Статья 228: показательное наказание? Почему статья УК о наказании за сбыть наркотиков нуждается в пересмотре? Мнение правозащитника и экс-начальника криминальной милиции

Гости
Евгений Харламов
адвокат, бывший начальник криминальной милиции РОВД Москвы в 2002-04 гг.
Арсений Левинсон
юрист программы «Новая наркополитика»
Анна Саранг
президент Фонда содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова

"Наркотическая статья": никто не застрахован? Колонии и СИЗО переполнены потребителями, пойманными с минимальной дозой, — обычными людьми, которые если и принесли кому-то вред, то в подавляющем большинстве самим себе. Это новые прокаженные. Они лишены права голоса. Общество их не видит. Люди так боятся, что их дети могут стать наркоманами, что позволяют полиции делать из них заключенных Продолжаем обсуждение темы дня с экспертами. В студии: Арсений Левинсон - Эксперт Института прав человека и Евгений Харламов- адвокат, экс-начальник криминальной милиции.

Александр Денисов: Переходим к нашей большой теме. «Наркотическую статью укоротят»: 228-я статья УК РФ самая популярная по запросам в Яндексе, упоминается она чуть ли не в каждой песне каждого репера, например, у Гуфа, «Мария Ивановна (то есть имеется в виду марихуана) не должна тусоваться на нарах», – ну то есть не должны, перевожу, давать такие сроки за хранение, за употребление марихуаны. Вот с Гуфом перекликается и омбудсмен Татьяна Москалькова.

Анастасия Сорокина: Ее экспертным советом еще в прошлом году был написан законопроект о смягчении 228-й статьи, о снижении максимального срока с 10 до 5 лет. Скандал с журналистом Голуновым, которого как раз безосновательно обвинили по этой статье, похоже, ускоряет рассмотрение законопроекта. Его планируют внести в Думу до конца весенней сессии.

Александр Денисов: В прошлом году по 228-й статье были признаны виновными почти 75 тысяч человек, это 11% от общего числа заключенных.

Анастасия Сорокина: Средний срок тюремного заключения по 228-й статье с годами растет. Сейчас по ней дают 4,5 года.

Александр Денисов: За 13 лет доля осужденных за хранение и распространение наркотиков среди вообще всех заключенных выросла почти в 4 раза.

Эту тему мы начали обсуждать сегодня в дневном выпуске «Отражения». В студии у нас был Марат Аманлиев, адвокат, президент общественной организации «Коллективная защита». Он поддержал идею о смягчении 228-й статьи, а вот зрители, кстати, нет, против этого выступили 68% опрошенных, мы проводили во время эфира вот такой опрос. Давайте послушаем, что сказал Марат Аманлиев.

Марат Аманлиев: Вся мировая практика, то есть, допустим, страны Запада (Америка, страны Европы) идут по пути где-то либерализации уголовного законодательства, смягчения, либо вообще легализации. То есть во всем мире признают, что, наверное, лучше все-таки какие-то наркотики можно и легализовать, потому что есть такие наркотики, которые по своей силе намного меньше, нежели чем алкоголь, допустим. Водка сильнее действует на организм и пагубнее, нежели чем марихуана. Есть наркотики, в состоянии которых люди не совершают преступлений; допустим, под алкоголем совершается огромное количество бытовых преступлений, связанных с причинением вреда здоровью.

Александр Денисов: Ну вот в студии у нас сегодня Арсений Левинсон, эксперт Института прав человека, – Арсений, добрый вечер.

Арсений Левинсон: Добрый вечер.

Анастасия Сорокина: И Евгений Викторович Харламов, адвокат, экс-начальник криминальной милиции. Здравствуйте, Евгений Викторович.

Александр Денисов: Здравствуйте.

Евгений Харламов: Здравствуйте.

Александр Денисов: Ну вот начнем с обсуждения вот этого предложения смягчить статью.

Анастасия Сорокина: Давай запустим опрос.

Александр Денисов: Да.

Анастасия Сорокина: Чтобы отвечали, как в России борются с наркотическими преступлениями. Пожалуйста, оставляйте свои комментарии и звоните нам в прямой эфир.

Александр Денисов: Да. Вот, уважаемые эксперты, аргументы за и против смягчения. Давайте начнем с вас, Евгений Викторович, вот вы как работник правоохранительных органов, понятно, в прошлом, но тем не менее опыт есть, как оцениваете вот такое предложение смягчить именно 228-ю статью?

Евгений Харламов: Что касается хранения, я бы скорее согласился за смягчение ответственности.

Александр Денисов: За смягчение.

Евгений Харламов: Конечно. Те, кто продают, вот эти наркобарыги, вопрос смягчения не стоит, а вот кто больной наркоманией и кто принимает этот наркотик, конечно, такие санкции, как до 10 лет, а иногда до 15, когда речь идет об особо крупном, но это достаточно серьезно… До 15 лет, это убийц так не наказывают. Я считаю, что это очень жесткое наказание, конечно, смягчать надо.

Александр Денисов: Но потребители – они же и распространители, они же и приторговывают, чтобы было на что купить следующую дозу. Ведь тут сложно отделить, только ли он хранит, или еще и распространяет. Там же ведь еще подпункт в этой статье есть, «покушение на распространение».

Евгений Харламов: Ну покушение, приготовление, на сбыт, да.

Александр Денисов: Да.

Евгений Харламов: Но вопрос в другом, что испокон веков достоверно известно, что ужесточение наказания не способствует искоренению или уменьшению совершаемых тех или иных преступлений. Я приводил пример: все говорили, что давайте ужесточим наказание за вождение автотранспортного средства в состоянии алкогольного опьянения. Ужесточили, пьяных водителей стало меньше? Нет, их стало намного больше. То есть вопрос здесь не в жесткости, а в его правоприменении, это вопрос уже коррупции, это второй вопрос.

