Константин Чуриков: Прямо сейчас поговорим об инвестициях в частный бизнес в России, какими неприятностями это иногда может обернуться. Оксана Галькевич: Я думаю, что многие из нас помнят громкую историю вокруг московской фабрики "Меньшевик": в конце декабря прошлого года туда пришли судебные приставы, но бывший собственник этой фабрики Илья Аверьянов встретил их с оружием в руках и потом застрелил охранника. Константин Чуриков: Ну и прямо сейчас подробности этого уголовного дела, а дальше будем разбираться, почему кредиты бизнесу не всегда безопасно, но уже переместимся в январь месяц. В середине января этого года СМИ сообщили о том, что Следственный комитет проводит проверку сведений о рейдерском захвате кондитерской фабрики "Меньшевик" в Москве, такой версии придерживался на допросе бывший собственник, тот самый Илья Аверьянов, сейчас он находится под стражей и обвиняется в убийстве. Оксана Галькевич: Напомним, с чего все началось. Итак, 27 декабря 2017 года Аверьянов открыл стрельбу из охотничьего ружья. От выстрелов погиб 31-летний охранник. Свои действия директор объяснил тем, что на фабрике происходит рейдерский захват, он был вынужден обороняться. Затем в эфире радио "Эхо Москвы" эту версию подтвердил и его адвокат Тимур Батиралиев. Позиция защиты была такова, что Аверьянов является жертвой вооруженных захватчиков, а стрельба – это законная самооборона. Константин Чуриков: На самом деле фабрика "Меньшевик" задолго до происшествия погрязла в кредитах и судебных разбирательствах. Тот, кого Аверьянов называет рейдерами, компания "Денэм Холл", в 2007 году купила векселя компании "Регион 101", которой руководил Аверьянов, на общую сумму в 2 миллиона долларов. Деньги предназначались на модернизацию производства на том самом "Меньшевике". Оксана Галькевич: Когда "Денэм Холл" предъявил векселя к оплате, Аверьянов платить отказался, заявил, что они поддельные, и затянул судебный процесс еще на 3 года. Весной 2013 года он наконец предложил "Денэм Холл" заключить мировое соглашение, по которому отсрочил возврат долга еще на год, а в залог передал помещение фабрики. Но Аверьянов так и не платил. Константин Чуриков: О проблеме инвестирования, о рисках, которые с этим связаны, и вообще о том, стоит ли вкладываться в бизнес, если он так опасен, поговорим с нашими гостями. У нас в студии Татьяна Елисеева, директор компании "ДХА", представитель инвестиционного фонда "Денэм Холл Россия" – здравствуйте, Татьяна Михайловна. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Татьяна Елисеева: Добрый день. Константин Чуриков: И Юрий Михайлович Савелов, член президиума объединения предпринимателей "Опора России". Здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Юрий Михайлович. Юрий Савелов: Добрый вечер. Константин Чуриков: Уважаемые гости, для начала хочется просто понять, чему учит эта история. Знаете, я вот почитал после того, как все произошло, все-таки следил за этим, мне стало интересно, что же такого любопытного выпускала фабрика "Меньшевик", я узнал, что, оказывается, она выпускала аналоги вот этих вот конфет на палочке "Chupa Chups", но они назывались "Сосун-Лизун" и, в общем, были, видимо, некоей заменой этой замечательной иностранной конфете. Вот эта история чему учит? Давайте я сначала Юрия Михайловича даже спрошу: Юрий Михайлович, Татьяна Михайловна заинтересованная, может быть, сторона – это кто, инвестор не прав, потому что не прогуглил, это законодательство обладает какими-то лакунами, которые позволяют не платить? Юрий Савелов: Да, в первую очередь, конечно, законодательство, которое на сегодняшний день несовершенно, это есть де-факто. А с другой стороны, конечно, каждый предприниматель должен отвечать за свои действия. Берете вы кредит – значит, четко должны понимать, отдадите его или нет, и кредит вам должны дать подо что-то, вам же просто