Ксения Сакурова: Задать любой вопрос психологу бесплатно и анонимно скоро сможет любой школьник – Минпросвещения подготовило концепцию создания онлайн-платформы психологической помощи для детей и их родителей. Виталий Млечин: Работа над проектом ведется по поручению Владимира Путина; оно появилось после встречи президента с педагогами, которые заявили о необходимости создания такого ресурса. Как вам эта инициатива? Будете ли пользоваться? Как вообще работа с детьми в вашем регионе? Расскажите нам, пожалуйста, об этом: 8-800-222-00-14 – бесплатный телефон прямого эфира, 5445 – бесплатный короткий номер для ваших СМС-сообщений. Надо сказать, что Общественное телевидение России несколько опередило эту платформу, в эфире нашего канала можно задать вопрос психологу уже сейчас. С нами на прямой связи Екатерина Бурмистрова, детский психолог, семейный психотерапевт и писатель. Здравствуйте! Екатерина Бурмистрова: Здравствуйте! Ксения Сакурова: Здравствуйте! Виталий Млечин: Как вам такая идея, появление такой вот онлайн-службы? Она назрела, как вы считаете? И самый главный, наверное, вопрос: насколько качественной будет помощь, которая вот таким образом будет предоставляться? Екатерина Бурмистрова: Очень все зависит от исполнителей. Очень зависит от исполнителей. Это можно сделать как прекрасным, мощным и давно назревшим инструментом, в котором давно назрела потребность, так и бесполезной ерундой. Я очень надеюсь, что команда разработчиков учтет все запросы и туда будут добавлен тот функционал, который действительно поможет и школьникам, и родителям. Виталий Млечин: А какой это функционал? Что самое главное? Екатерина Бурмистрова: Во-первых, мне кажется, что это возможность обратиться за экстренной психологической помощью анонимно для подростка, для школьника в острой ситуации: ситуация буллинга, ситуация тревожащих мыслей суицидальных, ситуации конфликта с педагогом, ситуации конфликта в классе, каких-то сильных любовных переживаний, влюбленности, да – это все нормально, в школьном возрасте это бывает. Для родителя, мне кажется, тоже должен быть функционал, возможность обратиться именно анонимно при конфликте с педагогом, при недоверии школьному психологу, когда непонятно, как помочь ребенку. То есть огромные блоки запросов как со стороны детей, так и со стороны родителей. Ксения Сакурова: Екатерина Алексеевна, у нас хватит достаточного количества профессионалов, которые смогут со всеми этими запросами работать, да еще и в таком дистанционном режиме? Екатерина Бурмистрова: Выпускников психологических ВУЗов достаточно. При этом возможности онлайн-консультирования, если работа онлайн – там особые практики. У меня центр, у меня пилотный центр, школа большая, где учим специалистов тоже; методики работы онлайн и методики работы очно, они разные. И здесь я так думаю, что плюс к платформе запланировано (я думаю, что запланировано или будут запланированы) курсы специального повышения квалификации для специалистов, которые могут онлайн вести консультации. Сейчас я так думаю, что для первого испытательного периода, наверное, специалистов хватит. Виталий Млечин: Екатерина Алексеевна, а насколько эффективными будут такие консультации? Сколько нужно времени, чтобы помочь ребенку? Это можно сделать, условно говоря, за полчаса по видеосвязи? Или какая-то более серьезная работа все-таки нужна? Екатерина Бурмистрова: Есть такая категория, как первичный прием. Первый прием, это 30 минут, да (на самом деле там должно быть 45 или 50 минут для нормального приема) – это консультация знакомство, установочная консультация. Она может быть сделана в острой ситуации, когда ребенок пришел с запросом, с болью, с какой-то свежей историей, и тогда психолог, который обучен практике кризисного консультирования, консультирования в экстраординарных ситуациях, может быстро сработать и помочь. Но это не лечение проблемы, это как остановить кровь, вот при ране остановить кровь. А что за рана, какое нужно лечение, сколько будет времени – это очень зависит от случая. Я считаю, что минимальный блок консультаций – пять, для какой-то более длительной работы нужно десять. И это то, что есть в минимальном пакете консультаций, который государство нам предоставляет сейчас там, где есть центры психолого-педагогической помощи. Ксения Сакурова: Вы знаете, что мне интересно, ведь вся эта идея развивается на фоне определенных событий в наших школах, очень много было трагедий, в этом году, в