Дарья Шулик: Мы продолжаем вечерний эфир «ОТРажения», переходим к нашей следующей теме. «Самоизоляция» и «обнуление» – главные слова 2020 года. Почетное звание им присвоил Государственный институт русского языка имени А. С. Пушкина. В финал также вышли «голосование», «дистанцирование», «Конституция», «поправки» и «COVID», куда же без него. Денис Чижов: Ну да, в этом году без него никак. А ранее британский словарь английского языка Collins назвал словом года «локдаун», в переводе на русский это режим полной изоляции или жестких ограничений, в случае с коронавирусом это по сути обычный карантин. А какое ваше личное слово этого непростого года? Пишите нам, рассказывайте, звоните, и также будем мониторить ваши SMS-сообщения. Слово года нам очень интересно узнать. Дарья Шулик: Да, мы ждем ваши сообщения по номеру 5445. «Какое ваше слово года?» – спросили наши корреспонденты у жителей Екатеринбурга, Владивостока, Липецка. Давайте послушаем. ОПРОС Денис Чижов: Вот такие вот слова назвали наши телезрители. К нам присоединяется Михаил Андреевич Осадчий, проректор по науке Государственного института русского языка имени А. С. Пушкина. Здравствуйте. Дарья Шулик: Здравствуйте. Денис Чижов: Это как раз в этом институте составляли рейтинг. Михаил Андреевич, давайте начнем с методики. Почему именно эти слова? Как составлялся список? Как вы анализировали самые популярные слова? Потому что, например, наши телезрители чуть-чуть другие слова называют. Какова методика? Михаил Осадчий: Здравствуйте, друзья. Ну действительно, эта методика определения слова года может базироваться на двух различающихся основах. Первая основа – это такая вкусовая основа, когда мы просто опрашиваем людей, это могут быть эксперты, это могут быть просто носители русского языка, и мы спрашиваем их, вот как они считают, какое слово является словом года, отражает для них этот год, их эмоции, состояние и так далее, это один подход. Есть второй подход, машинный, научный, объективный, когда выбор слова года не зависит от чьих-то пристрастий, чьего-то вкуса, это обычно частотность или какие-то другие объективные параметры. Мы пошли смешанным путем, в нашей методике и то и другое учитывается. На первом этапе мы отбираем самые частотные темы, самые обсуждаемые темы, то есть те темы, по которым больше всего написано текстов на русском языке. Подчеркиваю, что речь идет не только о России, вообще русскоязычном пространстве в целом. Это в принципе машинный этап обработки. Затем по результатам этого анализа выяснилось, что в этом году две темы обсуждались больше всего, остальные остались далеко позади, это тема пандемии и тема внесения поправок в Конституцию. Затем наши эксперты из двух этих тем уже определили ключевые слова. Ключевые слова определялись по двум параметрам, частотность и значимость слова. И вот у нас получился список финалистов, 10 слов, и вот определить в этом списке финалиста-победителя можно было с помощью математических методов, с помощью метода анализа частотности победило то слово, которое продемонстрировало наибольший рост частотности использования по сравнению с тремя предшествующими годами. И вот именно слово «самоизоляция» стало победителем, оно стало частотнее более чем в 10 раз. Похожую динамику продемонстрировало слово «обнуление». Оба эти слова, и «самоизоляция», и «обнуление», были в русском языке, но использовались гораздо-гораздо реже до 2020 года, а в 2020 году их частотность экспоненциально выросла. Ну, в этой гонке также участвовали слова «карантин», «COVID», конечно, участвовали... Вернее «коронавирус» участвовал, «COVID» не участвовал, потому что «COVID», понимаете, такого слова не было до 2020 года и сравнивать было не с чем, сравнивать с нулем нечестно в данной ситуации, это был заведомый выигрыш, поэтому исключили «COVID» из данного рейтингования, поскольку математически его нельзя было в эту модель никак внести, по сути «COVID» у нас слово вне конкуренции. Аутсайдером оказалось слово «дистанцирование» и «дистанция». Лично я возлагал большие надежды, я