Ольга Арсланова: В самом начале этой недели рубль пережил новое падение, но позже его полностью отыграл. Среди причин эксперты указывают прекращение покупки валюты российским Минфином, стабилизация курса турецкой лиры и переоценка инвесторами риска для российского рынка. Прогнозы сейчас противоречивые. Кто-то говорит, что рубль стабилен, кто-то говорит, что дальнейшее падение неизбежно. Как нам в этой реальности ориентироваться? Что нам делать с нашими сбережениями? Обо всем этом будем говорить прямо сейчас с нашим гостем. И приветствуем в студии экономиста Сергея Хестанова, советника по макроэкономике, генерального директора компании «Открытие Брокер». Здравствуйте. Сергей Хестанов: Здравствуйте. Ольга Арсланова: Давайте разбираться с тем, что сейчас с рублем происходит. Не всем нашим зрителям понятно, как российский рубль связан с турецкой лирой. Нам-то с нее что? Сергей Хестанов: Недавно даже уже появилось такое шутливое выражение – «турецкая лихорадка». Это явление, когда серьезные экономические проблемы Турции нашли отражение не только в курсе турецкой валюты, что естественно, но и затронули российский рубль и даже такую на первый взгляд экзотику, как государственные облигации Италии. Они тоже испытали некоторые проблемы. Можно долго спорить о том, стабилизировался рубль или нас ждет дальнейшее падение. Но есть вещи, которые совершенно бесспорны. Как раз уже через несколько дней будет 20 лет российскому дефолту 1998 года. И с тех времен за 20 лет рубль обесценился чуть больше, чем в 10 раз. Это очень хороший показатель. Юрий Коваленко: Это хороший показатель? Сергей Хестанов: Это хороший показатель для того, что на его примере проиллюстрировать, что если вы откладываете деньги надолго (1 год и больше), то лучше это делать не в рублях. Потому что структура экономики нашей страны такова (опять-таки, можно долго спорить, хорошо это или плохо, но это данность, с которой мы живем), что почти любую экономическую проблему страны можно преодолеть за счет ослабления рубля. У нас официально треть федерального бюджета – это поступления от экспорта, то есть валютные. Неофициально с учетом связанных отраслей – наверное, ближе к 60%. Легко догадаться, что при таком раскладе, как только наметились трудности с госфинансами, рубль слабеет, обязательства бюджета в рублях, значительная часть доходов валютная, о­т этого бюджет сильно выигрывает. По понятным же причинам от этого же выигрывают экспортеры, которые в основном наш бюджет и наполняют. Ольга Арсланова: Понятно. По поводу прекращения покупки валюты Минфином. Объясните, пожалуйста, нам, зачем это нужно было делать. Ведь для нас… Сергей Хестанов: Как раз это решение абсолютно понятное. Перед этим Минфин ставил рекорды, закупая просто рекордные количества валют. Что, кстати говоря, довольно эффективно сдерживало укрепление рубля. Вот если бы Минфин так не делал, то у нас бы буквально до последних дней курс доллара был бы где-то в районе 50 рублей за доллар. Если вы посмотрите, сколько стоил доллар раньше, когда нефть стоила столько же, сколько сейчас, 70 с небольшим долларов за баррель, в этих условиях рубль был гораздо более крепким. Но судя по тому, как интенсивно Минфин и ЦБ покупают валюту, это говорит о том, что руководители этих ведомств с большой степенью уверенности считают, что эти высокие цены на нефть не очень долго, что, возможно, нас ждет некое снижение нефтяных доходов, и они торопятся использовать нефтяные доходы, пока они есть, для пополнения резервов. Собственно говоря, из-за этого они и покупали. А когда рубль сильно упал, чтоб не ослаблять его еще сильнее, они решили на некоторое время покупки сократить. Юрий Коваленко: Но, случись что с нефтью, как это у нас по традиции бывает – доллар опять взлетает вверх. Сергей Хестанов: Дело в том, что Минфин и ЦБ, тратя работали на покупку долларов, создают подушку безопасности. Дважды в относительно недавней истории нас эта подушка уже сильно выручала. В 2008 году и не так давно – в конце 2014-го – в начале 2015-го, когда мы тратили эти резервы, смягчая… Естественно, полностью преодолеть кризис за счет этого невозможно, но хотя бы можно смягчить их последствия. Потому что я напомню, сейчас уже забылось за давностью лет, но в том же ноябре 2008 года (почти 10 лет назад) многие крупные российские банки, вообще говоря, стояли на грани. И тогда как раз эта подушка безопасности нас выручила. Ольга Арсланова: Слушаем наших зрителей. Задавайте, пожалуйста, вопросы. У нас Федор из Новгородской области в эфире. Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. У меня такой вопрос. Почему бы нам не заиметь свою собственную национальную валюту? Ольга Арсланова: Рубль называется. Есть у нас. Зритель: Нет его. У нас Центробанк является зависимым от ФРС США по большому счету, правильно? Сергей Хестанов: Нет. Вовсе нет. Зритель: Почему бы не сделать государственный банк и не напечатать свои работали, обеспечить их золотовалютным запасом, как было в советское время, и все? Сергей Хестанов: Кстати говоря, хотел я бы посмотреть, как наш слушатель в советские времена поменял бы советский рубль на золото. Я просто полжизни прожил в СССР и хорошо помню, что на банкнотах СССР было мелким шрифтом написано, что «обеспечено всем достоянием Советского Союза», но вот сколько я ни пытался это достояние получить в обмен на рубли, мне его не выдавали. Поэтому это красивые слова. А вот что касается золотого стандарта, то, в общем-то, в мире с некоторыми перерывами до 1971 года действительно во многих странах существовал золотой стандарт. То есть до 1914 года во многих странах, кстати, и в Царской России можно было поменять бумажные работали на золото. Но, кстати говоря, курс бумажного царского рубля к золоту был плавающим и отнюдь не 1 к 1. Юрий Коваленко: То есть возврат к золоту у нас сейчас не то, что невозможен, а устарел? Сергей Хестанов: Технически это уже, наверное, невозможно сделать. Но даже если пофантазировать и представить, что можно сделать, у нас бы колебания цен были гораздо сильнее, чем сейчас. Потому что сейчас в некоторых пределах, который называется «дефицит бюджета», правительство может немножко выходить свыше своих возможностей. А вот будь у нас рубль золотым, да еще и со свободным разменом бумажных рублей на золото, вот здесь бы у нас цены скакали гораздо сильнее, чем они колеблются сейчас. Ольга Арсланова: А какую характеристику вы сейчас можете дать рублю в эти дни? Есть ли фундаментальные причины для его снижения? Сергей Хестанов: И да, и нет. Кстати говоря, забавно, но если кто-то изобретет теорию, которая с высокой точностью будет предсказывать курс национальной валюты по отношению к другим валютам, как минимум, этот человек может готовиться получить Нобелевскую премию по экономике, и, кроме того, он получит шикарные предложения от самых разных инвестиционных банков всего мира. В настоящее время существует несколько теорий образования валютного курса. И сам факт того, что теорий существует несколько, говорит о том, что ни одна из них с высокой точностью спрогнозировать валютный курс не может. Беда в том, что в некоторых условиях хорошо работает одна теория. Иногда вообще хорошо. Если вспомнить времена до 2014 года, то была до смешного простая теория, которая объясняла курс рубля. Работала она прекрасно. В шутку в упрощенном виде эту теорию называли «формулой Кудрина». Сейчас в шутку формула Силуанова. Кстати, интересно, что впервые изобрел эту формулу покойный господин Немцов. Звучит она очень просто. Даже человек, не знакомый с экономикой, сможет ее понять. 3600 (в те времена это стоимость барреля нефти в рублях, которая закладывалась в федеральный бюджет) нужно было разделить на стоимость нефти марки Brent, и получался прогноз курс рубля. Просто удивительно, как много лет эта простейшая формула работала. Юрий Коваленко: А почему сейчас не работает? Сергей Хестанов: Очень просто. Потому что сейчас на стоимость рубля влияет не только и не столько экономические факторы. Еще раз повторюсь, что если бы не было политически сложной обстановки, у нас бы курс доллара был где-то в районе 50 рублей за доллар. Если попытаться его посчитать по той теории. Но из очень высоких политических рисков рубль стоит заметно дешевле. Мало того, его колебания последних дней имеют сугубо политическую природу. То есть те санкции, которыми