Оксана Галькевич: Скоро у нас будет денег, Костя, достаточно на все. Константин Чуриков: И тиграм хватит. Оксана Галькевич: И на тигров. Константин Чуриков: На мясо для тигров. Оксана Галькевич: Абсолютно. Скоро заживем, уважаемые друзья. Ну, я, по крайней мере, надеюсь на это. Дело в том, что Минфин прогнозирует, что мы получим в пять раз больше дополнительных доходов от нефти и газа. И все это уже в этом, 2018 году, Константин. Давайте посмотрим, как это изобилие выглядит в цифрах. Константин Чуриков: Посмотрим, представим и заранее порадуемся. Вот Минфин считает, что бюджет страны впервые с 2011 года может выйти в плюс. Изначально планировалось получить 527 с небольшим миллиардов рублей, но вот в связи со всеми изменениями в бюджет должно поступить – внимание! – почти 3 триллиона рублей. Зажить заживем, но не сразу. Оксана Галькевич: Точно, Костя, ты прав – у нас же закон есть о том самом, между прочим, бюджете. Все сверхдоходы от нефти и газа должны, уважаемые друзья, направляться не на развитие, не в реальный сектор экономики, а в резервы. То есть мы с вами будем опять "кубышечку" кубышить. И в этом году мы, кстати, можем ее неплохо пополнить, если прогноз исполнится, то на 440 с лишним миллиардов рублей. Вот так вот. Константин Чуриков: Ну да. Как лучше все-таки распорядиться – может быть, не сразу, а в дальнейшей перспективе – этими сверхдоходами? Сейчас поговорим об этом с нашим гостем и с вами. А в студии у нас сегодня – Марсель Салихов, руководитель экономического департамента Института энергетики и финансов. Марсель, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Марсель Салихов: Добрый день. Константин Чуриков: Я что-то вот не помню, чтобы настолько сильными были качели прогнозирования, что сначала прогноз в пять раз меньше, а потом прогноз в пять раз больше. Или бывали такие скачки в нашей новейшей истории? Марсель Салихов: Нет, почему? Это стандартная ситуация. В принципе, такое происходит постоянно. Это связано с тем, что Минфин, в принципе, всегда занижает прогнозы цен на нефть в рамках такого консервативного подхода к планированию. То есть лучше спрогнозировать заниженные цены. А если цены будут выше, получится дополнительный доход, и тогда будем им распоряжаться. Если нет, то – нет. Оксана Галькевич: То есть такая терапия, да? Готовься к худшему, чтобы знать, как действовать в экстренной ситуации. А уж если хорошо, то… Марсель Салихов: Ну, как показывает опыт 2014–2015 года, 2008–2009-го, прогнозировать цены на нефть, конечно, можно, но можно сильно ошибиться в неприятные моменты, поэтому лучше все-таки быть более консервативными. Оксана Галькевич: То есть нам и сейчас можно особо не настраиваться на вот эти поступления в пять раз больше, на эти триллионы? Константин Чуриков: Нет, почему? Можно даже настроиться, мне кажется, на большие поступления. Этот прогноз был сделан в марте – да? – то есть еще до вот этих недавних событий, когда Соединенные Штаты решили выйти из сделки с Ираном. Марсель Салихов: Нет, действительно прогноз, который сейчас находится в рамках официального закона о бюджете, он, по сути, разрабатывался еще в сентябре прошлого года. Соответственно, бюджет приняли в декабре, он оставался неизменным до настоящего времени. И сейчас Минфин внес поправки, которые, по сути, отражают новые реалии, связанные с повышением цен на нефть. И сейчас действительно для бюджета очень хорошая ситуация: цены на нефть выросли, при этом рубль тоже упал. С точки зрения доходов бюджета это как раз вот такая идеальная ситуация. Оксана Галькевич: Что-то он как-то не очень упал. Мне кажется, что нефть растет стремительнее, чем наш рубль. Марсель Салихов: Ну почему? После ввода санкций, по сути… Оксана Галькевич: А, вы имеете в виду санкционное давление? Марсель Салихов: Да. Оксана Галькевич: А я имею в виду, что нефть растет, рубль укрепляется, но как-то не так здорово, как растет нефть. Вот раньше бывало… Марсель Салихов: Раньше бывало. Но ведь сейчас действует не только фактор нефтяных цен, но и все вещи, связанные с геополитикой, санкциями и прочими вещами. Константин Чуриков: А давайте заострим наш вопрос и адресуем его, будем адресовать