Константин Чуриков: Ну, как написал бы сегодня Борис Пастернак: «Февраль. Купить еды и плакать...» Оксана Галькевич: Нет, там были высокие материи, Костя. Константин Чуриков: Да. Аналитики Центробанка и ведущие экономисты предупредили россиян о максимальном взлете цен на продукты вот именно сейчас, в течение февраля, ну а с марта, по их словам, рост цен начнет замедляться, возможно. Ну вот сейчас у нас самый сложный момент, и у некоторых экспертов есть опасения, что продовольственная инфляция вообще составит почти до 7%. Оксана Галькевич: Еще больше опасений у простых людей. Многие из своих упавших реальных доходов уже оплатили подорожавшие сахар и подсолнечное масло, бросившиеся вскачь цены на овощи и макароны. Мы привыкли, что как только, так сразу правительство берется цены контролировать и пытается их зафиксировать, но что будет сейчас, когда непонятно, что фиксировать и за что, собственно, хвататься, все растет, и все дорожает. Константин Чуриков: Сегодня утром робкую надежду было подал Минпромторг, он предложил правительству поддержать нуждающихся продуктами, а именно перечислять на покупку еды средства для беременных и кормящих женщин, а также для детей. Но уже вот через несколько часов пресс-секретарь председателя правительства развеял это предложение, сказал, что «в настоящее время в России действуют различные механизмы и программы социальной поддержки отдельных категорий граждан, а введение продовольственных карточек как одного из инструментов поддержки россиян не обсуждается». Оксана Галькевич: Друзья, ну что, приглашаем вас в наш прямой эфир, чтобы вместе обсудить эту тему очень важную, каждого из нас касается. Звоните, пишите, телефоны у вас на экранах всегда, мы всегда на связи, и все это совершенно бесплатно. Ну а первым собеседником в нашем прямом эфире сейчас по этой теме будет экономист Владимир Рожанковский. Владимир Юрьевич, здравствуйте. Владимир Рожанковский: Да, рад вас приветствовать, добрый вечер. Константин Чуриков: Здравствуйте, Владимир Юрьевич. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Владимир Рожанковский: Ну, тема грустная, конечно. Оксана Галькевич: Владимир Юрьевич, скажите, а почему вот именно февраль? Почему вот именно на этом втором месяце нового года такой акцент, именно сейчас все должно как-то неожиданно подорожать? Владимир Рожанковский: Нет, я не согласен, у нас есть циклы. Значит, мы северная страна, у нас один сезон урожая, инфляция традиционно замедляется в летние месяцы, но в мае примерно уже начинают созревать скороспелые всякие овощи, ягоды и так далее и уже можно сказать, что нагрузка вот именно на эту плодоовощную сезонную продукцию, вот у вас там картофель, например, был... Ну, картофеля в мае, конечно, нет, но тем не менее уже по засеянному, по погоде можно делать как бы вывод, что будет, например, излишек определенный овощей, и под этот излишек можно реализовывать текущие запасы. То есть в этой ситуации инфляция именно продовольственная... У нас нет, понимаете, другого компонента продовольственного, мы ориентируемся на курс рубля в импорте. У нас есть своя молочная и мясная продукция, которая более-менее, ну это единственное, пожалуй, мясомолочная, которая полностью нас обеспечивает, где в принципе ну я по крайней мере сильной инфляции не наблюдаю, и у нас есть все остальное, то, что мы, к сожалению, не можем в полном объеме производить, и это как бы галопируют вместе с курсом рубля. Поэтому здесь, с одной стороны, значит, фактор прогноза курса рубля... Вот я сегодня наблюдал за поведением цен на нефть, пока что все более-менее благоприятно. Например, отчет ExxonMobil выходил, ExxonMobil довольно позитивно оценивает перспективы нефти. То есть не то чтобы какой-то там фонтанирует позитив, но такой осторожный позитив. Но я согласен, что, наверное, худшее с нефтью уже позади, потому что, естественно, если нефть падает, то у нас тут же, моментально это отражается на курсе рубля, а курс рубля тут же все наши импортные позиции резко начинает инфлировать, и это все одно и то же, то есть абсолютно один и тот же сценарий. И второй момент: нам нужно вот с таким более-менее стабильным рублем дотянуть до первых весенних месяцев. Февраль, я не согласен, февраль – это достаточно высокоинфляционный месяц традиционно. Нам нужно просто посмотреть по статистике Росстата, февраль ничем не отличается по сути от января, ну то есть вообще никак. Вот март опять же, уже конец марта и апрель, там еще, ну я повторюсь, это уже начинаются прогнозы по урожаю, и там немножко, так сказать, легче становится. Константин Чуриков: Да, Владимир Юрьевич, мы поняли, что таким образом вы нам хотите сказать, что, очевидно, как раз-таки замедление инфляции мы увидим не в марте, это слишком оптимистично, может быть, необоснованно оптимистично... Владимир Рожанковский: Да, апрель. Константин Чуриков: ...мы это увидим гораздо позже. Владимир Рожанковский: Я на апрель рассчитываю. Константин Чуриков: Да. Владимир Юрьевич... Владимир Рожанковский: И знаете, я довольно... Я могу осторожный оптимизм сейчас, так сказать, высказать, поскольку действительно есть надежда на то, что нефть стабилизируется и хотя бы с точки зрения курса рубля у нас уже не будет того, что было в прошлом году, вот. Но синоптики нам скажут, какое у нас будет лето, вот как-то так. Константин Чуриков: Владимир Юрьевич... Оксана Галькевич: Подождите, синоптики (Костя, прости) и геополитики, они как-то свои прогнозы... ? Константин Чуриков: Дружат? Оксана Галькевич: У нас же еще геополитический фактор, Владимир Юрьевич. Владимир Рожанковский: Ну смотрите, геополитический фактор, опять же мы будем тогда говорить о курсе рубля. Ну есть этот момент, санкции и так далее, они традиционно влияют на рубль, это тоже нельзя отрицать. Насколько глубоко они будут влиять? Я отвечу – только в том случае, если эти санкции будут носить экономический характер. Пока что из того, что я слышал, это в основном речь идет о персональных санкциях, и они обсуждаются пока в таком ключе. Персональные санкции не влияют на рубль. Оксана Галькевич: Ну вот смотрите, просто сообщения буквально с лент, что в связи с последними