Тамара Шорникова: Серьезный вопрос. Вот вы знаете, чем сейчас занимается ваш ребенок или внук? Если в последнее время вам кажется, что он сам не свой, плохо ест, много спит, похудел, ваш разговор не клеится… Признаков может быть много. Что-то можно объяснить переходным периодом, трудностями в классе. Но что-то особенно важно не пропустить – вот из-за этой статистики. Давайте посмотрим сейчас. Иван Князев: Здесь по годам расписано, сколько детей поступило с наркотическими отравлениями в одну Филатовскую больницу одного города Москвы. За четыре года их число выросло в пять раз. Цифры по стране: за последние десять лет число наркоманов-подростков выросло в 18 раз, почти на четверть стало больше детей-наркоманов. Тамара Шорникова: Как распознать опасную зависимость? Что к ней приводит? И кто поможет справиться? Ждем звонков. Можно звонить анонимно. Иван Князев: Ну а сейчас представим нашего эксперта, с которым мы будем разговаривать на эту тему. Вероника Готлиб, психиатр-нарколог, руководитель Центра детско-юношеской аддиктологии. Здравствуйте, Вероника Яковлевна. Вероника Готлиб: Здравствуйте. Тамара Шорникова: Сейчас мы посмотрели цифры. Действительно, растет количество детей с уже поставленными диагнозами, тех, кто находился в больнице. Согласны ли вы с этими данными? Может быть, по вашим данным, ситуация хуже или, наоборот, лучше? Вероника Готлиб: Ой, боюсь, что ситуация не лучше точно, потому что, по моим наблюдениям, эта проблема и растет, и молодеет. Если раньше, допустим, ребенок, который употреблял наркотики в 13 лет – это было что-то из ряда вон выходящее, то теперь это довольно часто встречающееся явление. И у меня, например, есть пациенты 12–13 лет. Тамара Шорникова: 12–13?! Вероника Готлиб: Да. Тамара Шорникова: Это какой уже стаж? И что они употребляют? Вероника Готлиб: Ну, к сожалению, употребляют они достаточно серьезные вещества, относящиеся к синтетическим наркотикам. В общем, это, конечно, не может не настораживать. Тамара Шорникова: А где они их берут в 12–13 лет? Вероника Готлиб: Вы знаете, был бы спрос – предложение найдется. Тем более что… Ну, это, может быть, мы с вами не знаем, как найти, то есть люди, которые далеки от этого. А тот, кто ищет, тот находит. Существуют определенные платформы в Интернете. Сейчас существует такая система закладок, которая не позволяет отследить источник. Поэтому, в общем, сейчас это, к сожалению, очень и очень доступно. Иван Князев: Вероника Яковлевна, в связи с этим как раз связано то, что наркомания у нас молодеет. Понимаете, в определенное время, в определенные годы – например, конец 80-х годов, в 90-х годах – существовала такая определенная субкультура людей, которые в том числе употребляли наркотики. Сейчас с развитием, во-первых, цифровых технологий появился Даркнет. Вот вы говорите: «Кто знает – тот найдет». Любой подросток знает, что такое Даркнет, какие порталы там существуют, какие браузеры нужно установить и как быстро и легко там можно получить все, что тебе нужно. В связи с этим вопрос встает, наверное, о родительском каком-то контроле за этим. Вот на что родителям нужно обращать внимание? Ребенок может, даже не отходя от компьютера, все, что нужно, получить себе. Вероника Готлиб: Да, к сожалению, это основная проблема – как понять, что что-то происходит, как это заметить и что дальше с этим делать. У вас была таблица, которая… Ну, само по себе это, как вы правильно отметили, может быть проявлением и пубертатного криза, потому что эмоциональные колебания – это одно из основных проявлений пубертата. Тем не менее любой из этих критериев, признаков – это, конечно, тема для того, чтобы как-то обратить внимание. Дело в том, что если ребенок избегает общения с родителями, если он возвращается вечером и сразу идет к себе, ложится спать, если какие-то особенности вы замечаете, ну или, уж тем более, если вы обнаруживаете какие-то, так сказать, «вещдоки» вроде фольги, бутылок пораженных и прочего, то это, конечно, очень большая вероятность того, что ребенку есть что скрывать. Это не просто его внутренние проблемы, которыми он не хочет делиться, но и есть что-то, что он хочет скрыть совсем. И родители, конечно… Иван Князев: Вероника Яковлевна, я прошу прощения. Простите меня, пожалуйста, что перебиваю. Давайте попросим еще раз наших режиссеров показать эти таблицу: «Признаки подростковой наркомании». Просто, понимаете, когда все эти явления вы уже обнаружили – например, фольга, пакетики дома, вот эти бутылочки разные, не дай бог, шприцы