Расизм в искусстве

Гости
Рафаэль Ордуханян
политолог, журналист, доктор политических наук
Егор Москвитин
кинокритик

Иван Князев: «Встречаются как-то афроамериканец, гей и инвалид на съемочной площадке». Вот такой новый анекдотический сюжет, но он скоро может стать основным в кинопроизводстве, потому что с 2024 года фильмы на «Оскар» будут выбирать по новым стандартам: исполнителем главной роли или актером второго плана должен быть представитель расовых или этнических меньшинств. Обойти это требование режиссеры могут, лишь набрав нужных представителей в остальную труппу. Ну и так далее.

Тамара Шорникова: Еще одна новость «и так далее» – на этот раз из британских музеев. Там начали проводить ревизию коллекций. Ищут экспонаты, связанные напрямую или очень отдаленно с рабством и колониализмом. А бюст основателя знаменитого Британского музея Ханса Слоана уже сбросили с пьедестала – в прямом смысле. Врач, натуралист и президент Королевского научного общества был рабовладельцем.

Кого еще похоронит снова современность и какие фильмы мы будем смотреть через пару-тройку лет? Поговорим с вами и с экспертами.

Иван Князев: Ну и что вы думаете по всему этому поводу? Пишите, звоните нам. Расскажите, поделитесь своим мнением.

А у нас сейчас на связи Егор Москвитин, кинообозреватель проекта The City. Здравствуйте, Егор.

Егор Москвитин: Здравствуйте.

Тамара Шорникова: Егор, расскажите нам об этих новых правилах. Мы так скупо и лапидарно, а вы – подробнее. Насколько вообще они будут трудновыполнимы для режиссеров? Захотят ли они вообще их выполнять или демонстративно скажут: «Нет, мы будем снимать свое кино!»?

Егор Москвитин: Смотрите. Правил четыре, они вступают в силу с 2024 года. Для того чтобы фильм мог претендовать на главный «Оскар» (кроме главного «Оскара», есть еще и много других), он должен соответствовать минимум двум из этих правил.

Первое правило – это действительно требования к драматургии. То есть либо кто-то из актеров ведущих или второстепенных должен быть представителем либо меньшинств, либо людей с ограниченными возможностями, либо женщин, которых все еще относят к меньшинствам в Голливуде; либо в истории должны описываться какие-то драматические события, связанные с темой меньшинств, с темой неравенства и так далее, и так далее.

Второе требование – это требование к съемочной группе, то есть к специалистам, которые работают на проекте. Минимум 30% таких специалистов, включая операторов, монтажеров и так далее, и так далее, должны быть представителями так называемых недорепрезентованных групп населения. И это, в принципе, вполне справедливо, если учесть, что Америка на 40% состоит не из белого населения. Не говоря уже о том, что женщины – это большая часть населения. Поэтому ничего странного и страшного в таком новом требовании нет. Оно просто узаконивает то, что и так происходит сейчас.

Третье требование – это требование к самой киностудии, чтобы в ее менеджменте были люди из недорепрезентованных групп, то есть, допустим, продюсеры, какие-нибудь топ-менеджеры и так далее.

И четвертое требование… А, и еще очень важный момент здесь, что студии должны позволять стажироваться и обучаться разным людям с ограниченными возможностями, представителям, например, коренного населения Америки и так далее. Поскольку кино – это все-таки действительно социальный лифт, то как раз момент со стажировками кажется очень позитивным. Это важный момент.

Ну а четвертое – это требование к сотрудникам в отделе дистрибуции, то есть к маркетологам, пиарщикам и так далее, которые должны тоже представлять людей с разным опытом, с разным бэкграундом и таким образом доносить идеи фильмов до максимально широкой аудитории.

То есть по-прежнему можно снимать кино про белых мужчин, никто этого не запрещает. Это просто одно из четырех требований.

Тамара Шорникова: Просто набрать побольше стажеров афроамериканцев и так далее, да?

Егор Москвитин: Да.

Иван Князев: И при этом не важно, как они работают – хорошо или плохо, да? Главное, чтобы были.