нас пугают, нам грозят, они не вступили в действие. Даже самый ранний пакет – это будет только 22 августа. Притом, что на дворе, вообще говоря, 22 августа еще не наступило. Юрий Коваленко: То есть не санкции пугают курс, а нависание санкций над экономикой и над страной? Сергей Хестанов: Говоря научным языком – риски. Ольга Арсланова: Эти риски оправданы? Сергей Хестанов: И да, и нет. Дело в том, что до сих пор все санкции, с которыми мы сталкивались, уменьшение денег, которые наша страна зарабатывает, не вызвали. Поэтому то, что сейчас с рублем происходит – это не сами санкции, а  скорее опасения. Мало того, даже тот пакет, который грозятся принять 22 числа, в принципе сильных колебаний валютной выручки нашей страны не вызовет. Но, тем не менее, инвесторов это очень беспокоит. Многие под воздействием такой информации начинают активнее работали продавать. И своими массовыми продажами курс рубля снижают. Ольга Арсланова: Это как раз ответ на вопрос наших зрителей. Естественно, самый популярный. «Есть ли смысл сейчас быстро, срочно покупать валюту?». Сергей Хестанов: Зависит от целей. Если наступит какое-то смягчение политического противостояния, в общем-то, ничто не помешает рублю укрепиться. Но, с другой стороны, если политические отношения нашей страны, прежде всего с США, во вторую очередь с Европой, ухудшатся, то рубль может ослабнуть еще больше. Поэтому ответ на этот вопрос зависит от того, что будет в политике. К сожалению, политика плохо поддается анализу. Ольга Арсланова: Звонок из Москвы от Сергея. Здравствуйте, Сергей. Что вас беспокоит? Зритель: Здравствуйте. Я бы хотел предложить вашему эксперту рассмотреть альтернативный вариант развития экономики, который был основан на эксперименте в городе Вергль (Австрия), который подразумевал организацию экономических отношений без ссудного процента. И это очень хорошо описано в книге Джоана Кеннеди «Деньги без процентов и инфляции». Поэтому, мне кажется, нам надо развивать не валютно-спекулятивные операции, а заниматься тем, что развивать реальный сектор экономики. Сергей Хестанов: То, что сейчас озвучил наш слушатель – это классическое заблуждение. Тот эксперт, который действительно происходил в Австрии в коммуне Вергль, он действительно имел место в 1920-е годы, но никакого отношения к ссудному проценту этот эксперимент не имел. Это очень яркий пример внедрения так называемых частных денег. Вот мы привыкли, и последнее столетие так было, что эмитентом денег является государство. Так было не всегда. Довольно долгое время в истории человечества эмитентом денег мог быть почти любой хозяйствующий субъект. Допустим, в эпоху золотого стандарта, когда золото выполняло функцию денег, в принципе, если вы добываете золото, никто вам не мешал рассчитываться своим собственным золотом. Кстати говоря, если кто-то читал романы Джека Лондона, то еще в середине XIX века в США в некоторых штатах это было вполне распространено. Это было не такой уж большой экзотикой. В эпоху товарных денег это было довольно массово. То есть когда деньги были обеспечены каким-то товаром, если вы товар выпускаете, то вы по сути выпускаете деньги. Неудобство товарных денег вполне очевидно. И Великая депрессия и подтолкнула экономистов от того, чтобы отойти от жесткой привязки денег к какому-то товару. Одна из причин Великой депрессии заключалась в том, что массово действовал золотой стандарт, и когда упал спрос, возник избыток товаров, производство золота не успевало за производством реальных ценностей. В результате начали падать цены на все. Может быть, с бытовой точки зрения падение цен и хорошо, а посмотрите на эту же проблему с точки зрения товаропроизводителя. Вы выпускали какой-то товар, производственный цикл занимал несколько месяцев. Пока вы его выпустили, товар подешевел – у вас убытки. Поэтому у золотого стандарта есть свои плюсы, есть свои минусы. Тем не менее, когда после окончания Первой мировой войны распадались разные империи (Российская, Германская и Австро-Венгерская), как раз в бывшей Австро-Венгрии эксперимент по выпуску частных денег районного масштаба был. Он был успешным. Действительно людям понравилось. Но это вызвало