Михаил Петров: Ортопедическая детская обувь для профилактики — это беда бедовая. От нее больше неудобства и вреда, чем пользы

Гости
Михаил Петров
травматолог-ортопед

Петр Кузнецов: У нас проанонсирована уже рубрика "Профессии". Сегодня рассказываем вам о профессии травматолога-ортопеда и приветствуем Михаила Петрова – не поверите, он травматолог-ортопед.

Михаил Петров: Сам не верю. Здравствуйте.

Ольга Арсланова: Михаил Анатольевич, здравствуйте. А вы знаете, специализация есть на взрослого и детского или?

Михаил Петров: Нет, в настоящее время не существует специализации на взрослую и детскую травматологию и ортопедию. Но условно мы все равно все подразделяемся, четко разграничив для себя и детский, и взрослый возраст. Как правило, в детскую травматологию и ортопедию приходят доктора, которые заканчивают кафедру детской хирургии и потом уходят уже в специализацию травматологии и ортопедии. Редко когда обратный вариант, когда кто-то заканчивает травматологию и ортопедию по взрослой специализации и уходит потом в детскую хирургию. То есть, как правило, это история двойной специализации.

Ольга Арсланова: А вы работаете в основном со взрослыми или детьми?

Михаил Петров: У нас детская больница, и мы работаем с детьми.

Петр Кузнецов: О детях будет сегодня много вопросов. Все вопросы – и не только о них – зададим после того, как посмотрим сюжет, в котором вы снялись.

СЮЖЕТ

Ольга Арсланова: Но вы же делаете им больно – почему они не плачут?

Михаил Петров: Сейчас достаточно широкий спектр возможностей обезболивания. Если мы говорим о травматологии и ортопедии, то если мы раньше делили жестко, обычным способом на наркоз и не наркоз или местная анестезия, то сейчас в практику входит, скажем так, то, о чем мы говорим – медикаментозная седация (ребенок просто спит) на хирургических вмешательствах, а все обезболивание осуществляется за счет продленных местных блокад: это может быть периферическая блокада нервов, эпидуральная анестезия, знакомая всем. То есть эта возможность продленного обезболивания достаточно эффективна, и есть препараты достаточно хорошие, которые позволяют и в послеоперационном периоде достаточно хорошо убегать от этой неприятной ситуации.

Ольга Арсланова: Скажите, а большинство ваших детей-пациентов – это недосмотр родителей или это их естественная двигательная активность, и их никогда не будет у вас мало?

Михаил Петров: Надо делить четко на две категории наших пациентов: первая – это действительно травма, вторая – то, что называется ортопедией. Ортопедия – это как правило группа пациентов с врожденными пороками развития. Это, наверное, одна из самых сложных и тяжелых групп, она наиболее длительно лечащаяся – этапно, постепенно. Тут никто не виноват, тут природа, как говорят мои коллеги, "накуролесила", и наша задача в основном бывает даже не исправить то, что она накуролесила, а сделать так, чтобы этим можно было пользоваться в полном объеме.

Вторая группа пациентов – это травмы. В ролике об этом говорилось, наверное, чуть-чуть я не поймал этот момент. Один из моих учителей Вахтанг Панкратьевич Немсадзе, пропустивший через себя и выпустивший огромное количество детских травматологов, говорил такую фразу: "Во всех детских травмах виноваты взрослые". Любая детская травма – это какой-то недосмотр со стороны кого-то, со стороны чего-то. Есть определенная статистика, которая говорит о том, что детский травматизм не особенно меняется, то есть механизмы получения травм остаются из года в год примерно одинаковыми.

Ольга Арсланова: А что это в основном? – детские площадки, какие-нибудь игры, слишком рискованные для ребенка?

Михаил Петров: Нет. Каждый год… Рискованные игры…

Ольга Арсланова: Некоторые любят детей подбрасывать, подергивать.

Михаил Петров: Опять же, если возвращаться к историям с подбрасываниями и подергиваниями, я всегда вспоминаю историю Вахтанга Панкратьевича Немсадзе. Она закончилась хорошо, я сразу об этом говорю, с ребенком и с родителями все замечательно. Есть такая игра: папа взял ребенка на руки, подбрасывал. Ударился о потолок ребенок, папа испугался и опустил руки. Все закончилось благоприятно для обоих персонажей этого рассказа, но действительно в этом суть.

Мы говорим о развитии экстремальных видов спорта в детском возрасте в том числе. На мой взгляд, ничего плохого в этом нет, но я опять же говорю, что я ни разу не видел ни одного пациента, который упал бы на роликах в полном комплекте защиты и получил серьезную травму. Притом что в летний период ролики – основная травма у детей. То есть это практически все дети, которые пренебрегли защитой – не сами, с помощью родителей, окружающих, общественного мнения, Интернета, еще чего-то – для того чтобы показать, насколько они замечательные, скажем так. Поэтому да, мы виноваты.