событиями, с приговором Навальному США и Великобритания, это вот я цитирую с сайта BFM, требуют немедленного и безоговорочного освобождения Алексея Навального. То есть вот какое-то напряжение уже, понимаете, пошло, какая-то эскалация этой риторики... Владимир Рожанковский: Нет-нет, это безусловно. Но смотрите, санкции санкциям рознь. Я уже об этом, наверное, не одну статью написал в разных изданиях. Мы называем санкциями и, скажем, экстремальные моменты отключения от SWIFT, которого так и не произошло, мораторий на выпуск российского госдолга и так далее, и мы же называем санкциями списки, которые там тот же Госдеп публикует у себя на сайте с конкретными фамилиями. Я, честно говоря, всегда был не согласен с тем, чтобы и то и другое именовать санкциями, вот, потому что есть списки, это некие дипломатические войны, они условное такое, весьма отдаленное влияние на рубль имеют. Вот ожидание каких-то рестрикций финансовых, ограничений банковских, конвертация, свободные денежные потоки – это очень сильно влияет, конечно же, на рубль. Поэтому давайте пока все-таки рассуждать о том, что по крайней мере из того, что я слышал, санкции пока вроде бы носят предварительно персональный характер, поэтому я не буду сейчас спекулировать по поводу того, как именно эти дипломатические войны будут влиять на рубль. Скорее всего, минимальным образом. В этой ситуации все-таки первое место занимает прогноз цен на нефть. Оксана Галькевич: Ага, хорошо. Константин Чуриков: Давайте вернемся все-таки к полкам магазинов и к чекам. Одна наша коллега скрупулезно уже в течение многих лет, с 2013 года ведет учет, она просто в одном и том же интернет-магазине делает свои заказы на продукты, вот. Она, значит, сравнила, и мы с ее помощью, цены 2013 года и 2021 года, внимание на экран. Владимир Юрьевич, я вот тут прямо вот из контекста, что называется, выхвачу... Владимир Рожанковский: Да, должно быть душещипательное зрелище. Константин Чуриков: Вот, вот, именно поэтому всех ориентирую на экран. Владимир Юрьевич, у меня вопрос, почему вот с 2013 года по нынешний у нас томаты 1 килограмм, значит, скакнули практически на 300 рублей? Короткоплодные огурцы подорожали в 2 раза. Гречка ядрица, уж казалось бы, гречка ядрица, да, 2 килограмма 120 было, а стало 300... Владимир Рожанковский: Ну потому что мы не смогли, к сожалению... Мы уже говорили об этом: мы не смогли полностью импортозаместиться, потому что у нас есть такая вещь, как сельскохозяйственное оборудование для переработки, которое у нас не полностью российского производства. У нас много, у нас комбайны российские, да, но все остальное может быть то, что необходимо импортировать, по крайней мере какие-то детали, запасные части. То есть, понимаете, вы здесь привели именно 2013 год, и мы все хорошо помним, что 2013 год был фактически последний год, когда у нас более-менее было все нормально, и с рублем в том числе. Вот если бы мы посмотрели, например, по сравнению с 2014–2015-ми гг., я думаю, что там уже более сглаженная кривая была бы, я тоже смотрел эти вещи. Но 2013-й, вспомните, это был довольно благополучный год, курс рубля был в районе 32–33, сейчас он в 2 раза с лишним, в 2,5 ниже, поэтому невозможно... Я уже смотрел даже все это в разрезе конкретных товарных групп. Мы более-менее в состоянии купировать инфляцию в одном только сегменте сельскохозяйственного производства, это производство мясомолочной продукции. Во всех остальных случаях, в случае плодоовощной действует сезонка и, естественно, тоже курс рубля, если мы говорим о разных там апельсинах, ананасах, бананах и прочем. Вот переработка зерна, как бы это ни звучало смешно, у нас тоже имеются импортные компоненты в этой части, в том числе... Оксана Галькевич: Вы знаете, я просто вот углубилась... Вы сказали, мясомолочная продукция, я тут же упала носом в этот список, который мы сегодня весь день с Костей изучали, с нашими коллегами, действительно прелюбопытный такой... Константин Чуриков: ...материал. Оксана Галькевич: ...документ оказался, да. Вот масло «Крестьянское» 2014-й, вы говорите, год? Да пожалуйста, 70 рублей 80 копеек стоила пачка 180 граммов... Владимир Рожанковский: Ну. А сейчас сколько? Оксана Галькевич: ...а в 2021 году 140 рублей. Константин Чуриков: «Крестьянин торжествует». Оксана Галькевич: Да, «крестьянин торжествует». Владимир Рожанковский: Это какое-то хорошее масло очень. Оксана Галькевич: Да. Владимир Рожанковский: Ну, может быть, не знаю. Оксана Галькевич: Да. Владимир Рожанковский: Ну вот я недавно видел масло дешевле даже 100 рублей в принципе. Ну нет, понимаете... Оксана Галькевич: Это спред, наверное, какой-нибудь, я уже начинаю за вас переживать, Владимир Юрьевич, не берите это масло дешевле 100, вы что. Владимир Рожанковский: Конечно, не в тех магазинах я бываю. Оксана Галькевич: Это ж маргарин какой-то просто. Владимир Рожанковский: Я в разных бываю. Я вот на прошлой неделе отоваривался в «Азбуке вкуса», но там своя ценовая политика тоже... Константин Чуриков: Ага. Владимир Рожанковский: Ну нет, на самом деле, конечно нет, нам надо обязательно смотреть на одну и ту же марку, вот масло именно это (по-моему, там «Вологодское») и тогда уже сравнивать. Константин Чуриков: Кстати, вы нам отдельно расскажете, что происходит в этих вот дорогих магазинах, просто вы там свой человек, вы там бываете... Оксана Галькевич: Нам больше некому просто рассказать, да. Константин Чуриков: Да. Давайте пока звонок послушаем. Сергей, Оренбургская область. Сергей, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Сергей. Зритель: Добрый вечер, ведущие. Константин Чуриков: Добрый. Зритель: Рад вас услышать. Константин Чуриков: Спасибо. Зритель: Добрый вечер, эксперт. Дело в том, что тема идет «В стране инфляция», правильно? Константин Чуриков: Да. Оксана Галькевич: Да. Константин Чуриков: Ну, не правильно, но тема, да, такая. Зритель: Да, инфляция. Так я считаю, у меня экономическое образование, поэтому у нас не инфляция, а стагнация, извините. У нас миллиардеры богатеют, а народ нищает. Цены растут, пенсии... Извините, у меня компенсация за февраль 400 рублей только надбавка, я инвалид III группы