Марианна Ожерельева: В эфире программа «ОТРажение». «Разгрузить учителей». С 1 сентября их избавят от ненужной отчетности. Теперь другие ведомства не смогут запрашивать отчеты у учителей. Мера необходимая, так как, по данным Комитета Госдумы по образованию, каждое учебное заведение в год заполняет в среднем 300 отчетов по 12 тысячам показателей. По данным международных исследований, российская система образования является самой забюрократизированной среди образовательных систем 36 стран мира. Российский учитель трудится более 46 часов в неделю, из них 15 часов он тратит на подготовку к урокам, на заполнение планов и отчетов. Об изменениях поговорим прямо сейчас. Со мной в студии Татьяна Половкова, директор фонда «Национальные ресурсы образования». Татьяна Викторовна, здравствуйте. Татьяна Половкова: Добрый день. Марианна Ожерельева: Начнем с главное. Было сообщение, что Министерство просвещения более не позволит другим ведомствам запрашивать какие-либо документы у российских учителей. А кто? Какие ведомства конкретно могли запрашивать? И какую документацию? И с каждого ли учителя – с физика, с химика, с учителя начальной школы? Татьяна Половкова: Ну, начнем с того, что у нас есть определенный набор документов, которые учитель заполняет просто по роду профессиональной деятельности. Марианна Ожерельева: Например? Татьяна Половкова: Например, он пишет рабочую программу по предмету. Он пишет программу воспитательной работы, которая сейчас туда включается. Он пишет, например, календарно-тематическое планирование, конспект урока – то есть то, что касается его повседневной работы. Помимо этого, иногда учителю приходится, если он выполняет обязанности классного руководителя, например, вести протокол родительских собраний. Есть у нас школы, которые это включали в обязанности учителю. Например, мало того что учитель собирает родителей, он с ними проводит работу, но он должен зафиксировать, что обсуждалось, и этот протокол в распечатанном виде хранить. А есть также такая практика. Если, например, в школе что-то случается с ребенком или даже если случается за пределами школы – например, ребенок нарушает правила дорожного движения или попадает в какую-то аварийную ситуацию, или, не дай бог, нарушает закон, – то, первое, что происходит: в школу поступает запрос предоставить информацию, каким образом с этим ребенком велась работа. Есть учителя, которые советуют в том числе молодым коллегам протоколировать каждый свой шаг в школе. Например, провели вы классный час на тему безопасности дорожного движения – сделайте конспект, соберите с ребят подписи, чтобы в случае прихода такого запроса у вас была бы бумага, которую вы сразу показываете: «У меня все проинструктированы». То есть это делается… Марианна Ожерельева: Куча бумаги тратилась в стране еще на это все. Татьяна Половкова: На это тратилось огромное количество бумаги. Марианна Ожерельева: И силы еще. Татьяна Половкова: И на это тратились силы учителей. Потому что если у учителя есть изначально установка: «Мне нужно исходить не из целесообразности какого-то действия, а из целесообразности сбора бумаг для защиты себя от того, чтобы меня не заподозрили, а вдруг я где-то недоработал», – это, конечно, неприятная установка. Марианна Ожерельева: А кто просил, вот помимо Министерства просвещения или ситуаций, которые вы сейчас обозначили? Какие ведомства вообще могли что-то требовать с учителя? Татьяна Половкова: У нас вообще большинство школ в стране – муниципальные. То есть у них учредитель – муниципалитет. Соответственно, муниципалитет спускает какое-то количество требований к школам. Марианна Ожерельева: Например? Татьяна Половкова: Например, наверное, из самых вопиющих… Когда просили заполнять документы, чтобы дети получали СНИЛС. Или когда спускают список должников по ЖКХ, просят обзванивать родителей и отправлять информацию о том, кого обзвонили и какой результат получили. То есть тут все зависит от фантазии. Марианна Ожерельева: Исключительно? Татьяна Половкова: Исключительно. Марианна Ожерельева: То есть нет какого-то прописанного правила, что еще и какие ведомства? И сегодня