нашим зрителям. Как вы думаете, вот куда лучше направить сверхдоходы от нефти – на зарплаты или в резерв? Пожалуйста, ответьте нам по SMS: 3443, в начале буквы "ОТР". Уже минут через двадцать подведем итоги. Нам активно пишут зрители. И базовый вопрос, самый частый в нашей стране: почему, что бы ни происходило с нефтью, бензин неизменно дорожает? А вот сейчас, кстати говоря, в последние недели, дорожает ого-го как! Вот у нас даже есть информация, которую мы можем показать на экране. За апрель топливо подорожало в среднем по стране на 1,4% – это втрое больше, чем общая инфляция. Это в среднем. Между тем, только за последнюю неделю апреля во Владимире, в Севастополе, в Кирове, в Петрозаводске (это к примеру) цены на бензин повысились на 1,1–3%, то есть существенно выше общей инфляции. Оксана Галькевич: Я вот прочитаю. Действительно, Костя, ты прав – у нас тут на SMS-портале что-то творится, и вопросы в основном о бензине. "Страна нефтедобывающая, а бензин золотой. Нонсенс", – Ярославская область. Москва и Московская область пишет: "Бензин подешевеет тоже в пять раз в связи с поступлениями, которые увеличатся в наш бюджет, в наше национальное достояние?" И таких очень много. Марсель Салихов: Конечно же, не подешевеет. Я думаю, это всем очевидно, в том числе и нашим зрителям, потому что эти вещи не связаны друг с другом Оксана Галькевич: А вот люди не видят этой связи. Константин Чуриков: И не понимают этой логики. Я, честно говоря, тоже не понимаю. Оксана Галькевич: Если у нас больше доходов, поступлений в бюджет и мы дороже продаем наше сырье, почему у нас так растут цены на бензин на автозаправках? Марсель Салихов: Ну, цены на бензин растут в этом году. Это в первую очередь связано с повышением акцизов. С начала года были значительно повышены акцизы на бензин. И постепенно повышение акцизов трансформируется в повышение сначала оптовых, а потом розничных цен. Соответственно, повышение цен на нефть также косвенным образом потом отражается, в том числе и на розничных ценах. Потому что, условно говоря, нефтяной компании в общем случае безразлично – поставлять нефтепродукты на экспорт или на внутренний рынок. Поэтому это означает, что если каких-то изменений в налогах или каких-то специальных решений не принимается, то повышение цен на нефть также приводит к тому, что повышаются цены на нефтепродукты на внутреннем рынке. Константин Чуриков: Ну, давайте признаемся честно. За рубеж вывозить нефть, то есть ее экспортировать, гораздо выгоднее, чем реализовывать внутри страны. У нас же даже сейчас, насколько я в курсе ситуации, на бирже торгуется меньшее количество нефти для внутреннего пользования, нефтепродуктов, чем требуется. Марсель Салихов: Просто там ситуация немножко разная. Она заключается в том, что на экспорт мы все-таки экспортируем в большей степени сырую нефть. А, соответственно, внутри то, что продается – это нефтепродукты. Соответственно, перерабатывается внутри на нефтеперерабатывающих заводах, производится бензин, дизель, другие виды нефтепродуктов. Соответственно, потом уже продается на внутреннем рынке. Но в целом, действительно, продажа на экспорт выгоднее. Но нужно понимать, что, соответственно, с каждой, условно говоря, тонны добытой нефти, с каждой тонны экспортируемой нефти бюджет также забирает доходы. Потом эти доходы также поступают в бюджет, идут на финансирование зарплат, выплату пенсий и так далее, и так далее. То есть, естественно, там нет такой… не знаю, красным маркером не отмечается, но тем не менее эти все доходы также поступают в бюджет и идут на общие цели. Оксана Галькевич: А вот эти сверхдоходы – то, о чем мы говорили – точка отсечения какая? От какой цены дальше идет в "кубышечку"? Марсель Салихов: Согласно федеральному бюджету на этот год, так называемая базовая цена составляет 43,8 доллара за баррель. Константин Чуриков: При том, что уже сейчас 77. Оксана Галькевич: Да, 77. Марсель Салихов: Но у нас сейчас действует так называемое бюджетное правило. Соответственно, оно ограничивает расходы федерального бюджета. Соответственно, согласно Бюджетному кодексу, максимальный уровень расходов, которые может позволить себе