Тамара Шорникова: Мы открываем рубрику "Профессия". Сегодня прогуляемся по российским городам. Расскажите, какие места вам нравятся – парки, музеи, дома, а какие безнадежно испортили время и застройщики. Кто так строит, будем выяснять сегодня с заслуженным архитектором России, членом-корреспондентом Российской академии архитектуры, профессором Московского архитектурного института Дмитрием Величкиным. Здравствуйте. Дмитрий Величкин: Здравствуйте. Тамара Шорникова: Если говорить о ваших любимых местах в Москве, первая тройка – это что будет? Дмитрий Величкин: Какой неожиданный вопрос. Пожалуй, это район Чистых прудов, район Патриарших прудов и, пожалуй, наверное, еще Яузская набережная. Тамара Шорникова: Хорошо. Сравним с пристрастием москвичей. Вы нам тоже пишите, какие у вас любимые места в столице, подключайтесь к разговору. Мы посмотрим сюжет. Сняли один день из жизни архитектора. Давайте посмотрим, а потом продолжим разговор. СЮЖЕТ Тамара Шорникова: Вот уже стали приходить СМС-ки. Из Москвы - "люблю Бульварное кольцо". Жалуются на застроенность Казани: "Больше стекла и бетона, чем прежних каких-то аутентичных построек". Будем следить дальше за СМС-ками. Если говорить о дигитальной архитектуре, вы можете привести яркий образец? Дмитрий Величкин: Это работы, которые современные московские архитекторы, например, компания "SPeeCH", строят по третьему кольцу. Это в районе Ленинградке. Там стоит ряд домов. Это застройка "Динамо" и ряда домов, которые окружают этот стадион. Это достаточно интересная игра с материалами. Потому что там стоят три почти одинаковых сооружения. Но немножко отличаются тем, что у этого окошки вразбежку, здесь добавили черненького, здесь появился какой-то мрамор и так далее. Это скорее не поиск архитектурно-художественного образа, а это поиск некой сетки, некой матрицы, которая заполняется теми или иными материалами при однообразии архитектурного приема. Вот такой яркий пример, на мой взгляд. Понимаете, современные проектные технологии, построенные на компьютере, отличаются от того, что когда-то делали руками. Потому что компьютер дает возможность повторять, копировать, изгибать форму, ломать ее, делать ее совершенно нереальной, виртуальной. И благодаря этому появляются всякие экзерсисы – сдвинутый один объем против другого, и так далее. Растет это по вертикали, растет это по горизонтали – неважно. Потому что компьютер может предусмотреть все. И дигитальность состоит в том, что если раньше архитектор мог рисовать композицию, потом долго искать деталь, пропорцию, об этом долго думать. И сам процесс проектирования занимал гораздо больше времени. Потому что сегодняшняя современная архитектура достаточно быстрая в исполнении. И иной раз компьютер за тебя делает все технические аспекты гораздо быстрее, чем ты вручную на калькуляторе или на счетной линейке, когда ты чего-то считал. Современные программы, такие как Revit, позволяют вам, если вы правильно пользуетесь этой программой, спроектировав что-то, тут же получить спецификации, то есть практически выборку материалов, из чего это можно строить. Тамара Шорникова: Так это же, по-моему, мечта человека, который не очень хочет работать, а хочет получать много денег при этом. За тебя все делает машина. Дмитрий Величкин: Но на самом деле у архитекторов нет такой установки – ничего не делать и получать много денег. Потому что архитектор по своему статусу – это художник, который должен получать удовольствие от того, что он делает. Не от того, что он получает за свое деланье, а от того, что он делает. Тамара Шорникова: Хорошо. Творческая грусть – понятно. Уже не столь романтичен этот процесс. Но если отвлечься сейчас от этого и перейти в прагматичную плоскость, да, всегда вечный спор – красиво или полезно. Сейчас, судя по всему, многое движется к более полезным вещам, к более функциональным, зачастую к более дешевым. Может быть, это не так плохо? Те же самые хрущевки, от которых сейчас избавляются в Москве, они в свое время стали спасением – позволили переехать из комнаты в коммуналке в отдельное жилье. Может быть, сейчас нынешняя архитектура позволит многим быстрее приобрести желанный квадратный метр, например, как рядовому гражданину, так и государству? Дмитрий Величкин: Я бы тут поспорил на самом деле с вами. Потому что о хрущевках, о которых вы только что говорили, о московской реновации можно много говорить. Я скажу коротко. Дело в том, что проблемой застройки этими пятиэтажками занимались еще в 1920-е годы. И очень хорошие архитекторы. И была целая теория, как застраивать эти районы и кварталы. Когда это реализовывалось в 1960-е годы, предполагалось, что мы все будем жить в коммунистическом далеко, и это все максимум на 25-40 лет, а потом все будут счастливы. Но дело в том, что это устоявшиеся кварталы, в которых есть зелень, в которых живут