Родителей штрафуют за рукоприкладство

Гости
Наталья Наумова
детский психолог, детский нейропсихолог, семейный психотерапевт

Петр Кузнецов: Программа «ОТРажение». Мы продолжаем. Третий час, еще одна тема у нас впереди. Спасибо, что вы с нами.

Ксения Сакурова: Заметили вы или нет, но родителей начали наказывать за наказание. За воспитание ремнем, шлепок, пощечину, подзатыльник теперь придется расплатиться. Причем, как вы понимаете, из семейного бюджета в пользу государства может уйти до 30 тысяч рублей. Также суд может арестовать такого «воспитателя» на срок от 10 до 15 суток.

Петр Кузнецов: Ого! Из семейного бюджета? То есть шлепнул, разозлившись на ребенка…

Ксения Сакурова: Шлепнул – ребенку конфету не купил.

Петр Кузнецов: Да. «Из-за тебя…» – и еще раз шлепнул. «Из-за тебя нас оштрафовали!» Нет, это не призыв.

«Штрафной поворот» в семейной практике стал возможен после того, как несколько лет назад статья «Побои» была перенесена из Уголовного кодекса в Административный. Чтобы наказать родителя и любого другого дебошира, достаточно протокола полиции и справки из больницы, которая зафиксирует все это дело. Сигнал в опеку также могут направить из детского сада или школы, если у ребенка обнаружат синяки. А если это одноклассник?

Ксения Сакурова: Ну, видимо, тут сначала начнут разбираться, все-таки выяснять. Если найдут и выяснят, то могут быть вопросы.

Петр Кузнецов: Дети не всегда все говорят.

Ксения Сакурова: При всем при этом большинство россиян (60%) считают допустимыми физические наказания детей, правда, в определенных ситуациях. 36% заявляют, что наказывать детей нельзя ни в какой ситуации. А 50% опрошенных старшего поколения отмечают, что физические наказания делают детей агрессивнее.

Что касается самих взрослых, то, говоря о собственном детстве, большинство…

Петр Кузнецов: …большинство россиян признаются, что их самих регулярно наказывали. Четверть опрошенных заявили, что это происходило либо периодически, либо часто.

Телесные наказания в воспитании ребенка вы применяли? – «да» или «нет». Все это анонимно. Очень интересно, что у нас получится по результатам. «Да» или «нет» – на короткий SMS-номер, пожалуйста. Опрос начался.

Ксения Сакурова: Да. Ну и вы можете нам позвонить и рассказать свое мнение по этому поводу. Как вы считаете, нужно ли наказывать тех, кто наказывает детей слишком строго? Каким должно быть это наказание? Справедливо ли, что из семейного бюджета эти деньги изымаются? Или как-то по-другому нужно «воспитывать» родителей? Ваше мнение нам всегда интересно.

Ну а прямо сейчас с нами на связи Виктория Данильченко, адвокат. Виктория Борисовна, здравствуйте.

Виктория Данильченко: Здравствуйте.

Ксения Сакурова: Вот мы с Петром, мне кажется, справедливо удивились именно такой норме, как штраф. Есть семейный бюджет. Понятно, что ребенок – иждивенец. И все блага, которые он получает, он получает из этого «котла». Мы не говорим, что наказывать не надо. Но штраф 30 тысяч рублей, да даже 5 тысяч рублей для российской семьи – это огромные, в общем-то, деньги. И встает вопрос: смогут ли этому же самому ребенку купить, ну не знаю, на зиму обувь после такого наказания? Как вы считаете, почему именно такая мера? Насколько это эффективно как метод борьбы с таким домашним насилием?

Виктория Данильченко: Ну понимаете, у нас, видимо, исторически, что ли, сложилось, что люди начинают понимать свою ответственность, если только их наказывают рублем. По-другому они этого не понимают. В данном случае рассуждать, хорошо ли это или плохо ли это, что их наказывают рублем и что дети от этого страдают… Дети, наверное, все-таки страдают в первую очередь, если их бить. Вот от этого они будут страдать.