вроде как от этого смогут уйти? Татьяна Половкова: Прописанного правила до сих пор не было. Сейчас он появился, вернее, он появится в момент, когда вступит в силу приказ Министерства просвещения. Но в федеральном законе уже есть уточнение, что только Министерство просвещения этот список публикует, утверждает. Либо органы государственные власти субъектов по согласованию с Министерством просвещения могут делать свои списки. Учителя, конечно, очень тревожатся. Ну, я думаю, что позиция здесь такая достаточно твердая, и излишнего Минпросвещения не допустит. Марианна Ожерельева: В этом случае получается, что кто больше-то нагружал – Минпросвещения или все-таки эти муниципалитеты? Наверное, это не так часто происходило. В этом случае то, о чем мы говорим, действительно их отчасти избавляет от какой-то бумажной волокиты? Вот у нас как раз: «Учителя не бюрократы». А они таковыми действительно не будут теперь? Или все-таки так и будет, на какую-то небольшую долю количество бумаги, заполняемой ими, действительно снизится, но это никак не изменит их загруженность? Или изменит? Татьяна Половкова: Вы знаете, вопрос, конечно, сложный, потому что Минпросвещения вообще, насколько я знаю, у школ никогда ничего не запрашивает. Марианна Ожерельева: Даже так? Татьяна Половкова: Ну, во-первых, у Минпросвещения, у них таких полномочий нет. Марианна Ожерельева: То есть это важно для самих школ – отчетность? Татьяна Половкова: Отчетность вся генерится на региональном и муниципальном уровне. Допустим, если работает школа в селе, она напрямую к Министерству просвещения в повседневной деятельности никакого отношения не имеет. То есть Минпросвещения отвечает за государственную политику, а вся вот эта бумажная нагрузка генерится несколькими этажами ниже. И как раз для того, чтобы вот это отрегулировать, вводится этот новый порядок. А теперь по поводу того, изменится или не изменится. Очень многое зависит от администрации школы. То есть я не думаю, что те муниципалитеты, которые злоупотребляли своими возможностями, сейчас прекратят одномоментно. То есть вышел приказ… Марианна Ожерельева: Почему? Татьяна Половкова: Ну, потому что и так всем было понятно, что ни с точки зрения закона «Об образовании», ни с точки зрения профстандарта учителя, нет у учителя таких требований и в трудовом договоре быть не может – собирать, допустим, данные по должникам. То есть было всем понятно, что это превышение полномочий. Ну, вот так сложилась ситуация, что других способов по какой-то причине руководители муниципалитета не нашли и все это повесили на школу. Нельзя забывать о том, что у нас директор школы является, по сути, работником бесправным, то есть директора могут уволить достаточно быстро, без объяснения причины. Если в какой-то момент директор отвечает на запрос: «А мы не будем где делать», – понятно, что, скорее всего, там через какое-то время найдут более сговорчивого человека. То есть здесь очень многое зависит от администрации школы, как выстроены взаимоотношения с учредителем. И очень многое зависит от учителя, если этот запрос все-таки до него дошел, может ли он, аргументируя свою позицию, отказаться. Многие боятся. Марианна Ожерельева: Хорошо, спасибо. А мы сейчас подключаем к нашей беседе Григория Назарова, призера Всероссийского конкурса «Учитель года России – 2018», учителя школы № 29 города Химки. Григорий Андреевич, здравствуйте. Григорий Назаров: Добрый день. Марианна Ожерельева: Сейчас Татьяной Викторовной была сказана фраза отчасти о бесправности вообще директоров школ и про учителей, что, да, действительно, и с ними тоже происходят разные оказии. Вот насколько вы на себе, что называется, на своей шкуре ощущаете, что, да, действительно, сегодня учитель, по сути, бесправное существо? Вот скажет вам муниципалитет города Химки: «Надо на Васю/Петю/Колю собрать информацию». Будете вы весь вечер не к урокам готовиться, а информацию собирать, заполнять его СНИЛС и так далее? Григорий Назаров: Смотрите, несколько моментов. Пункт первый: конечно, никто не может сказать, что я что-то должен, если это нарушает закон. В принципе, мы собирать информацию о