Анатолий Кушнир и Александр Акимов — о проблемах и достижениях российской лесопромышленности

Гости
Анатолий Кушнир
генеральный директор компании Siberian Floors
Александр Акимов
директор по развитию Национального лесного агентства

Марина Калинина: Здравствуйте. Это рубрика "Промышленная политика", и я ее ведущая Марина Калинина. Я представлю моих сегодняшних гостей: это Анатолий Кушнир, генеральный директор компании "SiberianFloors", и Александр Акимов, директор по развитию Национального лесного агентства, бывший заместитель руководителя Федерального агентства лесного хозяйства (2004-2009 гг.). Все правильно? Здравствуйте.

По традиции съездила я на фабрику, которая располагается в Вышнем Волочке в Тверской области. Делает эта фабрика полы и мебель. Давайте посмотрим сюжет, а потом побеседуем с гостями.

СЮЖЕТ

Марина Калинина: Вот такой получился сюжет о таком замечательном предприятии. Анатолий, хочу спросить, насколько сложно было все это начинать? Сложно наверняка, потому что бизнес такой – и затратный, и сырья требует, и надо как-то пробиваться в нише было. Расскажите, с чего это началось?

Анатолий Кушнир: Да, довольно-таки сложно было преодолевать барьеры, которые существовали. Но попадались хорошие люди на пути, которые тоже помогали, которые были заинтересованы, чтобы в городе какое-то предприятие развилось – дополнительные рабочие места, налоги и так далее. Предприятие за эти годы себя зарекомендовало довольно-таки неплохо. Мы пытаемся развиваться дальше, но все равно сложности у нас не уменьшаются, к сожалению. Хочется увеличивать объемы, хочется модернизироваться, оборудование хочется новое закупать, но не видно никакого взаимодействия с органами, так сказать, контролирующими данные процессы. Это, наверное, касается лесного агентства, Министерства природных ресурсов. Хотелось бы, чтобы они тоже были заинтересованы в таких предприятиях, как наше, как-то контролировать, в каком направлении мы двигаемся, на какие рынки ориентируемся, как-то стимулировать и тоже помогать в каких-то вопросах.

Марина Калинина: То есть основная проблема – это проблема сырья, насколько я понимаю?

Анатолий Кушнир: Одна из первых.

Марина Калинина: Александр, к вам вопрос: как вообще распределяется сейчас сырье и почему с этим проблемы? Леса-то у нас навалом.

Александр Акимов: Да, вы абсолютно правы. Действительно, в стране леса, если говорить простым языком, много, навалом. То есть так называемый расчетный лесосек – это тот объем леса, который можно ежегодно рубить – по разным прикидкам, по разным расчетам составляет около 700 миллионов кубов. Ежегодно уже на протяжении, наверное, последних 15 лет цифра реальных рубок плавает где-то вокруг цифры в 200 миллионов – 180, 190, 210, 215. Но есть одно маленькое "но". Если еще, допустим, 10 лет назад 80% этого леса реально шло в переработку нашим лесопромышленникам (по нашим оценкам экспертным), а 20% шли в так называемые санитарные рубки (то есть это либо лес, который частично сгорел, либо его короед поел), после чего он просто реализовывался на рынке различными региональными структурами. Сейчас мы достигли в лесном хозяйстве, скажем так, некоего пика вдруг санитарных рубок. Когда – опять-таки, это экспертная оценка наших экспертов – около 50% леса сегодня идет в санитарные рубки и всего лишь 50% достается лесопромышленникам. Почему это происходит? Причины вроде бы очевидные: в этом заинтересованы регионы прежде всего. Значит, лес, который…

Марина Калинина: Заинтересованы в чем?

Александр Акимов: Они – структуры, которые работают в регионах, не лесные – заинтересованы брать дешевый лес за бесценок, реализовывать и получать за эти деньги, ничего не производя с точки зрения промышленного производства.

Марина Калинина: Но вот же, человек готов промышленно производить.