бюджет, он составляет сумму нефтегазовых доходов, рассчитанных исходя из базовой цены, не нефтегазовых доходов и плюс 1% ВВП. Соответственно, это максимум, который вот есть. Соответственно, бюджет в принципе, согласно этому правилу, не может заложить больше расходов. Соответственно, если поступают дополнительные нефтегазовые доходы, то они поступают в Фонд национального благосостояния. Соответственно, потом уже дальше решается, что делать – не знаю, инвестировать ли в какие-то инфраструктурные проекты или оставлять там, не знаю, на счетах. Оксана Галькевич: Или не делать ничего. Константин Чуриков: Ну, тот, который сейчас называется уже Резервным фондом. У нас же он один всего остался, по-моему, да? Марсель Салихов: Ну да. То есть Резервный фонд сейчас ликвидирован, сейчас остался только ФНБ (Фонд национального благосостояния), в котором сейчас примерно 4 триллиона рублей. И на самом деле это не так много. То есть, с одной стороны, может показаться, что мы получим дополнительные нефтегазовые доходы, которые нужно потратить. Но на самом деле "кубышка", которая сейчас сохранилась после нескольких лет активной траты этой "кубышки", ее не так много – 4 триллиона рублей. Из них половина уже проинвестированы. Соответственно, условно говоря, 2 триллиона рублей. И, соответственно, те дополнительные 2,7 триллиона. Это не так уж и много. Оксана Галькевич: Ну, если проинвестированы – значит, должен быть какой-то доход, планируется? Мы не знаем какой, но тем не менее. То есть не просто так деньги отдаются, а они вкладываются, чтобы экономика работала. Давайте пообщаемся с нашим телезрителем из Кемеровской области, Алексей нам дозвонился. Алексей, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Слушаем вас. Зритель: Алло. Меня слышно? Оксана Галькевич: Да, прекрасно. Зритель: Вот я сейчас слышал, что от нефти и газа сверхдоходы будут. Зачем их в "кубышку" ложить? Нужно что-то делать – строить дороги, строить жилье и так далее, и так далее. А деньги, когда они лежат, вообще толку нет. Я вот очень много езжу, недавно в Братск ездил на машине. Ну, дороги-то неважные. Надо дороги строить. Константин Чуриков: Алексей, так сначала нужен еще, мне кажется, взвешенный план. Дороги надо строить, но надо понять, где их сейчас нужнее всего строить, а где еще время подождет, время потерпит. Зритель: Да понятно. Но хотя бы одна центральная федеральная трасса должна быть от Москвы до Владивостока хорошая или нет? Константин Чуриков: Ну да. Еще с Севера на Юг тоже было бы неплохо. Оксана Галькевич: На всем протяжении. Константин Чуриков: Спасибо, Алексей, за ваш звонок. Оксана Галькевич: Спасибо. Константин Чуриков: Вы знаете… Кстати, интересно, эти деньги в Фонде национального благосостояния будут лежать в чем? Они будут в рублях лежать или в более надежных валютах? Марсель Салихов: Я считаю, что базовый подход все равно, если мы говорим о Фонде национального благосостояния как некоем таком фонде будущих поколений, который позволяет защититься от нефтяных колебаний, то он все равно должен вкладываться в иностранной валюте. Сейчас текущая ситуация заключается в том, что средства ФНБ вкладываются в том числе в рублевые активы. Соответственно, финансируются отдельные компании, есть отдельные проекты, в том числе инфраструктурные. Допустим, в том числе, насколько я помню, из средств ФНБ финансировалась дорога платная из Москвы в Санкт-Петербург, использовались как кредит льготный компанией, которая это делала. Оксана Галькевич: Частно-государственное партнерство. Константин Чуриков: Вот тебе, Оксана, и финансовая отдача, о которой ты так беспокоилась. Платная дорога. Оксана Галькевич: Да это я отдаю как раз. Я вот езжу и каждый раз там отдаю, проезжая. Скажите, пожалуйста… Вы сказали, что нужно держать в иностранной валюте, потому что это как раз от колебаний нефтегазовых цен нас защищает. Но нам-то приходится защищаться не только от нефтегазовых перепадов цен, но еще и санкционное давление, еще какие-то глобальные неожиданности. Мне вообще хочется понять, размер вот этой "кубышки" – какие-то есть экономические выкладки, каким он должен быть? Я не знаю, может быть, соотношение с ВВП