очень бурную реакцию центральных властей. Прибыли войска с двумя пушками – этот эксперимент прекратился. Кстати говоря, кто-то, может быть, помнит, у нас тоже сразу же после распада СССР был период, когда в некоторых регионах выпускали частные деньги. У меня один из друзей коллекционирует. У него есть в коллекции такое чудо чудное, довольно редкое, как уральский франк. В Екатеринбурге выпускали свои деньги, назывались «уральские франки». И некоторое время они вполне нормально обращались. Они были обеспечены. По ним была близкая к нулю инфляция. Знаете, почему? Они обеспечивались комплексным обедом заводской столовой: первое, второе, компот. Смех смехом, но в ту эпоху, когда инфляция была под 360% годовых, когда в рублях вообще ничто не мерили… Вот  заходишь в магазин, а все товары длительного пользования… Там ценники стояли «у.е.». Писать «доллары» было нельзя, поэтому писали аккуратно «у.е.». Все знали, что это «у.е.» означает. То, что нас слушатель предложил – это классическая идея частных денег. Это было в истории человечества. Кстати, не исключено, что в будущем, может быть, это тоже повторится. И довольно сильно нашумевший в прошлом году биткоин и вообще криптовалюты – это одна из реализации концепции частных денег. Другой вопрос, что особой стабильности они не показали. За прошлый год был взлет стоимости в 20 раз, потом падение примерно в 3 раза и так далее. Даже больше. Поэтому поживем – увидим. Может быть, какую-то часть денежного обращения и займут частные деньги, но не стоит надеяться, что они решат все проблемы человечества. Юрий Коваленко: Наверняка их колебания более фатальны могут быть и менее контролируемы, и менее прогнозируемы, чем валюты. Сергей Хестанов: Динамика биткоина прошлого года это довольно наглядно иллюстрирует – взлет в 20 раз, потом падение в 3 раза. Юрий Коваленко: Соответственно, цена товаров может так же взлетать… Сергей Хестанов: Абсолютно верно. Только зеркально наоборот. Если деньги дорожают, то товары дешевеют и наоборот. Ольга Арсланова: Что можно сказать о макроэкономических показателях России сегодня? Многие говорят, что инфляция вроде бы низкая, кредитно-денежная политика жесткая. А вот, например, наши зрители не очень понимают, стоит ли верить этим данным. Какая инфляция на самом деле? Нам говорят, что ее нет, но мы приходим в магазин и видим, что она есть. Сергей Хестанов: Вот это противоречие характерно не только для России. Та инфляция, которой оперирует Центробанк и относительно которой нам радостно рапортуют о том, как она снижается, к той инфляции, которую мы сами видим, приходя в магазин, отличаются. Поверьте, экономисты так же ходят в магазин, как и обычные люди. Почему они отличаются, сейчас вы поймете. Как официально считается инфляция? Выбирается некая корзина товаров и услуг, довольно большая. Определяется стоимость этой корзины сейчас и год назад, сравнивается. И радостно докладывают: инфляция составила 2,8% годовых. Что это означает? Это означает, что пошли представители Росстата по всей стране. Кстати, бог знает, в какие магазины они ходят. Они об этом не рассказывают. Но в какие-то магазины пошли, где-то записали цену товаров такую-то. Потом полистали свои гроссбухи, такие огромные книги, сравнили с тем, какие были показатели этих же товаров год назад, вычли из одного другое, разделили, получилась циферка, и радостно нам доложили. В чем лукавство такого подхода? Из-за чего возникает разница между официальной и реальной цифрами? Лукавство в том, что во всем мире (опять-таки, это не только наш грех, а мировой) те, кто составляют эту корзину, стараются туда положить те товары, которые дорожают медленно: соль каменная, пальто мужское зимнее на вате. Вы много видели людей, которые на воле носят это одеяние? Говорят, где-то в армии немножко осталось. И так далее. А там даже уже вышло оно из употребления. Тем не менее, оно упрямо лежит в корзине и снижает нам инфляцию. Оно действительно слабо дорожает. Юрий Коваленко: На то опираются все экономические процессы внутри страны. Как можно так лукавить? Ольга Арсланова: Какая разница примерно? Сергей Хестанов: Разница примерно такая. По нашей стране я из политкорректности