ставил на это слово, мне казалось, что это слово отражает этот год, изменившиеся системы социальных взаимоотношений, все мы стали на дистанции в прямом и в переносном смысле. Но мои прогнозы не сбылись, и это слово оказалось аутсайдером, частотность использования этого слова выросла всего на 70%. Вот также нужно сказать еще последнее про слово «обнуление», которое, вы знаете, в течение этого года далеко ушло от политики, от ситуации с голосованием. Оно стало использоваться как символ: обнуление доходов, профессиональных навыков, социальных контактов, дружеских связей. Люди обнуляли и обсуждали обнуление сегодня всего, не только сроков и чего-то еще, то есть это слово продемонстрировало не только рост частотности использования, но еще и рост значения в этом году. Дарья Шулик: Михаил Андреевич, а если брать прошлый год, какие были... ? Вот давайте два слова прошлогодних, ну мы COVID не берем, мы с COVID не сравниваем. Если брать прошлый год, какие это были слова? Насколько они были диаметрально противоположны нынешнему году по своему настроению хотя бы? Михаил Осадчий: Да, в прошлом году тоже были слова, на первом месте было слово «пожар», на втором месте было слово «протест», и мы помним, с какими событиями это все было связано, это беспрецедентные пожары в Сибири и вот протесты московские. И это тоже, кстати, коррелировало со словом года, определенным Collins, потому что тогда это было «climat strike». У нас не было климатических забастовок, но слово «пожар» тоже связано с тематикой климата, изменения климата, мы в России вот так тематику климата восприняли. До этого, если помните, это были слова «шпиль» и «пенсионный». Слово «шпиль» было связано, понятно, с ситуацией в Солсбери, «шпили-вили» и так далее, «пенсионный» – с пенсионной реформой. И это тоже коррелировало опять же с международной тенденцией, потому что в том году словом года мировым было слово «toxic», «токсичный», и это тоже было связано с отравлением как раз Скрипалей. То есть мы на самом деле, Россия, как правило, идет в общем фарватере тем и смыслов, но именно аспект слова очень часто оказывается особым. Вот, допустим, «обнуление» – это абсолютно наша национальная фишка в этом году, такого не произошло в других странах. Денис Чижов: Ну вот наши телезрители некоторые слова подтверждают. Я вам назову, что пишут телезрители, а вы скажете, некоторые слова участвовали в вашей выборке хотя бы на каком-то этапе. Ну, что совпадает? – «обнуление», «коронавирус», «самоизоляция», пишут их. Слово «блин» вот из Москвы написали, «блин» на самом деле... Дарья Шулик: Несколько, несколько, не только из Москвы, кстати. Денис Чижов: Ну я вот увидел. «Бардак» из Удмуртии нам написали, «стабильность» из Ленинградской области; куда без этого, из Пензенской области «коррупция», главное слово года такое написали нам. И «онлайн», ну это все производные. По нашей теме, значит, «предпенсионер» из Белгородской области. Но по количеству лидирует пока что у нас что, «нищета», по-моему, больше... Дарья Шулик: Нет, пока побеждает «беспредел». Денис Чижов: «Беспредел»? Дарья Шулик: «Беспредел» занимает первое место. Денис Чижов: И «нищета». Дарья Шулик: Да, и «нищета». Давайте сейчас послушаем наших телезрителей, у нас есть звонок из Челябинска, к нам дозвонилась Галина. Денис Чижов: Да. И, Михаил Андреевич, вы потом прокомментируете вот эти слова. Дарья Шулик: Прокомментируете. Слушаем вас, Галина. Зритель: Алло? Дарья Шулик: Здравствуйте. Зритель: Да-да, я на линии, здравствуйте. Дарья Шулик: Вы вас слушаем. Какое у вас слово этого года? Зритель: Здравствуйте, здравствуйте. Я рада, что попала к вам. Спасибо вам, что вы есть! Я вас всегда смотрю, хотя у нас сейчас ночь. Я, короче, хочу обрадоваться, сижу и смеюсь. У меня месяц назад в армию ушел где-то в сторону Владивостока внук, может быть, он даже и смотрит сейчас в армии, вот, Владислав. Когда мы его провожали, я ему сказала, говорю: «Тебе здоровья, здоровья и здоровья». Он говорит: «Баба! Ты что? Как будто бы у меня день рождения». И вот