Егор, вопрос: из-за этого кино-то наше обеднеет, получается? Ну, соблюсти все эти требования, например…

Тамара Шорникова: Пока не наше кино.

Иван Князев: Ну, не наше. Ну какая разница? Наше, всемирное, общее кино. Ведь «Оскар» за лучший фильм – это действительно фильмы, которые заслуживают уважения, просто так его не дают. Теперь загнать пускай, например, тот или иной замечательно снятый фильм с замечательным сюжетом, с замечательной драматургией, но не попадая под эти критерии по разным причинам (их там миллион на самом деле может быть), – и он, получается, даже не сможет претендовать на «Оскар», не сможет претендовать на звание лучшего фильма. А в чем тогда смысл называть это лучшим фильмом? Называли бы по-другому.

Егор Москвитин: Мне кажется, есть две причины, почему качество кино от этого не обеднеет и не испортится, не снизится.

Первая причина заключается в том, что Голливуд – это такая система, где не работает отрицательная селекция. То есть какие-то квоты не приведут к тому, что более бездарные люди вдруг получат более важные позиции, потому что конкуренция на одно место в Голливуде высочайшая.

Есть просто стереотип, что кто-то справляется с чем-то хуже. Ну, например, революция в женском кинематографе, которая произошла за последнее десятилетие, она доказывает, что женщины могут снимать сложные блокбастеры ничуть не хуже мужчин; что это просто какой-то очень древний стереотип. Так что и с другими группами людей будет точно так же. Все равно самые талантливые будут получать самые важные и ответственные работы.

Иван Князев: А с содержанием фильм-то что будет?

Егор Москвитин: С содержанием фильмов будет вот что. Во-первых, те режиссеры, которым все еще интересно снимать кино про свой опыт, то есть про опыт белых мужчин, про любовь мужчины и женщины, они по-прежнему могут это снимать. Если мы посмотрим на «Оскар», то за последние 20 лет 14 раз побеждали фильмы как раз такие – очень традиционные и консервативные, по-здоровому консервативные.

А во-вторых, участие в съемочном процессе людей с самым разным опытом – это и есть тот плавильный котел, за который все так ценят Голливуд, и каждый может привнести что-то свое. В конечном счете расширяется спектр нашей эмпатии, то есть умение сочувствовать самым разным людям. Так что чем больше самых разных людей в кино, тем лучше.

И доказательство тому – это то, что происходит в российском кино, где за последние годы произошел бум якутского кинематографа, северокавказского кинематографа и так далее, и так далее. Мы все только выигрываем от разнообразия тем.

Тамара Шорникова: Или это окончательно прибьет «Оскар», над которым тучи сгущаются не первый год? Соответственно, среди выигрышных картин все чаще те, к которым у критиков много вопросов: действительно ли он лучше или просто сюжет оказался очень своевременным, скажем так?

Егор Москвитин: Кстати, как раз те фильмы, которые побеждают на «Оскаре» – это очевидное доказательство того, что нет никакого лобби, что нет никакого протекционизма. Потому что год назад… точнее, в этом году победил прошлогодний фильм под названием «Паразиты». Эта картина сделана не в Голливуде. Это картина о южнокорейских семьях. Это картина с абсолютно консервативными ценностями. И, казалось бы, почему в Голливуде проголосовали именно за нее? Просто-напросто это самый сложный, самый чувственный, самый точный, с точки зрения того, что происходит в мире, фильм года, поэтому он и побеждает. Как раз критики от него в восторге. И Канны от него в восторге.

Так что это доказательство того, что когда решение принимается огромным количеством людей (а в Оскаровском кабинете… простите, в комитете уже порядка 10 тысяч человек, и каждый год прибывает 700–800 новых участников), принять какое-то политическое решение очень сложно. Все руководствуются либо этическими, либо эстетическими соображениями и в итоге оценивают кино, на мой взгляд, достаточно честно и объективно.

Иван Князев: Я просто пытаюсь понять. Я сейчас открыл список, кто брал «Оскар» за лучший фильм. 2011 год – если я не ошибаюсь, «Король говорит». Да?

Егор Москвитин: Да.