Анастасия Сорокина: Про правоприменение хочу спросить Арсения как эксперта Института прав человека. Мы с вами общались не так давно как раз по поводу дела Ивана, и поразительно, что глава отдела по обороту наркотиков УВД Западного административного округа Андрей Щиров еще 10 июня утверждал, что нестыковки в деле Голунова видят только гражданские, а профессионалу все понятно. И тут вдруг раз! – и оказалось, что дело шито белыми нитками и что теперь, в общем-то, это действительно была такая понятная, отработанная уже схема в отношении журналиста. Но мы-то понимаем, что она работает и в отношении других людей. Как эта ситуация сейчас может измениться, если внесут поправки в статью?

Арсений Левинсон: Проблема как раз в том, что есть какой-то обвинительный уклон, презумпция виновности, о которой Александр говорил: хранит – значит, распространяет.

Анастасия Сорокина: Виноваты те, кто ложно обвиняют?

Арсений Левинсон: Конечно, виноваты, потому что нельзя исходить из презумпции виновности человека. Нельзя считать, что если человек хранит, значит, он и распространяет. Это должно быть доказано качественными доказательствами, то есть должны быть собраны реальные, очень убедительные доказательства того, что человек сбывает наркотики, чтобы его обвинять по таким санкциям.

Александр Денисов: Арсений, поправлю: я имел в виду не «значит, распространяет», а «возможно, распространяет», то есть «возможно».

Арсений Левинсон: Возможно. И вот, к сожалению…

Александр Денисов: Подозрение возникает.

Анастасия Сорокина: Но это надо доказать.

Арсений Левинсон: Подозрение возникает, но нельзя на основании подозрений…

Анастасия Сорокина: Саш, цитата…

Александр Денисов: Ну естественно, я не утверждаю…

Анастасия Сорокина: Вообще все было видно, профессионалам все видно сразу, понимаешь? У них и в Голунове не было сомнений.

Арсений Левинсон: Полиции все видно, судам все видно, люди оказываются на нарах на 10 лет, потому что им все видно, а настоящих, реальных доказательств нет. И если вот так игнорировать права потребителей наркотиков, наркозависимых, про которых им все видно, то дальше может на их месте оказаться каждый: журналист, политический активист, правозащитник, адвокат. Значит, любому можно будет подбросить наркотики и сказать: «Если он их не употребляет, значит, для сбыта».

Анастасия Сорокина: Давайте как раз посмотрим истории людей, которые считают, что им подкинули наркотики. Сюжет Маргариты Твердовой.

СЮЖЕТ

Анастасия Сорокина: Евгений Викторович, ну как это может быть? Понятно же, кто был сотрудник, кто производил содержание, – почему такая безответственность среди тех людей, кто заведомо действительно вот такие провокационные ситуации делают в отношении граждан?

Евгений Харламов: Вы знаете, здесь вот сюжет показывали про полкилограмма, это, конечно, вопрос вызывает. Но когда, я думаю, коллега согласится, когда там полграмма подкидывают, это одно, а когда полкилограмма, тут, конечно, вопрос. Я не стал бы там, скажу честно, на 100% верить вот такой информации.

Арсений Левинсон: Ну у нас был случай, адвокату в Москве подбросили полкилограмма кокаина, при обыске обнаружили даже бирку вещественных доказательств. Это действительно был подброс.

Евгений Харламов: Да, здесь…

Арсений Левинсон: Но, конечно, такое происходит редко.

Евгений Харламов: Очень редко, да. Ну а что касается, почему не обращают внимания, – не обращают внимание до тех пор, пока вот такие не случились обстоятельства, как в Кущевке, как вот с журналистом Голуновым. Вы знаете, к сожалению большому, извините за такое циничное сравнение, Кущевка или вот что с журналистом случилось: пока не попадется какой-нибудь, не знаю, координатор из этих вот «Синих Ведерок», не начнет проводиться вот такая масштабная, хорошая проверка, к большому сожалению.

Анастасия Сорокина: Евгений Викторович, очень страшно, что сейчас, нашла цитату Голунова: «У меня есть опасения за собственную безопасность, потому что не очень понятно, что чувствуют сейчас оперативники, которые не знали, что так может все обернуться. Даже у меня не было такой фантазии, что так может все произойти».

Евгений Харламов: А я, знаете, в самом начале где-то говорил в интервью, что теперь будет отбиваться честь мундира. Вот я еще в первый день, когда его только задержали, предупредил его родственников в СМИ, что пусть будет теперь аккуратен, даже когда, если гипотетически он может выйти. Я тогда еще не знал, что он выйдет на свободу. Потому что в любом случае не этот отдел, так другой отдел, у них же есть связь между собой, принципиально могут начать работу в отношении этого журналиста. Поэтому я предполагаю, что он все равно может находиться в опасности в будущем либо в настоящем.

Александр Денисов: Ну вот честь мундира не стали отбивать – о чем это говорит? Что решили все-таки почистить ряды?

Анастасия Сорокина: Еще не время.

Евгений Харламов: Это пока время, это день-два-три. Сейчас время пройдет, все остынут, расслабится внимание; год пройдет, два пройдет, а потом это может и вернуться – бумеранг, если можно так выразиться.

Александр Денисов: Меня больше тревожит другой момент. Понятна история с журналистом, тут, может быть, даже дело совсем не в этой статье, не в смягчении, не в ужесточении, тут сфабриковали, это немножко другая история. А вот сама борьба с наркотиками ведется реально или нет? Потому что очевидно, сейчас, можете меня поправить, может быть, я неправ, невозможно торговать наркотиками без покровительства в правоохранительных органах, потому что это выясняется вообще на раз, легко любой участковый вам скажет, где квартира, где живут наркоманы; где живут наркоманы, легко вычислить, куда они ходят, и все, эта цепочка разматывается. Вот почему происходит торговля? Почему правоохранительные органы не разбираются?

Евгений Харламов: Нет, они на самом деле разбираются, но разбираются… Чтобы здесь не разглашать некие такие секретные факты, я скажу так…

Александр Денисов: Вот с реальными барыгами почему не разбираются?