детях не можем, только если у нет требования правоохранительных органов. Это надо четко понимать. Если здесь просто какая-то социологическая работа или связанная с какими-то иными вопросами – да, здесь и директор школы, и учитель может, в общем, отказаться. И, действительно, оснований для его увольнения нет никаких. Тем паче что тот приказ, который Министерство просвещения издало в начале лета, четко об этом говорит. То есть объем той документации, которую должен вести учитель – раз, и классный руководитель – два. Поэтому я думаю, что учителя теперь могут жестко на это ссылаться. И если директора по той или иной причине требуют, именно требуют, а не просят, не мотивируют, то у учителя есть совершенно точно юридическая норма, по которой он может отказаться. Это с одной стороны. С другой стороны, безусловно, есть ситуации (это жизнь), когда данные нужны. И просто вставать, так скажем, в положение, которое неприятное тем или иным людям, – это, наверное, не очень верно. Поэтому здесь должен быть здравый компромисс. Если директор школы, с одной стороны, администрация школы и администрация города, с другой стороны, общаются нормально и готовы на компромиссы, на взаимодействие, то я не думаю, что здесь будут какие-то серьезные противоречия. Марианна Ожерельева: Как учитель скажите, какой процент своего времени личного вы тратите на то, чтобы заполнять всю эту документацию? Потому что нам пишут: «Учителю необходим только журнал с оценками, все, чтобы выставлять оценки. Он не должен ничего писать более». Из Нижегородской области сообщение: «Кто читает эти отчеты? Читают ли вообще их? Копят, подшивают. А что с ними делают?» Вот вы на себе ощущали это давление? И когда вы говорите о том, что учитель может оказаться… В нашей стране нередко говорят: законы очень хорошие, а исполнение хромает. И спрашивают: «Дойдет ли эта мера вообще до сел, деревень?» А ведь школы и там существуют. Вот этот учитель сельский пойдет отстаивать права или он будет каждую субботу и воскресенье продолжать эту писанину делать, ну, просто потому, что у него нет другой работы и возможностей? Григорий Андреевич, много вопросов, понимаю, но они все очень увязаны. Григорий Назаров: Да, безусловно. Смотрите. Есть образовательные рамки, непосредственно связанные с процессом обучения и воспитания. Безусловно, здесь документация быть должна. Главный документ учителя – это рабочая программа и, соответственно, внесение этой рабочей программы в журнал. В Московской области, в частности, уже давным-давно электронный журнал, поэтому никакой бумаги, никаких распечаток нет. Мы вообще имеем возможность этот журнал загрузить экселевским файлом в систему. Все темы уроков уже «забиты», вносить только домашние задания и оценки выставлять. С точки зрения расширения рамок, скажем так, географических – безусловно, есть школы в сельских местностях, есть школы, где нет такой техники, таких технологий вообще. И здесь уже вопрос к центральному органу управления, к Министерству просвещения: насколько серьезно и сильно министерство контролирует и мотивирует, в первую очередь губернаторов и ответственные органы управления в регионе, к тому, чтобы принимать цифровые инструменты в образовательной системе, чтобы облегчить жизнь учителю? Я думаю, что этот приоритет стоит перед министром Сергеем Сергеевичем Кравцом в частности, и эффект должен быть в скором времени. Марианна Ожерельева: Ну а вы лично много такой волокиты на себе ощущаете? Вы действительно заполняете, если честно сказать? Григорий Назаров: Я с волокитой столкнулся только уже тогда, когда я был недолго директором. И то она была связана даже не с какими-то непонятными требованиями, а просто с большим объемом услуг, который по закону «Об образовании», скажем так, и работы, которую школа выполняет. А как учитель – никогда и ничего. Рабочую программу в августе составил. Если ты классный руководитель, то план воспитательной работы с классом составил. Социальный паспорт помог составить для того, чтобы понимать, какие дети из каких семей и как с ними работать. Собственно говоря, и все. А дальше… Марианна Ожерельева: И к 1 сентября вы