Тамара Шорникова: Итак, начинаем с дел военных, как и обещали. У нас на связи Юрий Кнутов, военный эксперт, директор Музея войск ПВО. Юрий Альбертович, здравствуйте. Юрий Кнутов: Здравствуйте. Тамара Шорникова: Итак, президент России Владимир Путин предложил обсудить вопросы обеспечения внутренней безопасности. С таким предложением глава страны выступил на оперативном совещании с членами Совета безопасности сегодня. Как вы думаете, какие меры сегодня требуются для обеспечения как раз этой внутренней безопасности? Юрий Кнутов: Ну, на мой взгляд, вопросы, связанные с предотвращением терактов и диверсий на различных предприятиях, – это крайне важная мера. В свое время, во время чеченской кампании, мы подобные мероприятия проводили. В советский период существовал целый комплекс мер по охране каких-то объектов, имеющих стратегическое значение. Что имеется в виду? Населенные пункты, которые соседствовали с такими объектами, въезд туда был ограничен, т. е. там проживали, как правило, те, кто зарегистрированы, либо по пропуску, либо по приглашению. Посторонним лицам просто так прокатиться к какой-нибудь военной базе либо к какому-то военному предприятию было практически невозможно. Занималась этим милиция, ну а сейчас, на мой взгляд, полиция и Росгвардия могли бы запросто эти функции также взять на себя. Кроме того, возникает проблема, связанная с обеспечением безопасности в нашем тылу. Мы слышали с вами заявления киевского руководства о том, что им нужны ракеты с дальностью стрельбы до 1 000 километров, но вот ракеты им пока американцы не дают. Приспособили бывшие советские беспилотники, фактически предназначенные для ведения разведки, вытащили оттуда фотоаппаратуру, положили взрывчатку, спланировали маршрут полета этих беспилотников. Каким образом спланировали? Американцы дали информацию о том, где есть наши радиолокационные станции, а где их нет, где есть наши зенитно-ракетные комплексы, а где их нет. И по этому маршруту, где практически отсутствует противовоздушная оборона, беспилотники смогли долететь вот до определенных мест базирования нашей стратегической авиации. С чем это связано? Вообще-то в советское время была создана система глубоко эшелонированной обороны противовоздушной, буквально создавались целые линии. Вот я приводил и привожу такой пример: 1 мая 1960 года под Екатеринбургом, тогда это Свердловск назывался город, был сбит американский самолет, который пилотировал Пауэрс, самолет-шпион. Соответственно, после этого инцидента у нас было развернуто две линии противовоздушной обороны протяженностью до 1 000 километров, и это причем было сделано в течение буквально одного года. Сейчас у нас таких возможностей нет, но, в общем-то, ситуация требует примерно решений, которые позволили бы закрыть воздушное пространство как в приграничных областях, это Белгородская и Курская области, так и расположенных на большей глубине. В частности, не только речь идет о военных базах, но здесь и атомные электростанции, химическое производство и другие опасные производства, в т. ч. нефтяные объекты. Почему вот сложилась такая ситуация, на мой взгляд? Я так полагаю, что все-таки основная система ПВО у нас существовала, т. е. были радиолокационные станции, зенитно-ракетные комплексы, которые могли перехватить любые цели, летящие на территорию России. Но в связи со спецоперацией войска ушли на Украину, войска надо прикрывать, поэтому пришлось снимать те же радары, те же РЛС, те же ЗРК с мест постоянной дислокации, отправлять все это на Украину, и в результате у нас возникли вот те бреши, которые мы на сегодняшний день имеем и которыми противник воспользовался. Я так полагаю, что на совещании у президента как раз этот вопрос в т. ч. и рассматривается, как решить эту проблему, где изыскать резервы, ресурсы. Возможно, придется где-то что-то брать с Сибири у нас, может быть, еще где-то смотреть какие-то участки, которые, может быть, на данный момент не требуют такой серьезной защиты, но усиления требует именно западное направление. Ну и параллельно необходимо наращивать мощности военно-промышленного комплекса, чтобы производить эффективные