Анастасия Сорокина: Мы просто не так давно, Саш, помнишь, обсуждали историю, когда заказали лекарства, там было какое-то запретное вещество, просто на почте человека взяли под белы рученьки, потому что там вот оказалось какое-то вещество. Почему не идет ловля вот таких людей, скажем так, с минимальными какими-то нарушениями?

Евгений Харламов: Объясню. Почему не могут взять главного барыгу, одного из главных наркодилеров? Потому что этот наркобарыга не просто наркобарыга – это человек, который максимально оперативно информирован, у него есть подход ко многим оперативным сотрудникам. И я не открою ни для кого здесь секрет: прежде чем до него добраться, надо, наверное, извините за тавтологию, «хлопнуть» одного, второго, третьего, вот этих закладчиков, для того чтобы получить показания на самого главного. И пока ты эти показания получаешь, главному уже становится известно, что в отношении него идет работа, он уже буквально через 5–10 часов пропадает с этого района, либо субъекта, либо вообще из этой страны, вот в чем проблема, что уходит информация. Это вопрос опять-таки коррупции. Почему не наводят порядок? Потому что не заинтересованы в наведении такого порядка.

Анастасия Сорокина: Давайте выслушаем заинтересованный звонок. Наталья из Краснодарского края, здравствуйте. Наталья, мы вас слушаем.

Зритель: Да. Я звоню вам по той же самой проблеме. Моему сыну 12 ноября 2017 года в автомобиль был подброшен пакет с двумя свертками веществ, которые скрывались на…, и обнаружен был порошок. Но когда доставили эти вещества на экспертизу, доставлял оперуполномоченный Николов, сейчас он в 2019 году осужден по статье 228-й, то привез уже на экспертизу вместо порошков таблетки и брикеты. Проведена экспертиза с нарушением федеральных законов, не определены с точностью содержания наркотических веществ в этих объектах, которые поступили на экспертизу.

Но самое что для нас страшное: когда мы в судебном заседании вскрывали упаковки, были обнаружены упаковки совершенно иные, от которых эксперт отказалась. На них были этикетки с аббревиатурой УВД Краснодарского края с буквами «КРД» и цифровыми обозначениями. Эксперт категорически от них отказалась. То есть в суде у нас выяснилось преступление не только по подбросу веществ, но и вообще по замене упаковок.

В результате уголовного процессуального бездействия суда наше дело было отправлено, вернули прокуратуре. Но прокуратура все же на апелляционной инстанции потребовала возвращения в суд. Мы сейчас в новом суде в новом составе. Мы писали заявление о выявленных преступлениях, обращались в прокуратуру, обращались в Следственный комитет, но нам никто не помогает в этом вопросе. Мы не знаем, к кому можно обратиться.

Анастасия Сорокина: Наталья, спасибо за звонок.

Александр Денисов: Спасибо.

Анастасия Сорокина: Арсений, наверное, вам нужно адресовать этот вопрос: что делать в этой ситуации?

Арсений Левинсон: Здесь…Вот видите, даже в первый раз суд встал на сторону подсудимого, вернул дело в прокуратуру, а апелляционный суд отменил это решение, нам рассказали. То есть не дают судам фактически пресекать произвол правоохранительных органов, судьи уже даже сами хотят, возвращают, говорят: «Этот материал не подходит для преследования», – а им вышестоящее их начальство, Верховный суд, краевой суд Краснодарского края возвращает обратно судье, говорит: «Нет, рассматривайте то, что дали». По большому счету здесь проблема в том, что у нас нет независимого, беспристрастного суда, который даже не может вернуть в прокуратуру дело, которое вот так вот грубо состряпано. И здесь, конечно, когда нет суда, к чему апеллировать людям? К вниманию, наверное, общества, чтобы и СМИ об этом рассказывали, чтобы, я не знаю, выходить на митинги…

Анастасия Сорокина: Арсений, сколько таких дел, как у Ивана Голунова, должно произойти, чтобы вот эта система изменилась?

Арсений Левинсон: О скольких делах надо рассказать.

Анастасия Сорокина: О скольких делах?

Арсений Левинсон: О них надо рассказывать все время, наверное. Вот Краснодарский край, в прошлую передачу тоже звонили из Краснодарского края – наверное, что-то в Краснодарском крае регулярное происходит. У меня есть тоже дело, молодой человек, которому в Краснодарском крае подбросили наркотики, он действительно…

Анастасия Сорокина: Арсений, сейчас XXI век, сейчас действительно камеры, можно проследить, как это происходит. Если это имеет системный характер, то есть это должны быть какие-то, видимо, обращены взгляды на сложившуюся ситуацию, или в этом просто нет заинтересованности?

Арсений Левинсон: Смотрите, как подробно люди защищаются, как они доказывают свою невиновность. То есть проблема не в том, что нельзя доказать подброс, а в том, что их не слышат: их не слышат суды, их не слышит прокуратура, которые, собственно, и должны пресекать произвол правоохранительных органов. Круговая порука, и в Краснодарском крае мы видим это очень сильно. Здесь пока, вот я не знаю… Нельзя бесконечно, конечно, терпеть этот произвол, чего ждут власти в Краснодаре? Что люди выйдут на десятитысячные митинги, как в Москве?

Александр Денисов: А вот я обратил внимание, Наталья когда рассказывала, там эксперт вернул какие-то пакетики с надписью «КРД» и сказала, что она это не будет, – это что такое? Вам это о чем-то говорит?

Евгений Харламов: Вы знаете, может… деятельность какого-то там отдела. Вопрос в другом, чтобы вы понимали, может быть, я, пользуясь случаем, обращу внимание уважаемых зрителей: когда вы попадаете в такой беспредел (а по-другому это назвать нельзя), обращайте внимание, как упаковка происходит. Поймите правильно, если упаковывается одной печатью, а к эксперту попадает пакетик с другой печатью, а в суде оказывается с третьей печатью, здесь может идти речь о подмене, о подмене самого вещества. Если сам эксперт говорит, что это не его печати, это однозначно признается недопустимым доказательством…

Александр Денисов: То есть ее смутили печати какие-то?

Евгений Харламов: Не смутили, это подмена была однозначная. Если эксперт говорит, что это не его печати, значит, подмена была.