разницу умолчу. Я приведу разницу, которая хорошо изучена, допустим, для США. При уровне инфляции до недавнего времени около 2% в год реальная инфляция была около 5%. Вот примерно такое отношение. Ольга Арсланова: То есть и нашу тоже можем где-то в 2,5 раза… Сергей Хестанов: Примерно. Ольга Арсланова: Хорошо. Сергей Хестанов: Плюс еще не забывайте о региональных особенностях. Одно дело – регионы, у которых хорошая транспортная доступность. Там одна история. А совсем другое дело – удаленные регионы, где картина может очень сильно отличаться. Ольга Арсланова: У нас на связи Петербург и наш зритель Сергей из этого города. Здравствуйте, Сергей. Зритель: Здравствуйте. У нас говорят про такие проблемы, как доллары, санкции и прочее. Мне интересен один момент. В 2014 году аппарат президента Российской Федерации поднял себе зарплату в 2,5 раза. Это случилось накануне как раз событий 2014 года. Это был первый момент. Второй момент – когда в декабре 2014 года подняли ставку, опять же, позаботились о том, чтобы якобы не вкладывались в доллар, хотя на тот момент времени известные события с Роснефтью, 600 млрд, если мне не изменяет память, и так далее. В 2015 году нас не спасли от повышения доллара никакие подушки, которые нам обещали сделать. Откладывали на черный день. Но, опять же, мы видели скачок до 80. Сейчас санкции против «Русала» - опять подъем до 65, теперь обещания санкций – подъем до 70. Мне кажется, государство таким образом решает свои проблемы, наполняя бюджет. Но, с другой стороны, вся эта ситуация выглядит как бег за собственным хвостом. То есть, с одной стороны, мы девальвируем валюту, опускаем рубль по отношению к доллару. С другой стороны, мы повышаем зарплаты тех людей, у которых они и так немаленькие. Зарплата депутата – 250 000 рублей до кризиса 2014 года. Сейчас зарплата депутата в среднем – 450 000 рублей в месяц. Скажите, пожалуйста, Сергей, зачем девальвировать валюту, для того чтобы повышать зарплату, обещая нам экономический эффект в виде какой-то пользы по отношению к российским товарам и прочее, в виде девальвации рубля, которая имела место быть во времена премьер-министра Евгения Примакова, когда наш бюджет был 20 млрд долларов, и это был первый раз, когда бюджет был исполнен. И тогда я помню, что рост экономики был 33%, если мне не изменяет память. И это благодаря тому, что в тот момент зарплаты не выросли. А теперь у нас ситуация такая, что зарплаты повышаются, особенно у чиновников, пенсии повышаются, особенно у чиновников, и это приводит к тому, что мы вынуждены дальше девальвировать валюту. И вложения происходят в банковскую сферу. Мы спасаем банки, вместо того чтобы поднимать наше производство и сельское хозяйство. Сергей Хестанов: Абсолютно правильно говорит наш слушатель. Хотя, может быть, простыми словами эти вопросы излагает. Действительно, та структура экономики, которую мы имеем, не оставляет нам другой альтернативы. Хотим мы или не хотим… Понятно, что взять сейчас и уменьшить зарплату бюджетникам, пенсии пенсионерам вряд ли возможно. Поэтому гораздо проще девальвировать рубль. С точки зрения экономики реальная зарплата и реальная пенсия снизится. Соответственно, тем, кому государство считает нужным, оно компенсирует, о чем наш слушатель только что нам говорил. Это действительно так. Цифры, которые он озвучил, соответствуют действительности. А у всех остальных реальное наполнение пенсий и зарплат снизится. Но за счет этого государство имеет возможность свести бюджет, а именно выполнить свои обязательства. Поскольку обязательства нашего государства почти исключительно рублевые, что рублей станет больше… Да, они подешевеют. Но государство брало на себя обязательства в рублях, а не в долларах. Поэтому некоторым социальным категориям зарплаты скомпенсируются, их долларовое наполнение практически не упало, как было метко замечено слушателем. А всем остальным остается утешить себя тем, что это увеличивает конкурентоспособность российских товаров, что в какой-то степени действительно так, но какого-то бурного подъема отечественного производства мы действительно особенно и не увидели. Оно, кстати, немножко подросло, но не настолько, насколько мы обеднели из-за ослабления рубля. Юрий Коваленко: Но ведь банки – это на самом деле не двигатель экономики. Сергей Хестанов: Причем здесь банки? Банки – это чисто техническая и, кстати, довольно небольшая часть экономики. Мало того, если в 2008 году действительно многим банкам активно помогали, то сейчас то, что государство потратило на банки – в общем, это небольшая величина. Это не те деньги, которые способны сильно изменить расклад сил в экономике. 