Я не думаю, что от этого, скажем так, изменяется их какое-то поведение, вдруг ребенок начинает себя лучше вести. И если родитель полагает возможным его ударить, а потом… Опять же, одно дело – мы говорим «ударить». А другое дело – мы говорим, что он его колотит. Тоже давайте все-таки несколько разграничим эти понятия.

Вопросы, которые вы задаете вашему электорату по поводу того… «Били ли вы или не били ли вы?» Ведь тоже давайте понимать, что называется «бить» и что называется… Опять же, а как тогда быть со словами психологов, которые говорят, что, например, ребенок может находиться в таком состоянии, настолько себя ввести в состояние, из которого он не может выйти самостоятельно, и никаким словом ты его не остановишь, и никак ты не переключишь его внимание на птичку, на зайчика или на побегайчика, когда проще, так сказать, ребенка остановить неким шлепком, например. Необязательно, что это должно быть больно. Ни в коем случае это не должно быть больно. Ну, каким-то образом его, так сказать, это встряхнуло. И как относиться? Это ты тоже нанес побои ребенку?

То есть где уже граница нормы? Давайте так. Или вообще рукоприкладство, вне зависимости от того, что шлепок это, удар это или еще что-то – это невозможно? Вот когда мы с вами разберемся, наверное, на юридическом, правовом уровне, что допустимо, а что не допустимо никогда, ни при какой ситуации, наверное, вот тогда…

Петр Кузнецов: Виктория Борисовна, возможно ли разобраться? Вот в том-то и дело. Даже если мы постараемся. И как это юридически закрепить?

Виктория Данильченко: Ну, опять же, возможно ли разобраться? Согласна с вами. Возможно ли разобраться? Ведь сколько людей будет, столько и мнений. И каждый свое мнение будет аргументировать и говорить… Вот то, что я, например, вам сказала. Да, может быть, иногда проще хлопнуть, чтобы ребенок остановился. Опять же, дать этому оценку или сказать, что это правильно, или, не приведи господи, призывать к этому ни в коем случае нельзя! Наверное, я отношусь к той категории незначительной людей, которые сказали: «Нет, вообще ребенка трогать руками нельзя. Это правильно». Ну, имеется в виду – никаких шлепков и так далее.

Я всегда занимаю позицию, что лучше, наверное, у ребенка как-то переключать сознание. Для этого свои силы и умения нужно прилагать. Силы и умения в голове, а не в руках.

Петр Кузнецов: Знаете, что мне еще интересно? Экономическое обоснование суммы штрафа за шлепок – оно существует? Ну почему именно 30 тысяч рублей?

Виктория Данильченко: Понимаете, ведь там же не именно 30 тысяч. Там есть штраф и в 15 тысяч рублей, и так далее.

Ксения Сакурова: Ну, там от пяти.

Петр Кузнецов: От тяжести, что ли, зависит?

Ксения Сакурова: От пяти до тридцати.

Виктория Данильченко: Совершенно верно, да. Ну, безусловно, и от тяжести, и от первости. Опять же, возникает вопрос о наложении данного штрафа. И вы правильно сказали, что в зависимости от того, кто является… Вот каким образом установлено? Ребенок пришел в синяках. И вы правильно сказали: а если это одноклассник? А если это ребенок в группе, я не знаю, лопаткой по голове или по лицу?

Петр Кузнецов: Бегал, сам о парту ударился во время перемены.

Виктория Данильченко: Разное может быть.

Петр Кузнецов: Можно перечислять сколько угодно.

Виктория Данильченко: Послушайте, он мог бежать и упасть, запутаться в ногах или еще в чем-то, спотыкнуться и упасть. Вопрос в том, каким образом мы с вами понимаем… а главное, что это не мы с вами, а правоохранительные органы понимают, что в данном случае имело место именно рукоприкладство?

Для этого оснащены детские сады, школьные учреждения определенными камерами наблюдения. И камеры наблюдения являются у нас совершенно однозначным в данном случае предметом, так сказать, подтверждения того, что данное событие было совершено в отношении ребенка. И тогда действительно может быть вот то самое наказание.