труда. Оксана Галькевич: Ага. Константин Чуриков: Так. Зритель: Вот. Как жить? Какая инфляция, у нас стагнация идет. Цены растут... Константин Чуриков: Спасибо. Оксана Галькевич: Спасибо. Владимир Рожанковский: Мы сейчас пока цены обсуждаем, а стагнация – это экономический цикл, немножко другая вещь. Стагнация, рецессия, подъем – это экономические циклы, это немножко... Ну, они связаны, но это немножко в стороне, мы сейчас только о цене пока говорим. Цена не может стагнировать, стагнация в цене означает, что цена не изменилась. Константин Чуриков: Ну перепутал зритель. Владимир Юрьевич... Владимир Рожанковский: Не будем, да. Константин Чуриков: Но наши, так сказать, акулы бизнеса, вот эти крупные игроки и тяжеловесы, они вот играют на повышение этой инфляции? Это вот они что-то не так делают? Владимир Рожанковский: Я думаю, нейтрально, нет, я думаю, что нейтрально на самом деле. Единственное, что вот я помню неоднократные, значит, высказывания Олега Дерипаски о том, что необходимо, значит, нам ставку повышать. Но если ставка будет повышаться, то, соответственно, деньги будут дороже, это тоже фактор дополнительный инфляции. Но так я, честно говоря, не видел такой массовой критики политики Банка России со стороны наших хозяев крупных предприятий, не слышал, честно говоря, из первых лиц... Кого даже назвать, я даже не знаю, слышал только периодически такие «вплески» со стороны Дерипаски и все. Поэтому я думаю, что в целом они как бы нейтральны, но они не в состоянии, понимаете, правила игры менять. Ну что же, рубль на 25% падает в 2020 году, как наши олигархи могут этому помешать? Константин Чуриков: Владимир Юрьевич, они вообще в рублевой ли зоне? Я вот сегодня читаю, выхватил заголовок (правда, еще не вчитался до конца), значит, «Коммерсант» пишет: «Абрамович пообещал игрокам «Челси» выделить больше денег на борьбу с дискриминацией», – то есть вообще, в принципе России, рублей в этом периметре вообще даже нет. Владимир Рожанковский: Нет, я не люблю эти действия, вот эти «Black lives matter»... Константин Чуриков: Да-да-да. Оксана Галькевич: Давайте просто вернемся к нам домой. Владимир Рожанковский: Это вообще не наша тема, да. Константин Чуриков: Да-да, абсолютно. Я просто к тому, что их волнует вообще другое, не то, что мы сейчас обсуждаем. Владимир Рожанковский: Нет, это да, это, конечно, ну я не знаю... Константин Чуриков: Хорошо. Владимир Рожанковский: Это недопустимо, конечно. Это люди, которые должны действительно в России, поскольку они граждане России, они делают бизнес в России, они в первую очередь должны интересы россиян отстаивать, а хобби, вот эти вот все клубы футбольные – это хобби, по-другому нельзя, они должны... Оксана Галькевич: Вы знаете, мы прямо... Мы, честно говоря, и не знаем, россияне ли они в данный момент, что у них там с паспортами и так далее... Константин Чуриков: Да, другая тема, да, неважно. Оксана Галькевич: Вот нам россиянин из Ростовской области пишет: «Продам свинину по 100 рублей за килограмм, но кому? До ближайшего асфальта 10 километров», – друзья, это Ростовская область. Владимир Юрьевич, вы сказали, что существенное влияние на рост цен в продовольственном секторе в нашей экономике имеет то, что мы не везде импортозаместились, что у нас там техника иностранная и так далее. Владимир Рожанковский: Да, да, да. Оксана Галькевич: Но гораздо больше стонов и жалоб от самих производителей мы слышим по поводу ГСМ, а ГСМ-то нашенские, горюче-смазочные материалы, топливо-то. Владимир Рожанковский: Ну, это отдельная тема. Оксана Галькевич: Может, здесь как-то субсидировать? Владимир Рожанковский: ГСМ, да, цена бензина – это вообще отдельная совершенно тема. Это тоже сага такая без начала и конца... Оксана Галькевич: Но тут нам не на кого пальцем показать, понимаете? Обвинить некого, кроме самих себя. Почему? Владимир Рожанковский: Там очень сложная система, потому что у нас там действуют налоговые всякие маневры, новые вещи и так далее. То есть периодически вот эту формулу расчета нефти и бензина меняют. Помните, у нас был налоговый маневр, то есть, соответственно, значит, для экспорта бензина была снижена пошлина, но был увеличен налог на добычу полезных ископаемых, НДПИ. И вот эта бесконечная игра, еще, помните, со времен, когда Кудрин был министром финансов, называлось «ножницы Кудрина», и вот эта вот вся игра – это дополнительная вещь. Просто если мы сейчас будем углубляться... Безусловно, составляющая ГСМ, составляющая топлива очень высокая. В зависимости от расстояния она может достигать 50 и даже 60% в стоимости товара конечного, который мы видим на полках, это факт, абсолютно точно. Оксана Галькевич: Вот. Владимир Рожанковский: Я вам могу пример такой даже привести, это Камчатский край. У них как бы крабы и вот эти все морепродукты практически одной стоимости с курицей, а вот помидоры даже в сезон, к ним не подступиться. Почему? Потому что они там не растут, их депортируют из европейской части России, и стоимость, естественно, возрастает. Но мы здесь, к сожалению, мало что можем сделать, потому что Россия огромная страна, топливо стоит столько, сколько оно стоит, его периодически пытаются сбивать. Но я думаю, что это было бы наивно ожидать, что у нас бензин подешевеет существенно, на 30% и так далее, я не верю в это. Константин Чуриков: Ну да. Владимир Рожанковский: Игра идет вокруг плюс-минус 10%, вот так вот. И к сожалению, это уже проигранная игра, мы уже там ничего не сможем отвоевать, я думаю. Константин Чуриков: Ну ладно. Мы уже сбили сахар, сбили подсолнечное масло, сейчас будем сбивать картошку... Владимир Рожанковский: Но не за счет транспортной составляющей мы сбили, абсолютно точно нет. Константин Чуриков: Хорошо. Спасибо вам большое, Владимир Юрьевич. Владимир Рожанковский, экономист. Очень много звонков. Надежда из Хакасии прямо вот рвется в эфир, конечно же, выводим. Здравствуйте, Надежда. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Надежда. Зритель: Здравствуйте, да, здравствуйте. У нас ночь, полвторого, я как бы тут уже волнуюсь, извините за сбивчивость, может быть. Я по поводу инфляции звоню. Я пенсионер уже 11 лет, вот как ушла на пенсию 11 лет, как не хватало денег, что положили в один карман, добавили сейчас 900 рублей к пенсии, с другого кармана и вытащили эти 900 рублей. Потому что все подорожало: электроэнергия, продукты, вода там по счетчикам, мусорка – все подорожало, вот. Как Ломоносов говорил, будет прирастать Сибирью Россия, да? Оксана Галькевич: Ага. Зритель: Правильно. Нефть, газ, уголь – все с Сибири, а мы вообще тут ничего не имеем. Вот я живу 16 километров от Саяно-Шушенской ГЭС, у меня даже колонки нет. Константин Чуриков: Надежда, один тот факт, что вы пенсионерка, время, значит, у вас в регионе половина второго ночи, а вы звоните на ОТР поговорить о том, как растут цены, вот тут уже, как говорится, призадумаешься. Оксана Галькевич: Вот, кстати, это интересная тема, немножко в сторону, но тем не менее, Надежда, спасибо вам. Константин Чуриков: Спасибо. Оксана Галькевич: У нас уже не первый зритель звонит вот именно из Хакасии, который живет рядом с Саяно-Шушенской ГЭС, вот буквально невдалеке, и у них там проблемы с электричеством, вот это очень странно. Может быть, есть смысл как-то к этой теме приглядеться. Константин Чуриков: Мы сейчас приглашаем в эфир Наталью Шепилову, это кандидат экономических наук, доцент Высшей школы бизнеса Высшей школы экономики, финансовый коуч. Наталья Петровна, здравствуйте. Наталья Шепилова: Здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте. Константин Чуриков: Наталья Петровна, а давайте мы вот вместе с вами и со зрителями начнем нестандартно, посмотрим сюжет о том, что происходит с ценами, вообще какие проблемы фиксируют люди, а потом это обсудим, давайте? Все внимание на экран. СЮЖЕТ Оксана Галькевич: Вот такой вот сюжет. Наталья Петровна, возвращаемся к разговору с вами. Наталья Петровна, смотрите, в этих сюжетах явно представлено, производителей слушаем, опрашиваем, у них целый комплекс причин, почему за эти годы выросли цены, они все прямо так объясняют, все гладко, все понятно. Продавцов послушаешь, они наверняка тоже расскажут о своих издержках, о своих сложностях. Но в конце этой не пищевой, а просто вот цепочки всегда находится потребитель, а у потребителя как раз зарплаты в последние годы, ну доходы, не растут, мы это прекрасно знаем. Вот как быть? Где, собственно говоря, та черта, где либо цены остановятся, либо что-то с нашими зарплатами произойдет? Вот именно в экономике с точки зрения ее организации и работы. Не может же это бесконечно, понимаете, продолжаться. Наталья Шепилова: Ну, наверное, бесконечно это не может продолжаться, но эффект, как спираль инфляции раскручивается, это точно. И объективные причины бизнеса вы прекрасно понимаете. Пока какое-то время они выдерживали определенный уровень рентабельности, снизили рентабельность... Ну, понятие рентабельности понятно, это когда выручка, то есть то, сколько они получают от покупателя, и размер затрат, которые они несут. Эти затраты постоянно растут, с одной стороны, а государство говорит: «Держите, пожалуйста, цены на одном уровне». Цены на одном уровне, но расчет затрат увеличивается, прибыль снижается. Но есть определенный порог рентабельности, меньше которого предприниматель просто не может опускаться, иначе будут убытки, а если будут убытки, значит, государство не будет получать налоги. Откуда что делает предприниматель? Он какое-то время терпит эти нормы, которые требует от него государство, сохранить цены на определенном уровне, но, когда понимает, что у него просто уже нет денег делать закупки, соответственно, он просто может разориться и стать банкротом. Константин Чуриков: Так. Наталья Шепилова: Отсюда он уже плюет на все и говорит: «Окей, я цены повышаю», – и поэтому пошел рост. И естественно, с точки зрения предпринимателя это логично, потому что он хочет жить, он так же хочет давать рабочие места своим сотрудникам, обеспечивать и себя, и своих сотрудников зарплатой. Поэтому рост цен неизбежен. Константин Чуриков: Согласны, не спорим, и молочная ферма – это не нефтяная вышка, не нефтяная компания, согласны. Наталья Петровна, а государство тогда, как ему себя вести? Может быть, так сказать, дать возможность зарабатывать? Может быть, тогда, раз так все сложно в бизнесе, не знаю, в фермерском хозяйстве, в производстве молока, хлеба, никто не говорит, что это просто, может быть, не надо было повышать НДС? Наталья Шепилова: Про НДС, наверное, не могу сказать, может быть, один из способов. С другой стороны, понимаете, сейчас задача, ну это как бы не в моих компетенциях, но, мне кажется, нужно поменять политику денежную, экономику в смысле поддержки, дать поддержку сельскому хозяйству, поддержку людям, потому что нужно... Сейчас возникает инфляция спроса, то есть у людей нет денег, чтобы что-то купить, люди нищают. Соответственно, что можно сделать? Сделать можно только со стороны государства, поддержать этих людей, и как у нас были уже сделаны выплаты матерям, у которых малолетние дети, таким образом стимулировать спрос. При стимуляции спроса покупательная способность будет увеличиваться, тем самым мы бизнесу дадим развиваться. Это повышение пенсий в том числе и повышение социальных выплат. Оксана Галькевич: То есть адресно, да, определенным категориям? Наталья Шепилова: Да. Оксана Галькевич: Не всем сказать: «Так, всем поднимаем зарплаты» или «Всем индексируем», – а вот каким-то категориям, которые действительно недостаток финансовой стабильности ощущают, да, испытывают? Наталья Шепилова: Да, конечно. И с точки зрения чисто психологической человек когда будет понимать, что у него будет доплата, будут дотации от государства, будет помощь, он немного спокойнее будет к этому относиться, не будет максимально тратить на потребление, он будет разумно относиться к этим своим денежным ресурсам, которые у него будут. А сейчас получается... Оксана Галькевич: А «разумно» – это как, Наталья Петровна? Наталья Шепилова: Ну, просто люди сейчас могут вступить в такой ажиотаж и делать определенные сильные закупки, повышать запасы свои, тратить последние деньги на запасы, вот этого уже не стоит делать. Оксана Галькевич: Ага. Константин Чуриков: Хорошо, спасибо вам большое. Наталья