Анастасия Сорокина: А как же? При всех вот этих очевидных подменах, подлогах, подбросах почему до сих пор человек находится…

Евгений Харламов: Суть-то как раз-таки, правильно коллега сказал, – суд-то и принял решение о возвращении этого дела прокурору для устранения вот этих процессуальных ошибок. А что сделал прокурор? Пошел дальше, обжаловал, и все вернули заново. Ну конечно, если так будут возвращать вот так вот с одного стола на другой стол, о какой справедливости может идти речь?

Александр Денисов: Объяснение, может быть, этому есть какое-то, не знаю, логическое? Если у них не получается ловить действительно настоящих барыг, о которых просачивается информация…

Анастасия Сорокина: Как в сюжете сказали, «для статистики», вот еще тоже очень такая немаловажная…

Александр Денисов: Да, раз они испаряются у них, не знаю, как бесы, то вот приходится закрываться такими бедолагами? Ну вот поймали кого-то, дело раскрыто. Может быть, в этом объяснение?

Евгений Харламов: Нет, это круговая порука, порочность. Правильно коллега тоже сказал: если будет у нас реальная независимость, то есть судья если принял решение, он будет уверен, что на него никто сверху не надавит, никто не позвонит и не скажет отменить это решение, вот тогда у нас только будет, собственно, неотвратимость наказания и будут привлечены к ответственности именно те лица, которые реально совершили преступление, а невиновные будут освобождены. А пока такого нет, вы поймите, что вы, что я, мы не сможем рассчитывать на идеальную справедливость, потому что всегда где-то в уме будет щелкать, что все равно это все пройдет, потому что по-другому быть не может, это наследие Советского Союза, к сожалению.

Анастасия Сорокина: Из Волгоградской области дозвонилась до нас Любовь. Здравствуйте.

Зритель: Здравствуйте.

Анастасия Сорокина: Да, Любовь, мы вас слушаем.

Зритель: Дело в том, что у меня такой вопрос. Значит, вот эксперты, находящиеся в студии, все время говорят… Алло?

Анастасия Сорокина: Да-да, мы слышим вас.

Зритель: Говорят про барыг. У меня вопрос: скажите, пожалуйста, барыга – это когда сколько, один раз продал, он является барыгой? У меня вот вопрос просто по сбыту. Тут говорят о 228-й, о подлогах. Хорошо, что получилось так, что его защитили, этого человека. А если нас… У нас очень много случаев таких, когда выводили, то есть звонят человеку и просят ему найти что-то там, допустим, у нас «трава» была. У них, может быть, она и была для себя, но их попросили продать. Взяли человека, которому пообещали, что ему ничего не будет, если он сдаст еще сколько-то человек. Вот он позвонил этим, эти сдали, и они уже барыги, если они ему дали один раз «травы» сколько-то граммов.

Они им еще говорят… Ну кто там уже докажет сейчас? Потому что было количество одно, допустим, марихуаны, а им докинули еще какое-то количество, ну чтобы был хороший вес. И теперь посадили ребят на 10 лет. Сроки 10–20 лет – это за что? За один раз, который люди с положительными характеристиками? В общем, все было хорошо до этого и было бы хорошо, если бы виновных наказали соразмерно преступлению. Нельзя давать людям сроки от 10 до 20 лет за один раз, за такой проступок, понимаете? Сейчас говорят только о 228-й, а у нас…

Анастасия Сорокина: Спасибо, Любовь, за звонок.

Александр Денисов: Спасибо, Любовь. Ну вот вы кивали, Евгений Викторович.

Евгений Харламов: Ой, знаете, это такая проблема насущная на самом деле… Это речь идет, скорее всего, о провокации, о провокации преступления. Простым языком скажу: не является преступлением даже если, например, вы (извините, что вас в пример), кто-то приводит…

Александр Денисов: Я не против.

Евгений Харламов: Кто-то курит марихуану, я подхожу к нему: «Продай мне, пожалуйста», – а я, например, агент оперативников. «Продай мне марихуану, пожалуйста». И вот он ему продает марихуану…

Александр Денисов: Я к вам подхожу?

Евгений Харламов: Ну например, вы курите марихуану, я к вам подхожу и говорю: «Продай мне марихуану, пожалуйста», – а за мной оперативники. Вы мне марихуану эту продаете, вас «хлопают», соответственно вам вменяют, вот как женщина рассказала, сбыт марихуаны. На самом деле это провокация, потому что если бы я не подошел к вам с ведома оперативников, вы бы не продали, естественно.

Александр Денисов: А я могу доказать эту провокацию?

Евгений Харламов: Это возможно, потому что отрабатывается круг лиц, тех, кому ранее вы могли якобы продавать. Если никуда вы ранее не продавали и нет никаких звонков, кому бы вы продавали, нет никакого подтверждения, кому бы вы ранее продавали, и всего лишь один человек, я только говорю, что вы мне продали, – это как раз-таки речь идет о провокации. ЕСПЧ не один раз уже высказался в этой части, что провокация не является преступлением в части продаваемого запрещенного вещества. В данном случае человек просто подлежит оправданию, тот, кто продавал марихуану в таких условиях.

Александр Денисов: Ну вот один человек и на 10 лет – это действительно такое возможно?

Арсений Левинсон: К сожалению, да. Я вот думаю, эксперт ли я… Вот нам люди звонят, они все правильно говорят…

Анастасия Сорокина: Они уже действительно так в это глубоко погружены…

Арсений Левинсон: Вот эксперты на самом деле. И люди, которые требуют ужесточения наказания, не понимают, что это может коснуться их.

Евгений Харламов: Детей, родственников, конечно.