Но опять же, это если камера что-то узрела, что кто-то из родителей, например, встречая ребенка, услышав, что он получил двойку, ему врезал, ударил, нанес побои или что он себя неправильно ведет. И если камера наблюдения это все зафиксировала, то тогда – да. А какое у нас другое основание для того, чтобы человека привлечь? А если он дома бьет своего ребенка? Скажите, каким это образом у нас правоохранительные органы могут сейчас взять и установить, что ребенок выше… А если он уже пришел с синяком, кричит дома, потому что там какая-то ссора, например, происходит?

И сосед, посчитав, что ребенка обижают в этой квартире, сообщает в правоохранительные органы или сообщает в органы опеки и попечительства. Например, приезжает полиция, звонит в дверь, а ребенок в этот момент, простите, с неким ударом находится? И вот где тот самый момент? Ребенка спрашивают: «Кто тебя ударил?» И ребенок говорит: «Мама».

Петр Кузнецов: То есть, по сути, декриминализация ничего не решила?

Виктория Данильченко: Вот о том и речь.

Петр Кузнецов: Только наказание само.

Виктория Данильченко: Ну, получается, что… С одной стороны, у нас же всегда была, существовала статья 5.35 Кодекса об административных правонарушениях, где была совершенно четко установлена родительская ответственность за злоупотребление родительскими правами и так далее. Сейчас, когда статья Уголовного кодекса «Побои» была перенесена в административное наказание, то, действительно, весьма сложно. То есть форма доказывания все равно же должна базироваться не просто на разговорах.

Петр Кузнецов: А на вашей практике случаев стало больше? Ну, потому что наказание не такое тяжкое.

Виктория Данильченко: Вы знаете, как вам сказать? Я не скажу, что на моей практике этого стало больше. Это в принципе стало появляться, потому что до этого практически этих историй, когда родителей штрафовали за нанесение побоев своему ребенку, практически не было.

Ксения Сакурова: Ну, их, наверное, не было еще и потому, что не было такого количества камер наблюдения, не было такого количества людей с мобильными телефонами.

Виктория Данильченко: Безусловно.

Ксения Сакурова: Это то, что мы иногда видим в соцсетях: кто-то мимо проходил и снимает ситуацию на детской площадке, как кто-то – то ли мама, то ли няня (со стороны непонятно) – как-то себя не так ведет с ребенком. Вот кто может обратиться в соответствующие органы, чтобы подать сигнал?

Виктория Данильченко: Фактически любой человек это может сделать, который являлся свидетелем происходящего. Но опять же, вы же можете быть свидетелем происходящего, но при этом совершенно не понимать, кто эти люди, как их зовут, где их искать. Если вы являетесь прохожим и очевидцем события какого-то, вы берете мобильный телефон и начинаете снимать то, что происходит, то это совершенно не значит, что вы можете, так сказать, установить личность этого человека.

Но бывает, когда, например, вы знаете, что этот человек – Иванов Иван Иванович, проживает в таком-то подъезде, в таком-то доме; и что он бесконечно, например, своего ребенка бьет, поколачивает, как угодно назовите это. Да, вы можете быть, опять же становясь очевидцем, засняв эту картину, вы можете сообщить. Сосед, который слышит бесконечную ругань и крики за стеной, а потом видит ребенка с синяками, наблюдательный такой сосед. Он тоже может, так сказать, проявить… Кто угодно.

Петр Кузнецов: Вот! Мне кажется, про нашего человека… Увы, мыслит категориями наше большинство: «А оно мне надо? Потом еще затаскают». В правосудие у нас мало кто верит.

Виктория Данильченко: Или вообще: «Я не доносчик».

Петр Кузнецов: Это лжесвидетельство еще «припаяют». Еще и самому дороже выйдет.