том числе. Екатерина Бурмистрова: Конечно. Ксения Сакурова: Вот, например, в перспективе обращается школьник к такому специалисту и говорит: «Я узнал, что мой одноклассник готовит, ну, теракт, по сути дела». Дальше-то что? Помочь ребенку справиться со страхом его, специалист, наверное, может. Консультация анонимная. Я не совсем понимаю, как здесь правильно организовать эту работу, чтобы на самом деле, цель-то у нас, чтоб таких историй не было, но вроде как, и анонимность нарушать нельзя. Вот здесь-то, как быть? Екатерина Бурмистрова: Я вам отвечу. Это то, чему учат психологов, да. И я уверена, что разработчики платформы либо уже позвали консультантов в этой сфере, либо позовут сейчас, когда дойдет до испытательных вещей, когда психологов учат. Нас учат так, что конфиденциальна информация консультации, которую ребенок или подросток передает. Кроме двух случаев, ну, на самом деле третий появился за последние 15 лет. Первый случай – это использование наркотиков. Второй случай – это угроза суицида. А третий случай – это угроза повреждающих опасных террористически действий по отношению к себе или другим. И это в правилах, это в конвенции профессиональной есть. То есть в этом случае психолог обязан выйти на связь, а вот уж с кем выйти на связь, это, я так понимаю, не наша с вами ответственность, а тех, кто программу разрабатывает. Я подозреваю, что одна из функций этой программы, конечно же, попытка отследить на ранних стадиях, по возможности, вот эти самые признаки отклоняющегося поведения у детей, которые потом возьмут автомат там, или что там, взрывчатку и придут в свои учебные заведения. Только одна из функций. Но я очень надеюсь, что эта платформа не будет средством надзора, только да, а будет средством помощи и профилактики. Потому что, по сути, школьный психолог, если б работал с этими случаями, мог бы выявить даже по тестам, которые производятся на класс, не при индивидуальной работе, что с этим ребенком проблемы, что он в зоне риска. И здесь, конечно, нужны специальные методики. Виталий Млечин: Сейчас узнаем, что думает Валентина из Московской области. Валентина, здравствуйте! Зритель: Здравствуйте! Я вот хотела сказать, сейчас о психологе говорят. Конечно, это дело хорошее! Я ничего не говорю. Но должны, в первую очередь, учителя быть повоспитаннее. Вот моя внучка учится в Серпуховском колледже педагогическом и там оскорбляют их, обзывают. Я не знаю, как вообще, я в ужасе, вы понимаете? Когда она мне рассказала, я в ужасе. Нас в старших классах называли на «вы», я уже не говорю в институте. А их в колледже уже взрослых детей оскорбляют, обзывают и «чучело», и «дура», и как только не обзывают. Виталий Млечин: Ничего себе. Зритель: Ну это что? Какой тут психолог поможет? Это надо учителей в первую очередь учить. Виталий Млечин: Угу. Понятно. Спасибо большое, что позвонили и рассказали. Екатерина Алексеевна, а вот в такой ситуации? Екатерина Бурмистрова: А я откликнусь ... потому что в этой платформе обязательно должен быть раздел, куда педагог может обратиться за помощью. То, что вот мы услышали – это, конечно, очень печально, спасибо, за звонок да, но это тревожные показатели эмоционального выгорания педагога. Они не родились такими злыми, они не пришли работать в школу с такими особенностями эмоциональными. Это выгорание, это переутомление, либо это недостаток инструментария, что педагог не знает, как справиться с подростками. Вот вы хотите прийти в класс педагогом к 30-ти детям 13-ти лет? Дорогие ведущие, честно скажите. Виталий Млечин: У нас квалификация другая, мы по другой части немножко. Екатерина Бурмистрова: Да. Но это очень тяжелая работа. И им, конечно же, тоже нужна помощь профессионала, особенно, если нет службы поддержки в школе. Виталий Млечин: Но это же не школа, где все дети должны учиться. Люди, если не справляются, педагоги, ну, значит, может, им найти какую-то другую профессию для себя? Их же никто не заставляет работать учителями. Екатерина Бурмистрова: Тут такая штука, что эмоциональное выгорание профессиональное оно подступает незаметно. Если б человек сам понимал, что с ним происходит, он наверняка так бы себя не вел. Это происходит не специально. Человек, заходя в класс на урок, не собирается обзываться. А помочь ему увидеть выгорание, помочь вернуться в рабочее состояние, в некоторых случаях, да, рекомендовать сменить профессию – вот тут вот это роль профессионалов. И, конечно, это очень трудная работа. И