эти слова у меня остались, «здоровье, здоровье, здоровье», я сейчас сижу и смеюсь. Денис Чижов: Ага, слово года «здоровье, здоровье, здоровье». Дарья Шулик: То есть слово года «здоровье», действительно. Денис Чижов: Спасибо большое. Дарья Шулик: Спасибо, Галина, спасибо за звонок. Денис Чижов: Михаил Андреевич, ну вот слова, которые мы перечислили, были в выборке? «Блин», «коррупция»? Дарья Шулик: Вот, кстати, «здоровье», действительно, тоже, казалось бы, очень часто упоминается, каждый день. Михаил Осадчий: Да, это все очень хорошие слова, но их частотность примерно стабильна, и слово «коррупция», и «здоровье», понятно, они всегда используются примерно на одинаковом уровне, всплеска частотности по этим словам мы не отметили. Вот по какому слову мы отметили частотность, так это по слову «удаленка», оно стало частотнее примерно в 5 раз. Денис Чижов: Ну это все производные коронавируса, да. Михаил Осадчий: Конечно, это «онлайн» плюс «коронавирус», «удаленка» – слово такое новое, оно раньше использовалось тоже, но, конечно, гораздо реже. И вот в этом году оно стало чаще использоваться в 5 раз, 5 раз – это такой хороший середняк в нашей гонке, такое нормальное третье место наряду со словом «коронавирус», например, или «карантин», они тоже примерно столь же частотно стали использоваться и заняли такое групповое третье место у нас. Денис Чижов: Михаил Андреевич, вот коротко, если можно, у меня еще один вопрос – а от региона к региону эти слова, их популярность меняется, или в целом одинаковая картина по всем регионам России? Михаил Осадчий: В нашем исследовании разрез по регионам не учитывался, у нас не было такой технической возможности. Денис Чижов: А-а-а, понятно. Спасибо большое. Дарья Шулик: Спасибо. Это был Михаил Осадчий, проректор по науке Государственного института русского языка имени А. С. Пушкина. У нас есть еще один звонок из Ярославской области теперь, к нам дозвонился Александр. Александр, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Дарья Шулик: Слушаем вас. Зритель: Я считаю очень важным и ключевым словом «доверие». Денис Чижов: «Доверие», ага. Зритель: Да, потому что это гарант, гарант по многим составляющим: и мир, и любовь, и дружба, и выживание. Это очень, я считаю, важное, ключевое слово, вот так понимаю, у нас, вот. Денис Чижов: Спасибо большое. Дарья Шулик: Спасибо. Ну хорошее, кстати, слово, «доверие» действительно. Денис Чижов: Доброе. Дарья Шулик: Сейчас его немного, к сожалению. Денис Чижов: К нам присоединяется лингвист. Дарья Шулик: А мы подключаем, да, нашего следующего эксперта Максима Кронгауза, это лингвист, доктор филологических наук Высшей школы экономики. Денис Чижов: Максим Анисимович, здравствуйте. Дарья Шулик: Здравствуйте. Максим Кронгауз: Добрый вечер, коллеги. Денис Чижов: А вот скажите, каждый год какие-то слова входят в нашу жизнь, например вот «самоизоляция», «обнуление», еще какие-то другие из года в год. А это оказывает какое-то влияние на русский язык в веках, или это такие истории ну сиюминутные? Максим Кронгауз: Ну, бо́льшая часть, наверное, сиюминутная, но это, если хотите, такой срез этого года, слова как ярлычки событий определенных. Понятно, что, скажем, в разных странах проводятся эти конкурсы года, и я думаю, что в этом году во всех конкурсах на разных языках будет очень влиятельна вот эта пандемическая лексика, слова, связанные с болезнью и с ее социальными последствиями. А сохранится ли это в веках... Надеюсь, что нет, хотелось бы, чтобы эта пандемия ушла и не возвращалась. Хотя некоторые последствия, конечно, будут, какие-то социальные, и я уверен, что останутся от этой эпохи технологические достижения, потому что такого плотного общения через экран не было никогда, придумана технология была раньше, но вот сейчас мы практически перешли на нее. Дарья Шулик: Максим Анисимович, а можете ли вы привести пример, в нашей русский истории были ли какие-то события... ? Вот сейчас у нас, да, коронавирус, куча новых слов у нас появилась в русском языке. Максим Кронгауз: Да. Дарья Шулик: Были какие-то исторические события, которые у нас происходили, после которых наш язык обогатился новыми словами? Максим Кронгауз: Ну конечно, а как иначе? После перестройки было такое обогащение, что многие называют это катастрофой. Конечно, и после революции такое было. Это естественная функция языка... Дарья Шулик: Ну то есть это закономерность такая. Максим Кронгауз: ...