Виктория Данильченко: Но в данном случае… Я всегда к этому отношусь как к некой гражданской позиции. То есть у каждого человека своя гражданская позиция. Кто-то может пройти мимо, а кто-то пройти мимо не может. И его не сильно будет беспокоить, если опять же мы говорим про гражданскую позицию, что там обижают ребенка, и я это понимаю. Ребенок маленький – он за себя постоять не может, и он этой маме или папе не может точно так же в ответ стукнуть, например. Я условно вам говорю, что если человек понимает боль. Конечно, у каждого своя гражданская позиция. Ну, пусть затаскают. А что же делать?

Ксения Сакурова: Виктория Борисовна, бояться ли нам той самой ювенальной юстиции, про которую вспоминают сразу же, как только вообще эта тема всплывает? Вот сейчас у нас такой порядок наказания за подобные истории. Бояться ли нам того, что следующим этапом детей начнут из семей забирать просто по звонку?

Виктория Данильченко: Ну, вы знаете, я, конечно, никогда не была сторонником той самой ювенальной юстиции, никогда. И не могу быть сторонником того, когда в отношении ребенка происходит некий произвол: взять, забрать, вытащить, перевести его из дома в какое-то другое место – в приют, в детский дом малютки и так далее, хотя бы пока, на время и тому подобное.

Это все хорошо, с одной стороны. И я уверена, что никто из вас такого бы тоже не желал никому. Но, понимаете, бывают ситуации разные. И мы с вами тоже знаем эти страшные ситуации. Назовите их как угодно: маугли, еще кто-то. Все эти названия имеются в нашей памяти, в наших глазах, когда мы все это видим.

И возникает вопрос. Вот если бы те же самые органы опеки и попечительства были внимательнее, были отзывчивее и были сердечнее (я уж не говорю про исполнение своего непосредственного профессионального долга), то, глядишь, этого бы и не было. И я вас уверяю, что, наверное, если бы того самого ребенка из такой семьи, из горе-семьи… Вообще ужас, откуда его забрали. Потом приводить в чувство. А если бы все было намного раньше, и пусть бы он оказался где угодно – в детском доме, в каком-то детском учреждении. Я вас уверяю, что для психики ребенка это было бы в разы, в миллионы раз лучше, чем то, что было на самом деле.

Поэтому, с точки зрения ювенальной юстиции, я не думаю, что до этого дойдет. Являюсь ли я сторонником таких методов – штрафов и так далее? Наверное, если мы опять же с вами говорим о некоем шлепке, чтобы ребенка остановить и так далее, – безусловно нет. Это не значит, что я к этому призываю. Но сказать, что я ратую за то, что если какое-то есть наказание ребенку, и нужно за это привлекать родителя к административной ответственности, взыскивать с него денежные средства – я не считаю, что это верно.

Петр Кузнецов: О деньгах заговорили. По вашим данным, вообще где детей бьют реже, в каких семьях – в финансово благополучных или наоборот?

Виктория Данильченко: Ой, вы знаете…

Петр Кузнецов: Просто считается, что в богатых они более избалованные. С другой стороны, больше триггеров, конечно, в бедной семье, возможности сорваться.

Виктория Данильченко: Вы знаете, вот вообще не показатель.

Петр Кузнецов: Никак не связано? С доходами не связано?

Виктория Данильченко: Вообще. Абсолютно. Есть показатель только один: либо это семья, где никто не выпивает… А дальше уже все равно. Интеллигентная семья не связана с тем, что у этой семьи много денег. Это связано с тем, что это люди эрудированные, люди, которые умеют воспитывать, которые знают, как общаться с ребенком.

Это может быть совершенно семья, где одни няньки ухаживают за ребенком, этот ребенок и не видит своих родителей, которые заняты, все в делах. При этом это богатая семья, но ребенок под присмотром других людей – няни опять же. И это может быть совершенно неблагополучная семья, с точки зрения… Мать пьет, отец пьет. И им абсолютно все равно. Если им будет мешать этот ребенок – ну и врежут они ему точно так же.

Петр Кузнецов: Послушаем наших телезрителей. Одна из них – Ольга из Москвы. Добрый день.

Зритель: Здравствуйте.

Петр Кузнецов: Слушаем вас.