готовы, Григорий Андреевич? Готовы? Григорий Назаров: Абсолютно. Марианна Ожерельева: Спасибо вам огромное. С наступающим 1 сентября вас! Григорий Назаров, призер Всероссийского конкурса «Учитель года России – 2018», учитель школы № 29 города Химки. А у нас есть звонок, давайте мы сейчас его примем. Ирина из Московской области как раз. Ирина, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Меня зовут Ирина Николаевна, фамилия моя Ковальская. Я учитель физики и математики, более 20 лет я работаю в школе. Также у меня есть специальность инженера-преподавателя электроэнергетических дисциплин. То есть я говорю о том, что опыт работы с детьми у меня есть. Вопрос вот в чем. Два раза в год мы проходим тест на компетентность учителя. То есть это делается после седьмого урока, когда сил уже никаких нет. Это все без обеда делается. И вот после очередного такого теста я сажусь на больничный с высоким давлением. Также нас заставляют каждые пять лет проходить бесполезные, абсолютно бесполезные курсы, для того чтобы подтвердить свою категорию. Почему я говорю «бесполезные»? Потому что, например, как к учителю математики ну никакого отношения они не имеют. Вот нельзя ли решить эти вопросы? Марианна Ожерельева: Извините, а вы с директором школы на каком-то уровне разговаривали? Вот когда вы говорите… Зритель: Разговаривала. Марианна Ожерельева: А какой-то ответ ведь получили? Зритель: Ну, ответ такой: «Не нравится – уходите». Марианна Ожерельева: Ирина Николаевна, «не нравится – уходите»? Это хороший, конечно, ответ, хорошее предложение. Было бы куда идти. А дальше идет вопрос: какое количество учителей не согласны с этой позицией? Вы говорите, что надо оставаться после седьмого урока, бесполезно то, бесполезно это. Вы это на чем ощущаете? От этого нет никакого эффекта? Или что те, кто занимаются этой проверкой, они тоже такие бюрократы? Просто выслушали вас, дали какое-то якобы образование – и все, и на этом закончилось? Зритель: Я считаю, что это бюрократы. Это первое. Потому что когда мы спрашиваем: «А каковы результаты нашего теста?» – «Ну, мы не знаем». Марианна Ожерельева: Как? То есть тест прошли, а итогов нет? Зритель: Итогов нет. Это первое. Второе. У нас в школе постоянная текучка кадров, у нас уходят учителя. На данный момент у нас не хватает двух учителей математики. Нагрузки у нас бешеные – по 30 часов и больше. То есть это невозможно! Поэтому учителя и уходят. Конечно, все не согласны. Марианна Ожерельева: Последний вопрос: как часто сверх нормы приходится работать, заполнять какую-то документацию, которая не является необходимой по закону? Зритель: Практически каждый день до двенадцати, до часу ночи, потому что помимо школьного портала мы еще заполняем дополнительные сайты, которые придумала именно Московская область для нас. Марианна Ожерельева: Спасибо вам огромное, Ирина Николаевна. Вот все, о чем говорила сейчас Ирина Николаевна… Вы знаете, у меня внутри было прямо такое бурление! У меня мама – учитель начальных классов. Я помню, все свое детство я ее наблюдала с понедельника по субботу вот в таком скачкообразном состоянии. Я сейчас ей говорю, когда она 38 лет отработала, я говорю: «Зачем ты каждый год пишешь программу?» Она говорит: «Учитель – это творческая натура. Начальная школа – это фундамент». Я говорю: «Хорошо. А если это убрать? Кому это надо?» Может быть, вы мне ответите: а кому это надо? Татьяна Половкова: Ну смотрите… Марианна Ожерельева: Что, она будет хуже учить? Будут другие результаты? Кому это нужно, вот эта вся бумага? Татьяна Половкова: Значит, рабочая программа… Я бы тут разделила рабочую программу и всю остальную документацию. Рабочая программа – это действительно инструмент для учителя, когда он видит в этом инструмент. Например, когда вводились новые федеральные стандарты – не вот эти, а еще те, которые были десять лет назад, – там сразу возникли два типа результатов, с которыми учителя вот так впрямую не работали: личностный и метапредметный. Даже слова «метапредметный» не знали, искали в Интернете, что это такое. Там появилась реальная необходимость прописать в каждой школе, а как этот