так не дадут кредит, если вам дают кредит 2 миллиона долларов, под него должно быть обеспечение: если с вашим бизнесом что-то происходит, у вас заберут эту недвижимость, все, что вы заложили под этот кредит. Все законно и все нормально. Какая ситуация здесь? Значит, человек, я так понимаю, деньги были взяты на модернизацию производства, там даже процент у вас какой-то очень большой, 30% годовых, мне бы такой бизнес, сравнить можно с очень серьезным, но неважно. Он брал деньги под 30% годовых, значит, он или сразу… Оксана Галькевич: Соглашался на эти условия. Юрий Савелов: …решил их не отдавать, потому что действительно проценты сумасшедшие: представляете, 68 миллионов, по-моему, он брал сначала, через год человек получает 91 миллион, очень интересный бизнес, главное, чтобы их вам вернули. Конечно, риски есть как и с той стороны, которая дает, конечно, и риски должен понимать тот, кто их берет. Константин Чуриков: Татьяна Михайловна, когда человек приходит в банк, банк интересуется платежеспособностью этого человека, конечно, он заинтересован в том, чтобы у него солидный человек брал зачем-то кредит. Вот чем руководствовалась ваша компания, когда этому бывшему уже владельцу этой фабрики дала эти деньги? Татьяна Елисеева: Мы представляем инвестиционный фонд, он существует в России уже порядка 20 лет. За это время инвестиций было осуществлено более 0.5 миллиарда долларов. Совершенно другой подход, чем у банков, потому что мы выступаем партнером, соинвестором, и для нас важно не приставить пистолет к человеку и заставить его отдавать, для нас важно некое сотрудничество, понять, чтобы он развился, дать ему возможность. И даже когда подходили… Мы 10 лет сотрудничали, пытались вернуть средства, предлагали различные свои схемы. И вот этот вариант взаимосотрудничества, который мы называем западным, партнерским, требует тщательной проверки контрагентов. В нашем случае наш партнер очень сильно изменился за 10 лет. Первая модель, которую он предлагал на развитие фабрики, шла с хорошей доходностью, но вот эта доходность, о которой вы говорите, 30%, была уже им самим предложена во время заключения мирового соглашения. Юрий Савелов: А, во время заключения. Татьяна Елисеева: Да. Уже впоследствии он предложил заключить мировое соглашение, мы его заключили, подписали в арбитражном суде, это было в 2013 году, а с 2007 по 2013-е гг. мы либо судились, либо пытались найти способы развития этой ситуации. Все-таки это интересная тема, это хороший бизнес-проект был изначально. Но тем не менее он обратился во что-то просто невероятное: вы помните странные названия, извиняюсь, "Лизун-Сосун"… Оксана Галькевич: То есть этого на презентации, так скажем, как идеи не было, это не звучало? Татьяна Елисеева: Конечно. Также не звучали те методы, которые он впоследствии уже, когда фактически фабрика перестала существовать, начал эксплуатировать: труд мигрантов, труд беженцев, которым не платил, которые у него работали за еду фактически. Оксана Галькевич: Татьяна Михайловна, Юрий Михайлович сказал о том, что у вас процент был какой-то серьезный. А не проще было собственнику обратиться в банк? Почему он пошел, согласился на ваши условия, не взяв заемные средства в банке, как это, наверное, чаще происходит? И процент был бы несколько иной, наверное. Татьяна Елисеева: У банков есть возможность выбирать заемщиков, обычно они требуют намного большее обеспечение, чем это требуют инвестиционные фонды, для которых важна именно соинвестиционная составляющая, сопартнерская составляющая. И для банков это определенная норма резервирования, то есть совершенно другие критерии к выдаче инвестиций. Оксана Галькевич: А у инвестиционного фонда, получается, обеспечение ниже, но ставка выше, я правильно понимаю? Юрий Савелов: Нет, объясните просто людям, там доходность другая, понимаете? Они когда вкладывают