Зритель: Я являюсь и матерью, и педагогом дошкольным, и в школе сейчас учитель-логопед, то есть имела дело всегда с детьми и их родителями. Своего ребенка я не трогала пальцем никогда, потому что точно знаю, что таким образом формируется представление о личных границах, о которых мы сейчас как раз наконец-то много говорим. Но, отдавая детей в пятницу и получая их в понедельник, вы знаете, иногда видишь совершенно очевидные признаки того, что кто-то в выходные дни (готова предположить, что это родители) эти границы нарушал. И меня всегда, а сейчас тем более, ужасно… нет, не раздражает, а злит позиция: «Ну и чего? Меня били, и вырос исправным человеком».

Петр Кузнецов: Да-да-да, есть такая позиция.

Зритель: Молодые родители… Я согласна с позицией адвоката. Действительно, никак не зависит от материального благосостояния. Сейчас отвечают молодые, права же знают, отвечают жестче: «Это наша семья, нечего лезть». Вы знаете, и тут как раз начинаешь исподволь думать о том, что, может быть, правильно построенная ювенальная юстиция не так плоха. Потому что получается, что мы растим членов общества, но общество в это воспитание никак не может вмешаться.

Ксения Сакурова: Ольга, ну подождите, простите. Вы же педагог. Я так понимаю, что вы можете быть на связи с органами опеки. Вы можете, в общем-то, серьезно усложнить жизнь этой семье.

Петр Кузнецов: Подключить третью сторону.

Зритель: Да, конечно. Но станет ли лучше от этого ребенку? Это во-первых.

Ксения Сакурова: Понятно.

Зритель: Во-вторых, давайте скажем честно: администрация образовательных учреждений (я не знаю, как в стране, давайте я буду говорить о Москве), она не очень рвется, не хочет нарываться ни на скандал, ни вообще, помимо необходимого, общаться с органами опеки. Ничего, кроме большого количества бумаг, головных болей, необходимости срочно создать четыре или пять комиссий профилактических, написать пятьсот двадцать шесть миллионов протоколов о том, что эти комиссии работают. Ну, в общем, никого не хочу обидеть, но лично на моей памяти никаких иных результатов не было.

Ксения Сакурова: Да, понятно, понятно. Спасибо.

Виктория Борисовна, как вы прокомментируете это?

Виктория Данильченко: Ну, опять же, я не могу вам сказать, что я не согласна с позицией женщины, которая позвонила, которая является и педагогом, и наблюдала за разными ситуациями. Но давайте будем… Во-первых, в силу моей профессии, наверное, это было бы очень странно, если бы я сказала: надо же, а как это она установила, что это в результате именно… так сказать, когда она увидела детей после воскресенья, что она четко установила, что это именно родители нанесли определенные телесные повреждения, травмы детям и так далее? Почему? Откуда? Кто установил этот факт?

И я считаю, что для правоохранительных органов и уж тем более… Это то, с чего мы начали – по поводу установления факта нанесения телесных повреждений и привлечения к административной ответственности в виде штрафа в энную сумму денег. Для этого должно быть абсолютно четко установленный факт. Не предположение, что ребенок пришел, и, наверное, его кто-то из родителей обидел.

То есть я всегда буду категорически против вот такого совершенно четкого определения. Если тебе пришел и пожаловался ребенок, сказал: «Вы знаете, а меня избил отец/меня избила мать», – то в этой ситуации ты вообще не имеешь права молчать, замалчивать этот факт и так далее, потому что тебе рассказали о факте причинения телесного повреждения. Уж тем более…

Петр Кузнецов: Ты уже причастный, по сути.

Виктория Данильченко: Слушайте, если мы такие знатоки детской психики, то давайте будем честны и в другом. А сколько случаев лукавства? А сколько случаев фантазии детей? Мама там ему, не знаю, машинку не купила, а он пришел и наплел что-то про маму. Это же тоже очень часто бывают эти случаи в той же самой моей практике, о чем мы с вами говорим. И такое происходит более чем часто.

Петр Кузнецов: Все так или иначе в вопрос воспитания упирается.

Ксения Сакурова: Спасибо большое.