и массовые комплексы, такие как комплекс ЗРПК «Панцирь-С», да и «Тор» сейчас проходит модификацию, тоже достаточно хорошо себя показывает в ходе боевых действий как комплекс ближнего радиуса действия. Так что вот... И плюс я думаю, что вообще перевод военно-промышленного комплекса на военные рельсы, но там тоже много вопросов, которые надо в кратчайшие сроки решить. Даже простой момент – кадры. Например, предприятию нужно работать в три смены – где взять обученных людей? Три смены сотрудников. То есть на сегодня у нас работал условно коллектив в тысячу человек, а теперь должно работать 3 тысячи человек – вот где взять еще 2 тысячи? И таких вопросов возникает еженедельно, я думаю, не один десяток. Естественно, государство в оперативном режиме, руководство нашей страны должно на них реагировать, находить какие-то решения, которые позволяют в максимально короткие сроки затыкать, к сожалению, в прямом смысле слова затыкать, другого слова не найдешь, те бреши, которые возникают. Тамара Шорникова: Юрий Альбертович, если говорить о безопасности наших военных, до этого звучали такие мнения, что такие квазигражданские спутники, которые иностранного производства, но которые помогают Украине быть точными в своих наводках, они могут быть прямой целью для России. При этом мы понимаем, что любое попадание в зарубежный спутник – это такое объявление войны. Каким образом мы можем нейтрализовать эффект этих спутников, как-то обезопасить себя в этом плане? Юрий Кнутов: Вы знаете, есть системы радиоэлектронной борьбы, и у нас такая станция создана, в общем-то. То есть она воздействует не на сам спутник, что фактически, как вы правильно сказали, это, в общем, может привести к серьезным конфликтам, это casus belli, т. е. повод для объявления военных действий. Она воздействует на канал связи между спутником и наземной станцией. В результате спутнику нужно передать какую-то определенную информацию на узел связи, а он это сделать не может. Он начинает передавать-передавать-передавать, в результате происходит либо разряд аккумулятора, либо, соответственно, солнечные батареи если используются для подзарядки аккумуляторов, это тоже все перегревается, выходит из строя. В конце концов спутник просто ломается, но он ломается не потому, что мы его поломали, мы просто не дали ему возможность передать ту информацию разведывательную, которую он должен был передать в режиме онлайн или после того, как собрал ее в определенном объеме, непосредственно наземным структурам, наземным службам. И вот такие системы, они действуют, уже показывают эффективность, и мы помним с вами спутники Starlink Илона Маска, был такой период, когда они практически переставали функционировать либо работали неправильно, из-за этого украинская армия имела массу проблем и на фронте у них начались колоссальные неприятности. В общем-то, вместо тех наступательных операций им пришлось резко переходить к обороне, хотя, в общем-то, все, что было задействовано, – это задействованы наши системы радиоэлектронной борьбы. Поэтому системы РЭБ с точки зрения подавления возможностей спутников используются активно и, я думаю, будут совершенствоваться в ближайшее время, и такие задачи будут стоять. И мы с вами даже можем посмотреть, как усиливается наша спутниковая группировка. Мы вот буквально недавно запустили несколько сразу аппаратов в интересах Министерства обороны, мы даже это не скрывали. Кроме того, создается система, в чем-то схожая с комплексом, с системой Starlink, правда, пока еще запущены тестовые аппараты, которые должны показать нам плюсы и минусы этой системы, но я думаю, что где-то до 2030 года у нас подобная система должна быть тоже развернута. Тамара Шорникова: ЕС планирует ввести санкции против российских беспилотников, ограничения могут коснуться технологий и компонентов, которые Россия использует в военных целях, сообщает Bloomberg. Пока не уточняется, как именно могут работать санкции, если их введут. В марте эксперты оценивали рынок российских беспилотников в 13 миллиардов рублей, при этом Минпромторг рассчитывает, что к 2030 году объем рынка достигнет 120 