деньги, когда начинает работать производство, когда начинает выпускаться продукция и продаваться, там делится прибыль. Если у банка все фиксировано, допустим, 10% годовых или 30% годовых, все понятно: вы не выполняете свои обязанности, у вас банк залог забирает, продает его на аукционе или как-то и возвращает себе кредит. То есть здесь инвестиции совершенно по-другому работают; они хотят, может быть, и не 30% годовых, может быть, у них было бы и 60%, они же просчитывали свои инвестиции. Константин Чуриков: Мне еще интересно, на каких условиях впоследствии вот это здание фабрики, которое оказалось, я так понимаю, в залоге, уже перешло к вам. Давайте сейчас пообщаемся с Алексеем Кравцовым, юристом, председателем Арбитражного третейского суда города Москвы. Алексей Владимирович, здравствуйте. Алексей Кравцов: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Константин Чуриков: Хочется вашу арбитражную точку зрения услышать в данном вопросе. Алексей Кравцов: Вы какой-то вопрос зададите, или мне в общем? Константин Чуриков: Нет-нет, смотрите, мне интересна вот эта такая тонкая-тонкая ситуация, когда заемщик не платит много-много лет по кредиту. В какой момент вот эта фабрика, которая принадлежала заемщику, превращается в фабрику, которая принадлежит его кредиторам? Алексей Кравцов: Если фабрика была именно предметом залога, тогда подается исковое заявление в суд, это называется обращением о взыскании на предмет залога. Она не переходит в собственность взыскателя, она становится предметом торгов. После решения суда, где суд признает, что да, действительно имущество находится в залоге, может быть обращено взыскание на него. Дальше выдается исполнительный лист, определяется стоимость этого имущества, и судебный пристав выставляет это имущество на торги по стоимости, определенной судом, и… это имущество продается. Деньги делятся, если это залоговое имущество, в первую очередь они направляются залогодержателю, тому, кто давал. Вот так выглядит реализация залогового имущества. Есть еще такая процедура, называется соглашение об отступном. Это по сути мировое соглашение, где должник свое заложенное имущество отдает в собственность своему взыскателю. Но дело здесь дошло до суда, не было соглашения об отступном, значит, все в судебном порядке. Судебные приставы здесь по сути выполняли общую функцию судебного пристава. Оксана Галькевич: То есть в принципе это была уже практически финальная точка развития событий, да? Алексей Кравцов: Да, просто взыскатели пошли цивилизованным путем: обратились в суд, получили исполнительный лист, и судебные приставы не могут не исполнять судебные решения, исполнительный лист они стали исполнять всеми доступными и законом предусмотренными способами. Оксана Галькевич: Ну а как еще, конечно. Константин Чуриков: Алексей Владимирович, вот у вас как у председателя Арбитражного третейского суда вся информация есть. Вот конкретно в Москве вообще такого рода историй, когда предприятие берет кредит, не может расплатиться и потом переходит в другие руки, стало больше, или динамика нулевая, ничего не меняется? Алексей Кравцов: Если объем банкротств увеличился в 2 раза по сравнению с прошлым годом, это показатель как раз плачевной ситуации микробизнеса и малого бизнеса. Они действительно все… После обращения взыскания на заложенное имущество следующая стадия – это банкротство, потому что уже нечем работать. И вот этот директор в принципе не стал дожидаться уже финальной стадии и решал вопрос вот такими эмоциональными способами. Константин Чуриков: Да уж, "эмоциональными" мягко сказано. Оксана Галькевич: Спасибо. Константин Чуриков: Спасибо. Это был Алексей Кравцов, председатель Арбитражного третейского суда города Москвы. А у меня вопрос, Татьяна Михайловна, к вам. Предприятие – это же не только какое-то оборудование, не только директор