Трудности миллениалов. Кто такие миллениалы и почему на рынке труда для них сейчас не лучшие времена? Молодежи все труднее получить работу, которая требует квалификации. А ручной труд вот-вот отберут роботы. Что делать миллениалам в России? Ольга Арсланова: А мы продолжаем. Мы знаем, что программу «Отражение» смотрят люди абсолютно разного возраста, много пенсионеров, но есть и молодежь. Собственно, сегодня мы хотели бы поговорить о проблемах поколения Y или миллениалов. Эти люди выросли, пошли устраиваться на работу. Это те самые люди, которые родились на рубеже XX и XXI веков. И вот они считаются самой большой поколенческой группой среди трудоспособного населения. «Беззаботным поколением» очень часто этих людей называют, потому что они родились в относительно экономически стабильное время, никаких войн серьезных не застали, все очень стабильно. Но при этом у них довольно много сейчас проблем на рынке труда. Не так просто устроиться куда-то, где нужна высокая квалификация. Ну а специальности с низкой квалификацией постепенно будут занимать роботы, поэтому сейчас не так все безоблачно в жизни миллениалов, говорят эксперты. Петр Кузнецов: Как пишет американское издание Business Insider, миллениалы требуют больше денег за работу в выходные и работу, которую берут на дом, за переработки. В приоритете – гибкий и удобный график. Кроме того, по оценкам экономистов, так как это поколение никогда не переживало рецессию, то оно более разборчиво в выборе места работы. Мил… милле… Что же у меня сегодня? А я ведь миллениал. Миллениалы считают, что быстро и легко найдут новую работу, вот и все. Ольга Арсланова: Давайте посмотрим на данные портала Career.ru. Во втором полугодии 2018 года молодые люди разместили на сайте HeadHunter 2,5 миллиона резюме, но работодатели смогли предоставить им всего 250 тысяч вакансий. На одно рабочее место претендовали в среднем семь с половиной человек. Конкуренция среди молодых специалистов гораздо выше, чем среди всех остальных соискателей. Петр Кузнецов: Максимальная доля вакансий для молодых специалистов в общем числе вакансий, 51% – это продажи. На втором месте – обслуживающий персонал, таких вакансий треть. В меньших масштабах спрос есть в банковской сфере и IT. Ольга Арсланова: Еще одно исследование, его сделала компания Exponential. Поколение миллениалов, по их данным, при выборе работы руководствуется своими принципами. Для них главное – это гибкий график, не работа стандартная с 9 до 5 или с 10 до 6, как можно меньше ответственности, из-за этого не стремятся миллениалы стать начальниками. И кроме того, миллениалы долго ищут работу. Главное для них – это не материальный критерий, а удовольствие. Вот таковы данные иностранных исследователей. Нам интересно, что происходит в России. Так ли это? Согласны ли вы? Мы ждем ваших звонков и SMS. Нам интересно мнение самих миллениалов. Если вы себя к ним относите, если вы родились как раз на рубеже веков, мнение их родителей, работодателей – добро пожаловать в прямой эфир! Звоните и делитесь своими наблюдениями. Петр Кузнецов: Ну что же, еще один фонетический вызов для меня прямо сейчас. Михаэль Гермерсхаузен, генеральный директор рекрутинговой компании Antal Russia, у нас в гостях. Добрый вечер. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Михаэль Гермерсхаузен: Добрый вечер. Ольга Арсланова: Давайте сначала разберемся с миллениалами, потому что в мире разные критерии. Кто-то говорит, что это те, кто родился с 80-го года и до 2000-х. В России… Не всегда поймешь, кто такой миллениал. Вот миллениал в России, по вашим наблюдениям, и миллениал за рубежом – это разные люди или где-то примерно одно и то же? Михаэль Гермерсхаузен: Нет, мне кажется, мы говорим все-таки о двух разных группах. До 80-го года – это уже Generation Y так называемое. А вот Х – уже следующее поколение. Поэтому те, которые ближе к 2000-м годам. Да, кто-то относится еще… Кто-то, кто именно на грани 80–85-го года, пытается еще себя туда запихивать. Ольга Арсланова: Впихнуть себя в миллениалы. Михаэль Гермерсхаузен: «Я все-таки еще миллениал, а не поколение Y». Я со своим 76-м годом рождения точно туда уже не попаду. Поэтому давайте сегодня поговорим о тех, которые родились в 90-е и в 2000-х, в начале 2000-х. Ольга Арсланова: А принципиальное отличие? Чем они отличаются? Ну, первое, что приходит на ум, – это просто цифровая жизнь, да? То есть люди, которые привыкли к гаджетам и к совершенно другой реальности. Наверное, это самое главное отличие, может быть? Михаэль Гермерсхаузен: Я думаю, да, это самое главное различие, которое можно заметить. Если еще дальше смотреть, то у меня дети сейчас – шесть, семь и восемь лет, и там это еще дальше продолжается, когда они целыми днями общаются только с компьютером. «Алиса» им уже все объясняет и так далее. Это только началось в предыдущем поколении. И много вещей, о которых вы уже сегодня говорили. Они привыкли к определенному образу жизни, все более стабильно. Эти люди точно уже не застали работу или учебу в Советском Союзе или что-то именно на грани этих эпох. Они уже видели только рыночную экономику, они видели время, когда интернет есть, мобильные телефоны есть и так далее. Они к другому уже не привыкли. Ольга Арсланова: И как это повлияло на их сознание? Чем они отличаются? Михаэль Гермерсхаузен: Я очень с вами согласен. У нас тоже на работе много примеров. Ответственность, да? Такие сотрудники как-то избегают ответственности в разных формах. У нас сейчас очень интересный пример был, мы устроили такого миллениала на работу. Он длился примерно полтора месяца и ушел оттуда. Его уволили или ушел – я сейчас не помню. И компания отказалась нам платить, работодатель. Мы судились именно с этой компанией, она известная в России, и пытались доказать, что этот человек там работал. И очень трудно его было притащить. В суд его вообще нельзя было притащить. Он согласился с нами встретиться в кафе. Мы говорим: «Вы взяли трудовую книжку?» – «Трудовая книжка? А, да… Нет, я забыл. Я вообще ее потерял. Мне на новой работе уже новую сделали. Это уже моя третья. Я каждый раз ее теряю», – и так далее. «А вы можете нотариально заверенную?» – «Ну да…» И просто невозможно было… В конце концов, он нам подписал бумажку у нотариуса, что он там работал и так далее, но это было огромное время, которое мы на это тратили. И он, в принципе, никакой ответственности не взял на себя. На работе это тоже очень часто замечается, что не очень любят брать на себя ответственность. Петр Кузнецов: Но тем не менее, Михаэль, газета Wall Street Journal обратила внимание на новую разновидность консалтинга. Занятые в ней специалисты советуют крупным компаниям, как стать привлекательнее для миллениалов и создать для них комфортные условия труда. Такие эксперты, которые советуют, предлагают свои услуги, как быть с миллениалами и как их использовать правильно, берут за свои услуги по 20 тысяч долларов в час. Они говорят, что могут рассказать компаниям кое-что интересное о молодых работниках. Мы уже выяснили, что это такая большая поколенческая группа среди трудоспособного населения. Есть статистика, что на долю миллениалов уже к 2020 году будет приходиться 50% трудовых ресурсов. Под них сейчас уже правда приходится подстраиваться? Михаэль Гермерсхаузен: Я думаю… Нет, мне кажется, не стоит. Это же каждый… Петр Кузнецов: Ну хорошо. Компании в какой области тогда стремятся сейчас стать более привлекательными именно для нового поколения? Михаэль Гермерсхаузен: Ну, например, местоположение. Мы