найдутся для внутривенных инъекций – это уже может сказать о том, что человек уже серьезно употребляет. И тогда родителям уже нужно будет обращаться за серьезной медицинской помощью, то есть проблема уже достаточно запущенной будет. А вот те явления, когда еще можно на ранних стадиях это распознать? Когда шприц дома – все, это уже человек на системе. А вот чуть раньше что можно увидеть в ребенке? Что с ним не так? Он замыкается? Он все время за компьютером? На что обращать внимание? Вероника Готлиб: Ну, собственно на это и обращать внимание – что он замыкается. Понимаете, вы правы, что в ситуации, когда уже есть некоторые признаки, совершенно конкретные, тоже еще это не безнадежно, и можно справиться с этой историей. Но, конечно, это все надо начинать… Знаете, нужно готовить сани летом. Конечно, тема опасности употребления психоактивных веществ и наркотиков – это не шесть часов войны с Англией: «Вот я сейчас сяду и начну со своим ребенком разговаривать о том, что наркотики употреблять нельзя». Основная профилактика… Вообще вся проблема, как правило, идет из семьи. Поэтому собственно семья – это и есть та крепость, тот ресурс, который может помочь этого избежать. Я вам скажу, что, по моим наблюдениям, семьи благополучные, семьи, где есть взаимное уважение, доверие, где ребенок понимает, что он ценится своими родителями, там практически нет таких проблем. Там, где есть какие-то особенности воспитания, так называемый дисгармоничный стиль воспитания… Скажем, гиперопека: мама знает лучше, мама все контролирует, мама будет десять раз проверять, в том числе всякие контакты, соцсети и прочее. И все равно мама в данном случае очень рискует оказаться быть обманутой. Так вот, гиперопека. И наоборот – гипопротекция, то есть когда ребенку не уделяется достаточно внимания, когда пренебрегают не его физиологическими потребностями (накормить, напоить, одеть), а какими-то тонкими материями: выслушать, принять, поддержать. То есть происходит, в общем, очень простая ситуация: когда ребенку плохо дома, он идет куда-то. Это может быть уличная компания. Это может быть какая-то сетевая компания. Причин, по которым ребенок начинает что-то пробовать, их не так много. С одной стороны, конечно, это подростковое такое стремление к экспериментам, познание себя, мира и прочее. Но, по сути, это либо какие-то внутренние проблемы, с которыми хочется легко расстаться, либо поиск каких-то новых ощущений, удовлетворение каких-то потребностей, которых у него нет. Собственно, исходя из этого, так сказать, основная задача родителей – это, конечно, всеми силами стараться поддерживать контакт с ребенком. И это в какой-то степени такая профилактическая мера, чтобы он не пустился во все тяжкие. Тамара Шорникова: Давайте послушаем вместе телезрителей. Два звонка есть у нас. Сейчас – Юрий, Москва. Здравствуйте. Зритель: Добрый день, Москва. Добрый день, телезрители. Добрый день, вся страна, кто смотрит. Иван Князев: Здравствуйте, Юрий. Зритель: У меня или вопрос, или недоумение. Хочу со всеми телезрителями и ведущими поделиться. У нас создалась ситуация в стране, когда можно спокойно (повторяю – спокойно) и свободно купить наркотики через Интернет. Это ужасно! Это просто позорище. А еще это… Я сам зависимый, к сожалению, но борюсь сейчас. Надеюсь, положительно. Еще я вижу, как милицейские органы все это контролируют, частично контролируют. Вы знаете, столько вопросов возникает! С одной стороны, вроде бы все против. А с другой стороны, как-то на душе неспокойно, как-то грязненько даже. Вот как-то так. Удивительно, я повторяю, что сейчас в стране создалась ситуация, что через Интернет можно спокойно купить любой вид наркотиков. Закинул деньги по определенному телефону – и тебе приходят координаты, где ты спокойно получаешь их. Вот и все. Иван Князев: Юрий, я прошу прощения, а сколько вам лет, скажите, пожалуйста? Зритель: Мне 48 полных лет. Я, к сожалению, зависимый. Борюсь с этим недугом. Я знаю, как бороться. И я поборю его. Тоже попробовал синтетику. Это страшная вещь! Я сейчас волнуюсь, извините. А что касается наших молодых ребят – это полная засада! Синтетика – это ужас! Тамара Шорникова: Юрий, а можете рассказать, что у вас стало причиной? Зритель: Да попробовал, попробовал эту дрянь, соль – и стал ее рабом. Просто до этого пробовал (не буду называть эти вещи) все виды наркотиков, которые существуют. Я их называю «нормального плана», не синтетические. И как-то сам поборол их. А тут с этой заразой приходится более сильно