бывший, новый, это же еще и люди. Что с сотрудниками? Татьяна Елисеева: Как таковая фабрика не работала уже, мне кажется, около 5 лет, может быть, чуть меньше. Оксана Галькевич: Именно не работала? Все было закрыто, никакие станки, производственные мощности не были включены, ничего не происходило? Татьяна Елисеева: Да, не выпускала. Нас не пускали на территорию, мы туда приходили только с приставами, поэтому точно сказать, что там происходило, к сожалению, невозможно. Не только нас, но и представителей государства, представителей служб сетей, газообеспечения, "Мосэнерго", то есть никто не мог попасть на территорию, всем было отказано в доступе. Юрий Савелов: Ну тогда отключайте свет, электроэнергию, и они сами приходят потом и в "Мосгаз", и… Татьяна Елисеева: Представляете, он сделал незаконную врезку в газопровод, действительно его отключили от газа, но тем не менее он сделал незаконную врезку, пытался… Юрий Савелов: И никто об этом не знал? Знаете, давление в газе падает, уходит туда, туда, как считается, и вдруг уходит. И никто не может зайти – у нас нет ни ОМОНа, ни правосудия, никто не может зайти на фабрику. Ну о чем вы таком говорите? Татьяна Елисеева: Да. Когда мы позвонили в "Межрегионгаз" и сказали, что мы новые собственники, что мы нам кажется, что здесь не совсем соответствует нашему пониманию схема, они сказали: "Ой, как хорошо, мы там некоторое количество лет назад забывали свои инструменты, можем быть, как раз мы с вами и попадем". То есть мы вместе с сотрудниками вскрывали, попадали, ходили, пытались удалить эту врезку, теперь боремся с "Мосэнерго", чтобы нам выделили электричество. Оксана Галькевич: Юрий Михайлович, я хочу вас спросить. Вот вы как человек из бизнеса, внутри, наблюдая со стороны за этой историей – как вы считаете, выхода не было совершенно, это было такое логичное развитие, может быть, отчаяния для этого человека, или это просто такой человек-авантюрист? Юрий Савелов: Все может быть: может быть вот такой человек, таких тоже в бизнесе хватает, понимаете, если они с ним судились, сколько вы говорите, с 2007 до 2013 годы, 6 лет… Татьяна Елисеева: 11 лет. Юрий Савелов: Это можно… Представляете, как не работают, во-первых, наши суды, наше правосудие? 6 лет, с 2007 по 2013-е гг. они судились, и решения не было принято. А знаете, сколько таких решений не принято? Уж примите какое-нибудь решение в чью-нибудь пользу, чтобы можно было обжаловать, чтобы что-то вообще делать, а их просто не принимают. Константин Чуриков: А можно ли назвать произошедшее неким намеренным банкротством? Смотрите, когда в банковской сфере что-то не так, в банке мухлюют, приходит ЦБ и отзывает лицензию. Когда в других сферах это творится, здесь, в общем-то, на то он и частный бизнес, чтобы самоопределяться. Юрий Савелов: Сегодня чтобы объявить себя банкротом, нужны определенные критерии, они существуют и прописаны в законе. Раньше, конечно, это было все проще, там даже долг в 300 тысяч должен быть конкретно, не менее 300 тысяч рублей. И когда человек объявит себя банкротом, у него должны быть долги и отсюда вытекающие последствия. Дело в том, что на этой фабрике (я немножко владею материалом из достоверных источников), я так понимаю, все-таки как раз нет договоренности: деньги были взяты предпринимателем, даны, я так понимаю, там ничего не происходило, и отдавать их никто не собирался, по крайней мере, может быть, лет через 5-10, я так думаю. А у них же бизнес тоже, инвестиции такой же бизнес, как и любой другой: они вложили деньги, хотят получать прибыль. Что им, списывать эти деньги на убытки? Что же это за инвестиционный фонд, если они просто будут раздавать их? – они тоже должны за это ответить, кто у них это делает. Поэтому они должны вернуть свои деньги любыми законными способами, что они и делали. Константин Чуриков: 2 миллиона долларов если умножить