Александр Акимов: Да. Это называется "так проще жить, так проще зарабатывать деньги". Мы же о глубокой переработке говорим, опять-таки, много-много лет и понимаем, что любой очередной передел существенно прибавляет стоимость в конечном продукте. Это должно быть выгодно и стране в целом, потому что это дополнительные налоги, дополнительные рабочие места, это новые предприятия. Но, опять же, существует некое лобби в регионах, которое считает: смотрите, у вас лес немножко сгорел, низовой пожар прошел, вы получили заключение Рослесозащиты – значит, этот лес можно купить по ставке (а она варьируется в зависимости от заключения) от 0 до, грубо говоря, половины ставки (платы, которая существует сегодня), то есть до 15 рублей. Представляете, вы берете лес, который стоит 0 рублей, его рубите и продаете. Сегодня стоимость кругляка пиловочника на российском рынке (экспорт сейчас не беру) может плавать от 1 500 до 3 500 тысяч рублей. То есть вы просто получаете эти деньги. Зачем отдавать промышленникам, когда, я извиняюсь, есть вот такие вот халявные деньги. Безусловно, эту систему необходимо…

Марина Калинина: Но с другой стороны, промышленники же платят за этот лес все равно, да?

Анатолий Кушнир: Платим, и очень тяжело достается, потому что кругом конкуренты. Лес вывозится до сих пор, несмотря на всякие препоны, которые пытаются сделать контролирующие органы – как за границу вывозился под разными видами, под разными кодами, так и вывозится; как скупали сырой пиломатериал поляки, голландцы, немцы, так и скупают. И никаких ограничений в этом смысле нет. И нам приходится конкурировать и с китайскими импортерами, и с остальными присутствующими на рынке крупными компаниями, которые дотируются в своих странах за каждый экспортный квадратный метр. У нас же в стране, к сожалению, на такие предприятия, как наше, то есть глубокой переработки, никакого внимания не обращается.

Александр Акимов: Я на самом деле, может быть, одну цифру единственную приведу, и хотел бы чуть-чуть поговорить о том, что делать надо в такой ситуации.

Марина Калинина: Конечно, это самое главное – что делать надо.

Александр Акимов: То есть если мы возьмем все так называемые, как мы говорим, лесные страны, то есть Финляндию, Канаду и так далее, там на, допустим, квадратный метр жилой площади в среднем приходится 0,7 куба дерева. То есть, грубо говоря, это дерево, из которого строятся дома, деревянное домостроение. У нас эта цифра составляет на 1 квадратный метр площади в среднем по стране 0,01 куба дерева.

Марина Калинина: Это о чем говорит?

Александр Акимов: Это говорит о том, что дерево вообще не идет фактически в домостроение, оно не идет в производство. Вообще подход, я считаю, должен быть такой. Мы должны иметь своего рода лесной план. Они сейчас существуют, но в каждом регионе и на 10 лет. Этот документ сейчас определяет просто те работы, которые должны делаться в лесном хозяйстве по воспроизводству, охране лесов и так далее. Но должен быть план, как это было раньше – можно даже вспомнить Советский Союз, где было много хорошего и доброго – когда в каждом регионе было четко понятно, какое количество предприятий работает, какой объем ресурса и какого ресурса им нужно (береза, хвоя и так далее). Это закладывалось в план, и, соответственно, таким образом, распределялся лесной ресурс. Тогда предприятиям не приходилось бегать по своему и соседнему регионам и искать этот ресурс. То есть такой подход должен быть.

Причем мы здесь не придумываем ничего нового: если мы возьмем… Я летом почитал Лесной кодекс Канады – там эта история именно так и выстроена, на самом деле: по каждому региону министр местный сам утверждает объемы древесины, которые должны в течение годы поставляться на то или иное предприятие с учетом объема заявленного производства.

Марина Калинина: У нас, я так понимаю…

Александр Акимов: У нас такого подхода нет.

Анатолий Кушнир: Это то, о чем мы мечтаем.

Александр Акимов: Это только мечта – это сладкая мечта, к которой мы очень хотим когда-то подойти, но, как я сказал…

Марина Калинина: А что мешает, собственно, подойти?