или еще с какими-то инструментами экономическими. Вот вы нам объясните, до какой степени надо копить, а когда уже надо вкладывать. Наш телезритель правильно сказал: "Невозможно же постоянно все туда, вот все туда, все туда". Марсель Салихов: Ну, смотрите. Есть известный фонд в Норвегии. Прекрасная страна, большой фонд у них, он превышает 1 триллион долларов. Соответственно, наш Фонд национального благосостояния, который уже наполовину проинвестирован, он составляет 65 миллиардов долларов. Вы сравните. Константин Чуриков: Обидно. Марсель Салихов: Вот. Поэтому наша "кубышка" на самом деле очень и очень небольшая. Даже наша "кубышка" где-нибудь в 2013 году превышала 250 миллиардов долларов. Сейчас в четыре раза меньше. То есть даже для того, чтобы восстановить те показатели, которые были в 2013 году, средства должны вырасти в четыре раза. Сейчас, согласно закону, мы ждем отметки в 7% ВВП. То есть после того как ФНБ достигнет 7% ВВП, то, соответственно, можно на что-то тратить. То есть это некий минимум, который, по мнению Минфина, должен быть накоплен, а потом уже… Оксана Галькевич: Костя, прости. 7% ВВП – это сколько должно быть, значит? Просто назовите. Восстановление прежних параметров – это 250. А 7% ВВП – это примерно сколько? Марсель Салихов: Это также примерно будет, наверное, в районе 7 триллионов рублей. Константин Чуриков: Скажите, а работу и заполненность вот этого Фонда национального благосостояния, сохранность средств кто по закону контролирует, кто мониторит? Потому что очень многие зрители пишут, что они не верят, что эти денежки доживут до следующих поколений в этом фонде. Марсель Салихов: Если активно тратить, конечно же, не доживут. Соответственно, в принципе, за контроль и управление средствами ФНБ отвечает Министерство финансов. Соответственно, на сайте Министерства финансов есть отдельный раздел под названием "Фонд национального благосостояния". Там представлены ежемесячные отчеты о том, какие движения средств произошли по этому счету. Соответственно, раскрыта информация о том, в какие проекты непосредственно вложена та часть ФНБ, которая внутри, в российские активы инвестирована. Оксана Галькевич: То есть и поступления, и собственно расходы, да? Константин Чуриков: Расходование. Марсель Салихов: Да, конечно. Константин Чуриков: А есть какое-то правило, которое ограничивает, скажем так, список операций, вообще назначение операций из средств федерального Фонда национального благосостояния, чтобы на что-то было нельзя? Потому что сейчас тоже живем мы, как на вулкане – страдают некоторые наши олигархи, крупные компании. Вот из этих средств можно им помогать? Марсель Салихов: Ну, правила есть, но, как показывает практика, правила меняются. То есть, допустим, известный пример, что из средств ФНБ как раз были куплены облигации Украины на 3 миллиарда долларов, и они до сих пор числятся на балансе этого фонда. Также проинвестированы эти средства. Что там из них получится вернуть – до сих пор непонятно. Оксана Галькевич: Но я думала, Костя, ты спрашиваешь, если такие правила, как у норвежского фонда? Они не вкладывают ведь в высокорискованные операции, то есть там доходность очень невысокая. Они стремятся именно к стабильности получаемого дохода. Марсель Салихов: Нет, совсем наоборот. Оксана Галькевич: Да, наоборот? Марсель Салихов: Да. То есть норвежский фонд как раз известен тем, что он активно инвестирует не только в какие-то надежные государственные бумаги. То есть норвежский фонд активно инвестирует в рынок акций, не знаю, в недвижимость и так далее. Норвежский фонд на самом деле является одним из крупнейших в российский фондовый рынок. То есть их общий пакет, вложенный в акции российских компаний, составляет примерно 5 миллиардов долларов. Они активно инвестируют, в частности, в российский госдолг. Оксана Галькевич: Подождите, недавно была информация о том, что они вышли как раз из наших бумаг. Не из всех? Что это было? Марсель Салихов: Нет, они выходят в рамках общего мандата, который им запрещает присутствовать в акциях энергетических компаний, то есть они в целом выходят из всех нефтегазовых компаний. Соответственно, они продали те