Петр Кузнецов: Мы продолжаем наш эфир. У нас продолжается, кстати говоря, голосование: «Считаете ли вы себя образованным?», «Да», «Нет», пишите, 5445. К еще одной теме в этом часе переходим. Давайте посмотрим на нашу «плазму», на наш большой экран, который появляется рядом с нами. Вопрос Марии и всем вам: что это такое? По-моему, ответить просто, все мы, особенно в столице, привыкли уже к такой карте. Это?.. Мария Карпова: Это, знаешь, когда пленка... В огне пленка идет такими пузырями. Петр Кузнецов: Пленка в огне... Ну правда, что это такое? Мария Карпова: Я не знаю. Петр Кузнецов: Ну карта каршеринга, это автомобили. Ты когда вызываешь, тебе выдается такая карта каршеринга, как много машин разбросано. Хорошо, я думал, что справишься легче с этим. Не знаю, вторую показывать или нет. Давайте попробуем, телезритель-то, может, образованнее, знает, что такое каршеринг-карта. А вот это что такое тогда? Мария Карпова: Карта каршеринга. Нет? Петр Кузнецов: Вот умыла так умыла. Нет, это карта заброшенных деревень. Причем это не по России, а, по-моему, это только в Марий Эл. Только в Марий Эл, представляешь? То есть можно только догадываться, сколько в России, у нас в стране, заброшенных деревень. То есть сказать сложно, это же не каршеринговые машины с датчиками, их так не посчитаешь, но такие учеты стараются вести, есть даже музеи заброшенных деревень, и есть такой в Удмуртском селе Сеп, он так и называется «Музей заброшенных деревень». У нас сейчас в студии руководитель проекта «Народный музей исчезнувших деревень» в Сепе Александр Юминов, он приехал к нам на эфир прямо из Удмуртии. Спасибо большое! Мария Карпова: Здравствуйте, Александр Геннадьевич! Петр Кузнецов: Здравствуйте, Александр Геннадьевич! Александр Юминов: Здравствуйте! Петр Кузнецов: Мы предлагаем посмотреть сразу же сюжет в музее, вернемся в студию и обсудим. Александр Геннадьевич, придется тогда все выяснять. У нас технические неполадки. Прямой эфир, что поделать. Будет, да, еще, ребят? Мы посмотрим? Ну я не знаю, мы уже обсудим к этому времени. Мария Карпова: Ну давайте, мы говорим или мы смотрим? Петр Кузнецов: Александр Геннадьевич, расскажите вкратце: что за музей, что... Вы ведете учет заброшенных деревень и зачем это нужно? Александр Юминов: Нет, мы не ведем. Петр Кузнецов: Не совсем, да? Зря я с каршерингом сравнил. Александр Юминов: Наверное, не зря, потому что сама по себе тема исчезнувших деревень, она очень давно на слуху, но в основном у профессионалов. Очень часто было, что многие музейные работники, вообще в нашей стране, они с этой темой работали, они составляли разные реестры исчезнувших деревень и т. д. Но почему-то так получилось, что мы с этой маленькой удмуртской деревней сделали первые этот музей. И это не просто музей про исчезнувшие деревни, это музей про семь деревень, которые когда-то существовали вокруг этой маленькой деревни Сеп. Это, кстати, не село. Село – это там, где есть церковь, а в этой деревне церкви нет. Живет там всего 400-450 человек примерно, как там у них так варьируется. Идея эта возникла, потому что, с одной стороны, мы, как некоммерческая организация, давно как-то посматривали на эту идею, потому что она такая очень живая и очень трогательная. И очень страшная, с другой стороны. Петр Кузнецов: Вот это я и хотел сказать, страшная. Подбирал слово. Александр Юминов: Да, а тут мы в очередной раз приезжаем, и жители деревни мне показывают семь альбомов, которые они сделали вместе с людьми, которые к ним приезжали на День деревни. Это такая новая практика появления новых традиций - не только в Сепе делают день деревень - и активная часть деревни, такая ядерная, они решили, что они должны каким-то образом увлечь людей, которые приезжают. И вот в маленькую деревню, в первый раз когда они проводили, приехало 700 человек, а второй раз уже более полутора тысячи. Это гигантское количество людей для маленькой деревни, вот они их