Шепилова, кандидат экономических наук, доцент Высшей школы бизнеса Высшей школы экономики, финансовый коуч. Нам звонит Людмила из Калининградской области, которая тоже нам кое-что может рассказать. Людмила, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Людмила. Зритель: Здравствуйте, здравствуйте. Оксана Галькевич: Слушаем вас, Людмила. Зритель: Вы знаете, я не из Калининградской области, а из Калининграда, но недавно переехала, сравнительно недавно, с Камчатки. Константин Чуриков: Так. Зритель: И то, что перед этим рассказывал экономист, что курица на уровне краба по стоимости, это он либо не был на Камчатке, либо не знает, о чем говорит, потому что краб стоит бешеных денег. Красная икра, вот поверьте, знакомый летел с Камчатки, и дети мне передавали рыбу красную. Икру я просто сказала не покупать, потому что стоит бешеных денег. Помидоры там выращиваются, в теплице выращивала даже сама. Там раньше, еще при Союзе, конечно, вспоминаем... Оксана Галькевич: Там эта термальная энергетика. Зритель: ...тогда выращивали, да, поселок Термальный, да. Но касаемо сейчас Калининграда, то, что сказали, что цены опустят, – у нас ничего не снизилось. Яйца, масло, растительное масло я имею в виду, сливочное более-менее так держалось – все это настолько поднялось и вот ни капли не опустилось. Десяток яиц 77 рублей, и резкие вот эти скачки для меня просто абсолютно... Не знаю, я просто не знаю, как дальше жить, понимаете, потому что то, что говорят, что адресная какая-то помощь, вот сейчас говорили, что можно было бы там какие-то дотации и все прочее, что люди массово начнут закупать, – да не будет такого, потому что цены настолько огромные, что просто невозможно это закупить. Константин Чуриков: Людмила, но вы переехали с Камчатки в Калининград, но все-таки в плане цен, наверное, стало как-то полегче, получше? Потому что там у вас совсем они космические. Оксана Галькевич: Но эксперт, кстати, говорил не конкретно про крабов, он так, знаете, сравнил с морепродуктами, курицу с морепродуктами. Зритель: Краб на уровне курицы, да, но курица тоже... Когда все это было, это тоже, знаете, китайские окорочка куриные, от которых (извините, я правду говорю, просто сама видела) на собаках шерсть вылазила. Люди там вынуждены были..., потому что ну невозможно закупиться мясом. Термальный, да, помидоры-огурцы, возможно в сезон закупиться; черешня, все фрукты, которые идут, они просто по форме и по цвету напоминают тот фрукт, который... Константин Чуриков: Людмила, я спросил о том, что вы переехали в Камчатки в Калининград, но в Калининграде же цены пониже, наверное, все-таки, вам как-то легче, или все так же тяжело? Зритель: Ну, дело в том, что и зарплата другая, понимаете? Константин Чуриков: Понимаем, вот в том-то и беда. Оксана Галькевич: Зарплата. Зритель: Поэтому тоже тяжело. И я с небольшого военного городка, знаете, там квартира, жилье очень дешевое, купить здесь, просто пришлось брать кредит, потому что невозможно... Константин Чуриков: Да. Спасибо, Людмила, за ваш звонок. Оксана Галькевич: Это называется, куда ни кинешь, всюду клин, понимаете. Константин Чуриков: Вот. Оксана Галькевич: Вот нам кажется, что Камчатка, там медом намазано, зарплаты высокие, какие-то дальневосточные, северные, но и жить там достаточно сложно... Константин Чуриков: Ну да. Оксана Галькевич: ...потому что и цены соответствующие. Константин Чуриков: Ты о Москве думала, в Москве медом намазано, вот приехала в Москву, посмотрела, хлебнула. Оксана Галькевич: Это я думала? Константин Чуриков: К нам сейчас присоединяется Константин Корищенко, доктор экономических наук, профессор РАНХиГС. Константин Николаевич, здравствуйте. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Константин Николаевич. Константин Корищенко: Здравствуйте. Константин Чуриков: Константин Николаевич, ну вот в чем эффект этого клина? Цены, значит, поползли резко вверх для людей, да, реальные доходы снова стали падать, причем так упали, что уже как бы мало не покажется. В чем была допущена ошибка и как, извините, из этого всего выбираться? Константин Корищенко: Ну, ошибка – это, наверное, сильно сказано. Есть целый ряд факторов, которые на все это вместе повлияли, вот. Самый первый из них – это все равно пандемия, поскольку она затормозила развитие экономики практически во всех частях мира и в России в том числе. Это в свою очередь снизило конкуренцию, а это в свою очередь дало возможность крупным игрокам устанавливать свои цены. Во-вторых, рубль, мягко говоря, не укрепляется, и что бы мы ни говорили, но возможность продать какой-то товар за границу, то же зерно, она существует, и поэтому те, кто владеют ресурсами, которые могут продавать за границу, они просто понимают, что им надо цены держать конкурентные или они будут работать себе в убыток. Ну и третье – это то, что в целом ряде стран была достаточно большая программа и бюджетной, и эмиссионной поддержки населения, выдачи бесплатных денег в той или иной форме что в Европе, что в Америке. У нас все-таки объемы финансовой помощи населению были примерно в 2–3 раза меньше, чем во многих странах. Поэтому это все вместе создало такую ситуацию. Ну и последнее – это отсутствие уверенности в том, что человек будет иметь завтра работу, в том, что бизнес будет продолжать завтра работать, и так далее. Поэтому тоже люди стараются застраховаться, а застраховаться – это значит где-то не потратить деньги, а где-то, наоборот, поднять цены. Все это вместе создает... Оксана Галькевич: «Люди» – вы имеете в виду производителей, промышленников в первую очередь, да, а не людей-потребителей? Константин Корищенко: Я имею в виду бизнес. У нас резко сократилось количество малого бизнеса, и, в общем-то, более-менее стабильный уровень жизни сохранился у людей, которые работали в государственном секторе или в экспортных отраслях. Константин Чуриков: Да. Константин Николаевич, а помните, как президент говорил министрам? Он говорил: «Пандемия? При чем тут пандемия? Выросли цены на сахар, на подсолнечное масло». А вот при чем здесь пандемия? Может быть, действительно задрали цены до мировых, забыли о том, что у людей какие-то смешные