словами. Денис Чижов: Язык больше всего меняется в результате каких-то потрясений, так получается? Максим Кронгауз: Да. Денис Чижов: Вот вы перечислили сейчас... А в мирное время обычно язык не меняется? Максим Кронгауз: Нет, есть внутренние процессы языковые, но они очень медленные, а ускоренные изменения, в частности изменения лексики наиболее заметные, происходят под влиянием внешних событий. Денис Чижов: Хорошо. А если говорить, вот вы говорите про плавные и медленные изменения, а количество англицизмов в нашем русском языке – это какой-то медленный процесс? Хотелось бы про это поговорить. Максим Кронгауз: Англицизмы приходили в русский язык в течение долгого времени, и, в общем, это был относительно плавный процесс в XX веке. Но в конце XX века вместе с перестройкой произошел такой слом, и в русский язык полился поток англицизмов, так что это по-разному, в разное время по-разному. Бывают потоки заимствований, ну не знаю, в эпоху Петра, скажем, был тоже вброс голландских заимствований. Денис Чижов: А это угрожает русскому языку, вот эти вот заимствования? Дарья Шулик: Самобытности русского языка? Денис Чижов: Самобытности нашего языка? Максим Кронгауз: Ну, это смотря как вы понимаете самобытность. Если вы любите матрешки и балалайки, то да, угрожает, а если вы понимаете русский язык шире, то нет, не угрожает, русский язык таким образом обогащается. Денис Чижов: Хорошо. Давайте конкретный пример. Смотрите, было всегда в нашем русском языке, когда отключают свет, то мы говорим, что отключили свет. Но с недавнего времени вдруг многие стали называть это блэкаутом. Бывает карантин, строгие ограничения, но вдруг все стали называть (ну не все, многие) это локдауном, и это действительно отовсюду звучит. Ну я вот вижу, например, какую-то угрозу. Дарья Шулик: Ну и порой, когда человек вообще говорит, у него иногда речь состоит исключительно из этих слов, и порой совершенно непонятно... Денис Чижов: ...на каком языке он разговаривает, на английском или на русском. Дарья Шулик: ...на каком языке, да. Максим Кронгауз: Ну конечно, это неудобно. Но я вам скажу, что раньше говорили «заперли в сарае», чтобы не заразили, а потом стали говорить «карантин». Испортило это русский язык или нет? Да и слово «сарай», я, простите, не сказал, заимствованное слово, заперли не знаю где, в яме привязали. Без заимствованных слов обходиться уже невозможно. Другое дело, что когда их идет вот такой поток, то, конечно, мы недовольны, тем более что есть ранние заимствования, есть исконные какие-то слова, и иногда лучше, проще употреблять их. Есть некоторая мода на заимствования, ну она раздражает многих. Но угрожает ли это языку нашему? – нет, потому что если мы заимствуем другое слово, то мы его все равно оформим по-русски, у нас будут русские суффиксы, русские окончания и так далее. Прямой угрозы нет, это скорее прививка от перехода на чужой язык: мы заимствуем слова, которых у нас нет, с тем чтобы не перейти, скажем, на английский язык. Вот программисты создали целый жаргон из заимствований, но говорят по-русски. Дарья Шулик: Давайте послушаем сейчас наших телезрителей. Есть у нас Татьяна из Санкт-Петербурга. Татьяна, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Дарья Шулик: Слушаем вас. Зритель: Новое слово этого года для меня, и оно такое не очень доброе, называется «ситурация». Денис Чижов: «Ситурация». Дарья Шулик: «Ситурация»? Зритель: Да. Денис Чижов: Это что значит? Максим Кронгауз: «Сатурация». Дарья Шулик: «Сатурация», наверное. Зритель: Определение уровня кислорода в крови. Дарья Шулик: Да, сатурация. Зритель: Я болела коронавирусной инфекцией, 18 дней надо было лежать