вложения, которые у них были в российских нефтегазовых компаниях. Константин Чуриков: Я предлагаю послушать нашего зрителя – Константина из Петербурга. Константин, здравствуйте, вы уже в эфире. Зритель: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Зритель: У меня к вам такой вопрос. Что мы будем делать? Так же "сидеть на игле" нефтяной и газовой или развивать свою экономику? Константин Чуриков: Вдруг введут против нас еще большие и ужасные санкции. Оксана Галькевич: Нет, наоборот. Константин Чуриков: Отменят? Оксана Галькевич: Вдруг отменят санкции. Константин Чуриков: Нет, это вообще в широком смысле… Каждый раз, когда у нас возникает перспектива роста нефти, это вечный вопрос. Может быть, ничего не делать и жить на трубе? Зачем реформы? Марсель Салихов: Ну, мы, в принципе, придерживаемся такого подхода все последние годы, поэтому, в общем, это наиболее вероятный сценарий развития будущего. Константин Чуриков: Скажите, пожалуйста… Вот 100 долларов за бочку нефти – именно такой прогноз содержится у американских экономистов, аналитиков. Это когда было в нашей истории? Мы уже забыли. Кажется, это было когда-то очень давно. Оксана Галькевич: Костя, ну ты не те вопросы задаешь. Это когда будет опять в нашей жизни? Константин Чуриков: Будет, будет! Нам уже написали и сказали – в следующем году. А вот было такое когда последний раз? Марсель Салихов: Не так давно – 2014 год. Константин Чуриков: 2014 год? Оксана Галькевич: Столько было просто лихих перемен после этого, что мы уже и подзабыли. Да, Костя? Константин Чуриков: Хорошо. А если сравнивать с "тучными" 2000-ми? Тоже подзабылось. Вот там сколько стоила нефть – 2007–2006 годы? Марсель Салихов: Ну, в 2008 году как раз был максимум цен на нефть, когда цены достигали летом 2008 года 150 долларов за баррель. Ну, был такой очень небольшой период времени. После этого цены упали до 35. Константин Чуриков: Наш человек же верит в чудо. А вдруг? Ну правда, а вдруг? Будет здорово же! Оксана Галькевич: А может быть, мы не потому этого не помним, что было много лихих перемен, а потому, что как-то мы особо этого не чувствуем? Константин Чуриков: Мало перепало. Оксана Галькевич: Да. Татьяна из Краснодарского края. Татьяна, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте, здравствуйте. Оксана, Константин, здравствуйте. Очень рада вас видеть и слышать. Я хочу сказать по поводу повышения цен на нефть. Я думаю, что мы достаточно долго жили в эти самые "тучные" годы. Скажите мне, пожалуйста, кому от этого стало легче? Вы получали какие-то надбавки, зарплаты высокие? Наша медицина, которая перешла уже не в здравоохранение, а в оказание медицинских услуг? Или сельское хозяйство? Вот Читинская область – недавно показали сюжет о том, как живут в Читинской области. Это за пределами вообще разума! И разговаривать о том, что сидеть на каком-то резерве, ждать, когда у нас будут санкции, ждать, когда у нас будет плохо… Надо вкладывать в промышленность, в развитие страны. Помощь людям, а не драть тридцать три шкуры с людей! И хотя бы дорогая моя компания "Роснефть", в которой я 40 лет отработала и получаю надбавку за 40 лет – 300 рублей… Я страшно радуюсь всегда, когда повышаются цены на нефть, и думаю: что же мне делать? У меня не работает телевизор, холодильник, стиральная машина вышла из строя. С трудом наладилось. Что мне делать? Я думаю, что я плохо живу. А есть люди, которые вообще… Как они существуют – я не знаю. Ну, разве можно им говорить о том, что давайте жить какими-то новыми санкциями, и вот что-то такое произойдет в будущем. Надо думать о людях. И все вернется, все абсолютно. Это не пропадет куда-то, в помойную яму какую-то или вообще в пропасть какую-то. Константин Чуриков: Татьяна, просто готов подписаться под каждым словом. Спасибо за ваш звонок. Оксана Галькевич: Да, спасибо, Татьяна. Константин Чуриков: Звонок нефтяника, между прочим, был. Оксана Галькевич: Телезритель из Петербурга пишет о том, что вот мы сравниваем с Норвегией, но ведь есть состоятельная семья, как в Норвегии, например, и там можно делать сбережения. "А мы семья с массой дыр, которые необходимо постоянно закрывать, а не