Арсений Левинсон: Их детей может коснуться, и вот эти вот сроки в 10, 20 лет лишения свободы совершенно несоразмерны. И все боятся наркотиков, что наши дети станут наркоманами, что наркотики погубят жизнь, а надо бояться не только наркотиков, но и борьбы с ними, вот этих сроков неадекватных. Люди должны понять, что никто не застрахован и нужны изменения именно в законе. Почему смягчение ответственности нужно? Не только из-за гуманизма к людям, которых привлекают к ответственности, но и чтобы полиция начала расследовать реальные тяжкие и особо тяжкие преступления, а не ловить рядовых потребителей. Пока у нас тяжким преступлением считается хранение 1 грамма, полиции не нужно совершенствовать свои навыки оперативно-розыскной деятельности.

Александр Денисов: Вот самый интересный момент, все-таки я вот, мне кажется, недоразобрался в этом вопросе. Тоже вот пришло сообщение: «МВД крышует наркобизнес в России». Ну понятно, мы всех мазать не будем черной краской, очевидно, что есть и сотрудники, которые искренне борются и так далее.

Расскажу реальную историю, с моим однокашником это было, учились в параллельных классах, а он работал в ФСКН, когда еще существовало, когда еще не ликвидировали. А из города Обнинска они повели курьера, который должен был закупиться в Москве и привезти это в Калужскую область. Они подкараулили, вломились в эту квартиру, где происходила сделка, положили всех на пол. Не прошло и 10–15 минут, как появились местные сотрудники полиции, которые попросили разойтись, то есть они говорят: «Вы берете своего курьера, дальше вы там что хотите с ним делаете, а наших вы оставляете, и так мы расходимся», – и они действительно разошлись. Вот у меня вопрос: откуда там могли тут же появиться сотрудники и защитить вот этих вот других торговцев? Для чего, с какой целью?

Евгений Харламов: Ну я не знаю всех обстоятельств, могу предполагать…

Александр Денисов: Ну естественно, я тоже не знаю, вот я рассказываю.

Евгений Харламов: Могу предположить, что… В теории, если говорить о законе, там была… квартира, легендированная, не легендированная, под оперативно-розыскными мероприятиями, которая подконтрольно сбывала запрещенные вещества с целью поимки более серьезного какого-то такого скупщика, такое бывает.

Александр Денисов: То есть не факт, что они тоже были причастны к торговле?

Евгений Харламов: Не факт, не факт, потому что если бы был факт, я думаю, ваш товарищ написал бы соответствующие документы, их бы привлекли к уголовной ответственности, ну это мне так кажется, он бы так сделал. Если он этого не сделал, значит, договоренность была достигнута. Может, это и неправильная договоренность, но для достижения общих целей… То есть они своего барыгу взяли и тем дали возможность продолжить выявлять факты незаконного приобретения либо сбыта наркотических веществ. Такое тоже возможно, не факт, что это было именно такое, знаете, крышевание за деньги, потому что я уверен, что ваш друг наверняка это все дело обжаловал бы.

Александр Денисов: Арсений, ваше мнение и примем звонок. Действительно, без помощи правоохранительных органов эта система наркобизнеса существовала бы или нет, или он бы просто развалился? Кругом камеры, все видно…

Арсений Левинсон: Да дело даже не в камерах. В камерах видно закладчиков, которые ходят и раскладывают, но ловить закладчиков неэффективно, нельзя победить распространение наркотиков борьбой с закладками. Проблема в том, что, конечно, есть всегда связка наркобизнеса с самыми высокопоставленными, наверное…

Евгений Харламов: С некоторыми.

Арсений Левинсон: Конечно, не со всеми, нельзя говорить, что все к этому причастны, но с реально влиятельными силовыми структурами. Семь миллиардов нашли у полковника полиции Захарченко – может быть, это деньги наркобизнеса как раз? Это такие суммы, которыми как раз апеллирует наркобизнес. Мы не знаем точно, но деньги, которыми апеллирует наркобизнес, невероятно огромны, они могут подкупить огромное количество полиции. И пока полиция может ловить и имитировать борьбу, те, кто занимаются реальным наркобизнесом, будут уходить от ответственности.

Анастасия Сорокина: Давайте к нашей беседе присоединим Анну Саранг, президента Фонда содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова. Анна, здравствуйте.

Анна Саранг: Добрый вечер.

Анастасия Сорокина: Анна, вот фонд уже давно занимается реформой российской наркополитики, у вас есть такая кампания. Подскажите, как вы видите смягчение этой статьи? Какие вообще можно произвести изменения, скажем так, чтобы такого произвола не происходило?

Анна Саранг: Ну мне кажется, очень важной сейчас поддерживать реформы за декриминализацию употребления и хранения наркотиков без цели коммерческого сбыта и добиваться того, чтобы люди, которые сейчас отбывают наказание по 228-й статье, чтобы все их дела были пересмотрены так же тщательно, как было рассмотрено дело Ивана Голунова. Потому что подозрение, собственно, такое, что все эти дела по 228-й статье сделаны точно так же.

Анастасия Сорокина: Многие сейчас переживают, что вот это смягчение, скажем так, сторонники того, чтобы был такой большой срок и так далее, что это приведет к тому, что число наркозависимых в России увеличится. Какое ваше мнение на этот счет?

Анна Саранг: К счастью, здесь мне не нужно прибегать к мнению, у меня есть достаточно оснований о том, чтобы говорить, что научные исследования в других странах мира показали, что декриминализация употребления наркотиков никоим образом не влияет на их распространенность, и ни в одной стране мира она не привела к увеличению числа употребляющих наркотики.

Александр Денисов: Анна, вы знаете, вопрос. Ведь если статья смягчается, то может сложиться у кого-то молодого человека впечатление, что это не так страшно, раз государство даже решило тут скостить что-то, почему бы и нет, почему бы не попробовать. Вот сообщение из Свердловской области: «С марихуаны все начинается (кто-то считает, что это легкий наркотик). Я брата потерял, он умер. Начинал с «травки», закончил «крокодилом». Ведь это может стать спусковым крючком для зависимости: ну раз это нестрашно, раз за это особо не наказывают, почему бы не начать?

Анна Саранг: Да. Во-первых, хотелось бы высказать глубокое соболезнование вашему зрителю, у которого умер брат. Это, к сожалению… Это очень большая трагедия, но, к сожалению, трагедия очень распространенная в нашей стране. У меня тоже очень много умерло друзей, коллег и знакомых из-за наркотиков, поэтому я разделяю вашу скорбь.