зарплаты у очень многих в нашей стране? Оксана Галькевич: Ну, вообще, мне кажется, давно забыли, что у нас зарплаты отстают от мировых. Константин Корищенко: Вы все-таки говорите о том, что те, кто имеют какой-то товар, который можно продать по 100, они должны этот товар не продавать по 100, а продавать его по 80 или по 90, потому что это надо делать внутри, потому что это надо делать из соображений патриотизма. Но бизнес-то, в общем-то, по определению интернациональный, и всегда любой бизнесмен, который может продать более дорого, будет продавать более дорого. Ограничение цен ни к чему, кроме дефицита, не приводит. Оксана Галькевич: Константин Николаевич, скажите, а это любой бизнес вот так устроен, да, не только наш? Потому что, ну понимаете, получается какая-то, правда, самоубийственная логика, я не знаю, бизнес-логика или еще какая-то... Ну смотрите, у нас есть нефть, мы ее добываем, она очень востребована на Западе, поэтому у нас в основном все нацелены на то, чтобы ее туда продать побольше, за границу, при этом и наши местные цены тоже привязаны к уровням торговли на мировых рынках. У нас есть пшеница, то же самое, нас недавно предупредили: понимаете, на мировых рынках цены растут, поэтому готовьтесь, что у вас макароны с булкой подорожают, отлично. У нас есть рыба, понимаете, она Китаю продается, Китай перестал покупать, они говорят: «Ну слушайте, мы тут наловили, ладно, так и быть, вам на внутренний рынок будем поставлять, что уж, не пропадать же рыбе», – а до этого как бы никто об этом даже не подумал. Хочется сказать: елки-палки, как так-то вообще? Вы понимаете, что мы творим? Это вот все равно что мы дома у себя что-то производим и своих детей, своих родных оставляем без еды, потому что у меня соседи, понимаете, они хорошо зарабатывают, я лучше их пойду накормлю, я лучше им пойду продам, а свои пусть ничего, на диете посидят. Константин Корищенко: Подождите... Оксана Галькевич: Ну как так-то? Константин Корищенко: Вы о чем говорите? Вы говорите о рынке или о распределительной системе? Оксана Галькевич: О рынке, о рынке. Константин Чуриков: Я бы даже Оксану спросил: «Оксана, вы к чему это все говорите?» Оксана Галькевич: Я к тому, что вот получается, что мы производим какие-то товары, которые действительно востребованы у наших соседей, а мы сами без этого всего остаемся, мы это не можем потреблять и сами себя этим не обеспечиваем. Константин Чуриков: Поняли. Константин Корищенко: А вспомните 1990-е гг., когда в областях руководители этих областей принимали решения, запрещающие вывозить любую продукцию из этого региона, пока эта продукция не был продана, так сказать, в достаточном объеме в магазинах данного региона. К чему это привело? Оксана Галькевич: К чему привело? У нас память короткая, уже 30 лет прошло, забыли, Константин Николаевич. Константин Корищенко: Ни к чему хорошему это не привело. Это привело к тому, что фактически производство стало невыгодным для тех, кто это делал, либо люди занимались контрабандой, всякого рода окольными путями пытались вывезти. Понимаете, ну нельзя модель, в которой есть рыночная составляющая, заставить не реагировать на цены, так не бывает ни в одной стране мира. Оксана Галькевич: Хорошо, но какой-то баланс между, простите, рвачеством и... ? Константин Корищенко: Я прошу прощения, но вы как-то все-таки... Давайте либо советскую терминологию, либо современную. Рвачество – это немножко из другой жизни, да, а в экономике, в которой есть возможность продать на рынке, – это не рвачество, это просто стремление заработать. И у любого человека, который что-то производит, в том числе просто свой собственный труд, он придет и будет пытаться продать его подороже. Я не видел ни одного человека, который, приходя наниматься на работу, говорил ему работодатель: «Вам будет зарплата 50». Он говорит: «Нет, вы знаете, это какое-то рвачество, слишком много, давайте поставьте мне зарплату 45». Давайте все-таки будем начинать с себя. Все мы, стараясь продать свой собственный труд, стараемся заработать побольше. Константин Чуриков: Вы хотите сказать, что все мы жадные люди, да, так или иначе свойство? Константин Корищенко: Да, мы жадные люди, в этом ничего плохого нет. Константин Чуриков: Природа человеческая. Константин Николаевич, давайте послушаем звонок. Нам сейчас звонит Светлана из Ульяновска. Светлана, добрый вечер. Оксана Галькевич: Здравствуйте, Светлана. Зритель: Здравствуйте. Константин Чуриков: Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Вот я живу в городе Ульяновске, и вот у нас самая дешевая буханка хлеба варьирует от 43 до 48 рублей. Вот хотелось бы узнать... Вот у нас тут самое дешевое молоко, которое можно хотя бы ребенку потреблять, которое цельное, пастерилизованное, стоит 46 рублей. То есть у меня, имея ребенка 4 лет, чтобы мне его прокормить, в день надо, в день только, чтобы купить хотя бы пачку молока и буханку хлеба, это уходит почти 100 рублей. Значит, мне на молоко и хлеб нужно будет 3 тысячи, да, хотя зарплата у нас с мужем 40 тысяч всего. Из этих 40 тысяч, естественно, у нас уходит «коммуналка», которая стоит у нас 8,5 тысяч, мы заплатили «коммуналку» только вот за декабрь. Как вот нам жить, простым людям, с такими маленькими зарплатами? Константин Чуриков: Светлана, вы знаете, что еще меня вот удивило в вашем рассказе? Вы говорите, у вас хлеб самый такой недорогой 43–48 рублей. Я так подумал: здесь в Москве, вот у меня магазинчик маленький, где я всегда покупаю... Оксана Галькевич: ...