Ольга Арсланова: Неужели можно серьезно пострадать, упав с роликов?

Михаил Петров: Давайте так: скорость примерно 30-40 километров в час в хорошем раскладе. Если навстречу едет человек с такой же скоростью, особенно взрослый, сколько у нас получается?

Ольга Арсланова: Прилично.

Михаил Петров: 60 – а это уже падение с мотоцикла и хорошее повреждение.

Второй момент: если сейчас в Москве стало значительно приятнее наблюдать за культурой пешеходов и водителей в плане пешеходных переходов и всего остального, давайте мы честно скажем друг другу, кто из нас не перебегал на красный свет. А мы когда-нибудь смотрели, был ли ребенок сзади? А для ребенка поведение взрослого – это априори ситуация, которая "так возможно, так нужно, так надо делать". Поэтому каждый раз, когда мы нарушаем правила дорожного движения… Я вот сейчас к вам ехал и видел, как через Садовое кольцо человек – сейчас медленно оно едет…

Петр Кузнецов: Не только через Садовое…

Михаил Петров: Да, а он потихоньку перебирается. А вокруг же кто у нас? Дети гуляют – они видят, как человек идет через Садовое кольцо.

Петр Кузнецов: Такая штука, как плоскостопие. Если, например, ребенку в поликлинике ставят этот диагноз – сейчас надо бабушек успокоить, это я на всякий случай – что-то с этим нужно делать? Раньше в армию не брали с плоскостопием.

Ольга Арсланова: Это врожденно? – ребенок, который еще не умеет ходить, может иметь плоскостопие?

Петр Кузнецов: Это размытый диагноз, его у каждого можно найти.

Михаил Петров: Это размытый диагноз, это размытая ситуация. У нас очень короткие рамки программы, а об этом можно говорить… Давайте так скажем: на нашем амбулаторном приеме из 10 человек, которые могут прийти за пару часов, 3-4 родителя приходят с жалобами на плоскостопие. Эта ситуация дифференцированная. Как правило, надо смотреть все-таки на возраст ребенка, на его физиологические особенности. Я обычно повторяю... Сейчас многие меня из коллег, наверное, пнут, но просто очень короткие рамки: до 6-7 лет плоскостопие физиологично в большинстве своем. Это не значит, что эту ситуацию не надо показывать ортопеду. Ортопед должен посмотреть обязательно и решить основной вопрос: это физиологическая ситуация уплощения свода стопы или этой ситуацией надо заниматься? 95-99% этих детей, которым выставлен диагноз "плоскостопие", или родители увидели плоский след мокрый в ванной комнате, например – это ситуация, когда ребенок просто развивается и делать с этим ничего не надо. У нас есть в стране декретированные сроки осмотра в том числе детским ортопедом (для взрослых пациентов это раз в год), и вот раз в год надо ребеночка показывать, для того чтобы вот этих всех ситуаций избегать. Как правило, плоскостопие – это очень такая эфемерная ситуация. Конечно, у нас есть группы, категории детей – таких детей много проходит через наше отделение – которых мы оперируем. Но вопрос хирургического лечения плоскостопия в детском возрасте – это очень маленький процент от общей группы детей, которым выставлен этот диагноз. И надо сказать, пользуясь случаем, что операция по плоскостопию в современных условиях занимает 15 минут. Стельками, ортопедической обувью, ортезами и всем остальным они лечатся бесконечное количество времени, доставляя огромные финансовые потери родителям и огромные физические неудобства детям, потому что ребенку в возрасте 3 лет, например, которому засовывают большую, огромную стельку, как правило, очень некомфортно ходить. Поэтому к ортопеду не стесняйтесь заходить.

Ольга Арсланова: Меняются какие-то тренды, видимо, в народном сознании, потому что был период, когда всем говорили: давайте с детства, с первых шагов покупать ребенку ортопедическую обувь. Причем под ортопедической понимается не какая-то специально подобранная, а просто купленная в каком-то магазине, на которой написано "ортопедическая".

Михаил Петров: Очень дорогая. Да.

Ольга Арсланова: Потом говорят: "Да нет, посмотрите – африканские дети все ходят босиком, ни у кого при этом нет плоскостопия – ходите босиком". И вот так меняется циклами. Кто прав? Кого слушать?

Михаил Петров: Понимаете, опять же, очень большая тема. Надо понимать две вещи. Первое: в хирургической практике плоскостопие – это то, что доставляет неудобство, то есть боль, дискомфорт, усталость или деформации переднего отдела стопы (пальчики кривятся). Тогда это надо лечить, тогда это хирургическая патология; я уже сказал, что на ранних стадиях это операция на 15-20 минут, не больше. Если мы говорим о плоскостопии, которое ну просто, как нам кажется… Одни из последних пациентов, которые ко мне заходили – мы сделали рентгенограмму, мы сделали сканирование стопы, мы сделали подографию, у нас везде есть плоскостопие. Я спрашиваю: "У вас что-то болит?" Они говорят: "Нет".