метапредметный результат достигается. Предметный – понятно. Есть уроки физики, есть уроки математики и так далее. А что с метапредметным делать? Вот учителя садились и писали программу, куда это вставить. Дальше, когда поняли, что это слишком трудоемкая задача для учителя, плюнули и просто некоторые перестали это делать. То есть прекрасная задумка в ряде школ так и не была реализована. Марианна Ожерельева: А когда плюнули, им за это что-то было? Люди поняли, что время тратили. Татьяна Половкова: Как правило, ничего за это нет, потому что когда люди приходят проверять, то они же не смотрят весь этот пласт содержания, протягивается ли он с первого по одиннадцатый класс, есть ли эта преемственность. Смотрят на какие-то формальные моменты. Поэтому здесь с рабочей программой… Ну, кто-то, кто чувствует в себе реально задор и запал, особенно кто из промышленности пришел, из науки, они перестраивают программы реально под себя, они делают с детьми суперские вещи. Но каждый учитель в стране этого делать не может и не хочет. Если ему достаточно… Марианна Ожерельева: И не должен, наверное. Татьяна Половкова: Да. Если он выполняет требования стандарта, он ведет так, как это достаточно, с точки зрения качества образования, то ему, наверное, не надо постоянно туда какие-то инновации вносить, тем более что это псевдоинновации будут. Что касается… Вот коллега говорила про курсы, про оценку. Марианна Ожерельева: Повышение квалификации каждые два года. Татьяна Половкова: Да, это действительно боль многих учителей. И с этим действительно надо что-то делать, потому что сейчас каждый регион делает свои системы оценки учителей… Марианна Ожерельева: Подождите! Есть федеральный уровень, что все должны каждые два года, а есть еще и региональный? Или как? Татьяна Половкова: У нас есть требование, что учителя должны с определенной регулярностью повышать квалификацию. Это правда. И от этого никуда не уйти, это требование законодательства. Помимо этого, есть разного рода оценки: есть аттестация на категорию, а есть разные другие системы, которые в регионах пытаются апробировать. То есть всем понятно, что качество образования падает, на детях. Это действительно так. Это показывают оценки и международные, и российские. И единственный способ повлиять на это, как сейчас видят, – это что-то делать с профессионализмом учителя. При этом какого-то готового ответа, как его измерить, действительно ли проблема там… Марианна Ожерельева: А учить, может быть, его надо как-то иначе? Это тоже проблема. Татьяна Половкова: Возможно, надо учить по-другому. Но поскольку вопрос слишком глобальный, пытаются подойти с разных сторон: то программу в вузе поменяют, то немножко по-другому оценят вот эту самую компетентность. Есть сейчас глобальная задача, за которую взялся СПК в сфере образования (это орган, который занимается профстандартом). Они пытаются сделать единую систему независимой оценки, добровольную для учителя, по профстандарту. Это единое оценочное средство для всей страны. И чтобы эта независимая оценка была привязана к курсам повышения квалификации. В идеале ситуация такая: если курс дает вот этот переход, повышение профессионализма, которое можно зафиксировать через оценку, – здорово, это хороший курс; не дает – зачем его проходить? А если ты и так соответствует в этот момент времени, то, опять же, для чего совершать лишние телодвижения? Но это, опять же, вопрос того, что и курсы повышения квалификации, и оценка – это все рабочие места для кого-то. Марианна Ожерельева: Татьяна Викторовна, мы много эту тему образования уже крутим, как и медицину. А нет ощущения, что это какая-то уже воронка? Слишком много всего накрутили и столько всего придумали! Нам пишут: «Попроще надо». И детям стало тяжело учиться, и учителя не хотят идти работать таковыми, молодые, просто потому, что они видят эту огромную, колоссальную нагрузку, еще и ответственность за каждого ребенка, его призвание здесь, опять же. Это и воспитание еще отчасти в школе, не только родительский дом, и обучение. Вот чтобы научить писать, поставить руку, научить читать, все-таки необходимо пройти сто