по 23... Константин Чуриков: ...32 рубля стоит, 27... Оксана Галькевич: Есть и дешевле, Костя, да. Константин Чуриков: Да. Зритель: Вот половинка буханки хлеба черного стоит у нас 21 рубль. Константин Чуриков: Да, слушайте, а говорят, в Москве цены высокие, вот они в регионах высокие. Да, Светлана... Зритель: В регионах очень, очень все дорого, абсолютно. Константин Чуриков: Очень все это печально. Зритель: У нас цены меняются каждый день. Бутылка масла, 800 грамм масла стоит 90 рублей – это вообще, это когда цены-то перестанут у нас расти? А зарплаты когда у нас тогда... ? Ну пусть цены поднимаются, но должна же хоть какая-то зарплата у нас появляться. Константин Чуриков: Спасибо. Константин Николаевич, когда перестанут расти цены и когда начнет хоть немножко расти зарплата? Оксана Галькевич: И почему цены в регионах растут быстрее? Почему региональная инфляция зачастую превышает инфляцию в столицах, в Москве, Петербурге, в больших городах? Константин Корищенко: На этот вопрос может быть несколько ответов, но один, с моей точки зрения, достаточно очевиден: в Москве очень высокая конкуренция, и любой, кто попытается продать товар по более высокой цене, он просто не сможет его продать, потому что рядом найдется еще десяток других, которые этот же товар предложат по более низкой цене. А в регионах, как я уже сказал, за счет того, что бизнес сократился, бизнес многий не выжил, в принципе мы видим ну если не монопольные цены, то по крайней мере олигопольные, то есть когда не очень много продавцов по сути диктуют свои цены, это первое. Но вот очень хорошая фраза была у женщины, которая звонила: ну ладно, говорит, у нас растут цены в магазинах, я понимаю, но тогда давайте же мы будем пропорционально повышать заработные платы. Посмотрите, что у нас происходит с доходами населения за последнее энное количество лет, вот. Поэтому цены растут везде, могут более быстро, могут более медленно, но там, где зарплата так же повышается более-менее равномерно, этот эффект практически, ощущение высоких цен, отсутствует. Поэтому инфляция не только в магазинах, инфляция, ее обратная сторона, еще и на работе, там, где устанавливают заработную плату. Константин Чуриков: Спасибо вам большое, Константин Николаевич. Константин Корищенко, доктор экономических наук, профессор РАНХиГС. Мы сейчас сразу подключаем к нашей дальнейшей беседе Евгения Надоршина, главный экономист консалтинговой компании ПФ «Капитал». Евгений Равхатович, здравствуйте. Евгений Надоршин: Добрый вечер. Константин Чуриков: Евгений Равхатович, вы у нас сегодня последний в списке экспертов, с кем мы беседуем по этой теме, мы вам приготовили специальное задание. Вот мы говорили сейчас про продукты, да... Евгений Надоршин: Уже дрожу, уже дрожу. Константин Чуриков: Да. В стране же вообще инфляция, растут цены и на текстиль. Вот единственная фабрика по производству носков во Владивостоке была вынуждена поднять цену на свои товары на 15%, то есть на носки. Каждый месяц там выпускают 40 тысяч пар носков по особенной технологии высокого качества. Очередной рост цен начался в октябре прошлого года, когда подорожало сырье. Оксана Галькевич: Особенно на это повлиял, все мы знаем, курс рубля. Главное, от чего зависит стоимость носков, – это пряжа, а поставщики закупают ее за границей (как будто у нас своей пряжи нет), хлопок в Узбекистане, эластан в Польше, шерсть в Италии. Картон для этикеток и тот не наш, везут его из Азии. Плюс растет стоимость аренды, счета на электроэнергию и зарплата сотрудникам. Ирина Щербина: Еще, конечно, увеличились цены на топливо очень сильно. То есть если посчитать, сколько у нас бензин стоил в том году, сколько сейчас, тоже цены увеличились в 2 раза, то есть, соответственно, логистика. Если мы закупаем все это в Центральной России, то все равно у нас едет во Владивосток, и логистика тоже увеличилась. – Носочно-чулочные изделия, настолько цены поднялись, ну в 3 раза, я могу сказать, те, которые мы покупаем. – Да ну, в 3 раза – больше! – В 3 раза. Но носка их – это что-то неописуемое: настолько жидкие, слабенькие, приходится часто менять. Константин Чуриков: Еще несколько лет назад себестоимость пары носков составляла около 20 рублей, сейчас от 40 до 60, а розничные цены поднялись с 85 рублей до 100. Евгений Равхатович... Оксана Галькевич: Евгений Равхатович, скажите, вот кого ни спросишь, понимаете, носки дорожают, молоко дорожает, хлеб дорожает, все дорожает, а как же с нашей стабильностью-то? В чем тогда наша стабильность? Константин Чуриков: Я можно дополню вопрос? Почему с носками происходит примерно то же самое в рознице, что с курицей, с хлебом и со всем остальным? Оксана Галькевич: То же самое, что с хлебом? Ты не дополнил, ты развернул в другую сторону. Посмотрим, как Евгений Равхатович ответит. Евгений Надоршин: Ну, что я вам могу сказать? Радуйтесь, что дорожает не так быстро, я скажу вам. Я, если честно, не видел никаких трехкратных удорожаний, хотя, в общем, за ценами покупаемых продуктов и товаров слежу. Носки в последние ну как минимум полгода, а может, уже год, я, конечно, не покупал, но, проходя мимо полок, я смотрю на цены. Ну, они у меня были близки к 100 рублям за пару, чуть ниже... Оксана Галькевич: Вы тоже владивостокской фабрики покупаете, да? Евгений Надоршин: Вы знаете, я не очень как бы вникаю, что я беру. Обычно я беру, что выглядит нормально, что содержит больше хлопка, потому что синтетика как-то не очень хороша в носке в принципе, независимо от того, что... Она держится, даже когда весь носок сошел, но как-то неудобно в ней ноге, вот, поэтому я стараюсь брать там, где хлопка побольше. Это дикая сложность, вот как бы это основная проблема. И там бывают какие-то акции, там около 50 рублей, но я вот просто не возьмусь ответить за прошлый год, потому что не брал, но порядка 80–100 рублей оно как было, так вроде и лежит в основном. За брендами я не гоняюсь, ну это же носок, елки-палки, кому показывать, в конце концов? Он просто должен быть удобный и нормальный, и нога в нем должна по возможности дышать. Я вот так могу сказать: здесь, мне кажется, бо́льшая часть граждан России могут разделять озвученное мною утилитарное мнение. Ну берите хоть китайские, если у них состав адекватен. Он очень мал в структуре нашего потребления, он очень мал и несильно важен, он радикально уступает, я не знаю, какому-нибудь бензину, просто сравните... Константин Чуриков: Но носок все равно важен в структуре нашего потребления. Ладно, не будем. Оксана Галькевич: Уважаемые... Евгений Надоршин: Хотя, вы знаете, Константин, я летом наблюдаю приличное количество людей в Москве, которые, похоже, уже не пользуются этим изделием текстильной промышленности. Может быть, в этом проблема, он становится нишевым? Константин Чуриков: Хорошо. Давайте вернемся... Оксана