на сегодняшний курс (сколько там, 63?), очень кругленькая сумма. Как возвращать? Юрий Савелов: Плюс проценты накопившиеся. Константин Чуриков: Как будете возвращать вложенное? Юрий Савелов: На убытки спишут. Татьяна Елисеева: Нам сначала, знаете, нужно это здание восстановить, подключить и обеспечить какую-то его работу, поэтому огромная работа сейчас идет именно с сетями, с коммуникациями, чтобы просто его поддержать, потому что оно в катастрофическом состоянии. Оксана Галькевич: Татьяна Михайловна, а эти деньги вообще в производство были вложены? Вы в этом уверены? Такая достаточно крупная сумма, может быть, она частично была потрачена на какие-то иные цели. Вы имели возможность убедиться в том, что деньги по назначению расходуются? Татьяна Елисеева: Вот сейчас об этом очень сложно судить, потому что прошло очень много времени и все наши переговоры о каком-то развитии, более лучшем развитии, более эффективном использовании, вариантах сдачи, сдачи в аренду имущества сейчас невозможны. Юрий Савелов: Подождите-подождите. Поймите, инвестиции не могут просто так взять, 2 миллиона долларов перевести на счет, и делайте с ними что хотите. Конечно, это подконтрольно все, понимаете, каждый шаг, каждые 10 тысяч, каждые 100 тысяч расписаны, куда они пойдут, на какое оборудование, что на этом оборудовании будет выпускаться, какое сырье будет закупаться. Это все должно быть прописано в договоре. Оксана Галькевич: Нет, он сам расписал, а инвестиционный фонд каким образом это контролирует и, так скажем, сверяет со своим представлением о прекрасном развитии бизнеса? Юрий Савелов: А он может оплачивать это все. Допустим, если вы оплачиваете договор, оборудование, можете оплачивать со счета инвестиционного фонда, а не со счета фабрики – просто целево, направленно, то есть даже за границей за это оборудование есть договор. Конечно, контроль должен быть, здесь даже никаких не может быть сомнений: никто никаких денег вам не даст просто так, чтобы вы делали с ними что хотели, а потом как их вернуть. Татьяна Елисеева: К сожалению, сейчас… На что были потрачены эти деньги? Да, было закуплено огромное количество наклеек, из чего делаются эти конфеты, заменитель сахара, все это огромное количество, прямо тоннами находящиеся заменители чего только можно, потому что там самое дешевое сырье использовалось. Оно все до сих пор не использовано, просрочено. Юрий Савелов: До сих пор на складах лежит, что ли? Татьяна Елисеева: Да-да. Юрий Савелов: Все, что было закуплено 8-10 лет назад, половина лежит на складах? Татьяна Елисеева: Нам сложно оценить стоимость, что на складах… Константин Чуриков: Слушайте, это же сложная… Юрий Савелов: Ну пусть половина, пусть треть, дело не в этом. Как же вы инвестировали? Вы взяли все… Как же вы контролировали? Что за инвестиционный фонд? Вы выдали 2 миллиона долларов, для того чтобы купить сырья для производства этих леденцов. Татьяна Елисеева: Оборудование, которое было приобретено, на данный момент его нет, потому что вскоре после вот этого ужасного преступления совершенного… Юрий Савелов: Да, его могли вывезти, продать или даже не продавая вывезти и фабрику открыть где-то в другом месте, под другим названием и другой маркой. Татьяна Елисеева: Да, мы видели, как она грузила 4 января и фурами вывозила, хотя территория должна была быть охраняемой Люблинским УВД, но, к сожалению, мы написали, но не получили никакого ответа. Константин Чуриков: К нашему разговору хотят подключиться зрители. Александр из Смоленской области, добрый вечер, вы в эфире. Зритель: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Зритель: Смоленская область, Дорогобужский район, поселок Верхнеднепровский. У нас... комбинат так… пустили. Тоже брали под долг в банке, только не знаю, в каком банке, потому что банк был какой-то левый. Брали деньги постепенно, набрали уйму денег. И