Александр Акимов: Я говорю: мешает заинтересованность в дешевом лесе тех, кому удается его брать в аренду и продавать. Сегодня у нас, если вы знаете, в Лесном кодексе установлен аукционный метод, способ приобретения участка в аренду. Сейчас, правда, ко второму чтению в Думе, я знаю, готовится поправка, возникнет и конкурсная основа, когда лес будет передаваться на конкурсе тому сопользователю, у которого есть мощности, площади перерабатывающие, то есть какой-то маленький шажочек будет сделан. Но опять-таки, это не то, о чем я говорю, когда это планомерно для каждого предприятия, причем с учетом того, что в каждом регионе еще существует некий план развития и строительства отдельных предприятий. Тогда можно действительно сформировать целую политику выращивания на долгие годы, допустим, того или иного лесного ресурса той или иной породы. Потому что сейчас, опять-таки, восстановление у нас в таком состоянии: когда мы начинаем говорить, сколько лес восстанавливается… Ну восстанавливается он столько, сколько… Но в основном это так называемое естественное лесозаращивание – сколько само выросло, столько само и выросло. Это так называемое естественное лесовосстановление. Поэтому подход только один, на самом деле – это установка неких критериев объема в лесных планах.

Может быть, я еще буквально два слова скажу? В стране существует так называемая система приоритетных проектов, они утверждены. Порядок их утверждения установлен правительством Российской Федерации. Но, опять-таки, приоритетные проекты – это проекты, сумма которых превышает 100 миллионов рублей. В моем понимании это тоже какой-то странный подход. Приоритетный проект для региона – это тот проект… Делай ты там стулья, табуретки или что угодно – это то, что нужно региону или стране. Пусть этот проект стоит 10 миллионов, 20, сколько бы они ни стоил, но когда продукция нужна стране и ее необходимо производить, пусть он и будет приоритетным. Иначе мы получаем знаете какие истории? Люди заявляются, что у них есть 100 миллионов, им выделяются огромные участки лесного фонда, причем поставки платы, которые составляют одну вторую от установленной в стране. Они рубят этот лес, потом ничего не строят, а через 3-4 года говорят: "Слушайте, ребят, извините, ничего не получилось".

Марина Калинина: Как интересно.

Александр Акимов: Да.

Анатолий Кушнир: А лес пропал.

Александр Акимов: А лес, да, порублен, продан. Им говорят: "Хорошо, теперь давайте верните еще те полставки, которые вы должны были заплатить". А они говорят: "А все, проект прогорел, денег нет, извините". И они попадают в должники, потом их банкротят и на этом все заканчивается. То есть тоже такая система, которая с точки зрения названия – приоритетный проект – правильная, но с точки зрения подходов, реализации ее нужно менять, я считаю, в корне.

Марина Калинина: Анатолий, а как сейчас вы покупаете эту древесину, закупаете сырье? У вас же не останавливается же процесс, все равно завод работает.

Анатолий Кушнир: Очень тяжело. Ездим, ищем. То есть то, чему я по идее не должен уделять столько внимания, приходится посвящать этому, наверное, 80% времени. Потому что, например, сельское хозяйство – как серьезно занимается правительство, государство этим сектором экономики. Надо бы, чтобы так же обратили внимание на глубокую переработку лесных ресурсов и на такие предприятия, как наше. Таких предприятий в стране много, люди делают хорошую продукцию, экспортируют ее. Мы можем гораздо сильнее быть представлены на внешнем рынке, что тоже хорошо для нашей страны. Хочется, конечно, чтобы со временем появилось такое взаимопонимание и диалог – то, о чем говорит Александр.

Марина Калинина: Понятно. Просто вопрос в том, что должно произойти, чтобы эта ситуация как-то изменилась, потому что регионы щедрее не станут, я так понимаю, жадность – это плохое качество людей…