с кислородом, ну в палате, для меня это было мучением, и это слово... Я только ждала, когда у меня будет нормальный уровень кислорода, чтобы можно было встать и просто сидеть. Денис Чижов: Понятно, да... Ну это все эхо коронавируса. Дарья Шулик: Спасибо за ваш звонок, Татьяна. Денис Чижов: Спасибо. И многие слова, вот которые нам пишут телезрители, так или иначе связаны как раз: «паника», «вакцина» из Краснодарского края нам пишут, вот еще из Краснодарского края другой телезритель «COVID», логично, опять «нищета»... А, вот забыли слово «санкции», из Красноярского края. Дарья Шулик: Кстати. Денис Чижов: Но как-то подутихли, коронавирус все-таки вытеснил. Дарья Шулик: А вот еще: «саботаж», «бедность», «деньги», «цены» и вот такое нехорошее слово, это, видимо, про маски говорили, «намордник, как сейчас у нас называют маски намордником. Денис Чижов: А, «намордник»? Ага. Дарья Шулик: Максим Анисимович, вы чуть ранее сказали, что вот всякие новые слова в русском языке – это в принципе неплохо, это позволяет русскому языку развиваться. Но вот сейчас иногда, знаете, когда слушаешь, как разговаривает современная молодежь, те слова, которые они используют, ну они тоже как бы к русскому языку вообще имеют какое-то прямо... Денис Чижов: Вопрос от бабушки Дарьи. Дарья Шулик: Нет, не от бабушки, а от мамы. Денис Чижов: От мамы, хорошо. Дарья Шулик: Я как мама подростка, для меня это очень важно. Благо, что мой ребенок так не говорит, но когда я слышу, как говорят подростки, ну вот, честно говоря, волосы становятся дыбом. Денис Чижов: Ну да-да-да, действительно. Дарья Шулик: И в связи с этим у меня знаете, какой вопрос? Вопрос в преподавании русского языка в наших школах. Потому что вот я знаете, какое мнение еще слышала? Вот английский язык им учить очень интересно, они все хотят учить английский язык, потому что это модно, потому что вот эти самые новые слова, которые приходят в нашу жизнь. А вот русский язык почему-то, казалось бы, родной язык, ну как-то вот с неохотой молодежь его сейчас учат и, соответственно, таким же образом его и применяет. Как вот сделать, чтобы учить его было интересно? Как его преподавать? Максим Кронгауз: Изменить предмет русского языка в школе, изменить обучение. Ну потому что по-английски учат разговаривать, а по-русски учат, как правильно записывать и как ставить запятые, и это действительно скучно. Я очень не любил русский язык в школе, но стал лингвистом вопреки этому. Просто действительно курс родного русского языка в нашей школе устроен так, что неинтересно, скучно. А я, если можно, тоже приведу слова года, которые гораздо более симпатичны, хотя тоже связаны с пандемией. Денис Чижов: Расскажите. Максим Кронгауз: Ну, скажем, вместо «намордника» очень часто используют ласковое слово «масочка». Денис Чижов: «Масочка» симпатично. Максим Кронгауз: А еще, конечно, очень важное слово, которое забывают, такое тоже разговорно-бытовое, это «зумить» и «зумиться», вот то, чем я, собственно, сейчас занимаюсь. И конечно, слово «зумиться» очень важное, оно заимствованное, но видите, мы из него сделали глагол из названия компании, как с «гуглить», так получилось. Так что мы оформляем, одомашниваем эти чужие слова, делаем их привычными, своими. Денис Чижов: Ну вот в случае со словом «зумиться», Максим Анисимович, здесь понятно, программа называется Zoom, придумали «зумиться», вроде бы претензий никаких нет, по крайней мере у меня. А как же быть, вот наш телезритель пишет, вот слово «фейк». Максим Кронгауз: Да. Денис Чижов: Есть же в русском языке аналог просто, «обман», «ложная информация». Почему все вдруг стали ложь называть фейком? Это что за мода такая? Максим Кронгауз: Ну, чем английский язык удобен? – тем, что он имеет очень много корней, больше, чем другие языки, и в этом смысле можно создать, например, одно слово, обозначить явление одним словом, а вы говорите, скажем, два, «ложная информация», тем более что информация... Денис Чижов: Ну «обман», посмотрите. Дарья Шулик: «Обман, пожалуйста. Денис Чижов: Четыре буквы