2008 год – в основном в валютную ловушку попали банки, у которых было много зарубежных валютных кредитов, упали поступления валюты у тех, кому банки эти кредиты выдали. И тогда действительно в значительной степени резервы пошли на помощь банкам. Но с тех времен прошло 10 лет. Как раз сейчас почти ровно 10 лет тем событиям. А сейчас, в конце 2014 – начале 2015 года, основные валютные кредиты были у компаний реального сектора, а вовсе не у банков. Банки тогда на грабли наступили и выводы сделали. Трата резервов, которая массированно происходила в конце 2014 – начале 2015 года (в марте 2015 года перестали тратить резервы), эти деньги пошли в основном на спасение предприятий сугубо реального сектора. Потому что банкиры в тот момент особенных трудностей не испытывали. Поэтому банки – это сугубо техническая часть экономики. Они сами по себе какой-то особой новой стоимости не создают. Они важны просто как своеобразная кровеносная система. Но если мышцы атрофировались, как бы хорошо кровеносная система ни работала, соответственно, организм быстро бежать не сможет. Ольга Арсланова: Насколько падение цены рубля, его снижение опасно вот в каком плане… У нас зрители некоторые отмечают, что мало того, что мы находимся в политической изоляции – все больше населения нашей страны начинает находиться в изоляции экономической. У них нет возможности купить доллары, уехать куда-то. И происходит вот эта постоянная варка в собственном соку. Сергей Хестанов: Хотим мы или не хотим, около трети потребкорзины – это валютные товары. Причем, речь идет не о банально импортных товарах. Во многих чисто отечественных товарах имеется довольно существенная часть импортной стоимости. Например, упаковка, некоторые расходные материалы, амортизация оборудования, на котором они выпускаются. Забавно, но в российском молоке где-то процентов 6 – долларовая компонента. Хотя вроде бы коровы наши, трава наша, крестьяне наши, но, тем не менее, упаковка, оборудование, его амортизация – это все товары импортные. Из-за этого наблюдается очень простое явление, которое, к сожалению, мы все на себе замечаем: как только ослабевает рубль, цены в магазине растут. Да, по мере того, как рубль делается слабее, слабее и слабее, доля российских товаров на рынке растет, но она растет все-таки медленно. Слабее, чем слабеет рубль. Как следствие, мы все становимся беднее. И это замечает почти любой человек. Неважно, является он состоятельным или, наоборот, имеет слабый достаток. Увы и ах, но в условиях, когда значительная часть нашего федерального бюджета формируется от экспорта, расходы рублевые – это ситуация неизбежная. Кстати, не во всех странах такое происходит. Если у кого-то есть друзья, знакомые в Европе, там это явление не наблюдается. Когда европейская валюта к доллару упала с уровня 1,6 до 1,18 (это довольно большое падение), там инфляция как была 2%, так и осталась. А почему? Потому что там экспорт и импорт примерно сбалансированы. А у нас – наоборот. У нас сильный перекос. Мы продаем сырье, да еще и довольно узкую номенклатуру сырья, а покупаем все остальное. Поэтому у нас вслед за девальвацией рубля идет всплеск инфляции. А там колеблется евро, а процентов 90 европейцев об этом сильно ничего и не знают. Кроме тех, кто в отпуск в Америку собирается. Потому что они не замечают. Ценники в магазине не двигаются там, как эти ценники двигаются у нас. Это явление обусловлено, к сожалению, структурой нашей экономики. Пока мы будем приобретать значительную часть содержимого нашей потребкорзины на внешних рынках, это явление сохранится. Юрий Коваленко: А сколько вы по прогнозам даете? Сергей Хестанов: Это можно оценить. Мы не первая страна, которая с этой проблемой сталкивается. Примерно той же самой Голландии, которая имела похожие проблемы, правда, много десятилетий раньше нас, говорит о том, что на преодоление этой проблемы уйдет 12-15 лет. Юрий Коваленко: Если с умом подходить к ее решению. Сергей Хестанов: Да. И хорошо потрудиться. Ольга Арсланова: Послушаем зрителей. Адель из Москвы на связи. Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Очень вам благодарна за ваш канал, за то, что вы разъясняете теорию, практику денежную. У меня как раз вопрос о деньгах. Правда, я вчера позвонила в прямой эфир и не попала. Не слишком ли мы зависим от денег, вернее, от нехватки денег? Когда нужно изобретать и особенно внедрять, денег у нас нет. Поэтому и санкции. Нет внедрения. Поэтому нам и санкции устраивают. Что-нибудь у нас не хватает – нам и не дают его. Мы боимся очень инфляции. А если б мы организовали дополнительную эмиссию денег на определенные задачи (изобретение и внедрение, у нас очень много талантливых изобретателей и предпринимателей)… У них денег нету. Ольга Арсланова: Хороший вопрос. Почему бы не напечатать? Сергей Хестанов: Эта идея не нова. Зритель: Мы бы от их санкций не зависели. Сергей Хестанов: Это предложение, похожее на рассказ барона Мюнхгаузена, как он сам себя за шкирку из болота вытаскивал. К сожалению, так уж устроено денежное обращение, что на что вы напечатали деньги, значения не имеет. Вот если вы напечатали денег больше, чем товаров в экономике, у вас будет инфляция. Как выглядит эмиссионное финансирование, то есть попытка решить проблему экономики за счет выпуска денег, кто помнит самое начало 1990-х годов, вот только распался СССР, тем рассказывать не надо. Я это помню хорошо. Инфляция была 20% в месяц. Даже не в год. И любой человек, который неважно, заработал, зарплату получил, подработал где-то, вот какие-то деньги выручил, первое, что он делал – он мчался в обменник и покупал доллары. Потому что он знал, что эти же работали через неделю будут стоить уже дешевле. Поэтому, к сожалению, то, что предлагает слушательница – это классическая утопия. Из серии, как барон Мюнхгаузен вытаскивал себя за шкирку из болота. Юрий Коваленко: Говорят, что Штаты тайно эмиссируют деньги. И их настолько много, что они действительно уже ничем не обеспечены. Лишь авторитетом о том, что «мы правда больше не выпускаем». Сергей Хестанов: Как пел Высоцкий, «а хлеб теперь из рыбьей чешуи». Что-что, а параметры денежной эмиссии США известны с огромной точностью всему миру. Да, у США тоже есть свои проблемы и трудности в экономике, но пока никакой значимой альтернативы американскому доллару не изобрели. И даже евро, на который в свое время возлагались большие надежды, и был момент, когда он теснил американский доллар, сейчас он отступил. Сейчас процентов 80 мировой торговли – это доллар, а процент евро с более чем 10 снизился до 8. Процент китайского юаня с более чем 2 снизился до 1,8. Поэтому да, в каком-то дальнем будущем обязательно мы увидим какую-то альтернативу американскому доллару. Но когда это будет – это вопрос даже не лет, а, наверное, десятилетий. Юрий Коваленко: То есть заявление о том, что мы можем отказаться от доллара при нефтяных торгах, при каких-то расчетах при закупке-продаже, звучит нереально? Сергей Хестанов: Можем, но ценой достаточно больших издержек. То есть да, мы можем относительно легко перейти на евро, потеряв немножко при обмене на курсовой разнице. Если же нам придется переходить не на евро, а на какие-то другие валюты, допустим, на китайские юани, то наши издержки будут гораздо больше. В экономике можно почти все. Но за это придется достаточно дорого заплатить. Ольга Арсланова: Послушаем Даниила из Уфы. Здравствуйте. Добрый вечер. Зритель: Здравствуйте. Я хотел задать вопрос Сергею. Он хорошо разбирается в экономике. Я в 2006-2007 помню, что доллары не давали скупать предприятиям. И доллар понизился до 23 рублей. А второй вопрос у меня такой. У меня же тоже такие казусы были. Доллар все время скакал. И они оставили Центробанку. И после этого все стабилизировалось. Почему нам нельзя сделать точно так же? Филиалы Центробанка же есть во всех областях. Пусть народ идет туда и