все, потом его взяли, рабочих убрали, он должник, оставили его как банкрота. Потом сделали там временного управляющего этим заводом, комбинатом, а потом постепенно взяли и сказали: "Да режьте резаки", – вот и все, всем наплевать было. У нас там работали в 3 смены люди, выпускали 27 наименований изделий железобетонных – и плиты, и…, все было. Чтобы построить такой комбинат, это надо какие миллиарды сейчас? Константин Чуриков: Но всегда на самом деле просто грустно, когда разваливается производство, тем не менее нужное производство. Зритель: Конечно-конечно, рабочих 1.5 тысячи людей. Татьяна Елисеева: Но факторы мошенничества и со стороны банков, и со стороны компаний, есть примеры этому, кто выдает и кто получает. Оксана Галькевич: Татьяна Михайловна, а каких законодательных рычагов вам не хватило для, может быть, более быстрого, форсированного разрешения этой конфликтной ситуации, которая возникла не год назад, как мы поняли, а достаточно давно? Какие пробелы? Татьяна Елисеева: Вы знаете, наверное, говорить о том, что наша судебная система все решает достаточно долго, тем не менее решения принимаются, пусть долго, но принимаются. Но за то время, пока идут суды… Например, есть практика использования обеспечительных мер, но в России она практически никогда не применяется. Юрий Савелов: Не работает, да. Татьяна Елисеева: Это даст кредитору возможность сохранить активы даже не только для своей пользы, для работников, для сотрудников. Оксана Галькевич: Что это за мера, объясните. Татьяна Елисеева: Любая обеспечительная мера на активы, так чтобы нельзя было вывезти, продать, чтобы они исчезли. Юрий Савелов: Пока идет судебная тяжба, эти вещи – допустим, оборудование, или сырье, или здание – трогать нельзя, государство накладывает арест в суде и все. И пока в суде идет тяжба, это трогать ничего нельзя. Татьяна Елисеева: Доля в компании. Юрий Савелов: Если что-то отсюда было взято (оборудование, часть оборудования), это уже уголовная ответственность. Суды это не принимают. Константин Чуриков: Татьяна Михайловна, а по каким критериям инвестиционный фонд принимает решение: вот этому предпринимателю Иванову, Петрову или Сидорову даем денег, а этому не даем? Критерии какие? Татьяна Елисеева: Это талмуды написаны об этом. В действительности ничего здесь сложного или заумного нет, это… Единственное, чем мы, наверное, отличаемся от банка – в том, что у нас принимает решение не машина, а это ручной подход, штучный, выборочный, и нам очень важно, сколько и что именно, вовлеченность партнера, наша собственная вовлеченность, сколько мы сможем контролировать, получать информацию, доступ к информации. Это очень простые вещи. Константин Чуриков: А характер самой бизнес-идеи важен ли? Потому что мы там говорим об исполнительном производстве, о каких-то законодательных проблемах, еще о чем-то, о характере бывшего владельца этой фабрики, а мы не говорим о бизнес-идее. Пардон, она вторична, она просто скучна, я уже зеваю. Ведь, наверное, бизнес должен менять этот мир к лучшему, его удивлять, заставлять нас что-то покупать. Татьяна Елисеева: Так происходит развитие, так развивается экономика: компании берут кредиты, поэтому они и развиваются. Если не дать им возможности брать кредиты у банков, у инвестиционной компании, у бизнес-ангелов, у кого угодно, как мы будем развиваться? Семейных денег давно уже нет. Юрий Савелов: Конечно. Эти деньги, кредиты сравниваются в организме с кровью: не будет крови в экономике, не будет кредитов, значит, ни бизнеса, ни экономики не будет. Константин Чуриков: Я просто идеалист, который думает, что все-таки сначала идея, а потом деньги, а у нас, кажется, бывают люди, которые приходят просят денег, а потом родится идея. Юрий Савелов: Порогов потом наобиваетесь. Вот у вас есть хорошая идея, немножко Таня не так говорит про инвестиционный