миллиардов, производителей отрасли будет поддерживать государство. По-вашему, ограничения снова будут касаться каких-то технологий и важных для производства компонентов? Юрий Кнутов: Да, в первую очередь, конечно, речь идет об электронике. Композитные материалы, также были введены серьезные ограничения, особенно вот мы помним, кстати, МС-21, и мы ведь в результате создали свою технологию производства композитных материалов, крыла, в частности, для МС-21. А эти композитные материалы, ну не в таком виде, конечно, как для МС-21, но в целом можно использовать для производства беспилотников. То есть мы идем по пути импортозамещения. Но, конечно, самая серьезная проблема на сегодняшний день – это микроэлектроника, здесь мы очень уязвимы, да. У нас поставлены были решения правительственные, поставлена задача по строительству целого ряда предприятий, причем в кратчайшие сроки, которые пока еще будут производить не самые ультрасовременные микросхемы, пока такие микросхемы, которых будет достаточно для решения текущих задач. Ну а параллельно будем заниматься уже разработкой производства ультрасовременных технологий, которые позволят нам выходить уже в число не самых передовых, но передовых стран в мире. То есть вот две задачи сейчас решаются, решаются вполне, так скажем, быстрыми темпами, но серьезная проблема – сегодняшний день, вот нам сегодня надо насытить войска, поставить к Новому году примерно до тысячи беспилотников, каждый из них должен иметь определенную какую-то электронную начинку, видеокамеры и т. д. Вот где их брать сегодня – это, конечно, проблема, и именно поэтому США пытаются перекрыть нам эти каналы возможности приобретения как видеокамер дневного, ночного видения, так и микросхем, так и электродвигателей, возможно, и аккумуляторов... Но я так полагаю, что мы все-таки найдем решение. Та блокада, которая существует, она не тотальная, есть возможность выходить на рынок и приобретать товары в странах Юго-Восточной Азии именно того качества, которое вполне устроит военную промышленность. Туда не надо сверхпередовые микросхемы, сверхпередовые видеокамеры на те же самые квадрокоптеры, которых требуется огромнейшее просто количество в звене взвод-рота. Тамара Шорникова: Через несколько минут будем обсуждать импортозамещение в самолетостроении, будем обсуждать на примере Sukhoi Superjet 100. Если говорить о нем, то вот уже специалисты говорят о том, что удалось импортозаместить тормоза, на подходе шины, а полностью российскую версию обещают предоставить к концу 2023 года. Сроки, конечно, их реальность будем обсуждать вместе с экспертами, но, если говорить об импортозамещении как раз в строительстве беспилотных летательных аппаратов, в других важных для нас военных товарах, насколько здесь сейчас эффективно идет работа? И по-вашему, что бы могло ее ускорить? Юрий Кнутов: Ну, вообще все можно ускорить только за счет серьезных инвестиций и приобретения передовых технологий. К сожалению, на сегодняшний день вот эти вот санкции, которые действуют, нам ограничивают доступ к технологиям западным, поэтому первое, нужно идти, конечно, своим путем, находить какие-то решения, я бы так сказал, асимметричные решения, которые позволяют добиться многого. Я не буду сейчас рассказывать, это надо определенное время потратить, но в свое время мы разработали самолет Як-141, где для того, чтобы работали синхронно двигатели, изменяли свое положение сопла, так как самолет вертикального взлета и посадки, там нужно было разворачивать сопло, причем есть данные, что F-35 использует как раз конструкцию с Як-141. Вот там мы использовали различные механические системы, включая даже кулачковый вал. Американцы решили, что там стоят суперкомпьютеры, потому что, говорят, без суперкомпьютеров эту задачу решить невозможно. Мы решили чисто механическими, я говорю, включая даже кулачковый вал, он применялся. Поэтому я думаю, что и сейчас мы пойдем по этому пути до такого момента, когда все-таки свое производство будет налажено, а то, что оно будет налажено, нас жизнь заставит, мы от этого не откажемся. Тамара Шорникова: Спасибо. Юрий Кнутов, военный эксперт, директор