открывает валютные счета. А вообще запретить хождение доллара. И частные банки, которые есть, им тоже запретить скупать золото и вообще продавать это все. Вот такой вопрос у меня. Сергей Хестанов: Технически это сделать можно. Более того, если вы помните жизнь в СССР, то там примерно такой порядок и действовал. Была статья вплоть до расстрела за валютные махинации. Знаменитое дело Рокотова, которого расстреляли за валютные операции. Но будет ли от этого хорошо? На сегодняшний день единственный способ человеку застраховать себя от девальвации рубля, от инфляции – это купить валюту. Если вы лишите граждан этой возможности, это неизбежно приведет к появлению черного рынка, и в конце концов для экономики в целом это принесет больше потерь и издержек, чем даст выгод. Юрий Коваленко: А если привязываться не к валютной корзине, а к металлическим счетам? Ведь это же тоже достаточно надежные вклады. И золото у нас растет в количестве приобретаемого. Сергей Хестанов: Стоп. Посмотрите историю. Даже если вы в Википедии статью про золото откроете, вы увидите, что, начиная с 2000 года до 2011-го оно росло, потом падало. А перед этим с 1982 года по 2000-ые золото 18 лет падало в цене и упало к американскому доллару примерно в 2 раза. Но в те годы, в начале 1980-х, инфляция по доллару была приличная. Поэтому с учетом инфляции золото упало примерно в 4 раза. Поэтому вы не думайте, что золото – это тоже какая-то абсолютная ценность. Золото точно так же, как и валюта, может расти в цене и падать. Поэтому, к сожалению, какого-то абсолюта, на который можно ориентироваться и в чем можно мерить стоимость всего остального, человечество пока не придумало. Может быть, изобретет в будущем, но пока такого нет. Юрий Коваленко: Странно, что банки предлагают в таком случае эти металлические счета так явно и активно. Сергей Хестанов: Это такой же товар, как и любой другой. Юрий Коваленко: То есть это просто попытка продать? Сергей Хестанов: Если вы внимательно изучите, то банк продает вам по одной цене, покупает у вас обратно чуть-чуть по другой цене. И банк свое зарабатывает. Эта разница в ценах называется «спред». Собственно говоря, бизнес банкира – это продавать вам этот спред. Поэтому для банка это нормальный бизнес. А вот заработаете вы на этом металлическому счете или потеряете – это уже зависит от того, что будет с ценами на золото. А они могут как расти, так и падать. Кстати, последние дни золото заметно снижалось в цене из-за укрепления американского доллара. Ольга Арсланова: Наш зритель спрашивает: «Разумно ли сейчас, в такую непростую эпоху, перевести работали в недвижимость?». Сергей Хестанов: Мы на российском рынке большого кризиса недвижимости еще не видели. Но это не значит, что у нас его не будет. Если вы сравните стоимость недвижимости, допустим, в долларах… Я оперирую московскими ценами. Понятно, что в разных городах она разная. Но на пике стоимости квадратный метр недвижимости в Москве в среднем стоил 7000 долларов. Сейчас, наверное, 2300-2400. Вот вам пожалуйста. Кто купил недвижимость в 2008 году, недвижимость на месте, а вот ее стоимость упала достаточно значительно. А есть страны, где недвижимость падала гораздо больше. И мне кажется, что если мы через год-два увидим экономический кризис, похожий на 2008 год, то у российской недвижимости есть еще хороший потенциал к падению. Ольга Арсланова: Это может быть хорошей стратегией сейчас? Сергей Хестанов: Что? Ольга Арсланова: Покупка недвижимости. Сергей Хестанов: И да, и нет. Недвижимость может упасть в цене. А потом не забывайте, что нам официально обещан процесс повышения налога на недвижимость. Пока это чувствуют москвичи и жители еще двух регионов. Наизусть не помню. Кроме Москвы, выбраны еще два региона в качестве пилотных. Но в будущем все россияне будут платить в районе 2% от стоимости недвижимости в год. И для многих это будет достаточно чувствительно. Ольга Арсланова: Спасибо большое за то, что разъяснили. Спасибо от наших зрителей. Напоминаем, что у нас в студии был советник по макроэкономике генерального директора компании «Открытие Брокер», экономист Сергей Хестанов. Это была рубрика «Личное мнение». Спасибо.