Второе: действительно есть и научные исследования, и практический опыт различных стран, которые показывают… Да, есть такой страх у людей, что возможная легализация марихуаны приведет к увеличению потребления героина, но нет, практика показывает, что эти рынки хотя и связаны между собой нелегальностью, но все равно это некие разные секторы рынка. И в тех странах, где проводилась реформа за либерализацию наркополитики, им действительно удалось добиться очень серьезных улучшений в области общественного здравоохранения, в том числе снижение смертности, связанной с наркотиками.

Александр Денисов: Спасибо.

Анастасия Сорокина: Спасибо. На связи была Анна Саранг, президент Фонда содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова. Спасибо, что были с нами.

Александр Денисов: Не знаю, вот меня это не убеждает. Евгений Викторович?

Евгений Харламов: Меня тоже, честно говоря, что декриминализация… Я понимаю смягчение, это одно, но чтобы вот, знаете, вообще убрать уголовную ответственность за хранение и так далее… Тут надо все-таки криминологическим путем исследовать российскую действительность, а не опыт зарубежных стран…

Александр Денисов: Нельзя так прямо устраивать, конечно.

Евгений Харламов: Нет, конечно.

Анастасия Сорокина: Тут мы говорим о наркозависимых и о тех людях, которых обвиняют, потому что того же Ивана Голунова провели экспертизу, никаких наркотиков у него в организме найдено не было.

Евгений Харламов: Ну Иван Голунов – это один человек из 150 миллионов. Вы поймите, нельзя все-таки по нему равнять всю ситуацию, которую мы сейчас обсуждаем. И потом мы еще не знаем, какова была роль сотрудников полиции при «поимке» Голунова. Вот когда мы разберемся, поставим там точку, Следственный комитет, суд в конце концов поставит, тогда можно будет говорить.

А что касается остальной массы (извините, что я так говорю «масса») этой нерешенной проблемы, то декриминализировать это в принципе нельзя. Я уже говорю не как действующий адвокат, а как бывший начальник криминальной милиции, который с этим сталкивался каждый день. Я видел этих наркоманов, к сожалению, и видел, что если не ответственность, они бы просто-напросто сидели все в подъездах и спокойно бы употребляли запрещенные вещества, если бы не ответственность. Как вот уважаемый оппонент, выступающий сказал, что можно вообще убрать эту ответственность, – но тогда к чему мы придем?

Александр Денисов: Это разные рынки. Слово «рынки» меня, конечно, совсем подкосило.

Евгений Харламов: Ну да, это не рынок.

Арсений Левинсон: Я могу возразить здесь, наверное. Проблема в том, что вот этих, которых вы видели, потребителей наркотиков, которые будут сидеть, если не будет ответственности, они так и будут употреблять и никакой управы на них нельзя будет найти… На самом деле полицейскими методами с потребителями наркотиков и проблему употребления наркотиков решить нельзя. Решать проблему наркомании должны не полицейские, а врачи, социальные работники, люди, которые занимаются реабилитацией наркомании. У нас же все ресурсы уходят на то, чтобы ловить их полицией, огромные ресурсы на самом деле, они фантастические, 100 тысяч дел почти каждый год, огромное тюремное население, миллиарды рублей тратятся, но в социальную какую-то помощь, на реабилитацию, на лечение, чтобы были какие-то возможности у людей, никаких средств нет.

Александр Денисов: Спору нет, насчет реабилитации вообще спору нет.

Арсений Левинсон: Поэтому я думаю, есть правильные совершенно предложения. Понятно, что государству нельзя показывать терпимость к употреблению наркотиков, к наркотикам, и мы понимаем, что в нашем обществе какая-то либерализация уголовного законодательства не будет поддержана. Но надо хотя бы понять, что тюрьма не лечит. И из санкций уголовных за наркотики, которые не связаны со сбытом, убрать лишение свободы. Да, пусть это будет побуждением к лечению, чтобы его задерживали, направляли на лечение, не принудительное лечение, конечно, обязательные работы, штрафы, работа с психологами, перенаправление к социальным работникам, как-то надо, конечно, воздействовать на людей. Но тюрьма-то не лечит, зачем содержать сотню тысяч заключенных, которые выйдут и опять будут употреблять наркотики? Надо решать проблему, а не уходить от нее, показывая борьбу, которая ни к чему не приводит.

Александр Денисов: Спасибо, Арсений.

Анастасия Сорокина: Выслушаем звонок из Москвы, дозвонился до нас Владислав. Здравствуйте.

Зритель: Добрый вечер.

Анастасия Сорокина: Добрый вечер.

Зритель: Я полностью согласен с моими коллегами, я сам адвокат и часто сталкиваюсь с делами по данным наркотическим статьям. Хотел высказать несколько моментов. Первое – это то, что, к сожалению, вот эта наша правоохранительная система (прокуратура, суды) является достаточно замкнутым кругом, из которого люди перетекают из одного в другой. Допустим, у судьи сын в следствии либо наоборот, у следователя или начальника следствия сын работает в прокуратуре или в суде. И вот эта система, у них ложное понятие о том, что они борются со злом, покрывают практически друг друга. Нарушен баланс судебной системы: обвинение, сросшееся в одно, следствие, прокуратура, суд, и с другой стороны адвокаты, которые практически игнорируются всеми инстанциями, их ходатайства.

Я не скажу, что на все 100%, но очень много дел, которые могли бы быть рассмотрены судами более объективно, такие же, как дело Голунова, когда доказательств того, что данные, допустим, изъятые какие-то вещественные доказательства находились в руках подозреваемого, обвиняемого, просто не рассматриваются, оперативники не закрепляют эти моменты, доказательства, считают, что это лишняя работа, нет необходимости, поэтому не снимают органолептические никакие экспертизы с данных наркотических средств, отпечатки пальцев. Раньше вырезались карманы, брались соскобы из-под ногтей о том, что человек имел контакт с наркотиками. Сейчас такая работа считается излишней; они даже, извините за жаргонное слово, не заморачиваются вот такими пустяками, потому что прокуратура подписывает данные обвинительные заключения, суды выносят приговоры. В итоге наша система ФСИН наполнена сидящими молодыми людьми.