там, четыре там. Максим Кронгауз: «Обман» – это не то, простите, «обман» – это не «фейк», фейк – это все-таки действительно ложная информация, это в прессе. Нет, у нас было свое слово прекрасное «утка», «газетная утка»... Денис Чижов: «Утка», да-да-да. Максим Кронгауз: Его, в общем, подзабыли, я думаю. Нет, я согласен, во многих случаях можно придумать свое слово, но журналисты ленятся, журналисты, блогеры, кто засыпает нас информацией, ленятся, им проще заимствовать слово, чем придумывать какой-то аналог. Денис Чижов: А нужно придумывать свой аналог? Ну вот, например, Zoom, «зумиться». Максим Кронгауз: Нет, конечно, когда язык живет творчески, это лучше, чем автоматическое заимствование. Но это же вот в чем проблема, проблема в том, что мы очень многие понятия, явления и вещи берем из общей копилки и гораздо меньше вкладываем туда, в эту глобальную копилку. Поэтому, как правило, уже слово английское есть, и у нас проблема: либо взять это слово, либо придумать что-то свое. Действительно, мы стали ленивы в целом. Денис Чижов: Хотелось бы все-таки больше придумывать свои, на мой взгляд, слова. Максим Кронгауз: Конечно, конечно, но не всегда получается. Но заметьте, что даже какие-то бывают попытки. Вот я вспомню неудачные попытки, скажем, в компьютерной жизни вот «смайлик», прижилось английское слово, были попытки придумать «лыбик», по-моему, было такое слово. Денис Чижов: «Улыбашка». Максим Кронгауз: Ну «улыбашка», да, но вот не прижилось, «смайлик» победил. Так что здесь все в борьбе происходит, действительно, английский язык сегодня довольно влиятелен. Денис Чижов: Вот хочется понять, где грань между разумной борьбой и неразумной. Я хотел бы вам напомнить, Максим Анисимович, наверняка вы помните, пару недель назад была инициатива такая главы Дагестана Сергея Меликова, слышали или нет, он предложил, что слишком много вывесок в республике с иностранными названиями, написанными на латинице... Максим Кронгауз: Да. Денис Чижов: Ну и сказал, что зачем вот эти кафе «Лос-Анджелес», «Сан-Франциско», «Гавана», давайте как-то делать названия того места, где мы живем, пусть это будут «Дербентские огни», «Дагестанский рассвет» и так далее. Ну и после этого, так сказать, партия сказала, комсомол ответил «есть», начали там что-то закрашивать, срывать какие-то вывески. Вот как вам такая инициатива, я имею в виду не срывать вывески, а просто на русском языке? Максим Кронгауз: Ну смотрите, вы хотите оценить результат? Если говорить о результате, то, наверное, я тоже бы предпочел больше вывесок на русском. Но если говорить об инициативе, то я гораздо больше люблю, и для языка это гораздо полезнее, если инициатива идет не сверху, а снизу. В данном случае это же не американские шпионы вывешивали, называли кафе «Лос-Анджелес», правильно? Денис Чижов: Ну да-да-да, конечно. Максим Кронгауз: Хозяева. Но пришел чиновник и сказал: «Нет, делаем так», – и придумал какие-то такие, по его мнению, патриотические названия. Как только чиновника снимут, снимут и вывески, которые он повесил, поэтому... А если инициатива идет снизу, если вдруг жителям Дербента или Махачкалы захотелось придумать такие названия, то они останутся надолго. Инициатива сверху всегда недолговечна, то есть она живет столько, сколько живет власть. Денис Чижов: Понятно, понятно. Спасибо большое. Дарья Шулик: Спасибо. Денис Чижов: Максим Анисимович Кронгауз был с нами на связи, лингвист, доктор филологических наук. Давайте посмотрим, что нам тут, какие слова написали. Дарья Шулик: Ну, с небольшим отрывом побеждает все-таки, к сожалению, слово «нищета». Денис Чижов: Но еще есть «кешбэк», «мрак», «рывок», «прорыв». «Прорыв», не так все плохо. Дарья Шулик: «Трамп»! Денис Чижов: Есть слово «Трамп», ну да. Нет, подождите, давайте так, слова «Трамп» теперь нет, есть слово «Байден», и пока что получается так. Дарья Шулик: Теперь уже, к сожалению, да. А вот из Санкт-Петербурга к нам пришло сообщение, что «слово года – «жизнь», и вот пусть все-таки, конечно, будет жизнь, очень бы хотелось. Впереди новости.