смотрели на все ваши статистики. И мы тоже каждый год опрашиваем всех наших кандидатов. Да, доля миллениалов растет. Например, для них первое место занимает местонахождение офиса. Они, например, уже не едут где-нибудь далеко – или за МКАД, или в какие-то промышленные зоны и так далее. Они потеряются по дороге туда на собеседование. Это сейчас еще такая очень интересная… Петр Кузнецов: «Самокатная доступность». Михаэль Гермерсхаузен: Да-да, «самокатная доступность», очень интересный пункт. И у нас появился сейчас такой термин, мы их называем ghost-кандидаты или привидения. Это кандидат, который просто не появится на собеседование. Он тебе утром обещал, что он приходит на собеседование, но он не появится. Или он подписал job offer, но все равно не выходит на работу. И когда ты уточняешь: «А почему ты не вышел на работу?» – «Я со своим другом сейчас начал стартап, мы открыли новую компанию. Это гораздо более интересно, чем сейчас на постоянную работу выйти». Ольга Арсланова: То есть очень быстро меняются приоритеты? Михаэль Гермерсхаузен: Да-да-да. Ольга Арсланова: И человек не считает нужным даже поставить в известность своих контрагентов о том, что он не придет? Михаэль Гермерсхаузен: Да, это очень заметно стало за последние годы. Петр Кузнецов: А почему меняются приоритеты так быстро? Он сразу же видит какие-то перспективы в параллельном своем деле? Ольга Арсланова: Большой выбор, может быть? Петр Кузнецов: Вот ему что-то предложили, стартап какой-то – он сразу просчитал очень быстро шаги и подумал: «Да, действительно, здесь есть будущее»? Или как? Михаэль Гермерсхаузен: Нет, я думаю… Ольга Арсланова: Или это импульс, наоборот? Петр Кузнецов: Почему? Михаэль Гермерсхаузен: Дело не в этом. Глобально сейчас есть такая тенденция – sharing economy. Я не знаю, как это будет по-русски. Это когда у тебя уже нет машины, ты берешь машину… Петр Кузнецов: Уберизация, уберизация. Михаэль Гермерсхаузен: Уберизация, да. Ты уже берешь машину в прокат, когда она тебе нужна. И тебе уже не нужно постоянно на работу. Ты можешь работать в двух, трех, четырех местах параллельно, выбираешь себе что-то интересное. И вот такая идея, как в моем поколении, что надо 10–15 лет трудиться в одной компании, начинать как sales-менеджер, а потом стать руководителем и так далее расти… Сейчас уже огромное количество и в Америке, и в Англии, и в России в том числе, так называемых фрилансеров, которые работают параллельно в очень многих разных местах. Вот Uber – это просто один пример, когда таксист или человек, который работает таксистом, может сегодня работать, а завтра может и не работать. У него может быть параллельно. А также любой другой человек может сейчас работать у разных работодателей: там по три часа, там по пять часов и так далее. Петр Кузнецов: Но цель – все-таки заработать? Есть главная цель – заработать? Михаэль Гермерсхаузен: Заработать. Но наши обзоры показывают, что зарплата уже не настолько важна, как и предыдущему поколению. Ольга Арсланова: А на что они тогда… Михаэль Гермерсхаузен: Ну, они более обеспеченные. Петр Кузнецов: Изначально. Михаэль Гермерсхаузен: Они очень часто еще и живут с родителями. Петр Кузнецов: Со старшим поколением, как раз с предыдущим, обеспеченным. Михаэль Гермерсхаузен: Со старшим поколением, да. Естественно, меньше волнуются именно о деньгах. Петр Кузнецов: Вот как раз о предыдущем поколении. То, что у этого нового поколения слабоваты карьерные амбиции – это плохо? Это значит, что предыдущее поколение будет до победного сидеть в руководящих кресле? Ну, такой застой для отдельно взятой компании, то есть она особо развиваться не будет поэтому. Михаэль Гермерсхаузен: Это очень хороший вопрос. Смотрите, новое поколение в основном и не