Иван Князев: История про британского монарха, про его семью, про его какие-то недостатки. Он попадает разве что под один критерий, потому что у него есть дефект речи. Как туда впихнуть каких-нибудь чернокожих актеров? Как туда впихнуть сексуальные меньшинства? Я не понимаю, честно говоря. И если этот бы фильм не попал под эти критерии, тогда бы отдали кому-то другому. Но ведь это же получается не очень справедливо.

Егор Москвитин: Но этому же фильму нужно попасть только под два критерия из четырех. Например, если в студии, которая его производит, 30% менеджеров – это женщины, представители меньшинств, представители разных этнических групп…

Иван Князев: То в кадре пускай будут все белые, да?

Егор Москвитин: Да, в кадре могут остаться белые. То есть никто эту свободу рассказывать про тот опыт, который есть у героев, про ту историю, которая произошла в XIX–XX веке, когда большинство историй были о белых людях, – никто эту свободу не отбирает. Главное, чтобы в самом кинопроцессе были задействованы самые разные люди. И учитывая действительно объективные факты дискриминации, мне кажется, это довольно хорошее нововведение.

К тому же через четыре года, когда все вступит в силу, уже сама экономика, сама культура потребления приведет Голливуд к такому кино и так. Посмотрите, что происходит с афроамериканским кино, с кино, сделанным женщинами, с азиатским кино. Оно и так приобретает вес благодаря запросу аудитории.

Тамара Шорникова: И все-таки еще пару моментов вспомним, тоже такие нашумевшие. Это из серии, что Джеймса Бонда, этого известного киногероя, должна играть женщина. Это чернокожая Русалочка и так далее, и так далее.

Иван Князев: При этом нетрадиционной сексуальной ориентации.

Тамара Шорникова: Много ли мы вот такого будем видеть? Этого будет больше?

Егор Москвитин: Это на самом деле сложный вопрос, потому что…

Тамара Шорникова: Как вы вообще относитесь к этому? Это хорошо? Это разнообразие?

Егор Москвитин: Мне кажется, что все зависит от качества интерпретации. То есть, например, сделать Гамлета не датским принцем, а принцем багдадским, как это бывает в некоторых экранизациях, или современным героем – это очень интересно.

Что касается Русалочки, то это персонаж-образ. И мы как взрослые люди, конечно, думаем, что это что-то странное. Но когда ты ребенок, то тебе очень важно видеть на экране себя, то есть видеть человека с той же кожей, что и твой персонаж, с тем же разрезом глаз и так далее. Потому что у взрослых людей эмпатия уже достаточно развитая. И, например, я и вы, когда мы смотрим на экране на темнокожего актера, мы все равно переживаем за него, как за себя. Нам легко представить себя на месте героя. Но для детей очень важно попадание в образ и важно чувство, что ты представлен в мире, что у тебя есть какой-то адвокат в массовой культуре. Поэтому я думаю, что для детей на самом деле нужно делать самые разные версии и Русалочек, и всего такого.

Ну а что касается каких-то исторических материалов, то я думаю, что нужно следовать канону. То есть если персонаж не вымышленный и нет какой-то гениальной концепции, но нет смысла менять ему цвет кожи и так далее.

Тамара Шорникова: Спасибо за ваше мнение.

Иван Князев: Егор Москвитин, кинообозреватель проекта The City.

Несколько SMS. Из Московской области телезритель обозвал все это очень страшным кино, просто и коротко. Из Тульской области: «Принудиловка и обязаловка в кино. А как же свобода творчества?»

Тамара Шорникова: «Нельзя этого делать, – предупреждают из Тверской области, – хотя бы потому, что все это – памятники. Кино, книги и так далее – все это является историей, напоминанием нашего прошлого, произошедшего. Это нужно помнить и не забывать, чтобы этого больше не повторялось».

Иван Князев: И никуда не денешься от этой истории.

Тамара Шорникова: Да. Телефонный звонок. Давайте узнаем мнение Александра из Санкт-Петербурга. Здравствуйте, Александр.

Иван Князев: Здравствуйте, Александр.

Зритель: Добрый день. Очень рад вас слышать.

Тамара Шорникова: Взаимно.