педагогам очень нужна помощь и возрастных психологов, и психологов-конфликтологов, да. Как научиться с подростками обращаться, когда подростки хамят, что делать – это все не злой характер и не испорченный человек, это сумма обстоятельств, думаю я. Ксения Сакурова: Давайте еще один звонок послушаем, Татьяна из Нижнего Новгорода с нами на связи. Татьяна, здравствуйте! Виталий Млечин: Здравствуйте, Татьяна! Зритель: Здравствуйте, добрый день! У меня такой вопрос. Я бабушка. У нас внучке 8 лет, и она не хочет дружить со всеми сверстниками своими. У нее все воображаемое: воображаемые друзья, воображаемые подруги. Короче вот такие вот фантазии. А со сверстниками она не хочет, говорит: с ними не интересно. Вот как вы думаете, уже надо обратиться нам к психологу? Виталий Млечин: Интересный вопрос, спасибо большое! Екатерина Алексеевна, что делать? Екатерина Бурмистрова: Очень интересный вопрос. Если у ребенка нет гаджетов, в которых он постоянно висит и уходит в виртуальную реальность, то можно попробовать найти подругу хотя бы одну. Может быть, немножко младше по возрасту или наоборот, старше, которая бы подошла как игровая пара. Также бывает, что в классе никто не находится, но есть соседи, есть люди, с которыми ребенок ходит на кружки. Если ничего не получится в течение нескольких месяцев, то да, я б сходила к психологу, понять, в чем дело. Потому что эта вот ситуация, здорово, что бабушка ее заметила, может быть, разные причины. Может быть, девочку не принимают, а может быть, она интеллектуально выше всех, может быть, она робкая и не ходила в детский садик, у нее коммуникативных навыков не хватает; тут нужно понять причину. И иногда поездки в хорошие мягкие лагеря помогают, где находятся другие дети и другой коллектив, и находятся друзья. Ксения Сакурова: Спасибо большое! Виталий Млечин: Спасибо! Екатерина Бурмистрова, детский психолог, семейный психотерапевт и писатель, была с нами на прямой связи. А прямо сейчас побеседуем с Евгением Ямбургом, заслуженным учителем России, доктором педагогических наук, директором Центра образования № 109 города Москвы. Евгений Александрович, здравствуйте! Ксения Сакурова: Здравствуйте! Евгений Ямбург: Добрый день! Здравствуйте! Виталий Млечин: Евгений Александрович, расскажите, пожалуйста, современные школьники, с какими сложностями сталкиваются, чтобы им могли помочь психологи, вот так онлайн? Как вы считаете, это вообще эффективно будет? Евгений Ямбург: Я считаю, что время настало, и я за эту историю. И должен сказать, что я полностью согласен со своим коллегой психологом. Другое дело, что вот даже те трагические случаи, которые были в Казани, в Керчи и т.д., я не устаю говорить, что стреляет не ружье, стреляет голова. И никакие меры безопасности, мы не превратим школу за семью печатями, заборами и т.д., и т.д. Здесь надо понимать, очень честно смотреть на вещи. Дело в том, что если брать данные Союза педиатров, у нас абсолютно здоровых детей только 12,5%. Остальные имеют очень серьезные проблемы. И должен вам сказать, что отсюда мы на одном из первых мест в мире по суицидам и по буллингу. А на первом месте идет – психоневрология. Это очень серьезная проблема, на которую надо смотреть абсолютно прямо. И эта инициатива абсолютно важная. Что такое детский суицид? Это попытка вызвать внимание взрослых, это одиночество ребенка. Потому что взрослые, как правило, заняты на трех-четырех работах, они в основном контролируют: сделал уроки, не сделал уроки, подготовился, не подготовился на завтра. Вы знаете, мне это напоминает очень такую пронзительную страницу из Венички Ерофеева, когда жена говорит мужу: «Вот ты такой вот паразит и т.д. Вот я кончу жизнь самоубийством, лягу в гроб. Ты придешь, я встану и все лицо тебе расцарапаю». Как правило, да, как правило, это одиночество и из-за одиночества эти вещи происходят. Что является такими триггерами запускающими? Это, конечно, агрессия. Агрессия и сверстников, агрессия учителей, об этом сейчас говорили, агрессия директора школы, иногда и руководители школ ведут себя настолько непрофессионально, что стыдно становится. Я, как член многих советов, мне поступают письма со всей России. И когда я вижу, что директор там вырвала серьгу из уха ребенка, или заставила девочку перекрасить волосы; меня интересует, не что на голове, а что в голове, у этого ребенка. Это действительно профессия очень выгорающая. По данным социального психолога, академика Собкина, выгорание учителя в три раза выше, чем в органах МВД, где они имеют дело с преступниками. Вы говорите: другая работа. А какая другая работа? А жить на что и т.