бороться. Тамара Шорникова: А вы сейчас справляетесь сами или с чьей-то помощью? Зритель: Нет, я справляюсь сам. Я просто в свое время пошел в реабцентр, у меня есть опыт. Ну и жизненный опыт. Это мне действительно здорово помогает. Тамара Шорникова: Понятно. Спасибо вам за ваш откровенный разговор. Иван Князев: Спасибо. Вероника Яковлевна, вот наш телезритель назвал… ну, как это называется на сленге – так называемая соль. Я правильно понимаю, что это относится к синтетическим наркотикам? Вероника Готлиб: Да. Иван Князев: А давайте сейчас еще одну графику посмотрим. Какие вообще виды наркотических веществ употребляют наши подростки? Вот сейчас на ваших экранах. Видите? Галлюциногены – 34%. Каннабиноиды – 39%. Метадон – меньше всего. Амфетамин. Метамфетамин – 12,5%. В связи с этим… Смотрите, в последнее время… Я уже не от одного эксперта слышу, что меняется состав наркотических веществ. Так называемая синтетика. Синтетика порождает какую-то жесточайшую психологическую зависимость и наносит колоссальный ущерб психике не то что взрослого человека, но и ребенка. Это так? Вероника Готлиб: Да, абсолютно. Иван Князев: И как с этим справляться-то? Вероника Готлиб: Ну, если вы спрашиваете, как с этим справляться, с точки зрения употребления, то это вопрос не ко мне. Вернее – распространения. То, что это действительно доступно – это факт. Как с этим справляться, с точки зрения медицинской, психологической? Для этого существуют реабилитационные программы, которые позволяют и ребенку, и семье… Прямо подчеркну, что это очень важно. Вы знаете, довольно часто родители как-то считают, что проблема с ребенком – значит, собственно с ним и надо работать. Я много сейчас говорю о семье. Ну, это правда так. Тем более когда мы говорим о ребенке, у которого… И для взрослого человека семья – это очень важная вещь, а для ребенка – это основная платформа. Поэтому реабилитацию должны проходить и дети, и родители, так называемые созависимые. Потому что когда в семье есть потребитель… Иван Князев: …то болеет вся семья. Вероника Готлиб: Да, болеет вся семья. Тамара Шорникова: Можно ли, как наш телезритель опять же уверял, справиться самостоятельно с этой проблемой или, например, в рамках семьи, вести разговоры с ребенком? Или это исключительно должен быть присмотр специалиста? Вероника Готлиб: Ну, на мой взгляд, однозначно специалист, потому что семья, как мы уже выяснили, вся болеет. И должен быть кто-то, кто поможет этой семье оздоровиться, оздоровить и телесно, и психологически. Поэтому я считаю, что тут, конечно, нужна помощь… Иван Князев: Ну, не зря же говорят, что наркомания – это такое биопсихосоциодуховное заболевание в том числе. Расскажите тогда о формах реабилитационных программ. Они вообще у нас существуют? Ну, помимо официальной наркологии, куда приходишь к наркологу, тебя на учет ставят, и все. А какие есть еще программы? Как вернуть семью в целом к здоровому образу жизни? Вероника Готлиб: Программы существуют для детей и подростков. К сожалению, их довольно мало. Прямо скажем – очень мало. Прямо скажем – почти нет. Ну, это то, чем я занимаюсь уже 20 лет. И я могу сказать, что это немножечко… да даже не немножечко, а довольно сильно отличается в подходах от взрослой реабилитации. Если проблема еще на этапе, так сказать, эпизодического потребления и еще можно это все вернуть в рамках амбулаторной программы, то тогда можно это делать амбулаторно. То есть это наблюдение врача. Это, возможно, медикаментозное лечение. Это, безусловно, работа с психологом. Это семейная психотерапия. Но бывают ситуации, когда удержаться в рамках амбулаторного приема невозможно. И тогда, конечно, необходимо стационарное лечение, то есть госпитализация, помещение, так называемые безопасные условия, где нет наркотиков, где ситуация, когда появляется такое очень сильное желание употребить, оно каким-то образом контролируется. Иван Князев: Ну, пресекается как минимум. Вероника Готлиб: Да, да, да. Но, к счастью, поскольку мы говорим о детском, подростковом употреблении, здесь все-таки еще достаточно большой ресурс, потому что ребенок – это все-таки человек, который развивается, который формируется. Он еще, знаете, не покрылся такой корой. С ним можно работать и достигать достаточно хороших и стабильных результатов, но опять же (извините, я все о том же) только в том случае, если семья тоже готова меняться, если родители тоже понимают, разделяют, так сказать, ответственность за это. И тогда, если происходят изменения и с ребенком, и