Александр Денисов: Спасибо большое.

Анастасия Сорокина: Спасибо, Владислав, за звонок.

Александр Денисов: Действительно разучились работать?

Евгений Харламов: Он правильно сейчас сказал, коллега, я просто не озвучил эту тему, но я сейчас скажу. Посмотрите, у нас (при всем уважении к судейскому сообществу) очень много судей являются либо бывшими дознавателями, либо бывшими следователями, либо бывшими прокурорскими. А найдите, пожалуйста, хоть одного судью, который был бы бывший адвокат. Ну я не знаю, если где-то это есть, прямо вот скажите мне, – этого практически нигде нет, хотя председатель Верховного суда Лебедев неоднократно говорил: «Пожалуйста, адвокаты, приходите к нам». Но я знаю как минимум двух коллег, которые сдавали на статус судьи, но потом устроиться никуда не могли, их просто не берут, хотя есть вакантные места. А почему? Мне кажется, ответ очевиден: потому что адвокат не связан с обвинительным уклоном. Опять-таки, я говорю, при всем уважении к судебному сообществу, но тем не менее…

Анастасия Сорокина: То есть вы хотите сказать, что это своя такая закрытая…

Евгений Харламов: Это своя вот такая, знаете… Свое такое общество, я думаю, коллега мне не даст соврать, поддержит меня…

Арсений Левинсон: Да.

Евгений Харламов: Потому что ну ни одного адвоката вы не найдете судью по крайней мере в Москве или в ближайшем Подмосковье, а если такое где-то есть, это прямо-таки исключение, но тем не менее.

Александр Денисов: А расскажите вот про эту практику, я знаю, так делают: например, следователь Следственного комитета или МВД подготовил дело и чтобы знать, пройдет оно или нет, он берет, складывает это в папочку и идет к судье. Судья это смотрит и говорит: «Ну хорошо, в таком виде, может быть, я у тебя возьму». А если уж совсем худо с «доказухой», как это говорится, он говорит: «Нет, слушай, дружище, ты мне вот это не таскай, мне вот эти твои проблемы не нужны». Вот это нормальная практика, как это, досудебного…

Евгений Харламов: А вы вспомните, что было в Раменске, когда журналист, я не помню его фамилии, когда журналиста задержали, посадили в комнату временного содержания, а у него диктофон остался включенным. Потом его отвезли в суд в Раменский…

Александр Денисов: А диктофон так и писал?

Евгений Харламов: А он так и писал. И там прямо на диктофонной записи, когда его уже выпустили, все, там судья говорит начальнику то ли полиции, то ли начальнику этого подразделения прямо вот так: «Я же тебя учила, как это надо делать! Вот это, значит, мне не нужно, это не нужно, это не нужно», – прямо на запись, это все на записи. И он потом, естественно, обжаловал… Я не знаю, правда, какой там конец был по этой записи, но, собственно, он обжаловал это в Мособлсуде. Не знаю, какое решение было принято, но это прямо-таки показывали средства массовой информации. Это в принципе то, что происходит повсеместно, к сожалению.

Александр Денисов: Это же получается сговор за спиной у человека, которому грозит срок.

Арсений Левинсон: Да, это то, о чем говорили, – отсутствие независимости суда. Суд – это как бы часть правоохранительной системы. У нас даже до сих пор в некоторых ВУЗах, по-моему, преподают судебную власть как часть правоохранительной системы. Вот нет, не выделилась еще с советских времен, к сожалению, судебная реформа не завершена. И вот одно из самых, наверное, важных в России – это завершить судебную реформу, обеспечить реальную независимость суда, чтобы большее количество дел рассматривалось присяжными в том числе.

Ну если еще сказать про дела, связанные с наркотиками, я хотел обратить внимание на рецидив. Вот мы говорим, что нужно лишение свободы, криминализация потребителей наркотиков. Если мы посмотрим, страшные цифры: если человек попадает в места лишения свободы, он туда вернется с вероятностью почти 70%. Эта система, получается, не дает ничего, не исправляет, не вылечивает наркозависимость, а превращает человека, обрубает ему какие-либо возможности дальше вернуться в общество, социализоваться, найти работу, завести семью и так далее. И когда мы сажаем потребителя наркотиков в тюрьму, мы как бы лишаем его потом нормальной жизни, и с вероятностью 70% он будет потом во вторую ходку идти, третью, четвертую. Для чего это нужно, кроме сотрудников ФСИН, которые его охраняют?

Александр Денисов: А почему во второй, обязательно в третий раз попадет туда?

Евгений Харламов: Я поправлю, может быть. Коллега в общих чертах правильно сказал, но это в зависимости, первое, за что сидел непосредственно, то есть признал ли он свою вину и реально он сидел за то, что сделал, то есть не докинули ему, то есть человек сидит за то, что он сделал, и сколько ему дали. Если он сидит до 3–4-х лет, как правило, в дальнейшем он может не попасть туда заново. Но если он больше 4-х лет там сидит, это трансформируется уже, портится психика, криминологи доказали, изучая эмпирическим путем всех вот этих «сидельцев», кто по второму и третьему разу сидели.

Все, кто сидят свыше 3–4-х лет, как правило, туда возвращаются, вот эти 70%, а если он еще сидит и понимает, что он сидит за подброшенный или «доброшенный» вес, то он озлоблен на эту систему в целом и он уже выходит закоренелым преступником, совершая еще преступления, связанные либо с наркотиками, кражами, грабежами, разбоями, вот о чем речь. То есть мы пытаемся донести, что если человек что-то сделал не так, вы его накажите за то, что он сделал. Не надо вот этого вот вытягивания искусственной палочной системой, не надо докидывать до определенного веса и его изолировать от общества, потому что человек-то понимает, что его по беспределу «упаковали», извините за циничную вот эту вот тавтологию, но так оно и есть.