пять курсов и иметь двести пять сертификатов? Или учитель – это призвание, а не случайные люди, как сегодня получается? Татьяна Половкова: Ну, я бы не сказала, что в образовании случайные люди задерживаются. Они не выживут просто, они не готовы будут… Марианна Ожерельева: Но они заполняют сегодня университеты, по остаточному принципу идут туда. Татьяна Половкова: А из университетов, как у нас говорит Ольга Юрьевна Васильева, 30% приходят. Тут вопрос в чем? Сегодня ситуация, в которой ребенок растет и взрослеет, она сильно отличается от того, что было 30 лет назад. И вот те методики и те практики, которые были 30 лет назад, прекрасные практики, они сегодня, к сожалению, не срабатывают, потому что дети сидят в Интернете, у детей другие родители, у родителей разные запросы. Марианна Ожерельева: Еще и с ними работать надо, с родителями. Татьяна Половкова: И если учитель не будет готов к работе с этим очень разноплановым контингентом, ну, скорее всего, он будет работать на какой-то такой очень средний уровень. И, опять же, не будет того результата, который нужен. И учителя правильно говорят, что нужны методические службы, нужна методическая помощь, но это тоже колоссальная работа. Марианна Ожерельева: Но в школах же есть методист. Татьяна Половкова: Это тема вообще, наверное, для отдельного разговора: а есть ли в каждой школе сегодня методисты? И если они есть, то какой у них реальный уровень? Есть ли у него, опять же, время, помимо отчетов, заниматься учителями? То есть сегодня одна из самых дефицитных таких задач в школе – это возродить методическую службу. И у нас был проект, Министерство просвещения два года назад объявило проект «500+», чтобы для самых отстающих школ возродить эти методические службы, потому что очень многое было утрачено за 20 лет. Марианна Ожерельева: Звонок из Москвы. Ольга, здравствуйте. Мы вас слушаем. Зритель: Добрый день. У меня очень большой стаж, больше 40 лет. И я знаю все звенья изнутри – и руководящие, и работу на самых низших должностях, от детского сада до вуза. Я хочу сказать, что надо ввести просто должности, единицы, которые будут заниматься вот этими всеми подсчетами, цифрами и прочими вещами. Следующий момент: методист методисту – рознь. Я ходила на методические курсы, пришла, меня пригласили в МГУ на преподавание. Вы такие вещи сейчас говорите, а там девочки вещают, понимаете, учат на этих курсах. Им жить надо, всем этим курсам, я понимаю. Но я бы, например, еще оставила оплату методической литературы, необходимой для учителя, и дала бы ему свободное время, для того чтобы он занимался самообразованием. И учитель получит больше, потому что у него есть стимул. Он купил эту книгу, и он ее будет читать в свободное время, он будет пробовать применять. Методическую литературу нужно утверждать, а не просто что попало пускать в магазин. Марианна Ожерельева: Спасибо вам за звонок. Зритель: Это очень важные моменты. Марианна Ожерельева: Спасибо большое, Ольга. Из Москвы тоже сообщение: «Самое смешное, что от этих пустых требований умнее никто не стал». А что у нас сегодня является мерилом? Есть ЕГЭ. Количество медалистов? Количество стобалльников? Количество тех, кто поступили в лучшие ведущие вузы страны? Что определяет, как мы учим на ступени школы, на ступени высшего учебного заведения? Кто? Татьяна Половкова: Это другой очень сложный вопрос. ЕГЭ действительно что-то замеряет. Я подчеркну – «что-то». У нас каждый год начинают менять КИМы, пытаются добавить туда и метапредметные результаты, но все-таки ЕГЭ – это в основном оценка именно предметности. Понятно, что некоторые вещи – воспитание, например, любовь к Родине – их в принципе невозможно и нельзя оценить, тем не менее процессы формирования этих вещей в школе есть. Марианна Ожерельева: В школе, да. Татьяна Половкова: И, например, нельзя говорить, что совершенно какие-то новые ненужные требования, все всегда так работают. Вы знаете, например, когда я в школу пришла, у меня была огромная проблема – я не умела устанавливать дисциплину. Я была бы очень рада, если бы мне кто-то из коллег взрослых подсказал, как это сделать. Марианна Ожерельева: А наставника у вас не было? Татьяна Половкова: Нет, наставника не было. Была завуч, она заходила в класс – и моментально все затихали. Я понимала, что она работает в школе 30 лет. Марианна Ожерельева: Авторитетом берет. Татьяна Половкова: И мне нужно 30 лет, наверное, проработать, чтобы меня так же… Ну, дети реально цепенели. Но они еще очень уважали ее как профессионала. Да, это все нарабатывается. Ну а вдруг есть что-то другое? Я была бы рада, если бы меня отправили на курсы, где бы меня этому научили. Но такого нет. Есть разные другие курсы. Если, например, я понимаю, что у меня ребенок сидит в Интернете пол-урока, я же не могу у него телефон забрать, а мне нужно его каким-то образом сначала… Как я понимала свою задачу? Чтобы он в этом Интернете начал искать что-то, что нужно по уроку. А дальше, в какой-то момент сделать так, чтобы он захотел отложить этот телефон. То есть я могла кричать, топать ногами, что-то еще, но это все я изобретала сама. Когда ребенок начал постить картинки депрессивного, полусуицидального типа в соцсети, я не знала, что с этим делать. А это реальность, в которой дети живут. У нас сейчас есть программа психологической помощи. У нас треть обращений – это суицид self-harm, то есть дети себя режут. И об этом не знают ни учителя, ни родители даже. Поэтому, конечно, когда сидит ребенок в классе, у которого такое состояние, с ним работать тоже надо по-другому. Это не учитель должен делать (и учитель это не может делать), но эту проблему игнорировать нельзя, ее все равно надо решать, в том числе и с точки зрения профессионализма в школе. Марианна Ожерельева: Слишком много обязанностей, с ваших слов, у учителя. Воронежская область: «Учитель должен давать знания, – вот одна единица, – а не заполнять бесконечное количество отчетов», – это к нашей теме. Далее, Приморский край: «Вот поэтому в школах и не хватает учителей. Какое-то вредительство!» То есть, видимо, к тому, что все это наполняется, какие-то нововведения, «давайте сделаем так», «давайте сделаем так». А еще нам пишут, что все-таки надо как-то… Даже не о простоте, а чтобы был более человеческий, что ли, подход и к тем, и к другим – и к учителям, и к детям. Можно ли как-то найти вот эту единицу, в которой все это сойдется? Или этого и не было за последние 30 лет, и уже, возможно, не будет? То есть оно как-то меняется, но то одним хуже, то другим хуже. Татьяна Половкова: На мой взгляд, требования, которые сегодня предъявляются, они диктуются временем. Другое дело, что нет ресурса у школы отвечать на эти требования и их выполнять. Это совершенная правда. То есть здесь никто не скажет: «Давайте мы выкинем и не будем, например, учить детей отделять ложную информацию от правдивой». Никто не скажет: «Давайте не будем учить детей не вступать в какие-то сообщества деструктивные». Никто не скажет: «Давайте не будем учить детей переходить через дорогу, не будем учить детей общаться». У нас сейчас в стандарт включили умение распознавать свои и чужие эмоции. То есть дошло до того, что дети не понимают иногда, что они чувствуют. Это злость? Это обида? Это гнев? И что с этим делать? То есть надежда, что это все сделает семья… Ну, коллеги, мы понимаем, что семьи все разные. Марианна Ожерельева: И там заняты. Татьяна Половкова: Да. Поэтому понятно, что у нас все это опускается на школу, потому что школа – на сегодня единственный социализационный инструмент, массовый, откуда ребенок не может уйти, он обязан ходить в школу. При этом я понимаю возмущение коллег, я сама в школе работала, и мама работает в школе, сестра в детском саду. Я прекрасно понимаю, что сегодня объем требований требует увеличения персонала, он требует штата другого (психологов-специалистов, педагогов-психологов) и как минимум финансирования в полтора-два раза… Марианна Ожерельева: Зарплаты – это вообще больная тема. Звонок у нас из Саратова. Елена, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Я по поводу рабочей программы. Алло. Марианна Ожерельева: Да, слушаем вас внимательно. Зритель: По поводу рабочей программы. Я совершенно согласна с вашей дамой выступающей, когда она