Петр Кузнецов: Просто подозрения родителей.

Михаил Петров: Да: "Вот мы беспокоились". Я говорю: "Тогда давайте выбирать: мы лечим ребенка или подограмму, сканограмму, рентгенограмму и еще что-то?" Беспокойные родители – это хорошо, это правильно: они должны беспокоиться, у них задача такая. Но все-таки лечить надо всегда… Опять же, старая школа – тренды меняются, а школа остается: лечить надо ребенка, и начинать надо с осмотра ребенка – с этого, а не с рентгенограмм и сканограмм. Потому что картинку рентгенологическую всегда можно сделать красивой, а вот будет ли комфортно от этого человеку, неизвестно. Поэтому пока вот это беспокойство с обувью и со всем остальным – это, конечно, беда бедовая. Но я вам скажу так: в большинстве стран мира нет профилактической ортопедической обуви, выпускаемой в промышленных объемах.

Ольга Арсланова: То есть если у вас все хорошо, не надо ее носить.

Михаил Петров: Да, не надо, потому что в большинстве случаев от нее неудобства и вреда несколько больше. Но лучше прийти.

Петр Кузнецов: Если мы о трендах заговорили – такими штуками, как эрго-рюкзаки и слинги, можно испортить ребенка?

Михаил Петров: Испортить можно всем.

Ольга Арсланова: Если неправильно его туда засунуть.

Петр Кузнецов: Это нормально, что он в состоянии, которое ему было знакомо примерно 9 месяцев до этого, находится, или это…

Михаил Петров: Я все-таки ортопед. Я не знаю, что испытывает молодой человек или девушка маленькие в слингах и во всем остальном.

Ольга Арсланова: Но тазобедренный сустав у них там нормальный или?

Михаил Петров: Тазобедренный сустав… Я могу сказать только одно: испортить можно всем. Если человека засунуть в слинг, в рюкзак на 24 часа в день на полгода, наверное, будут проблемы. Если любое устройство используется для того, чтобы маме или папе дать полтора-два часа, чтобы они комфортно себя почувствовали, что-то сделали вместе с ребенком или без ребенка, наверное, это хорошо. Если ребенка положить в кровать на 24 часа в сутки, спеленутого по рукам и ногам, это будет плохо, хотя это традиционное воспитание. Если мы ребенка в еще какой-нибудь девайс… Не от девайса все зависит. Все должно быть в меру. Слинг – пожалуйста, это удобно для всех, но будьте добры, потратьте на это время, удобство: приготовить, убрать, отдохнуть, переехать куда-то, но не постоянно. Постоянство, наверное, да, вредно.

Петр Кузнецов: Вы знаете, мне интересно ваше мнение относительно такой профессии и должности, как остеопат. Недавно просто столкнулись…

Ольга Арсланова: Зрители тоже спрашивают: "К кому идти, если болит?"

Петр Кузнецов: У человека признанной профессии интересно узнать.

Михаил Петров: Если у человека болит, надо идти к врачу. Остеопат – такого сертификата не существует. То есть это доктор… Он может быть квалифицированным специалистом в другой области (например, в травматологии и ортопедии, пожалуйста), но работать неким остеопатом. Нет такой медицинской специальности. Поэтому говорить о качестве и контроле в данной области достаточно сложно. Наверное, здесь все будет зависеть от степени знаний и порядочности того конкретного остеопата, к которому вы попадете. Я могу сказать, что ко мне приходили пациенты с очень замечательными, хорошими результатами от остеопата, но это скорее было связано с мануальной терапией, массажем, гимнастикой и чем-то еще. И были ситуации, которые были запущены точно так же. Но вот здесь правда, это несертифицированная история, мы сейчас можем рассуждать о том, есть ведьмы или нет, примерно так.

Ольга Арсланова: Нам пишут: "Мой сын – травматолог. Работа тяжелая: постоянные дежурства по ночам, зарплата неадекватная. Произвело неизгладимое впечатление то, что вы делаете по 3-4 операции в день – слава и почет такому доктору. Как же оплачивают такой труд?"

Петр Кузнецов: У нас просто традиционная анкета существует после материала. Сегодня ее не было, так что мы не можем…

Ольга Арсланова: …мы переложили это на вас.

Михаил Петров: Наверное, я могу в этой ситуации сам себе позавидовать. Потому что я работаю… Я могу озвучивать, где я работаю?

Петр Кузнецов: Конечно.