увлекали. Это были жители исчезнувших деревень, которые были еще живы, это были их родственники, просто любопытствующие, сочувствующие, и Ксенофонтовна, главный «мотор», Татьяна Ксенофонтовна Мосовы, она является заведующей клубом и таким активным «культурным мотором». Она купила семь альбомом и сказала: «Жители деревень, вот вам альбомы, оформляйте», и они их оформили. Они туда вклеили фотографии, сделали, чтобы было красивше, фломастерами. И линейного содержания такие альбомы: первая страница – первый дом, вторая страница – второй дом. И они мне раскрывают и показывают это все. Но я же работаю в арсенале ГЦСИ, Государственном центре современного искусства - хоть это современное искусство, но это музейная институция – и когда я вижу подлинные фотографии 1940-х, 1950-х, 1960-х, 1980-х годов, которые вклеены туда клеящим карандашом, мне, конечно, стало страшно. Мария Карпова: Сейчас вы обязательно беседу продолжите, Александр Геннадьевич, давайте посмотрим сюжет, чтобы и мы, и наши зрители понимали, о чем мы вообще говорим, что из этого вышло. Корреспондент: На этой карте семь деревень, с других они давно исчезли. Населенные пункты Висар, Верх Пержева, Верх Палым, Лужана, Николаевка, Дмитряки и Троицкая опустели. Названия их остались только в исторических документах. Жители села Сеп вместе с историками решили сохранить память о некогда богатых и красивых селениях и организовали небольшой самобытный музей. Музей исчезнувших деревень открылся в здании местной библиотеки. Создавать его местным жителям помогали фольклористы, художники и ценители старины со всей страны. Например, дизайн проекта сделали студенты из Самары, а экспонаты собрали сами жители Сепа. Приносили предмета быта, фотографии, рисунки своих предков, которые когда-то жили в тех самых исчезнувших деревнях. На этих стеллажах глиняная посуда, которую делал известный в прошлом веке гончар Никандр Кулябин. «Это не просто краеведческий музей, - утверждают его создатели, - здесь глубокая старины обретает современное звучание». Жители гордятся своим музеем, он прославил Сеп на весь мир. Здесь побывали культурологи, фотографы и журналисты из Франции, Польши, Эстонии, Германии, Финляндии и Японии. А летом приезжали швейцарские музыканты и всеми с хором ветеранов записали в местной студии песню. Юлия Чирикина, Никита Сморкалов, «ОТР». Петр Кузнецов: У нас в студии Александр Юминов, руководитель проекта «Народный музей исчезнувших деревень». Александр Геннадьевич, все это здорово, но, скажите, пожалуйста, сохранение памяти о деревне поможет деревню сохранить саму? Не конкретную, понятно, а вот вообще русскую деревню. Александр Юминов: Вы знаете, я вам скажу крамольную мысль, а вот понимаете... А я могу говорить о фонде Потанина? Мария Карпова: Конечно. Александр Юминов: Очень хорошо. Дело в том, что это наша грантовая история. Мы участвуем в конкурсах на общих основаниях как некоммерческая организация и получаем опыт, каким образом культура и культурные практики могут развивать территорию деревни. Мария Карпова: Вы к тому, что без каких-то частных вложений это невозможно? Как Петя говорит, «спасти русскую деревню». Александр Юминов: Это к тому, что культура может стать драйвером развития территории, не просто вложения. Потому что в маленькой неизвестной деревне после того, как мы провели эту большую и очень красивую работу, стали появляться федеральные культурные повестки. Власть не смогла отвернуться от нее, и на сегодняшний момент власть, конечно, поддерживает. Петр Кузнецов: Хорошо. Вот в этой стратегии есть единая позиция? У нас задача какая в этом плане глобальная - если речь идет, и государство это видит, помощь идет из разных фондов – думать о стариках сейчас, то есть делать все для них, или работать все-таки на перспективу, как-то перепроектировать глубинку и земли под молодежь, под молодые стили жизни? Александр Юминов: Вы знаете, чем больше мы узнаем прошлое, тем больше