Анастасия Сорокина: Арсений, тут как раз речь идет не о том, чтобы помочь человеку или доказать его справедливость, а какие-то другие интересы?

Арсений Левинсон: Да, логика такая, чтобы показательно наказать. У нас показательно наказывают сотни тысяч и даже никому это не показывают – зачем вот эти санкции неадекватные?

Евгений Харламов: Сейчас, вот знаете, пример маленький, не с наркотиками связанный. Пушкинский городской суд, там я сейчас защищаю такого парня, Комолев Алексей, может быть, сейчас услышит. Приехал человек за долгом, забрать долг 3 тысячи рублей, переборщил, ударил. Хорошо, привлеките его за то, что он, собственно, приехал за своим долгом и совершил самоуправство, он применил физическую силу. Так нет же, вот эта палочная система вытянула на что? – что он приехал вымогать деньги. И Пушкинский городской суд арестовывает человека, которому 24 года, медик без двух лет обучения, арестовывает за 3 тысячи рублей.

Я тут же вспоминаю дело Улюкаева, Васильеву, многомиллиардные хищения или взятка. Я не говорю, что виновата или не виновата, я говорю по… Понимаете, они под домашним арестом, одна сидит под домашним арестом, при всем уважении, я говорю то, что я вижу, в какой-то там 10-комнатной квартире…

Александр Денисов: Улюкаев тоже сидел.

Евгений Харламов: Да, под домашним арестом, а это за 3 тысячи рублей сидит сейчас в Коломне в следственном изоляторе. Вот спрашивается, это кому мы делаем лучше? Это не потому, что я говорю про своего доверителя, я говорю о том, что вот простой рядовой случай, и так же про человека, который употребляет наркотики. Зачем за этот, не знаю, 0,1 грамма человека изолировать на 5 лет лишением свободы?

Анастасия Сорокина: Арсений, надо подводить итог нашему обсуждению. Как вы видите, что сейчас может измениться в этой статье и какие последуют изменения?

Арсений Левинсон: Во-первых, то изменение, которое сейчас уже подготовлено фактически ко внесению в Государственную Думу, его надо всячески поддерживать. Действительно, десятки тысяч невиновных им будут сокращены, невиновных настолько, насколько их посадили. Впервые судимые выйдут из колоний, вернется доверие у государства к значительному числу людей, которые сначала были несправедливо, слишком строго наказаны, а потом государство признает эту ошибку и будут пересмотрены их приговоры. И сотни тысяч других людей, впервые привлекаясь к ответственности, не будут лишены свободы по вот этой статье. Это очень важное изменение, но это точечное изменение. Конечно, надо идти дальше, надо пересматривать те размеры, с которых начинается уголовная ответственность.

Александр Денисов: Вес?

Арсений Левинсон: Вес, конечно, чтобы это были не сотые грамма, а чтобы это были действительно крупные размеры, вот с них должна уголовная ответственность начинаться. До этого достаточно…

Анастасия Сорокина: Не значит ли, что большие объемы будут подкладывать?

Арсений Левинсон: Нет, все-таки есть какой-то предел. И дальше… Вот у нас же на самом деле подкладывают наркотики очень редко, потому что их подкладывать не надо, можно…

Александр Денисов: Судя по вашим рассказам, много, Арсений.

Арсений Левинсон: А можно не подкладывать наркотики, можно досыпать муки и положить туда щепоточку наркотиков…

Евгений Харламов: Да, и вся эта мука пойдет вам в вес, чтобы вы понимали. Килограмм муки и грамм героиня, и весь этот килограмм муки будет как килограмм героина.

Александр Денисов: А почему?

Евгений Харламов: А вот такой закон на сегодняшний день. Вы представляете, что за килограмм муки вы уйдете за 15 лет?

Александр Денисов: То есть неважно, какая доля действующего вещества?

Евгений Харламов: Да, вот о чем вам коллега объясняет.

Арсений Левинсон: Больше того, не будет определяться экспертами содержание в этой смеси, количество наркотических средств. И вот тоже одно из важных изменений, которое мы предлагаем, – что все-таки вес наркотика должен определяться по действующему веществу. И конечно, должны быть пересмотрены санкции за сбыт наркотиков. Мы понимаем, что не должно быть никакой терпимости к распространению наркотиков, но наказания должны быть адекватны, не от 10 до 20 лет лишения, надо менять нижнюю планку.

Александр Денисов: Евгений Викторович, буквально 30–40 секунд у нас еще. Ваше мнение по поводу смягчения?

Евгений Харламов: Мое мнение… Знаете, как по кражам сейчас, сейчас вот молодцы все-таки наши законодатели, правильное решение приняли: если украл, например, 1–2 тысячи рублей, первый раз попался, административная ответственность; второй раз ты попался, это уголовная ответственность, например. Вот я не буду утверждать, но я предлагаю, что там же можно сделать и с наркотиками: первый раз ты попался с маленьким весом – «административка»; второй раз в течение года ты попался – уголовная ответственность. Потому что вы поймите, мы не должны, знаете, как карательный орган себя вести, под «мы» я имею в виду власть, правоохранительные органы. Мы должны все-таки им и отчасти помогать выйти из этой ситуации.

Арсений Левинсон: Да, но когда его административно наказали, должны быть места, где ему помогут избавиться от зависимости…

Евгений Харламов: Совершенно верно.

Арсений Левинсон: …вернуться в общество, найти работу, в конце концов программы заместительной терапии должны быть. Если человек не может избавиться от зависимости, это не значит, что его надо посадить, а надо дать ему заместительную терапию.

Александр Денисов: Спасибо большое. Тему смягчения наркотического закона 228-го мы обсуждали с Арсением Левинсоном, экспертом Института прав человека, и Евгением Викторовичем Харламовым, адвокатом, экс-начальником криминальной милиции. Спасибо вам большое, уважаемые эксперты, за интересную беседу.

Анастасия Сорокина: Спасибо.

Арсений Левинсон: Спасибо.

Евгений Харламов: Спасибо.