сказала, что… в общем, когда не было подготовлены рабочие программы, на это никак не отреагировала администрация. Вообще рабочие программы – совершенно бесполезный инструмент в школе. Учителем я начинала работать в советской школе. У нас был журнал, календарно-тематическое планирование и план воспитательной работы. Вот это были главные отчетные документы в свое время. И мы прекрасно выпускали детей с хорошим набором знаний, так сказать. Как только ввели эти рабочие программы – началась полная сумятица! Кому? Чего? Куда? То есть до сих пор вот этот бесполезный перевод бумаги, краски и нерв учителя, я считаю. Марианна Ожерельева: Спасибо вам. Спасибо, что дозвонились и высказались. Действительно, больше, наверное, вопросов и больше некоего такого негатива к тому, что все-таки должен как профессионал делать учитель. Татьяна Викторовна, нас спрашивают: «Вот это все – болтология. Ничего не меняется». За последние годы что-то изменилось? Какие-то хорошие примеры есть в образовательной среде? И вот с 1 сентября будет меньше документации. А действительно ли это как-то изменит положение учителя, и не только в обществе, но и у себя, в каждой школе? Татьяна Половкова: Ну, у нас… К вопросу о рабочих программах. У нас теперь разрешено использовать примерные рабочие программы. То есть если учитель не хочет и не может разрабатывать – пожалуйста, используйте готовые. Это на самом деле для многих большое облегчение. Марианна Ожерельева: В Интернете скачать? Татьяна Половкова: Есть примерные образовательные программы, утвержденные. И есть конструктор, где может каждый зайти и свою программу составить. Другое дело, что там у кого-то идет несовпадение по часам, у кого-то несовпадение по темам. То есть все равно учителю приходится немножко или множко это дорабатывать. С точки зрения отчетности – еще раз, это был огромный, длинный путь, потому что мы несколько лет… Мы и к президенту обращались, активисты Народного фронта говорили про эту отчетность. И вот наконец-то мы дошли до поправок в закон. То есть на самом деле путь колоссальный! Потому что очень много слов было сказано, очень много было попыток, заходов на это регулирование. Это действительно большая победа. Мне кажется, здесь нужно порадоваться, выдохнуть, похвалить себя: молодцы, мы все этого достигли! И дальше точно так же планомерно отстаивать свое право не заполнять то, что мы заполнять не должны. Марианна Ожерельева: Последнее, не могу не спросить все-таки. Вот нам тут пишут из Коми… нет, вру, не из Коми, а из Челябинской области: «Что должны делать родители? Спихнули все на педагогов и довольны. Педагоги стали обслугой». А не правда ли, что сегодня действительно педагог, учитель – он стал некоей функцией, через которую проходят отчасти знания, отчасти что-то еще, но он перестал быть тем, кем он был в советские годы, уважаемым человеком, которого знали, звали повсюду, уважали, действительно ценили и говорили: «Вот это учитель пошел»? Татьяна Половкова: Я хочу вам две цифры назвать. 68% всех детей в России хотят доверительных отношений с учителем. Это результаты наших опросов ежегодных, и они не снижаются. То есть дети в учителе точно не видят функцию обслуги. А дети, которые испытывают потребность в психологической помощи, в поддержке взрослых, у которых нет взрослого, которым они могли бы доверять, – 86%. То есть чем больше проблем у ребенка, тем больше он тянется к учителю. Соответственно, учителю нужно действительно дать время, чтобы ответить на это притяжение, на этот запрос, освободив от отчетности. И я считаю, что сегодня мы наблюдаем победу здравого смысла наконец. И нам очень важно в этой точке не отпустить общественный и профессиональный контроль. А про родителей – тема для отдельного эфира. Марианна Ожерельева: Отдельная тема, однозначно. Спасибо вам. Татьяна Половкова, директор фонда «Национальные ресурсы образования», была сейчас со мной в студии. Я напоминаю, что на этой неделе мы проводим опрос и задаем вам два вопроса. Сколько денег вы потратили на сборы в школу? Что купили и за сколько? Присылайте свои ответы на бесплатный SMS-номер 5445. В пятницу подведем итоги.