Тамара Шорникова: Продолжаем прямой эфир программы "Отражение". И прямо сейчас – рубрика "Профессии". Сегодня поговорим о тех, кто умеет рассказать обо всем, не проронив ни слова. Сурдопереводчик – профессия редкая. Сколько таких специалистов в России и легко ли им стать – узнаем у нашего гостя. Варвара Ромашкина – переводчик жестового языка, старший преподаватель Российской государственной специализированной академии искусств. На нашем канале вы часто видите Варвару Эрастовну во время прямых линий, пресс-конференции президента. ОТР транслирует все их с переводом, обязательно с сурдопереводом. Ну, на самом деле можно долго еще перечислять все направления вашей профессиональной деятельности. Я думаю, что лучше один раз показать. Мы сделали видеоматериал. Давайте посмотрим сюжет, а после вернемся в студию. Тамара Шорникова: Вот вернулись в студию. И мы работаем в прямом эфире, поэтому ждем от вас, дорогие телезрители звонков, SMS. Мы обсуждаем сегодня профессию сурдопереводчика – редкую профессию, специалист которой помогает переводить устный язык на жестовый, то есть помогает глухим, слабослышащим людям общаться друг с другом, учиться, ходить собственно по инстанциям, ведь тоже нужно как-то объясняться. Но, мне кажется, Варвара Эрастовна, что вы хотите сейчас поправить меня и сказать, что все это делает не сурдопереводчик, а переводчик жестового языка. Вот для меня (я думаю, что и для многих телезрителей) это синонимы. А для специалистов? Варвара Ромашкина: Вы понимаете, дело в том, что после того, как жестовый язык получил статус языка, а не средства межличностного общения… Тамара Шорникова: В 2012 году президент подписал указ. Варвара Ромашкина: Да, совершенно верно, президент подписал. И после этого мы действительно переводчики жестового языка, потому что это такой же язык, такой же иностранный, хотя его основой является русский язык, он такой же иностранный, как и английский, французский, немецкий и так далее и тому подобное. Поэтому правильно – переводчик жестового языка. А "сурдопереводчик" – это такое слово, которое придумали на перепутье, скажем так. Оно временное. А, как известно, у нас очень часто временное самое постоянное, и поэтому люди не могут от него избавиться. А вообще правильно – переводчик жестового языка. Тамара Шорникова: Вот мы специально назвали нашу профессию именно "сурдопереводчик", чтобы большему количеству зрителей было понятно, о какой профессии пойдет речь. И как раз этому большему количеству зрителей мы и расскажем, в чем разница и как правильно нужно говорить. Что касается непосредственно профессии – где ее получают? Как стать собственно переводчиком жестового языка? Варвара Ромашкина: Вы знаете, в нашей стране очень долго… вот только последние три года этой профессии, скажем так, пытаются учить молодых специалистов, которые учатся в Московском университете лингвистики (бывший институт Мориса Тореза). Уже в этом году третий выпуск, если мне не изменяет память, вот третий выпуск будет. Но в нашей стране никогда не учили этой профессии. Эту профессию получали из семьи, в семье. Дети росли, общались со своими родителями, они им помогали, они переводили – и таким образом они шлифовали свою профессию. Вернее, они не знали, что она их профессия, а потом они становились переводчиками жестового языка. И так было все время, так было на протяжении 70 лет. А сейчас в эту профессию приходят девочки, как правило. Это люди женского пола, скажем так, поэтому я их называть девочками. Они приходят именно просто потому, что им интересно, потому что они хотят помогать, потому что они как бы чувствуют, что это их призвание – помогать неслышащим людям. А наше призвание (я имею в виду себя и всех переводчиков из семей глухих), мы это призвание получили из детства, то есть оно в нас вошло с молоком матери, скажем так. Тамара Шорникова: Давайте сразу сейчас подключим телезрителя, к нам дозвонилась Тамара из Удмуртии. Как раз у нее про образование вопрос, давайте послушаем. Варвара Ромашкина: Замечательно! Давайте послушаем. Тамара Шорникова: Добрый вечер, Тамара. Зритель: Добрый вечер. Тамара Шорникова: Слушаем вас. Приятно слышать тезку в эфире. Зритель: Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, а