Петр Кузнецов: Спасибо. Виктория Данильченко, адвокат.

Продолжаем наших телезрителей слушать в прямом эфире, разговаривать с ними. Галина (Волгоград) с нами на связи.

Ксения Сакурова: Галина, здравствуйте.

Зритель: Здравствуйте.

Петр Кузнецов: Здравствуйте.

Зритель: Я хотела поделиться, как я воспитывала своих детей. В общем, меня мама и папа, когда я была маленькой, ну и немаленькой, провинилась что-то – они ремнем наказывали. Мои дети… А у меня два сына. В общем, когда они были старшеклассниками, хотели быть самостоятельными. Один покуривал, второй – нет. Я его уговаривала, примерами доказывала – он не понимает. Я его ремнем стала лупить.

Сейчас дети выросли нормальные, трудолюбивые, постоянно почетные грамоты сын мой приносит от работодателя. Второй сын тоже хорошо работает, не выпивает (ну, по праздникам). В общем, нормальные и хорошие дети. И раньше, когда еще книги писали, фильмы показывали: «Бей ребенка, пока он лежит поперек лавки». Правильно. И никого это не испортило. И какие люди были раньше!

Петр Кузнецов: Я вам еще вот что скажу. Книга притчей Соломоновых, Библия, Ветхий Завет гласит: «Кто жалеет розги свои, тот ненавидит сына. А кто любит, тот с детства наказывает его». Спасибо большое.

Наталья Наумова, детский нейропсихолог, семейный психотерапевт, с нами на связи. Здравствуйте, Наталья.

Наталья Наумова: Здравствуйте.

Петр Кузнецов: Скажите, пожалуйста, а в чем успех вот этого наследия бабушек и прабабушек? Почему ремень как инструмент наказания передается из поколения в поколение? И самое главное – может ли отношение к такому наказанию ребенка, физическому, измениться?

Наталья Наумова: Ну, вообще надо все-таки учитывать, что никого нельзя бить – ни детей, ни взрослых. Никого нельзя бить. Мы живем в правовом обществе, где нужно научиться договариваться и следовать определенным правилам.

Действительно, испокон веков, раньше не было психологов, не знали, как справляться с детьми. И очень легко было просто испугать ребенка. А при помощи физического насилия испугать ребенка несложно. Это и делали. Видели, что есть эффект. Ударили ребенка – он остановился, задумался. И кажется, что как будто это помогает. Но в человеке формирует это злость, обиды. И дальше хочется найти вновь какую-то другую жертву и нанести удар. Есть такой треугольник «жертва – спасатель – палач». И человек будет во всех этих трех ипостасях в итоге крутиться в течение всей жизни, пока не пойдет к психотерапевту и не решит эту проблему.

Ксения Сакурова: Наталья, простите, а вот эта история про то, что по-другому не понимают, про то, что ребенок иногда впадает в какое-то состояние, из которого его можно вывести только шлепком, – с точки зрения психологии, это правда или миф?

Наталья Наумова: Нет, это неправда, это миф. Просто если люди не знают, как работать с детской психикой, как ребенка убедить, то они, просто не изобретая велосипеда, делают то, как делают с ними их родители. И им кажется, что они-то выросли, с ними вроде бы все хорошо. Вроде бы как, да? Но если мы будем анализировать, то мы увидим, что не у всех все так уж и хорошо. Поэтому это все-таки такое убеждение: «Так было раньше, так было испокон веков, и мы будем продолжать в том же духе».

А ребенок рождается, посмотрите, он рождается беспомощным, и он нуждается в заботе родителей. Ему нужно четко знать – нужен он родителям или не нужен. Если он не нужен, то он погибнет. Соответственно, ребенку просто на подсознательном уровне нужна яркая эмоциональная реакция. Если родители не умеют ярко и эмоционально хвалить и поддерживать ребенка, то тогда ребенок выбирает следующую тактику: он делает плохо, чтобы его наказали. Это неосознанно. Конечно, ребенку хочется, чтобы его только любили и хвалили, одаривали всякими вкусностями и подарками. Но подсознание наше все-таки иногда управляет нами лучше, чем сознание, к сожалению.