Михаил Петров: Я работаю в Морозовской детской больнице. В нашей структуре и администрация стационара, и собственно мы понимаем всю необходимость этой истории. У нас достойная зарплата. Действительно тут вопросов как бы нет. Она увеличивается, все идет постепенно, соразмерно с той ситуацией в стране и возможностями, которые есть. Но зарплата моя стала больше по сравнению с трехлетним, двухлетним или годичным периодом. Она увеличивается, тут вопросов нет. Наверное, мне повезло, потому что подобные жалобы действительно возникают, их слышно на просторах Сети и во всем остальном. Но у нас, наверное, такая история сложилась, что нам с нашей администрацией и нам с нашим руководством очень сильно повезло, потому что это люди, которые реально делают огромное дело именно в этом направлении в том числе.

Я не говорю… Если позволите, я в продолжение этой темы могу сказать, что в нашем стационаре вопросы обеспеченности нашего, допустим, и других отделений расходными материалами, что стоит достаточно остро, в настоящее время не стоят. То есть мы имеем возможность использовать если не самое лучшее в мире просто потому, что это еще не сертифицировано в России, но одни из самых лучших расходных материалов, и для пациента это бесплатно. То есть в большинстве случаев это оплачивается полисом ОМС. Это тоже огромная заслуга и административной работы, потому что это все надо очень четко совместить. Я не умею так; наверное, мне имеет смысл позавидовать.

Петр Кузнецов: Послушаем Людмилу и ее вопрос. Людмила, здравствуйте.

Ольга Арсланова: Людмила из Ангарска, здравствуйте.

Зритель: Алло, здравствуйте. Вы знаете, я хочу поздороваться с ведущими и с Михаилом Петровым. Вы знаете, я просто смотрю на этого доктора, и у меня просто сердце радуется, какой замечательный, симпатичный, правильный доктор есть! Словами даже не передать, от него идет один позитив.

Я знаете почему позвонила? Я взрослый уже человек – мне 67 лет – у меня тоже были травмы, но он просто необыкновенный. Я смотрю сейчас на его лицо – ему просто бог все дал, это человек своего дела, своей профессии. И вот когда попадешь именно к такому доктору – это, наверное, счастье, которое случается с человеком. Конечно, лучше не попадать…

Ольга Арсланова: Это правда.

Петр Кузнецов: Спасибо вам.

Зритель: Желаю ему всей-всей удачи.

Ольга Арсланова: Спасибо.

Петр Кузнецов: Исцеление даже через экран.

Михаил Петров: Спасибо большое.

Петр Кузнецов: Вот вопрос из нашей новой формы на сайте из чата. Тимофей пишет: "Мне сейчас 28, у меня плоскостопие в результате сложного перелома стопы. Насколько реально что-то сделать сейчас, или так придется мучиться?

Михаил Петров: Не придется мучиться, Тимофей. Надо обязательно показаться в этой ситуации. Ваша история, когда вы говорите фразы "мучиться", "после тяжелого перелома стопы" – это повод в большинстве случаев к лечению. Сложно разговаривать, не видя Тимофея, но могу сказать, что на настоящем этапе подобные проблемы решаемы в большинстве случаев.

Ольга Арсланова: Спрашивают очень многие наши зрители, можно ли как-то исправить косолапость?

Петр Кузнецов: Это и не плоскостопие – это следующая стадия.

Михаил Петров: Надо просто четко… Это абсолютно разные виды деформации. Если кто-то покажет мои руки…

Ольга Арсланова: Покажите, пожалуйста, руки доктора.

Михаил Петров: Вот так – это плоскостопие, а вот так – это косолапость. Это диаметрально разные формы деформации стоп. Но надо сказать, что косолапость – это тяжелый порок развития. Это когда стопа вот в таком виде, как я показал, и ее ничем вывезти нельзя. Но в большинстве случаев обращаются не с косолапостью, а с так называемым косолапием.

Ольга Арсланова: Это когда вот так?

Михаил Петров: Да. Это когда ребеночек при ходьбе в возрасте от полутора-двух до 7-8 лет "загребает", как говорят родители, и ходит носочками вовнутрь. Опять же, надо показываться раз в год ортопеду обязательно, но в большинстве случаев это этап созревания походки, тазобедренных, коленных суставов. Так должно быть. Лечить это, как правило, не надо. Хорошо лечить здоровых детей: если ты в 4-5 лет начал, к 6-8 все пройдет, но это не результат лечения, а просто он вырос.

Ольга Арсланова: Спасибо.

Петр Кузнецов: Куча вопросов, Михаил…

Ольга Арсланова: …но время заканчивается.

Петр Кузнецов: Приходите к нам еще: мы придумаем какой-нибудь повод, может быть, в рамках другой программы.

Михаил Петров: Спасибо вам большое.

Петр Кузнецов: Михаил Петров, травматолог-ортопед, в рубрике "Профессии". Спасибо большое.

Михаил Петров: Спасибо огромное.