Зритель: Я считаю, это полное сумасшествие – то, что творится. Все люди думают, что им надо под себя причесать, под свою жизнь, в том числе исторические памятники. Ну это какой-то бред сумасшедшего! Пирамиды тоже строили рабы. Так что, и их давайте снесем тоже? Ну какая-то истерия. И мне кажется, что это все из-за какой-то деградации и попустительства. Ведь пропаганда и геев, и лесбиянок. Что, у нас в России разве мало в поп-музыке? Мы сами занимаемся этой же пропагандой. И это приводит к тому, что люди постепенно сходят с ума, начинают эти «Оскары» давать… «Вот давайте дадим неграм побольше, а белым – поменьше». Ну что за ерунда? Это же просто дикость какая-то! Нужно же оценивать…

Тамара Шорникова: Я сейчас вздрогнула. Мне показалось, что вы можете не сдержаться, Александр.

Зритель: Нет, мне кажется, что надо оценивать талант, гениальность произведения искусства как оно есть, а не потому, что это блондин сделал или это сделала женщина. Ну знаете, это какой-то… это попустительство, которое напоминает какой-то инфантильный снобизм.

Тамара Шорникова: Интересно!

Зритель: Ну как дети реально, не профессионалы, а как малые дети.

Тамара Шорникова: Понятно. Спасибо, спасибо, Александр.

Поговорим с еще одним экспертом. Что он думает по этому поводу?

Иван Князев: Рафаэль Ордуханян у нас на связи, политолог, журналист, доктор политических наук. Здравствуйте, Рафаэль Никитович.

Рафаэль Ордуханян: Добрый день.

Иван Князев: Хотим узнать ваше мнение. Тогда, уж коль мы заговорили не только о кино, а еще обо всех тех историях с музеями, со сносом памятников, с другими экспонатами, то что вы по этому поводу думаете? И самое главное – к чему это все приведет?

Рафаэль Ордуханян: Как раз события, которые сейчас разворачиваются в Голливуде – это очень хороший показатель полной деградации самого института международных премиальных каких-то трендов. Посмотрите, что происходит с Нобелевской премией, кому ее присуждают. Сейчас у нас дошел и до «Оскара» черед. Посмотрите «Евровидение».

Вот это как раз та самая политика. Она связана теснейшим образом с теми неолиберальными ценностями, которые активно имплементируются определенной частью нашего общества, которая, к глубокому сожалению, контролирует достаточно серьезные финансовые потоки. И мы с вами видимо, что, собственно говоря, это повестка, которая по сути своей порочна, а именно политическая корректность заменяется… вернее, искусство заменяется политической корректностью. В этом и ужас всего, собственно говоря.

Предыдущий эксперт, господин Москвитин, по-моему, судя по всему, действительно знаток и Голливуда, и кино, но тем не менее я бы хотел обратить внимание на другой момент. Я как раз был тогда в Америке. Тогда это было, безусловно, таким событием, когда Том Хэнкс, известный актер, два года подряд получил мужской «Оскар», один за другим. Это было чуть ли не впервые или, по-моему, второй раз за всю историю Голливуда.

Первый фильм – «Филадельфия». Это был фильм о гомосексуалистах и о тех притеснениях, которым они подвергались. И сразу следующий фильм – один из моих любимых, «Форрест Гамп», он тоже получил «Оскара». Вы знаете, что это фильм о не совсем, скажем так, быстро думающем, о немножко умственно отсталом человеке. Но это было великое кино. Здесь впереди шло искусство, здесь впереди шла потрясающая работа. И оценка, которую дали этим очень и очень политически корректным на тот момент фильмам… Но это была такая симфония, скажем. Мы не зацикливаемся на том, что Форрест Гамп, допустим, умственно отсталый, или на том, что адвокат из Филадельфии – гомосексуалист. Это была проблема, это была сверхзадача, это был срез общества. Вот что было главное.

А то, что мы сейчас с вами видим, с момента появления таких фильмов, как «Горбатая гора» и всего, что там с этим было связано, – мы с вами видим, что если мы уберем из этих картин, допустим, сам смысл гомосексуальности ковбоя, то мы увидим, что картина гроша ломаного не стоит. И прокат, кстати, это показал.