как можно получить у вас образование немножко повыше? Варвара Ромашкина: А, то есть вы имеете в виду – повысить? Тамара Шорникова: То есть азы жестового языка вы знаете? Зритель: Знания о жестовом языке. Варвара Ромашкина: Ну, извините, лично я этим не занимаюсь. Я занимаюсь тем, что я готовлю студентов-актеров, скажем так, будущих актеров, я их учу. Тамара Шорникова: То есть – обращайтесь. Варвара Ромашкина: Да. Но, вы понимаете, у нас в стране мало у кого это можно. У вас в Удмуртии при Обществе глухих нет такой инстанции, которая бы занималась этим? Если нет, то тогда вам нужно ехать в Москву, извините. Конечно, я понимаю, путь неблизкий. Но в Москве есть, так сказать, организация при Обществе глухих, которая занимается повышением квалификации переводчиков жестового языка… Вру, вру! Ошиблась я. Извините, пожалуйста. При Российском государственном социальном университете (РГСУ) есть, там учат и повышают квалификацию переводчиков жестового языка. Вот это есть. Тамара Шорникова: Ну, третий выпуск, вот вы сказали. Как вы думаете, специалистов сколько там? Варвара Ромашкина: Ну, вы понимаете… Тамара Шорникова: В шутках если пересчитать. Варвара Ромашкина: Я в этом отношении вредный человек. Вы понимаете, дело хорошее. Вот представьте себе, можно ли подготовить переводчика, тем более такой редкой профессии, который приходит, поступает в это учебное заведение, не понимая и не зная об этом жестовом языке вообще ничего? За четыре года он может стать хорошим переводчиком? Тамара Шорникова: Ну, если бы поступил, например, на факультет английского, возможно, стал бы. Варвара Ромашкина: Нет! На факультет английского он уже приходит со знанием английского языка. Вы понимаете, он не приходит с нулевыми знаниями, а он приходит и он сдает экзамены по английскому языку. Тамара Шорникова: А нет школ, в которых преподают жестовый язык, специализированных школ? Варвара Ромашкина: Нет, нет, нет. Если у нас в стране в школах, где учились неслышащие люди, жестовый язык под запретом до сих пор в некоторых школах, где директора против того, чтобы глухие люди говорили на жестовом языке… Тамара Шорникова: А в связи с чем? Варвара Ромашкина: А потому что они считают, что жестовый язык мешает им образовывать неслышащих людей, что от этого неслышащие люди станут хуже говорить на звуковом. Тамара Шорникова: То есть они не будут развивать свои речевые навыки? Варвара Ромашкина: Да, да, голосовые навыки. Вот они так считают, что жестовый язык им мешает. Тамара Шорникова: И таким образом, изолируют себя от общества, наверное, считают? Варвара Ромашкина: Нет, они не думают, что они их изолируют. Они думают, что они их образовывают. Они рапортуют, они их выпускают. В итоге либо они тайком на улицах изучали жестовый язык, и они худо-бедно как-то владеют жестовым языком и говорят, либо они вообще не знают и оказываются в подвешенном состоянии. Они, как говорится, и не к нам, которые слышат, и не к тем, кто говорит на жестовом языке, который вообще не знают. Представляете, человек не слышит тотально и не знает жестового языка. Это, конечно, беда. Тамара Шорникова: Печальная ситуация. Варвара Ромашкина: Это печально. Поэтому сейчас очень падает образовательная планка неслышащих людей. Их учат читать… Тамара Шорникова: Вот мы находили статистику: 10–15% грамотных глухих в стране. Варвара Ромашкина: Ну, вы представляете, вот им дают книгу – и они читают. Они все буквы знают, они все читают, но они не знают смысловой нагрузки 95–98% слов. Вы понимаете, это просто читать. А о чем? Что значит это слово – человек не понимает. Естественно, он не хочет читать. А вы представьте – бегущая строка. Зачем ему эта бегущая строка, если он не знает, о чем? Тамара Шорникова: Я почему спросила про то, сколько будет специалистов? Потому что вот эта цифра – меньше тысячи сурдопереводчиков на всю страну – она меня удивила, честно, когда я готовилась к этому эфиру, мы делали материал. Насколько я помню, в советские времена их было ну хотя бы 5,5 тысячи, если я правильно помню статистику. А вот сейчас меньше тысячи, хотя потребность в таких специалистах в разы больше. Можно ли как-то повлиять на эту ситуацию, по-вашему? Варвара Ромашкина: Я не знаю. Вот мое мнение – можно повлиять. Опять-таки тех девочек, которых выпускают из Института лингвистики… Если бы набирать туда детей неслышащих родителей, которые худо-бедно знают, какой-то определенный уровень жестового языка, их можно подтянуть для поступления, чтобы они обладали тоже. Потому что должен быть какой-то уровень знаний английского языка для поступления в Институт лингвистики. Ну, они, по крайней мере, будут знать жестовый язык не с нуля. Они просто знают. Они знают, что такое глухие люди, что такое жестовый язык. Вот если бы такой отбор был в Институт лингвистики, было бы здорово. А так берут прекрасных девочек, которые прекрасно знают английский, французский, замечательно, и начинают с нуля учить жестовый язык. Они приходят ко мне на практику в академию. Не плохо. Я не говорю, что плохо. Не плохо. Но самое сложное в нашей профессии – это обратный перевод. Самое сложное – это перевести не туда, а узнать, что говорит человек. Вот это самое сложное. И этому научить невозможно. Это нужна практика. Тамара Шорникова: Продолжим этот разговор после звонка, к нам дозвонился Николай, давайте послушаем нашего телезрителя. Варвара Ромашкина: Давайте. Тамара Шорникова: Николай, вы в эфире, добрый вечер. Зритель: Да-да-да. Тамара Шорникова: Слушаем вас. Алло! Николай? Зритель: Да-да-да. У меня сын старший глухонемой, а младший его научил всему, и он сейчас очень хорошо разговаривает. Везде его зовут, чтобы он переводил. В супермаркете, если что, они звали, чтобы он переводил. И он до сих пор хорошо владеет. Но у него же нет образования. Это надо же что-то закончить. Тамара Шорникова: А с этим, очевидно, проблема – он не может поступить самостоятельно? Зритель: Ну, он сейчас в Турции, он на корабль сел и ушел. Но он вернется домой с корабля. Где-то есть в Ростовской области или курсы, или что-нибудь такое? Или в Ростове? Варвара Ромашкина: В Ростове наверняка есть. Тамара Шорникова: Спасибо. Ну, наверняка тоже можно попробовать обратиться в филиал… Варвара Ромашкина: Я понимаю, что слабослышащий сын… Ну, я хочу папу поправить. Все-таки "глухонемой" – неправильно, если тем более он говорит у него. Сам говорит, что он ходит и переводит. Значит, мальчик неплохо слышит, у него хороший остаточный слух. Конечно, нужно обратиться просто в Общество глухих Ростовской области, ну, поехать в Ростов, там есть региональное Общество глухих. И узнать, есть ли там какие-то учебные заведения. Они могут подсказать, куда можно поехать и получить образование, где есть группы глухих с переводчиком. У нас же в стране каждому неслышащему человеку, инвалиду по слуху, ему положено 40 часов бесплатных сопровождения переводчика, поэтому… Тамара Шорникова: Это за какой период? Варвара Ромашкина: Это за год. Это мало. Тамара Шорникова: 40 часов в год? Варвара Ромашкина: 40 часов в год, да. Тамара Шорникова: Говори – не хочу. Это, очевидно, для каких-то ситуаций, если человек попал в больницу? Варвара Ромашкина: Да, это для экстренных ситуаций. Но есть просто ребята, которые хотят пойти учиться туда, где нет группы глухих, а он один хочет пойти. А там, естественно, все учебные заведения начинают настороженно воспринимать. Ты хочешь учиться. А как ты будешь учиться? И им невдомек, что человек может просто пригласить с собой переводчика, если ему нужно будет. Он может просто сидеть, читать, отвечать на вопросы, писать. Есть у нас такие одаренные ребята. Тамара Шорникова: Кстати, как раз после того самого указа в 2012-м начались статьи, все начали живо обсуждать, что вот сейчас наконец-то сурдопереводчик появится абсолютно точно в каждом вузе, где он должен быть, в каждом госучреждении. Как сейчас с этим обстановка? Очевидно, не очень? Варвара Ромашкина: Не очень. Тамара Шорникова: Где работают ваши коллеги в основном? Варвара Ромашкина: Коллеги в основном работают в учебных заведениях, в организациях. Тамара Шорникова: Есть вакансии на предприятиях сейчас? Варвара Ромашкина: На предприятиях? Вы понимаете, насколько мне известно, раньше у нас было в Обществе глухих очень много учебно-производственных предприятий, там были переводчики. Сейчас этих учебно-производственных предприятий нет, их продали. На больших