люди. Может быть, там неудобные квартиры, согласен. По современным нормам они неудобны. Но существующая среда, где есть соседи, где есть дворы, в которых гуляют дети одни за другими, где гуляют собачки. Я не знаю, кто там еще гуляет. И это устоявшаяся среда. Для того, чтобы устоялась новая среда, нужно сначала построить, потом заселить, а потом благоустроить, потому что зелень, к сожалению, сразу не растет, она развивается постепенно, stepbystep. Это очень важный момент. Что касается удобных квартир, о которых вы говорите, я вам как профессор кафедры архитектуры жилых зданий отвечаю, что на самом деле новых суперпланировок нет. Потому что по сути эти планировки, которыми наша кафедра занимается почти 60 лет, они однотипные. Чуть больше, чуть меньше. Потому что все это относится к некой нормативной базе, которая несильно изменилась. Изменилась норма расселения. Это правда. Что все мечтают довести норму расселения до 30 метров на человека. Когда-то это будет, какой-нибудь 2028 год или 2030 год. Неважно. Тамара Шорникова: А будет ли? Пока, мне кажется, все идет к 15. Дмитрий Величкин: Да, к 15 – тоже неплохо, потому что раньше она была 6-7 в советские времена. Но планировки квартир сильно не отличаются на самом деле. Поэтому моя позиция: не то чтобы надо было заниматься этими реновациями, а скорее просто заниматься поисками альтернативных решений, например, реконструкциями этих пятиэтажек. Были конкурсы в свое время объявлены в большом количестве на реконструкции пятиэтажек. И у них были финалисты, и были очень хорошие проекты. Но кто-то убедил кого-то или как-то, что это дороже, что это не так рационально, что, мол, меняем шило на мыло. Не совсем согласен. Поэтому это очень длинная дискуссия на самом деле. Тамара Шорникова: Хорошо. Прервем ее СМС-кой из Хабаровского края: "Сейчас строят красиво, но опасно. Облицовка горючая – горит, как спичка". Вот новые современные материалы – это желание сэкономить на проекте? Чем обусловлены действительно такие  часто опасные материалы? Снимаем сюжеты регулярно, когда в квартире независимые экспертизы фиксируют вредные запахи, скажем. Дмитрий Величкин: Да, понятно. Знаете, от цивилизации не убежать. Она все равно развивается, она все равно делает новые материалы, все равно появляются новые технологии так или иначе. И предлагаемые технологии отделки композитными материалами фасадов (утеплить или вентилируемые фасады, неважно) – это необходимость времени. Другое дело, что бизнес так у нас устроен в России, что часто появляются не совсем корректные производители, которые чуть-чуть меняют технологию изготовления этого материала. А чуть-чуть здесь довольно существенно, потому что материал становится горючим, токсичным и вредным для людей. И когда в огромных количествах строят жилье и применяют этот материал на отделку фасадов, то застройщик часто пытается сэкономить. Тамара Шорникова: Но здесь должны подключиться экспертные проверки, которые выявят, что этот материал не безопасен. Дмитрий Величкин: И даже экспертные проверки тоже не всегда у нас, к сожалению, бывают объективными. Но, тем не менее, как материал сам по себе на отделку фасадов это очень хорошее подспорье, которое снижает стоимость фасадов, соответственно, строительство и дает много возможностей, в том числе архитекторам. Тамара Шорникова: К нам дозвонился телезритель Сергей из Москвы. Давайте послушаем его вопрос, а дальше продолжим. Алло, слушаем вас. Зритель: Добрый вечер. Я бы хотел задать вопрос уважаемому специалисту и вашему гостю. Сейчас, видимо, замалчивается тема проблема исторических памятников архитектуры, в том числе и в самой Москве. Как обстоит с этим дело? Насколько сильно лобби, которое заинтересовано в точечной застройке? И в том числе не считается с данным наследием русская (и прежде всего московская) архитектура. И второй вопрос. Оставили ли наконец это лобби, которое муссировало проблему застройки лесопарковых зон – Лосиный остров, Кусково, Коломенское и прочие, которыми насыщена пока еще Москва. По поводу, опять же, точечной жилой застройки. Или эта тема продолжает муссироваться? Тем более, что, насколько я знаю, из компетентных кругов, которые решают данные вопросы, стараются убрать ведущих специалистов, которые бы влияли в положительном сегменте на данные решения проблем. Тамара Шорникова: Спасибо большое. Давайте по порядку. Разложим по полочкам. Что касается архитектурных памятников. Дмитрий Величкин: Если бы архитектор имел возможность влиять на этот процесс, то он бы, безусловно, на него и влиял. Но иной раз все-таки решение этих вопросов (сносить здание, не сносить здание) находится в плоскости чиновников, которые принимают решение, снести это сооружение, не снести его и так далее. И часто архитекторы выступают и пишут письма, и собирают подписи – особенно не влияют. Поэтому ряд