Если мы с вами посмотрим совершенно возмутительную победу Джамалы, такой певицы с Украины, как мы с вами помним, если мы уберем оттуда антироссийский и русофобский контекст (кстати, прокат и касса, что называется, этой певицы так называемой тоже говорят сами за себя), мы увидим, что там ничего больше не останется.

Вот это следование политической корректности, которое сейчас узаконивается в Голливуде, мне кажется, нанесет колоссальный удар по самой премии «Оскар» и, безусловно, вынесет ее в разряд второстепенных.

Тамара Шорникова: Рафаэль Никитович, с другой стороны, не секрет, что многие темы до недавнего времени были табуированы, о них мало говорили, люди считали себя притесненными и так далее. Сейчас время говорить открыто. Возможно, выяснится, что наше общество сейчас вот такое – пестрое. В нем много разных групп, каждая из которых достойна отражения в кинематографе, в любом из видов искусства. Может быть, сейчас выяснится, что какое общество, какое время – такие фильмы. И поэтому таких фильмов должно стать больше?

Рафаэль Ордуханян: Вы знаете, собственно говоря, а разве было по-другому? Ну прочтите, посмотрите, допустим, творчество Оскара Уайльда, посмотрите исполнение группы Queen, я не знаю… Много что можно говорить.

Вы поймите, в чем дело. Здесь же не вопрос в том, чтобы не показывать или показывать. Вопрос: каким образом и через что мы показываем или указываем на какую-то проблему? Потому что если это прежде всего искусство, гениальное искусство, талантливое искусство, а потом уже ваш месседж, который вы хотите, что называется, послать, то здесь же проблем никаких нет. Так всегда было, так всегда и есть.

Посмотрите творчество и постановки Дягилева. Посмотрите, еще раз, литературу, допустим, Оскара Уайльда. Посмотрите, допустим, литературу Трумена Капоте. И мы с вами увидим, что эта тема проходит, но это тема великого художника, это тема художников, которые используют, допустим, свою сексуальную ориентацию или что-то другое. Они используют это в том виде, в каком это, собственно говоря, и есть.

И я вам могу даже немножко другой пример привести, так сказать, из времен моей комсомольской и пионерской юности, когда мы читали роман «Как закалялась сталь» Николая Островского. И мы с вами помним, что этот человек был прикован к постели. И это добавляло нам того трагизма, той правды жизни, которую он описывал в этом романе своем. Понимаете? Но мы ни в коей мере не считали, что этот человек ущербный и что этот человек такой популярный, потому что он был абсолютно парализован. Это была сила духа. Это была сила воли. Это был пример.

Понимаете, когда впереди идут искусство и талант, то вы можете все что угодно после этого говорить. И я, будучи абсолютным поборником традиционных семейных ценностей, в любое время, в любой момент с большим удовольствием пожал бы руку Петру Ильичу Чайковскому, Оскару Уайльду или тому же Фредди Меркьюри, или Трумену Капоте, чем кому-либо из так называемых других… Это не фактор. Я просто знаю, что эти люди – художники. А я сейчас таких художников не вижу.

Тамара Шорникова: Нужны или нет какие-либо ограничения в искусстве? Давайте выяснять у наших телезрителей. Виктор из Ленинградской области на связи. Здравствуйте.

Зритель: Здравствуйте. Да, это Виктор, Ленинградская область.

Иван Князев: Что думаете вы?

Зритель: Что бы я хотел сказать? Вот смотрите, как граждане, жители Африки бедно живут сейчас. Не пора ли бывшим рабовладельческим государствам – Америке, Великобритании и другим – платить контрибуцию за использование в свое время рабов из Африки? А ломать памятники, искусство – это мелко. Пора, наверное, платить деньгами, чтобы жители Африки жили побогаче. А их использовали в свое время как рабов.

Тамара Шорникова: Понятно.

Иван Князев: Виктор, а еще было предложение – всех их посадить на большой корабль и отправить назад в Африку.

Зритель: А, назад в Африку? Я думаю, они не поедут. Вы говорите про Америку?