д. Поэтому здесь целый клубок очень серьезных вещей. С чем я абсолютно согласен? Что да, у нас есть замечательные выпускники замечательных психологических вузов; один из них, это вот я являюсь профессором этого вуза – это психолого-педагогический университет и т.д. Но все равно этих психологов никогда не хватит. Отсюда, сегодня, при любой специальности историк преподаватель, физик, химик, биолог – прежде всего, он педагог. Поэтому на всех факультетах можно давать основы дефектологии, основы медицины, основы психологии с тем, чтобы они знали, кто перед ними находится, чтобы они действовали в зоне ближайшего развития и не требовали того, что ребенок не может дать. Причем обращаю ваше внимание, вот в случае с мальчиком, поверьте, я не имею права говорить, я не ставлю диагнозы, хотя мне многое понятно. У меня был такой ребенок, который придумал такую страну Хрюнляндия, и у него была там своя конституция, свои эти вещи. Вообще, это одна из форм шизофрении, я вам хочу сказать. Только не надо здесь пугаться, потому что у нас в шкале циклотимии шизофрения, мы все с вами находимся на этой шкале. Это не оскорбление. Виталий Млечин: Евгений Александрович, я прошу прощения, давайте успеем послушать Евгению из Кургана. Очень мало времени, Евгения, здравствуйте! Евгений Ямбург: Да, пожалуйста. Зритель: Добрый день! Вот хотелось бы вопрос задать вашему гостю. Вот внук проживает со мной уже 7 лет. 5 лет он учился хорошо, когда ходил, посещал школу. Когда в связи с пандемией, он начал дома сидеть дистанционно, ничего не стал делать, домашнее задание не выполняет. Обращались к психологу, изменений никаких нет. Виталий Млечин: Понятен ваш вопрос. Спасибо большое! Евгений Александрович, у нас всего минута осталась, к сожалению. Евгений Ямбург: Да. Я вам хочу сказать, не было бы счастья, несчастье помогло. И не ... Это два плеча коромысла, которые нужно держать в равновесии. В этом году ребята в онлайне, которые учились, сдали не хуже, а лучше экзамены; и трехбальники есть. Почему? В больших классах многие из них, я их называю тихушники, стеснялись отвечать. Но когда в учителе, в чате они с троек поднялись до четверки, а потом сдавали экзамены на пятерки, стали пятрошниками. Поэтому дело не в онлайне. Дело в том, что на самом деле не «или-или», а «и-и». Ксения Сакурова: Спасибо. Спасибо большое. Виталий Млечин: Огромное вам спасибо! Евгений Ямбург, заслуженный учитель России, доктор педагогических наук, директор Центра образования № 109 города Москвы, был с нами на прямой связи. Много сообщений и все не прочитаем, не успеем, но частично. Ксения Сакурова: Но попробуем, да. Виталий Млечин: Давай, давай, ты начинай. Ксения Сакурова: Москва: «Горячая линия острых состояний возможно нужна. Только очная работа школьного психолога и нормальная дисциплинарная политика могут решить проблему». Виталий Млечин: Приморский край: «Я считаю, что вообще надо обязательно ввести в школу урок психологии, начиная с 8 класса хотя бы раз в неделю. Это было бы как раз то, что нужно для становящейся психики подростков. На это нужны умные, адекватные, квалифицированные специалисты». Вот проблема только, где их взять? Ксения Сакурова: К вопросу о полномочиях и квалификации педагогов, Челябинская область: «Нужно классным руководителям больше платить, они лучше знают своих детей». И Ростовская область: «Увеличить полномочия преподавателя как наставника, учителя, воспитателя». Мне кажется, это тоже довольно логично. Все-таки человек, который видит детей каждый день, он наверняка имеет больше возможности понять, что с ними происходит. Виталий Млечин: Конечно. Понять и повлиять определенным образом. Потому что с психологом, даже если это 10 сеансов, то все равно это не каждый день. А вот сообщение, которое тоже заставляет задуматься, Карелия: «Некоторых детей так третируют родители, что дети побоятся обращаться к психологу, вдруг узнают родители». Вот эта ситуация, конечно, крайне печальная. И вот такого надо избегать, все-таки с родителями у детей точно должен быть контакт. Спасибо всем большое! Нам пора завершать. Программа ОТРажение дневной выпуск подходит к концу. Наши коллеги вернутся в эфир в шесть вечера по Москве. А мы вернемся завтра. Спасибо вам большое! И до встречи! Ксения Сакурова: До встречи! Виталий Млечин: До свидания!