потерянных памятников архитектуры в Москве, особенно в исторической части, например, при строительстве Зарядье были снесены памятники архитектуры. Кто на это влияет? Есть охрана памятников, есть реестр. Тамара Шорникова: Российская академия архитектуры. Дмитрий Величкин: Российская академия архитектура – это научный рупор, который пишет статьи, публикует что-то, проектирует. Но, к сожалению, он не может быть услышан совсем первыми лицами. Потому что это очень сложный процесс, где участвует очень много людей. Но чиновники имеют право принимать решение о том, чтобы сносить это здание или не сносить. Что касается лесопарков, то здесь точно такая же история. То есть все лежит в плоскости решения чиновников. Если принимается решение, что эта земля вдруг выводится из охранного фонда и передается под строительство чего-то, то, значит, будет стройка. Что вы можете с этим сделать? Ну, вот, были митинги в Москве, собирались огромные толпы, собирались подписи. Тамара Шорникова: Ходить на общественные слушания. Дмитрий Величкин: Да. Можно на это все жизнь потратить. Но я сомневаюсь, что это будет иметь какие-то положительные результаты. Тамара Шорникова: Действие в любом случае лучше, чем бездействие. Но это уже тема отдельной программы. Дмитрий Величкин: Да. Потому что, в частности, имеет смысл затронуть вопрос о том, что закон об архитектурной деятельности, который устанавливает на самом деле правовую составляющую архитекторов в том числе, до сих пор не принят. Он находится где-то с 2002 или 2003 года на обсуждении. И до сих пор он не принят. Тамара Шорникова: Когда говорят о желании сохранить историю в архитектурном плане, чаще всего вспоминают Италию. Мол, там очень бережно относятся к памятникам архитектуры. Возможно, в немалой степени как раз все из-за денег. Потому что деньги под ногами, и следует заботиться о том, куда едут туристы. Если прямо совсем быть бесчувственным роботом. В России на вашей памяти, исходя из вашего опыта, есть города, которые действительно бережно относятся к своей истории, и с чем связано это бережное отношение? Дмитрий Величкин: Италия – действительно страна, в которой всегда сохраняли памятники архитектуры. Там всегда относились к искусству… Можно брать пример с этой страны, безусловно. Хотя мой недавний визит во Флоренцию, буквально месяц назад, меня поразил. Потому что на площади Синьории стоит что-то невразумительное, которое поставили буквально 2 месяца назад. Это некое совершенно ужасное сооружение, стоящее посередине. Оно испортило все виды на Палаццо Веккьо, на Лоджию Ланци и так далее. Что касается России, вы знаете, в прошлом году я ездил в Ярославль. И центр Ярославля мне понравился в целом. И потому что среда хорошая, и потому что есть большое количество достойнейших памятников архитектуры. Я, правда, давно не был. Мне нравится Суздаль, в котором есть некий дух прежней Руси. Но, понимаете, для того чтобы содержать все эти города как памятники, нужно вкладывать деньги. Деньги в туризм, в размещение, в качество обслуживания, в качество той среды, которая есть. Потому что одно дело – это дорога для автомобиля, другое дело – пешеходная дорожка для туристов. Это несколько разные категории. Какие еще примеры привести? Я не очень много езжу, к сожалению. Тамара Шорникова: Хорошо. А есть города, за которые, на ваш взгляд, стоит переживать? Потому что они скоро исчезнут, не потому что на них метеорит упадет, а потому что их просто перестроят до неузнаваемости. Дмитрий Величкин: Неизбежно это происходит. В частности, был вопрос по поводу Казани. Казань за последние 10-15 лет изменилась очень серьезно. Потому что та знаменитая деревянная Казань с великолепной резьбой, которую мы можем видеть сейчас на фотографиях дореволюционного и довоенного периода – это был совсем другой город. Сейчас он перешел в разряд европейского города, потому что есть высотные здания, есть генеральный план, который не знаю, сейчас согласован или нет, но обсуждался очень упорно. И есть новое руководство, новые силы, которые пытаются изменить все это. Но то, что это совершенно другой город – это абсолютно точно. И это очень хороший пример. Потому что как только развивается бизнес, появляются новые предприятия, градообразующие или еще какие-то, то появляются деньги, появляется возможность власть имущих уступать бизнесу и строить так, как бизнес хочет. Вот пример самый яркий знаю, поэтому говорю. Об остальных городах знаю хуже. Тамара Шорникова: О том, как меняются российские города, будем говорить еще не раз – и на нашем канале, и в нашей программе конкретно. Спасибо, что пришли к нам на эфир. Это был Дмитрий Величкин, заслуженный архитектор России, член-корреспондент Российской академии архитектуры, профессор МАРХИ. Это была рубрика "Профессия". До встречи через неделю. Дмитрий Величкин: Спасибо. Всего доброго.