Музея войск ПВО. Подключаем к разговору еще одного эксперта. Кирилл Коктыш выходит с нами на связи, член совета Ассоциации политических экспертов и консультантов, доцент кафедры политической теории МГИМО. Здравствуйте, Кирилл Евгеньевич. Кирилл Коктыш: Да, здравствуйте. Тамара Шорникова: Начать хотелось бы с замещения президента на посту. Вот экс-помощник по национальной безопасности 45-го президента США Дональда Трампа Джон Болтон заявил о своих президентских амбициях. Как написал политик сегодня, он может выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах в 2024 году. И он не скрывает, что намерен сделать это для того, чтобы не допустить переизбрания своего бывшего руководителя на пост лидера государства. Мы знаем, что и Дональд Трамп сообщил о том, что будет участвовать в президентских выборах, и Джозеф Байден тоже говорит о своих намерениях баллотироваться на второй срок. По-вашему, какие есть шансы у каждого из этих кандидатов? Это первое. А второе – других, получается, нет? Кирилл Коктыш: Да нет, в Республиканской партии есть новые герои, которые, в общем-то, могут состоять успешную конкуренцию. Болтон в этом плане вряд ли имеет какие-то электоральные шансы. Он ультраправый, он чиновник всю жизнь, в общем-то, назначаемый, а не избираемый, т. е. у него в этом плане ресурс достаточно небольшой. Да, он опирается на некую часть элит, он с ними близок, и в качестве спойлера может сработать, но я думаю, что достаточно неэффективно. То есть Болтон Трампу, конечно, не помеха, скорее для Болтона это способ напомнить о себе и, в общем-то, выторговать какое-то место, соответственно, в республиканской реальности, которая предположительно наступит после президентских выборов в Соединенных Штатах. То есть в этом плане всерьез воспринимать его как серьезного претендента, конечно, не стоит, он не имеет существенных шансов. Тамара Шорникова: Хорошо, а какие шансы у Трампа? Республиканцы после промежуточных выборов спорят по поводу вообще каких-то перспектив, многие были недовольны Трампом. Есть ли у него какие-либо шансы? Кирилл Коктыш: Трамп опирается не на элиты – Трамп опирается на «ржавый пояс», Трамп опирается на «библейский пояс». То есть Трамп – это второй в истории Соединенных Штатов президент, который опирался и продолжает опираться на поддержку большинства, а не суммы меньшинств, это крайне существенный фактор. То есть Трамп, в общем-то, имеет достаточный иммунитет к элитным раскладам, он опирается на массы, и если избиратель ему поверит, то это будет достаточно серьезный аргумент. То есть другой вопрос, что ему может составить конкуренцию, сейчас не могу навскидку вспомнить губернатора, который триумфально избрался, который, в общем-то, может стать молодым лидером республиканцев, но они с Трампом будут достаточно похоже претендовать на один и тот же электорат, и у Трампа все-таки есть уже, скажем так, свой избиратель, который знает, чего от Трампа ждать и что он будет делать в качестве президента. То есть я бы оценил шансы как достаточно высокие, но, конечно, не безусловные. Тамара Шорникова: Джозеф Байден, мы напомним, 20 ноября ему исполнилось 80. В 2024-м, соответственно, ему будет еще больше, но амбиции по-прежнему присутствуют. Вот эта персона действительно может побороться за кресло президента? Кирилл Коктыш: Ну, мы знаем, что Байдена избрали, в общем-то, люди 1900 года рождения и около этого, т. е. голосование по почте абсолютно беспрецедентное на президентских выборах, где, в общем-то, огромное количество людей анонимных, которых мы никак не можем ни посчитать, ни верифицировать, отдали свои голоса. Ну и последние выборы промежуточные в Конгресс, я просто напомню, что в Штатах 160 миллионов избирателей, – так вот 40 миллионов проголосовало по почте, т. е. предположительно это фальсифицированные голоса. Если мы будем считать, что от 160 миллионов явка была около 60%, то мы понимаем, что по почте проголосовало, в общем-то, практически чуть меньше половины избирателей, которые вообще отдали свои голоса. Мы не знаем тогда, на что Байден опирается. Причем опять же напомню, что 12 миллионов голосов, отданных