет, Су-25 делали, и там были проблемы с задними крыльями, и самолет уходил в «штопор». Так летчик ценой своей жизни довел машину до этого состояния, передал – и тогда поняли, что сделать нужно. И на 14 сантиметров эти крылья перенесли. Ну, бывает и так. К сожалению, это работа опасная, но такая нужная людям, ведь создаются новые аппараты, которые нам так нужны. Константин Чуриков: Спасибо, спасибо, Андрей, за ваш звонок. Андрей Александрович, давайте сейчас загибать пальцы. Просто вспомним, что за последние буквально дни происходило. То есть у нас на Камчатке самолет приземлился, в общем, в озеро, люди погибли. У нас Бе-200 в Турции – тоже погибли. Сейчас… Андрей Литвинов: Не самолет, а вертолет Ми-8. Константин Чуриков: Да. А что происходит? Вот вы изнутри это видите. Что происходит? Может, что-то не так? В чем ошибка? Я не знаю… Что? Кадров нет? Инструкторов нет? Какие-то протоколы безопасности поменялись? Может, мы чего-то не знаем? Андрей Литвинов: Ну, во-первых, август. Во-первых, август. Это всегда… Марина Калинина: …время катастроф и трагедий почему-то. Андрей Литвинов: Да, время катастроф и трагедий. Не знаю, с чем это связано. Может быть, звезды. А то, о чем вы говорите, насчет инструкторов, насчет всего остального – это комплексная проблема, которую нельзя решить… Дело в том, что мы решаем вопросы в авиации, как заплатки, знаете, на штанах: там поставили, здесь продырявилось. Надо это решать комплексно. Я выдвинулся кандидатом в Государственную Думу и как раз хочу этими вопросами заняться. Константин Чуриков: Так, только просим, по закону, сейчас не говорить, от какой партии. Ладно? Пускай будет загадка. Андрей Литвинов: Да-да, я не буду говорить. Константин Чуриков: Хорошо. Андрей Литвинов: Я самовыдвиженец по 118-му округу. Константин Чуриков: Спасибо, спасибо вам большое. Прокомментировал ситуацию Андрей Литвинов, летчик 1-го класса, капитан А320. Кстати, не отечественный самолет, Airbus. У нас еще есть звонок, давайте послушаем. Марина Калинина: Есть звонок из Воронежа. Евгений, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Константин Чуриков: Здравствуйте. Зритель: Можно излагать? Константин Чуриков: Да, пожалуйста. Марина Калинина: Пожалуйста. Зритель: Значит, первое. Меня сильно, очень сильно возмутил так называемый эксперт. Дело в том, что вот так сказать, что самолет сырой или еще что-то – ну, это просто безответственно. Первое. Самолет не улетела бы из Воронежа, с авиационного завода, если бы он не соответствовал по характеристикам, которые он показал, по техническому заданию. Техническое задание составляется с помощью заказчика. Заказчик заказывает, какой самолет ему нужен. То, что там произошло, могло произойти… Ну, две причины есть. Допустим, это конструктивный дефект, то есть неправильно спроектирован. Тогда можно говорить, что сможет неудачный. И бывает производственный дефект, когда конструкция великолепная, просто его плохо сделали. Дело в том, что, как я видел на видео, горел двигатель. От пожара произошел, видимо, нагрев крыла, нагрев системы управления крылом – и крыло перестало работать, закрылки, предкрылки, как оно должно быть. Самолет в результате получил крен на правое крыло, его развернуло, он перевернулся и упал. Марина Калинина: А вы какое-то отношение имеете к этой отрасли? Вы так… Константин Чуриков: Судя по всему, да. Зритель: Я 26 лет проработал на Воронежской авиационной заводе. Я проектировал последнее – интерьер для самолетов Ил-96, для Путина и Медведева. Константин Чуриков: Скажите, пожалуйста, Евгений… Вот нам пишут из Воронежа: «Воронежский авиазавод зарос бурьяном». Это правда? Зритель: Это не совсем правильно. Недавно сделали взлетную полосу, но ее укоротили на 300 метров. Дело в том, что развитие авиации у нас саботируется с 90-го года очень сильно. К сожалению, у нас развалили Министерство авиации, которое было. Там сидели специалисты, которые прошли всю школу авиастроения и проектирования. Они в этом деле соображают. У нас сейчас кругом хозяева, а хозяйственников нет. Комплектующие стали приходит вообще сомнительного качества. Даже был случай, когда на президентском самолете отказала тормозная система, и там горела покрышка. Оказалось, что этот тормозной цилиндр делали вообще непонятно где. Поэтому дисциплина, военная приемка, которая была в Советском Союзе, вот это все нужно восстановить – это раз. А во-вторых… Частный случай, извините, чуть в сторону. Вот у нас отсылают самолеты тушить Турцию, тушить Италию. А почему у нас не тушат Якутию? Потому что самолетов не хватает. И заказы государственные для таких народных целей у нас почему-то отсутствуют в стране. Константин Чуриков: Мы вчера, кстати, об этом тоже рассказывали, последний ваш пассаж. Спасибо. Это Евгений из Воронежа. Как он сказал – бывший сотрудник Воронежского авиазавода, где как раз и был произведен сегодня разбившийся опытный, экспериментальный образец Ил-112В. Еще раз наши соболезнования родственникам и близким погибших летчиков. Марина Калинина: Ну а буквально через пару минут… Константин Чуриков: Через секунду. Марина Калинина: Через пару секунд перейдем к другой теме, будем говорить о вечной борьбе с коррупцией в нашей стране.