попадают в эти старые компании, они очень много нового строят. Я вчера был на большом IT-форуме. И все новые стартапы, новые идеи и так далее… Люди, сотрудники, которые со мной разговаривали – это было молодое поколение, которые лет на 10–15 моложе меня. Например, я как руководитель… Пришли молодые ребята, я думаю, лет 20–25. Они придумали прибор, который может на голос узнавать, насколько человек сейчас доволен на работе, скоро увольняется или нет. И они интересовались у меня, насколько это будет в будущем, как они могут коммерциализировать это, могут ли это продавать, и будет ли нам как работодателям это интересно. Я говорю: «Как руководитель ты не должен компьютер спрашивать, если твой сотрудник недоволен и уходит. Ты все-таки должен как руководитель это сам чувствовать». Естественно, отличается. Будущий руководитель он спрашивает «Алису» или компьютер, спрашивает: «Володя доволен?» – «По анализу голоса Володя доволен». – «А Наташа довольна?» – «Нет, по голосу Наталья будет в ближайший месяц увольняться». И он будет уже принимать решение, какое ему «Алиса» или компьютер будет говорить. Петр Кузнецов: А Наталья, может, просто простудилась. Ольга Арсланова: А они на полном серьезе? Михаэль Гермерсхаузен: Нет-нет, это они уже учитывали. Это компьютер уже знает, когда человек просто… ну или выпил вчера вечером. Это он может уже отличать. Ольга Арсланова: Фантастика какая-то! Удивительно! Михаэль Гермерсхаузен: Да-да-да Ольга Арсланова: А давайте немножко российских реалий тоже привнесем. У нас на связи Андрей. Здравствуйте, Андрей. Вы сам миллениал или просто знаете о проблемах миллениалов? Петр Кузнецов: Мы сейчас по голосу что-то попытаемся выяснить даже. Зритель: Здравствуйте. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Петр Кузнецов: Здравствуйте. Нет, все нормально. Зритель: Я отец миллениала. Мне 50 лет, а сыну 30. Я так понимаю, он миллениал. И у него трудности как раз в том числе с тем, чтобы строить свою трудовую жизнь. В частности, сейчас он работает водителем трамвая. И это счастье, потому что у него до этого не было вообще работы. Я живу в городе Таганроге, при этом у нас город всегда считался мощнейшим индустриальным центром, у нас металлургический завод был, котельный завод. Авиационный завод имени Бериева выпускает Бе-200, чудесные самолеты для МЧС. Теперь котельный завод обанкротился, и у нас осталось только два завода – металлургический завод и завод авиационный. Но при этом абсолютно дикая ситуация с тем, что заводе два года назад были за миллиард рублей инвестиции от лидера нации, который нас посетил два года назад. Работники завода попросили выделить деньги на то, чтобы Бе-200 выпускать, самолеты для пожаротушения. Эти деньги были выделены, были современные станки приобретены, но ПТУ закрылись, которые готовили рабочих, способных работать на этих станках. У нас есть институт радиотехнический, с одной стороны. С другой стороны, авиационный техникум, который раньше готовил специалистов, но теперь он выпускает ремонтников автомобилей, бухгалтеров – все что угодно, но только не специалистов для авиационной промышленности. И вот это оборудование стоит, срываются государственные заказы. А молодежи негде получить это обучение, которое бы дало хорошую им зарплату, работая на этих станках с ЧПУ, потому что им негде учиться, все позакрывали. То есть отсутствие государственной политики, в том числе молодежной политики, профориентации в этом смысле – оно просто к катастрофе приводит. Город наш начинает загибаться, у него просто нет перспектив. Молодежь уезжает в Ростов. В Ростове, по крайней мере, есть… ну, это областной город, и там выделяются деньги (50–60 тысяч) на начало своего бизнеса. Ну, центр занятости дает какие-то деньги. Ольга Арсланова: Понятно. Зритель: А в Таганроге невозможно получить ту же самую субсидию из центра занятости на начало своего дела, которое могло бы как-то эту ситуацию изменить. Город умирает, город умирает, молодежь уезжает в областной центр. Петр Кузнецов: Жалко, что на трамвае нельзя в Ростов уехать, правда? Андрей, скажите… Зритель: Мой сын хочет тоже уехать работать… Петр Кузнецов: Я как раз к сыну и подвожу. Вот вы смотрите на сына, пытаетесь узнать себя. Вот сравните. Амбициозные, работоспособные? Что вы можете сказать об этом новом поколении? Зритель: Ну, он хочет работать, он амбициозный, и поэтому, к сожалению, он… Петр Кузнецов: Задачи у него какие? Вы спрашивали, что он хочет? Зритель: Ну, у него родился ребенок, ему нужно обеспечивать семью. И он хочет уехать в Ростов тоже, потому что там работать на трамвае том же – в два раза больше зарплата. Плюс в Таганроге задерживают бесстыжим образом зарплату водителям трамвая больше двух-трех месяцев. И городская администрация закрывает на это глаза. Это МУП, который подчиненный. Лидер «Единой России» таганрогской Лисицкий ничего не делает для этого. Петр Кузнецов: Спасибо. Это особый портрет, региональный миллениал был. Ольга Арсланова: Спасибо. Это какая-то особенность российского поколения? Им сложнее сейчас, чем европейской молодежи? Выбор больше? Михаэль Гермерсхаузен: Ну, здесь две проблемы я услышал. Первое – действительно, очень мало людей, которые техническую работу могут в дальнейшем делать – за станком стоять или просто токарем работать, или с деревом работать. Эти профессии вымирают, и их очень сложно найти и в Германии, и в России. Петр Кузнецов: Потому что это немодно? Или не только поэтому? Ольга Арсланова: Или нет смысла, можно робота поставить? Петр Кузнецов: Или как раз роботизация? Михаэль Гермерсхаузен: Ну да, с одной стороны, думают, что робот в дальнейшем может это делать. И это действительно трудная работа. Ты просто за три месяца не выучишь, это надо три-четыре года. Петр Кузнецов: Гибкого и удобного графика здесь не получишь в таком режиме, да? Михаэль Гермерсхаузен: А второй пункт – это тенденции, которые мы тоже в наших обзорах увидели. Если спрашивать у наших кандидатов именно по перспективе экономики, в России в том числе, тех людей, которые до 30, гораздо больше люди готовы переехать в другие страны. Они очень мобильные. Они мечтают о том, чтобы куда-то уехать. Как коллега сейчас говорил – уехать из маленького города в большой город. А когда мы спрашиваем людей в Москве, то они готовы переехать в Европу или в Америку и так далее. Петр Кузнецов: Ну, это следующая стадия. Михаэль Гермерсхаузен: Гораздо больше, чем из поколения старше 30. Ольга Арсланова: А им есть что предложить, этим людям? Как вы можете оценить уровень образования этого поколения, квалификацию их? Михаэль Гермерсхаузен: У них очень много амбиций, о которых вы сейчас уже слышали. Ольга Арсланова: Притязания на зарплату высокую. Михаэль Гермерсхаузен: И большое предложение, сейчас очень много… Вы, по-моему, уже только что напоминали, что предложения о работе не равняется такому большому количеству людей, которые именно выпускаются. И если на глобальный рынок смотреть, на пять лет вперед, то говорят о том, что средний житель на планете – это будет 28-летний индус, который по-английски говорит и который программист, ну или 30-летний. Поэтому конкуренция во всем мире будет достаточно большая, сильная. Петр Кузнецов: Уфа у нас на связи, и послушаем мы Руслана. Руслан, здравствуйте. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Зритель: Михаэль Гермерсхаузен, здравствуйте. Михаэль Гермерсхаузен: Добрый день. Зритель: Город Уфа вас беспокоит, Руслан. Мы примерно одного возраста с вами, вы уж извините. Как вы относитесь к фрилансерам? Михаэль Гермерсхаузен: К кому? Ольга Арсланова: К фрилансерам. Михаэль Гермерсхаузен: К фрилансерам? Ну, это будущее. Если мы ими не злоупотребляем, что очень часто сейчас бывает… Вот таксистами можно злоупотреблять. За последние две недели есть какая-то охота за таксистами в Москве, мне все таксисты говорят, там что-то случилось. Каждого таксиста сейчас останавливают, проверяют, и делать ему бизнес сложно. И также есть много других профессий. Если он фрилансер, гораздо легче его обмануть, не платить. И человек сам может обмануть государство, не платить налоги и так далее. Поэтому если решается этот вопрос и мы добросовестно друг с другом работаем, то я не вижу в этом проблемы, потому что все равно человек должен найти работу своей мечты. Но всегда есть проблема в том, что мы предлагаем этим фрилансерам, скорее всего, меньше, чем мы предложили бы при работе с компанией. Петр Кузнецов: Ну да, конечно, конечно, потому что он получает все-таки удобный график. Как раз об удобстве графика. Вот этот гибкий график, несколько работ, фриланс – это сказывается на эффективности работы нового поколения? Или они умудряются успевать и там, и там, и делают свою работу очень хорошо? Михаэль Гермерсхаузен: Вы, наверное, видели, что разные эксперименты делали бизнесмены, которые перешли, например, на график не пять дней в неделю, а четыре дня. В принципе, если это не работа водителем трамвая, который… ну, он должен пять дней работать, а если, допустим, это программист, то это показало, что люди могут успевать за четыре дня то, что они раньше успевали за пять дней. И если мы посмотрим 50 лет назад, то вот мой дедушка еще работал… или прадедушка еще работал 50 или 60 часов в неделю. И тогда у него спросили: «А если ты когда-нибудь будешь работать только четыре дня или пять дней, то чем ты будешь заниматься?» Ну, мы нашли, чем заниматься. И когда мы в дальнейшем будем работать только три дня в неделю, мы точно тоже будем заняты, мы сможем что-нибудь себе найти и сказать, что времени не хватает. Ольга Арсланова: Зрители пишут: «В вузах ничего толком не учат. Пагубное влияние интернета. Нет тяги к совершенству. В общем, это поколение людей, не приспособленных к жизни, безответственных и непрофессиональных». А что-то хорошее можно про них сказать? Михаэль Гермерсхаузен: А зачем учиться сейчас? Вот очень классный пример был сейчас. Мы были в отпуске с моей женой. Ребенок… наши дети должны были учиться во время каникул, потому что дали им домашние задания. В России очень строго к этому относятся. Они должны были читать каждый день. А мы были в Австрии в гостинице. Я запретил, у меня был почти развод из-за этого. Я обещал: «В воскресенье мы вернемся, и они будут читать целый день». И что мы получили взамен? Неделю они не учились, но зато познакомились с 20 разными детьми из 20 разных стран, познакомились со многими интересными людьми, узнали новый эпос, новые компьютерные игры и так далее. И я думаю… Мы еще узнали этих родителей, с которыми мы сейчас дружим. И я думаю, что мы гораздо больше… они гораздо больше приобрели именно из-за этого, чем сидеть в своей комнате в гостинице и учиться, как правильно читать или какие-то цифры. Это они еще успеют в школе. Поэтому сейчас очень многое изменилось. И надо понять, что я в Google или в «Яндекс» иду и найду именно результат этого математического задания. Я не должен это все иметь в голове. Петр Кузнецов: Светлану из Калининграда успеем еще послушать. Здравствуйте, Светлана, добрый вечер. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Зритель: Алло. Здравствуйте. Михаэль Гермерсхаузен: Добрый вечер. Зритель: Я хочу сказать, что они тоже все разные. Вот у меня дочь, ей 23 года. Ну, мы как бы договорились, она училась у нас в Польше, закончила технический университет, достаточно сложный. Сейчас работает в IT-компании. И за год она поднялась с интерна до разработчика. Она настолько ответственно относится к работе, что я даже удивляюсь, потому что в школе это был немножко другой человек. Ольга Арсланова: А скажите, вспоминая себя в этом возрасте, сравнивая с дочерью, какие главные отличия вы видите, вот именно поколенческие? Понятно, что есть личные какие-то, все разные. Но все-таки чем отличаются поколения? Зритель: Ну, как-то она совсем… Мы как-то меньше думали о политике, о ситуации в мире. Мы жили и жили в своем мире. А у них-то сейчас другой мир перед ними открыт, поэтому… Вообще когда человек изучает… Она нормально изучила английский язык – и для нее открылся совсем другой мир. И как-то вообще критичность более высокая: и живем мы, наше поколение, более неправильно, и более узкие мы какие-то. Ну, просто, я не знаю, может, такое отношение к нам есть. Петр Кузнецов: Светлана, ну а с личной жизнью нормально? Или она вся в этом IT только? Зритель: Да вы знаете, с личной жизнью, как бы такое ощущение, что просто… Ну, нормально, а не то что… У нее есть друзья, подруги, с кем-то общается. Ну, тоже это достаточно закрыто. Михаэль Гермерсхаузен: Но Светлана еще не бабушка. А 15 лет назад она была бы уже. Ольга Арсланова: Да-да-да. Зритель: Нет, нет, нет. Петр Кузнецов: Ну, рано еще, 23 года. Зритель: Рано. Она вообще считает себя еще ребенком в этом отношении. Михаэль Гермерсхаузен: Ну, я и говорю, что 15 лет назад в 23 года не считалось рано, а наоборот – поздно. Ольга Арсланова: То есть правильно ли я понимаю, что сейчас эти ребята значительно позже взрослеют, они дольше сохраняют какую-то инфантильность? Михаэль Гермерсхаузен: Ну, может быть, не инфантильность, но тем не менее создать семью, иметь ребенка и так далее – если раньше это было сначала 20 лет, 22, уже женились, замужем и так далее, то сейчас очень часто в 30 лет: «А давайте еще попутешествуем по миру», – и так далее. Это точно тоже изменилось. Петр Кузнецов: Михаэль, напоследок: работник будущего – кто он? Опишите его. Михаэль Гермерсхаузен: Работник будущего? Петр Кузнецов: В трех пунктах основных можно. Каким вы его видите? 2040 год… Михаэль Гермерсхаузен: Я расстрою нашего коллегу, который говорил о водителе трамвая. Я думаю, водителей трамваев уже не будет в 2040 году. Петр Кузнецов: Трамвай будет сам устраиваться на работу. Михаэль Гермерсхаузен: Да, он уже сам будет ехать. Может быть, мы уже не будем ехать на работу, потому что мы будем работать из дома. Поэтому, может быть, трамвай и не потребуется. Он будет гораздо более технологический, поскольку он может очень много решать на своем телефоне. Или, может быть, еще что-то придумают из гаджетов. И я боюсь, что пострадают коммуникационные навыки. Я сейчас это уже наблюдаю за своими детьми, что они сидят в этих гаджетах, с ними разговаривают, а уже сами между собой не настолько разговаривают, как раньше. Я очень волнуюсь, что в дальнейшем общение живое, как мы с вами сегодня… Петр Кузнецов: С работодателем – по социальным сетям. Михаэль Гермерсхаузен: Будут сидеть в компьютере, в социальных сетях. Хотя работу, как наши обзоры показывают, они пока не найдут через социальные сети. Они их находят на джоб-бордах. Очень часто еще и мамы занимаются этим: «Давайте устроим сына куда-нибудь на практику», – и так далее. Ольга Арсланова: То есть придется с живыми людьми все-таки общаться, никуда от этого не уйдешь. Михаэль Гермерсхаузен: Да, это никто не отменял пока. Ольга Арсланова: И это хорошо! Петр Кузнецов: Спасибо вам большое. Михаэль Гермерсхаузен, генеральный директор рекрутинговой компании Antal Russia, у нас был в гостях. Спасибо. Михаэль Гермерсхаузен: Спасибо.