Александр Акимов: Знаете, есть несколько подходов. Их, конечно, нужно обсуждать за столом со специалистами. Например, опять-таки, во многих лесных странах работает система, когда, допустим, лесные деньги – это вообще деньги региона. И это не провоцирует ситуацию, когда регион, например, сознательно (что мы часто видим) поджигает у себя лес – во-первых, запускает его в санитарную рубку, а потом еще приезжает в Федеральное агентство лесного хозяйства и говорит: "Слушайте, денег не хватило на тушение пожара – давайте нам из Резервного фонда". И Федеральное агентство еще начинает отдавать деньги из Резервного фонда, для того чтобы покрыть те затраты, которые были. Если бы деньги были региональные и не было бы вот этой истории, когда можно, грубо говоря, приехать и попросить деньги из федерального резерва и договориться каким-то образом их взять, тогда, как любой нормальный рачительный хозяин, регион бы думал: "Ага, слушай, нам это невыгодно – пожары невыгодны, короеды не дай бог, давайте будем вкладывать в производство: вот у нас есть один человек, второй, третий, наращивать продукцию как раз для реализации на рынке здесь в России и для реализации на экспорт". Но этого пока действительно не происходит. Тут, я говорю, нужно поменять полностью механизм. Тут можно, конечно, пошутить: у нас сейчас получилось так, что каждые 10 лет – 1997, 2007 – появился новый Лесной кодекс. Я к тому, что, может быть, пришла пора…

Марина Калинина: Заканчивать?

Александр Акимов: …как-то его серьезно переработать – если не поменять, то как-то серьезно переработать, именно обратив внимание прежде всего на глубокую переработку древесины. Потому что внешние условия вроде бы… Вы знаете, как интересно: вроде бы внешне условия все созданы. То есть, допустим, даже если взять лесопользователей. Раньше был так называемый лесорубочный билет – это была система регулирующая, там нужно было записать, сколько и чего ты рубишь, и разрешительная, то есть тебе разрешали. Решили в новом кодексе переделать – нет, разрешительные не надо, пусть будут уведомительные: пусть просто лесопользователь приходит, уведомляет нас, декларацию подает и идет рубит. Но под этой декларацией появился так называемый проект освоения лесов, который необходимо сделать, в котором жестко расписано, где, в каком порядке, какие лесосеки, в какое время человек должен рубить, и появилась экспертиза самого органа регионального. И если региональный орган не хочет пустить туда человека, то он просто рубит эту экспертизу постоянно. И, как говорят лесопользователи, система стала еще жестче, еще более, скажем так, недоступной для реальных лесопользователей. Хотя ставки платы сегодня, допустим, за древесину, если мы возьмем эти 30-35 рублей, если взять в структуре цены и с другими странами сравнить… Допустим, сколько стоит конечная табуретка и сколько стоит лес на корню. У нас в России в структуре цены этой табуретки 2% стоимость этого леса, а во всех остальных странах она плавает от 10 до 40%. И это позволяет им тем не менее развивать промышленность и очень хорошо зарабатывать.

Марина Калинина: Ну что, остается только ждать тогда, получается, когда изменится это законодательство и когда будет полегче.

Александр Акимов: Да. То есть должна была движущая сила, должен появится кто-то… Я не знаю, будет ли это Федеральное агентство, либо эта инициатива пойдет непосредственно из правительства. Должен появиться человек, команда, которая скажем: "Ребята, давайте все-таки обратимся лицом к лесопромышленникам и сделаем так, чтобы они стали основной движущей силой". Чтобы мы пошли в глубокую переработку, в домостроение реальное наконец, которое очень развито во всех странах (Англия, Европа), все социальные объекты (школы) строят от 4 до 9 этажей в качестве деревянного домостроения – у нас вы этого не увидите ни в одном городе. Мы идем к этому, должны к этому прийти.

Марина Калинина: Будем ждать. Надеюсь, что не зря эта программа сегодня была. Надеюсь, что вопросы, которые Анатолий задавал, волнуют всех производителей, которые занимаются глубокой переработкой.

Анатолий Кушнир: Будем надеяться, что нас услышат.

Марина Калинина: Да, я тоже на это надеюсь. Спасибо большое. Я представлю своих гостей – это Анатолий Кушнир, генеральный директор компании "SiberianFloors", и Александр Акимов, директор по развитию Национального лесного агентства, бывший заместитель руководителя Федерального агентства лесного хозяйства. Давайте сейчас посмотрим портреты тех людей, которые делают такую замечательную продукцию на своем заводе. А я со зрителями прощаюсь. Спасибо, что были с нами.