фонд. Начинают все с процентов. Когда к вам приходят и говорят: "Нужно 2 миллиона долларов, через 2 года 2 миллиона вернется и еще 1 миллион прибыли", – вот с этой точки начинает инвестиционный фонд рассматривать, кто вы, чего, что у вас за бизнес, подо что вам давать деньги и так далее, и тому подобное. Оксана Галькевич: Подождите, а квалификация этого человека, его бизнес-историю, как кредитную историю рассматривают, оценивают? Константин Чуриков: Репутацию. Юрий Савелов: А вот потом, после этого, начинают рассматривать. Татьяна Елисеева: Конечно. Просто поймите, здесь отдельный случай, потому что господин Аверьянов 10 лет назад и господин Аверьянов, который орет в судах, что он будет себя защищать с орудием в руках, – это разные люди, мы говорим о психопатии, давайте называть вещи. Человек очень сильно изменился, и это и наш был риск, это и его риск, мы все понимаем это, когда идем. Юрий Савелов: Ему надо возвращать. Константин Чуриков: Давайте послушаем звонок Михаила из Воронежа. Михаил, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Константин Чуриков: Если можно, коротко. Зритель: Коротко, два слова. Раньше в России купцы говорили: "Пошел рубль копейку добывать". Сейчас говорят: "Копейка пошла рубль добывать", – это раз. Банк оценивает к нему пришедшего взять деньги, как цыган кобылу перед тем как украсть. И пока у нас такая банковская система… Я брал кредит под 22% в сельхозбанке. Сегодня я взял, завтра отдай, это раз. Это петля, это вообще, я не знаю, только в России, наверное, такое возможно. Константин Чуриков: Вы брали потребительский или все-таки на бизнес, я надеюсь? Оксана Галькевич: На бизнес. Зритель: На бизнес брал, и идея была хорошая. Идем дальше: и вот когда случилось… Я и так, и сяк. Потом что? Арестовали мое имущество, мои автомобили. Я приставам объясняю: "Вот судья наложил арест на мои автомобили. Как я вам могу погашать кредиты, если автомобили мои стоят? Снимайте арест! Я не буду их продавать, я на них буду работать, зарабатывать деньги, и принесу вам…, буду погашать". На это никто не пошел. Они расценивают эти автомобили, банк приходит, там такие, извините за выражение, мордовороты… Там стоит автомобиль, допустим, 1 миллион 200 тысяч, а они прикинули – 500-700 тысяч рублей. Юрий Савелов: А то и 300 тысяч. Зритель: Да. Свои ребята раз, продали, все. Константин Чуриков: Да, в бизнесе вот сколько людей, сколько бизнесов, столько и историй. Михаил, спасибо за ваш звонок. Оксана Галькевич: Спасибо, Михаил. Татьяна Елисеева: Особенность банка в том, что в начале пути инвестиционный фонд и банк идут одинаково, идут через судебную систему, только банки потом отдают коллекторским агентствам, а мы пытаемся найти решение. То есть это всегда чуть-чуть разный подход. Оксана Галькевич: Ведете переговоры, пытаетесь найти какой-то компромисс и все-таки договориться. Татьяна Елисеева: Конечно. Константин Чуриков: Что будет на месте фабрики? Что будет с фабрикой "Меньшевик"? Татьяна Елисеева: В данный момент после этого происшествия нам было устно дано ограничение на пользование, пока идут следственные действия, так что мы ждем сейчас. Заканчиваются следственные действия, и пока боремся, подключаем это здание с незаконными врезками, дайте нам электричество, попробуем… Юрий Савелов: А вы что-то хотите там производить, или вы потом продадите? Константин Чуриков: В этом был как раз мой вопрос. Татьяна Елисеева: Мы готовим бизнес-модель сейчас. Константин Чуриков: Бизнес должен жить. Спасибо зрителям, спасибо участникам этой беседы. У нас в студии были Татьяна Елисеева, директор компании "ДХА", представитель инвестиционного фонда "Денэм Холл Россия", и Юрий Савелов, член президиума объединения предпринимателей "Опора России". Оксана Галькевич: Спасибо. Мы с вами не прощаемся, через несколько минут продолжим прямой эфир. Константин Чуриков: Спасибо.