И ребенок начинает плохо себя вести и получать яркую, эмоциональную, честную реакцию родителей в виде побоев, в виде крика, в виде ругани. То есть может быть как вербальная, так и невербальная агрессия, но какая-то агрессия, яркая эмоциональная реакция. Ребенок понимает, что в этой семье его любят, о нем будут заботиться, он не пропадет.

Петр Кузнецов: Наталья, простите. Правда ли, что ребенок запоминает это на всю жизнь? Ну, например, это произошло с четырехлетним мальчиком, допустим. И это отложится, как считается, отложится, он это запомнит. И что это вообще значит, что запомнит на всю жизнь, это навсегда в нем будет сидеть?

Наталья Наумова: Большое значение имеет восприятие. Может происходить одно и то же событие с разными людьми, но в зависимости от того, кто какой сделает вывод, таким образом это и будет влиять на его жизнь.

Если этот мальчик четырех лет, предположим, воспримет эту ситуацию так: «Меня папа ударил. Я слабенький, маленький, беззащитный. Я ему ответить не могу. Но я вырасти и тогда ему отомщу». И тогда, когда только будет происходить какая-нибудь такая ситуация, похожая, аналогичная, то этот человек будет входить в аффективное состояние и бить других людей.

Это мы видим. Например, может взрослый человек ударить даже ребенка – иногда своего, иногда не своего. Это за счет того, что он попал в аффективное состояние и не мог собой управлять. Часто родители говорят: «Я сам не знаю, как я ударил своего ребенка. Не хотел. Вывел, заставил, вынудил меня. По сути, управлял моими мыслям и чувствами».

Ксения Сакурова: Наталья, я бы хотела вернуться к предыдущему вопросу. Вы говорите, что яркой эмоциональной реакции не хватает детям, и они таким образом ее получают. А не кажется ли вам, что наше общество в целом, вообще мы, русские люди, не очень склонны ярко, эмоционально и позитивно реагировать, мы вообще это не умеем? Мы, конечно, можем притвориться и сказать: «Как здорово то, что ты сделал!» – но ребенок же почувствует, что это неправда. Это вообще не наша история. И именно поэтому ремень, по-другому никак.

Петр Кузнецов: Зато агрессируем честно.

Ксения Сакурова: Честно умеем, да.

Наталья Наумова: Вы знаете, может быть, на самом деле это и наша история, если мы пройдем свою психотерапию, если мы заинтересованы в том, чтобы у нас ребенок рос уверенной и полноценной личностью, а не как человек, который всю жизнь будет искать, как кому-то отомстить. Потому что когда у нас есть психологическая травма, то человек неосознанно в течение жизни видит, что и другие люди тоже его обижают, его унижают, его мнение не учитывается. И все время он находится в борьбе, в страданиях. И так получается, что он сам даже провоцирует других людей, чтобы только создать вновь и вновь травматическую ситуацию.

Поэтому такое простое правило для родителей. Вот как сейчас сильно, ярко и эмоционально вы ругали детей, теперь нужно так же сильно, ярко и эмоционально хвалить, а ругать теперь, просто констатируя факт: «Мне это не понравилось. Мне это неприятно». Яркую эмоцию не даем. И все родители увидят, какие интересные изменения произойдут внутри семьи.

Ксения Сакурова: Спасибо.

Петр Кузнецов: Спасибо большое. Наталья Наумова, детский нейропсихолог.

Мы спрашивали: телесные наказания в воспитании ребенка вы применяли? «Да» – 66%, «нет» – 34%.

Ксения Сакурова: Это данные нашего опроса в SMS-сообщениях.

Друзья, мы заканчиваем, ждем вас уже завтра. До новых встреч! Ксения Сакурова и Петр Кузнецов. Спасибо всем, кто был с нами.

Петр Кузнецов: Оставайтесь на ОТР. До встречи! И ведите себя хорошо.

О воспитании без насилия беседуем с адвокатом и семейным психотерапевтом