за Байдена, – это голоса покойников, т. е. людей, как я говорю, которые родились после 1900 года и до 1910-го, 1915-го, т. е. которых заведомо на Земле уже нет, но тем не менее голоса тоже были засчитаны. То есть в этом плане Байден может рассчитывать на машину фальсификации, она, как мы видим, сработала на промежуточных выборах и никто особо ее не оспаривал. И в общем-то, тут уже вопрос не в правилах, вопрос в том, чтобы усидеть, потому что Байден – это персонаж, конечно, коллективный, а не индивидуальный. Сам он, конечно, не хотел бы, т. е. он играет роль, но нужно понимать, что за ним стоит мощный коллектив тех, которые не позволят ему уйти, которые за его спиной реально принимают решения, реально правят. Тамара Шорникова: Естественно, наверное, трудно подсчитать даже количество каких-то оговорок во время выступлений Байдена, которые регулярно тиражируют все СМИ. Бешеная инфляция в стране, много, в общем, разных проблем. Хочется понять, есть какая-то причина, благодаря которой он может разонравиться наконец-то электорату? Вот перечисленных как будто бы недостаточно. Кирилл Коктыш: Он давно разонравился электорату, мы же только что сказали, что выборы были полностью нарисованными, что фактически с ним просто смирились просто потому, что республиканцы не предложили какой-то внятной альтернативы. А выборы нарисованы, т. е. они не имеют отношения уже к общественной поддержке. То есть когда в таком количестве и такие фальсификации допускает страна, которая объявляет себя мерилом демократии и мерилом демократических критериев, мы понимаем, что ни от демократии, ни от этих критериев не осталось уже абсолютно ничего, все маски сняты и идет, в общем-то, простой, очень понятный прагматизм тех денег, которые, в общем-то, пытаются спасти себя в сегодняшней совершенно неровной, я бы сказал, глубоко кризисной ситуации. Тамара Шорникова: По поводу просто нарисованных выборов хочется уточнить. Есть, мне кажется, какой-то масштаб «приемлемой» дорисовки, который могут некоторые не заметить. Кирилл Коктыш: Но здесь же все было заметно. Я же вам сказал, что 40 миллионов голосов, отданных по почте, из 160 миллионов избирателей, т. е. фактически это четвертая часть от всех избирателей, а от проголосовавших это будет, в общем-то, чуть меньше половины. То есть мы понимаем, что фальсификации были абсолютно запредельные, это не те 5–7%, которые обычно списывают на административный ресурс, это уже игра по-серьезному, игра, в общем-то, крайне крупная. И понятно, что, когда речь идет о сохранности мирового порядка, в котором лежат эти деньги, в общем-то, демократические элиты не остановятся ни перед чем: нужно нарисовать – нарисуют, нужно заткнуть рот – заткнут, нужно проехать поверх кому-то – проедут. Тамара Шорникова: И наверное, основной вопрос, который, я думаю, волнует всех телезрителей, когда мы так подробно обсуждаем возможных кандидатов, выборы, честно не честно и т. д., – нам важно знать, кто будет в 2024 году? Это как-то может повлиять на развитие наших взаимоотношений? Или в перспективе достаточно долгой никакой новый кандидат ничего изменить в расстановке, в этом противостоянии не сможет? Кирилл Коктыш: Понимаете, Соединенные Штаты сражаются за свое место гегемона, по этому поводу будет консенсус и у республиканцев, и у демократов, будет разногласие в возможных методах достижения цели. Но когда ты гегемон и под тобой кресло шатается, то вся политика будет сводиться к тому, чтобы спихивать того, кто может к тебе подобраться, не давать возможность ему подобраться и пытаться, в общем-то, любой ценой остановить любого конкурента. Здесь ничего нового нет. И я думаю, что, в общем-то, приход республиканцев может сделать ситуацию более стабильной в части методов используемых, но не в части достигаемых целей. То есть республиканцы в части используемых методов, наверное, будут более корректны, нежели демократы, но, наверное, только и всего. Тамара Шорникова: Спасибо. Кирилл Коктыш, член совета Ассоциации политических экспертов и консультантов, доцент кафедры политической теории МГИМО. Через секунду обсудим, на чем мы будем летать.