с родителями, тогда мы достигаем прямо очень хороших результатов. Тамара Шорникова: Вероника Яковлевна, давайте послушаем вместе телефонный звонок, Алла из Тюменской области дозвонилась. Здравствуйте. Иван Князев: Здравствуйте, Алла. Зритель: Здравствуйте. Спасибо большое, что подняли эту тему. Я думала, что вообще Россия забыла, что у нас в России огромное количество наркоманов – и подростки, и взрослые. Мне очень жаль этого мужчину, молодого человека, ему всего 44 года. И он уверен, что он выживет. Нет, он не справиться. Ничего не помогает! Я почему так говорю? Потому что у нас в 90-х годах в городе все это началось. И все началось с того, что… Это все появилось разом, никто этого не ожидал. И подростки через три года, через два года поумирали, поколения ушли. У моей знакомой сын – тоже. Куда она только ни возила – и к врачам, и по блату, и везде, и все на свете. Что только ни делали! Какое-то время он не пил… ой, не кололся, а потом все равно начиналось по-новому, по крайней мере продолжалось. Когда она умерла, я была на похоронах у нее, я его увидела и поняла… Там не человек уже стоял. Все! Иван Князев: Там была уже разрушенная личность – физически и психологически. Зритель: Когда она была жива, она еще как-то его поддерживала. Вот по городу идешь, особенно летом, – кругом эти шприцы! Вот откуда это? Я не знаю про таблетки и все на свете, но шприцов у нас, особенно летом, полно, везде, в каждом микрорайоне, около каждого подъезда на лавочках. Они, видимо, или ночью это делают… В общем, они все вместе. Потому что это дети и их… Мы же родители. Вот я была родительницей, у меня сын вырос нормально. Мы же работали. Точно так же и все остальные. Сейчас люди работают. Да, есть те, которые пьют. Нет работы, безработица, эти пособия… Тамара Шорникова: Спасибо. Иван Князев: Да, мы поняли, что вы хотите сказать. Но болезнь такая, что здесь, сколько работай, сколько не работай, но все равно есть вариант, что ты заболеешь. Вероника Яковлевна, вот вы сказали, что если ситуация плохая – стационар. Но стационар это какой получается? Психиатрическая клиника? Наркологическая больница? Реабцентр? Какие они у нас есть? Вероника Готлиб: Ну да, все то, что вы перечислили: наркологическая больница, наркологические клиники частные и реабилитационные центры. Вы знаете, если мы говорим про детей, то я думаю, что основное – это, конечно, реабилитационный центр, потому что условия наркологического стационара – они довольно специфические. Я считаю, что если ситуация позволяет, так сказать, сразу поместить ребенка в реабилитацию, то это будет наиболее правильно. Ну, если какое-то очень тяжелое употребление и человек нуждается в экстренном медицинском вмешательстве, то это другая ситуация. Но, как правило, эти проблемы в реабилитационном центре, если есть медицинское сопровождение, они решаются. Иван Князев: Например, ваш центр, я так понимаю, тоже занимается как раз реабилитацией подростков зависимых? Вероника Готлиб: Да, совершенно верно, мы именно этим и занимаемся. Но пока еще мы не открыли стационар, пока работаем только в амбулаторном режиме. Но проблема, к сожалению, очевидна – стационаров нет. Тамара Шорникова: У нас просто, знаете, огромное количество SMS, где люди пишут: «Нужно перестать с ними играться, с этими детьми-наркоманами. Нужно отправлять и в интернат». Достаточно жесткое отношение в обществе – как к таким людям с черной меткой. Вероника Готлиб: Ой, ну нет, нет. Я прямо категорически не согласна, потому что… Понимаете, наркоманами не рождаются. Это не то что, я не знаю, плохой человек, и вот он стал наркоманом. Наркоманами становятся хорошие дети, хорошие девочки, хорошие мальчики. Просто что-то происходит. Я видела бегущую строку: мама пишет о том, что ходила с ребенком и в театр, и туда, и сюда, а потом он стал наркоманом, 12 лет уже. К сожалению, это сплошь и рядом. Понимаете, если бы проблема наркотиков не была бы настолько привлекательной, если бы не было так сложно с этим справиться, то кто-то плохой, наверное, становился бы наркоманом, а кто-то хороший всегда бы оставался хорошим человеком. Но это не так. И конечно, это болезнь, это зависимость. Это не дурной характер, а это действительно проблема медицинская, психологическая. И справиться исключительно репрессивными мерами, наказательными… Иван Князев: …с ней просто невозможно, потому что это болезнь. Спасибо вам большое. Вероника Готлиб была с нами на связи, психиатр-нарколог, руководитель Центра детско-юношеской аддиктологии.