копить, копить, копить". Ну, в принципе, примерно то же, что и говорила Татьяна. Марсель Салихов: Просто есть противоположный пример Норвегии – есть страна Венесуэла, у которой резервы, запасы нефти больше, чем у России, раза в четыре. При этом за последние пять лет средний доход среднего венесуэльца упал с 300 долларов до 25. И как раз это показывает то, что… Как раз и был такой подход: "Давайте все потратим, давайте вот все пустим на социальные программы". Сначала Уго Чавес, а потом Николас Мадуро использовали, ну, придерживаются… Мадуро до сих пор придерживается такого подхода. И это, в принципе, в плохой реализации приводит именно к такому. Константин Чуриков: Смотря как реализовывать и о чем думать в этот момент. Марсель Салихов: Конечно. Константин Чуриков: Потому что я думаю, что если бы, например, улучшилась ситуация в здравоохранении, если бы улучшилась ликвидность нашего образования, наверное, мы бы лучше работали и лучше зарабатывали и для себя, и для государства? Марсель Салихов: Конечно. Я согласен с общим посылом, но имплементация чрезвычайно важна. Можно так же легко эти нефтегазовые доходы проесть, пропить, а потом… Оксана Галькевич: И протанцевать. Марсель Салихов: Да. И потом ничего не будет. Оксана Галькевич: Челябинская область на связи с нами. Иван, здравствуйте, слушаем вас. Зритель: Здравствуйте. Я бы хотел сказать вам. Вот сверхдоходы от нефти. Всю тундру уже просверлили. Я много на Севере работаю. И нельзя ли понизить цены для нас, россиян? Ведь сколько сельского хозяйства развалилось от этого, потому что нехватка денег на солярку. Оксана Галькевич: Горюче-смазочные материалы. Сейчас как раз сезон. Константин Чуриков: Кстати говоря, тоже один из факторов повышения. Оксана Галькевич: Да. Спасибо, Иван. Есть ли возможность как-то поддерживать хотя бы производителей в сельском хозяйстве каких-то? Константин Чуриков: О наших кормильцах подумать. Оксана Галькевич: Да. Почему у нас об этом не думают? Марсель Салихов: Ну, я думаю, что если мы посмотрим на данные, то ситуация в сельском хозяйстве и пищевой производительности довольно неплохая. Оксана Галькевич: А, то есть справляются? Поэтому поддержку предлагать не надо, если не просят? Или как? Какая логика вообще экономическая в таких случаях? Марсель Салихов: Ну, смотрите. Это в экономических терминах называется "субсидия", когда вы кому-то отдаете что-то дешевле, чем если вы продали бы это на рынке. Соответственно, субсидия имеет определенную стоимость. Ну, допустим, если то же сельское хозяйство – при текущих ценах на сельскохозяйственную продукцию оно вполне хорошо справляется в последние годы, развивается и получает хорошую прибыль. Оксана Галькевич: Марсель, я прошу прощения, но на слове "субсидия", "когда вы отдаете дешевле", взбудоражился наш SMS-портал, пишут: "Ну, мы же субсидируем некоторые иностранные государства, продаем им дешевле, чем на внутреннем рынке". Марсель Салихов: Ну, кого, например? Беларусь? Я не знаю… Оксана Галькевич: Извините. Марсель Салихов: Вполне возможно. Да, у нас есть страны, которым мы продаем те же наши нефтепродукты дешевле. И наиболее очевидный пример – это Беларусь. Но и это тоже надо делать. Константин Чуриков: Есть более общий вопрос из Татарстана: "Норвегия помогает другим странам?" Ну, имеются в виду какие-то кредиты. Оксана Галькевич: Не обостряй, Константин! Константин Чуриков: Ладно, хорошо. Оксана Галькевич: Давай подведем итоги нашего опроса. Уважаемые друзья, мы спрашивали у вас в начале нашей беседы: как вы считаете, куда нужно направить вот эти сверхдоходы предполагаемые от нефти, от продажи нефтепродуктов? Константин Чуриков: Не обостряй, Оксана! Оксана Галькевич: В резерв или на зарплаты реальным людям? Так вот, какой ответ, Костя? Константин Чуриков: 81% считает, что надо на зарплаты именно отправить; в резерв – 19%. Вот такие результаты. Оксана Галькевич: Мы не обостряли, мы все честно рассказали. Спасибо. Константин Чуриков: Мы просто вас внимательно выслушали и нашего гостя. В студии был Марсель Салихов, руководитель экономического департамента Института энергетики и финансов. А через пару минут мы к вам вернемся. Оксана Галькевич: Спасибо.