Галькевич: Слушайте, у нас впервые такая дискуссия. Константин Чуриков: Давайте вернемся к более аппетитному... Евгений Надоршин: Но смотрите, вы решили зайти на тему роста цен с несущественного. Вот мне с утра звонили коллеги и спрашивали, говорят: вот там, знаете, правительство что-то собирается поменять. И значит, бац! – давайте, рыба подорожала. Но она на 1%, простите, за месяц подорожала, ну с небольшим опережением инфляции, ну смешно. А в потребительской корзине она, простите, что плодоовощной продукции, что мясу уступает в разы, вот. Ну как можно обсуждать инфляцию на том, что для инфляции мало значимо? По частностям я не эксперт, простите. Константин Чуриков: Хорошо, давайте поговорим о чем-то более аппетитном, чем носки, то есть о продуктах питания. Вот сегодня читаю новость, город Архангельск: «Для сдерживания цен на хлеб Архангельской области из федерального бюджета выделены 10,8 миллионов рублей, сообщает правительство региона». Значит, тут я читаю дальше, понимаю, что это будут субсидии предприятиям, субсидии производства хлеба, и таким образом предприятие, которое получило эту господдержку, обязуется не повышать цены на указанную продукцию. Евгений Равхатович, как вы думаете, вот что лучше, создать предприятию такие условия, что в принципе, как сказать, его не обременяют налогами, вот, не знаю, налог на добавленную стоимость не повышают и так далее, дают нормально развиваться, или вот какие-то деньги перечисляют из Москвы, подбрасывают в обмен на какие-то обязательства, которые, кстати, можно, наверное, в принципе и не выполнять, получив деньги, да? Что лучше? Евгений Надоршин: Ну смотрите, я же достаточно либерален, вот, думаю, для вас это не секрет, поэтому мой-то ответ, конечно, будет прост. Конечно, лучше организовать работу экономики так и обеспечить такие доходы населению, чтобы они несильно напрягались уж по поводу стоимости хлеба, по крайней мере не настолько, чтобы региональным властям приходилось устраивать из этого какую-то историю вроде этой. Мы видели уже в 2010 году все эти заморозки, если я правильно помню, 13 или 17 рублей тогда замораживали эти батоны на минимальной цене. Ну вот все, что было не стандартным нарезным батоном, росло с большим запасом и неплохими темпами и компенсировало производителю недополученное на замороженной... Обычно там в ассортименте 1–2 позиции заморожены, остальные 5, 15, 20 продавай по какой хочешь цене, и понятно, что замороженные оказались, как вы понимаете, традиционно советские, но вовсе не самые популярные в современной жизни продукты. Так вот, компенсируя на других, ну да, заодно, возможно, и субсидию подкинут. В современном мире, когда вот государство не обладает достаточно мощным, развитым плановым аппаратом, не претендует на то, что оно контролирует все и вся, а наше государство на самом деле и не контролирует, ну то есть периодически кто-то там что-то озвучивает, но это полная чепуха, вот, никакого там контроля, близкого к советскому уровню в части экономики, даже к советскому, нет. А Советский Союз, так на секундочку, плотно планировал 2 тысячи позиций из порядка 50 тысяч ассортиментных позиций, которые просто на местах уже, так сказать, доделывались руками завсклада…, помните вот эти вот Райкина истории? Константин Чуриков: Да-да-да. Евгений Надоршин: Там эти люди поднялись и стали очень известными, потому что они, соответственно, закрывали дыры в советском планировании, и поэтому они стали, так сказать, суперпопулярными и дружба с ними стала ценнее, нежели чем дружба с силовиками, не как сейчас, обратите внимание. В наших рыночных условиях они стали не так ценны, хотя, в общем, по-прежнему имеют высокое значение в обществе, вот, но за счет рыночного механизма распределения основные неэффективности закрываются им. И правительство не обладает ресурсами и не делает попыток, для того чтобы что-то здесь можно было поменять, а это означает, что никакой возможности нормально заморозить что-то и проконтролировать ну фактически просто нет. Там никакие современные технологии, которыми сейчас пытаются разговаривать, большие данные, там что-то еще развиваем, они сейчас не на том уровне развития и не на том уровне понимания их пользователей, в том числе во власти, чтобы их можно было полноценно для этих нужд применить. Поэтому проще, естественно, не соваться, не субсидировать. Еще раз, 2010 год, мы это прошли один раз на заморозке цен, мы переплатили за эту историю, официальная инфляция была ниже, чем средняя инфляция потребителя. Сейчас с фармпрепаратами, с сахаром, маслом и вот этими региональными инициативами и бензином мы проходим это еще раз. Индекс потребительских цен сейчас, скорее всего, к сожалению, занижает инфляцию, с которой сталкивается средний потребитель (я надеюсь, что несильно, но тем не менее), именно за счет того, что те позиции, которые фиксируются, ну номинально фиксируются в рознице цены, они входят в основном в расчет ВПЦ, а те, по которым цены растут бесконтрольно, естественно, не входят. И наше потребление, слава богу, не идеально, даже близко не идеально совпадает с тем, что считает Росстат, средняя температура по больнице не должна и не обязана быть температурой каждого пациента, слава богу. Поэтому на самом деле надо понимать, что вот то, с чем сталкивается сейчас каждый человек, это действительно неприятный момент, многие видят, что инфляция (и они действительно могут это видеть) выше, чем официальные цифры. Но разница не столь катастрофична, как я слышу сейчас у вас в эфире, там никаких раз, мне кажется, нет, 1–2 процентных пункта, то есть не 5 с лишним, как сейчас мы видим, 5,5–6 по итогам января, а, допустим, 7 может быть. В зависимости от региона может быть 8, я даже в 10 не верю пока. Константин Чуриков: Да. Оксана Галькевич: Спасибо большое! Константин Чуриков: Спасибо. Оксана Галькевич: К сожалению, больше не осталось времени на другие вопросы. Евгений Надоршин был у нас на связи, спасибо, главный экономист консалтинговой компании «Капитал». Константин Чуриков: Пишут зрители, что и хлеб дорожает, и все равно сахар дорожает, и, значит, детские товары. Все ждут, когда же остановится этот рост цен.