Иван Князев: Да.

Зритель: Нет, они не поедут. Я говорю именно про жителей Африки сегодняшней. Вот американцам надо помогать, Великобритании, Бельгии, Голландии, Франции – кто использовал труд рабов, кто вывозил их.

Иван Князев: Ну понятно. Всем рабовладельцам, бывшим колонизаторам сегодня нужно будет раскошелиться.

«Так дойдет до того, что жениться надо будет по предписанию: белый и черный, черный и желтый, черный и белый», – это мнение из Якутии к нам пришло.

Тамара Шорникова: Забайкальский край: «Это не толерантность, а это обыкновенный расизм». Саха (Якутия): «Когда собирается бригада людей для общего дела, то берутся во внимание деловые качества, а не цвет кожи».

Иван Князев: «Надо белых артистов покрасить гуталином – тогда все будет хорошо», – так считает наш телезритель из Московской области. И оттуда же тоже мнение: «Про Чунга-Чангу пусть больше снимают. А Русалочка пусть останется прежней».

Рафаэль Никитович, как вы думаете, зрители отреагируют на такие нововведения своими кассовыми сборами, своими походами в кино и так далее?

Тамара Шорникова: Рублем.

Иван Князев: Да, рублем. Ну или долларом.

Рафаэль Ордуханян: Не сомневаюсь ни на секунду.

Иван Князев: То есть будут меньше ходить?

Рафаэль Ордуханян: Абсолютно.

Тамара Шорникова: И еще вопрос. Ваш прогноз? Вот сейчас неспокойное время в Америке: много митингов и так далее, много разных ответов на эти митинги в виде вставания на колени, сноса памятников. По вашему мнению, это сейчас такой ураган, который пронесется, и все вернется на круги своя? Или это уже необратимый процесс, а дальше только больше?

Рафаэль Ордуханян: Сложно делать прогноз какой-то по этому поводу. У меня складывается впечатление, что Америка уже не будет такой, какой она была, потому что… Я объясню – почему.

Это даже не вопрос тех людей, которые сейчас выступают с протестами и которые разрушают все вокруг себя. Меня беспокоят не эти люди, потому что они себя выразили, они сказали свое слово. А я вот жду, когда молчаливое большинство, белое большинство, большинство с определенными традициями Ку-клукс-клана, большинство, которое сейчас обладает порядка 300 миллионами единиц оружия, легального и официального, – я жду, когда эти ребята скажут свое слово. Они сейчас робко на своих грузовичках и траках выезжают с американским знаменем, со знаменем конфедератов.

Мне кажется, что эти люди в ближайшее время скажут свое слово. Они скажут свое слово во время голосования на президентских выборах. И я думаю, что когда Трамп победит (а я думаю, что это так и будет), мне кажется, эти люди скажут свое слово. И вот здесь я уже, что называется, ни за что не ручаюсь.

Иван Князев: Может быть страшно?

Рафаэль Ордуханян: Я думаю, что да. Просто, вы понимаете, в чем дело? Это сообщающиеся сосуды. Ну ничто не исчезает и не проходит просто так. Кто-то должен ответить за униженных белых изнасилованных и убитых женщин. Кто-то должен ответить за белое население, которое целовало сапоги черным.

Соотношение населения, как я уже говорил, приблизительно… Там 18% – испаноязычное. И я не думаю, что они будут на стороне негритянского населения. Порядка 13% – это негритянское население. Я думаю, что это белое большинство свое слово скажет. Кстати, учитывая еще криминальный антагонизм между бандами испаноязычных и черных…

Иван Князев: Ну понятно. В общем, без ответа никто не останется.

Тамара Шорникова: Спасибо.

Иван Князев: Рафаэль Ордуханян был с нами на связи, политолог, журналист, доктор политических наук.

В завершение: «В «Хижине дяди Тома» главного героя должна играть белая женщина-лесбиянка», – из Ленинградской области сообщение.

Тамара Шорникова: Без комментариев. Лучше о темах вечернего эфира программы «Отражение».

Афроамериканцы на «Оскаре» теперь обязательны... О толерантности, переходящей все границы