мы говорим о будущем, потому что будущего без прошлого не бывает. И на мой взгляд, тот процесс самоидентификации, самоисследования, который мы запустили внутри этой деревни, он как раз говорит... Мы же проводим социологические исследования для того, чтобы не на словах мы говорили: «Деревня стала лучше жить», например, а чтобы у нас были какие-то факты. Если стало лучше жить, то сколько и в граммах, и нам социологи помогают. Это поднимает общий тонус деревни, и конечно, старикам от этого лучше. Появляется дорога, появляется сотовая связь – до 2019 года не было связи совсем. И это все благодаря культуре, даже не бизнесу, потому что на территории деревни бизнес делать бессмысленно. Нет такого бизнеса, который поднял бы ее, это только меценатство. Мария Карпова: Вот мнение нашего телезрителя. Валерий, Иваново: «Я из деревни, могу сказать определенно: деревня закончилась, сделать ничего уже нельзя, люди другие, люди поменялись». Может быть, действительно, дело в человеке? Нам, может быть, деревни эти уже нам не нужны? Мы не умеем там жить. Александр Юминов: Понимаете, в чем дело, во-первых, деревня умеет жить, деревня очень практичная. Как только вы предлагаете деревне какие-то вещи, которые не связаны с практичностью, так они могут вас кормить, поить, мыть, ночевать, но при этом как только вы уезжаете, это все забывается через год-два точно. Но как только вы делаете практические шаги... Вот мы через некоторое время уедем из этой деревни, и мы наверняка когда-то прекратим с ними работать: музей построен, это инструмент, с помощью которого они работают, и мы строили музей не для туристов, мы, в первую очередь, им сказали: «Мы строим музей с вами для вас, это музей про вас». И сегодня мы потратили огромное количество сил и времени, для того, чтобы они присвоили результаты этого проекта, чтобы мы не выглядели таким «Шапито», которое приехало с деньгами и тут начало развлекать деревенских жителей. Петр Кузнецов: Да, как они говорят: «Отвлекая нас от действительных проблем». Александр Юминов: Да, они очень много работали и им это страшно нравилось, потому что они через это узнавали себя. И вдруг оказывается, что это помогает жить территории сегодня, к ним приезжают туристы. Это пока не бизнес, конечно же. Петр Кузнецов: Может и хорошо? Александр Юминов: Мы считаем, что хорошо, но они все еще думают, что как только появятся туристы, так сразу появится дополнительная работа, а если дополнительная работа – это значит больше рабочих мест, меньше люди будут думать о том, что пора из деревни уехать. Но тем не менее, мне кажется, что «Музей исчезнувших деревень» - это про будущее, абсолютно точно. Петр Кузнецов: Супер! То есть шансы у наших деревень на выживание есть? Даже не на выживание, а на жизнь. Александр Юминов: Мало того, вы посмотрите, маленькая деревня в 400-450 человек предлагает культурный продукт, который репрезентативен и интересен далеко за пределами деревни. И с точки зрения механики и методологии, как это сделано и почему, то, что понемножку делали все в стране, собравшись в одном месте, в этой деревне Сеп, вдруг произвело такой ошеломляющий эффект и так здорово представлено. И тут жители деревни собрались, тут мы, как внешние эксперты, как люди, которые внутри организовывают это все, и конечно, грантодатели, особенно фонд Потанина. Потому что они, в отличие, например, президентских грантов, дают долгосрочную поддержку, и мы можем стратегически планировать. Фонд президентских грантов – это только один год, мы должны за год выдать результат, а фонд Потанина нам позволяет работать 3 года. И в этом деле знаете, что еще важно? Может быть, важен даже не результат, а важен процесс. Потому что процесс – это новые навыки, это свежий взгляд, это взгляд со стороны и это самоисследование. Петр Кузнецов: Спасибо вам большое! Мария Карпова: Спасибо! Петр Кузнецов: Александр Юминов, руководитель проекта «Народный музей исчезнувших деревень».