заводах… Вот у меня родители работали на АЗЛК, сейчас это Renault. Я не знаю, есть ли там группа переводчиков, я не знаю. Была огромная группа глухих, и там было два переводчика. На ЗИЛе работали глухие и были переводчики. Как сейчас с этим обстоит? На ГПЗ (завод шарикоподшипников) тоже был. Сейчас я не знаю, есть ли там глухие. У меня такое ощущение, что они где-то работают по одному, по два, по три на каких-то заводах. И, естественно, там нет переводчиков. И они общаются сами, насколько они это могут. В основном мои коллеги – их вообще очень мало. Это учебные заведения и это Общество глухих. Тамара Шорникова: А кто из коллег попадает на телевидение? Это вообще сложный процесс? Есть ли кастинг, как для обычных сотрудников телевидения? Варвара Ромашкина: Сейчас? Раньше – да. Когда на телевидение приглашали, да, был кастинг, был конкурс. У меня сейчас (дай бог, чтобы оно было обманчиво) такое впечатление, что тогда переводчиков было гораздо больше, и было из чего выбрать. Сейчас, к сожалению, уровень профессии настолько упал… Вот я вам говорила в интервью это, рассказывала. Больной вопрос, не хочу к этому возвращаться. Может быть, потом, попозже. А на телевидение, да, и отбирали, и работали. С 87-го года, в прошлом году 20 лет. В группе переводчиков осталось три человека, они работают Первом канале, девчонки. Они занимаются службой телетекста, помогают с этой, с одной стороны, вроде простой, а с другой стороны, не очень простой работой. Это переводчики высшего класса, экстра-класса. И такие переводчики есть в Бауманском университете, там большой штат переводчиков. У меня есть девочки очень хорошие. Вот недавно проходила аттестация переводчиков, я посмотрела – и что-то так расстроилась. Не люблю я эту мероприятия. Каждый раз прихожу и жду, жду, жду, жду чего-то… И все. И расстраиваюсь. Уровень, к сожалению, не очень хороший. Тамара Шорникова: Свой первый прямой эфир помните с сурдопереводом? Что переводили? Варвара Ромашкина: Мы работали новости. Новости были в 12, в 3, в 6. По-моему, так. Ну, пусть мои коллеги меня поправят. Может быть, я ошибаюсь. Это был 93-й год. Ой, не помню… Да, по-моему, 93-й год. Тамара Шорникова: И события? Варвара Ромашкина: Да не помню, какие события были. Какие-то новостные события. А что у нас в стране тогда? Я не помню, что переводили. 10 минут, жуткий темп, прямой эфир, два человека по 5 минут. И за 5 минут, наверное, можно сбросить 3–4 килограмма веса, потому что прямой эфир, темпоритм. А главное – донести мысль, чтобы на том конце люди поняли, о чем. Это очень сложно. И это очень хорошая школа для переводчика. Тамара Шорникова: Если можно сейчас кратко… Русский язык – он меняется, трансформируется. Какие-то слова уходят из общего употребления… Варвара Ромашкина: В жестовом языке точно так же. Тамара Шорникова: А появляются ли там новые слова? И кто придумывает эти новые жесты? Варвара Ромашкина: Сами глухие придумывают. Я сейчас вам навскидку не могу сказать. Тамара Шорникова: Telegram, Instagram, селфи… Варвара Ромашкина: Нет, могу сказать. Нет, во-первых, очень много приходит жестов из американского, из английского жестового языка. Ребята приносят, потому что они уже ездят, и есть такой обмен, некий обмен в жестовом языке. Дело в том, что так как их не учат, много пропадает старых жестов, но появляются новые. Вот я с молодежью работаю – ничего, нормально. Столько интересных жестов! Тамара Шорникова: То есть сленг, ненормативная лексика – это тоже есть в жестовом языке? Варвара Ромашкина: Это есть, да, разговорный жестовый язык. Есть какой-то базовый и есть разговорный жестовый язык. И он такой хороший очень. Тамара Шорникова: А можно понять, что неслышащий человек из Воркуты, например? Диалекты есть свои? Или, например, петербуржец "поребрик" говорит. Варвара Ромашкина: Вы знаете, Петербург – они отстаивают, они считают себя родоначальниками жестового языка. Ну, пусть так будет, если хотят. Мы очень уважительно относимся к Петербургу. И оттуда пришли очень хорошие люди, которые создали словарь жестового языка. Это Гельман – был такой составитель жестового языка, который сам из семьи глухих, и он составил словарь жестового языка первый, такой большой, который сейчас просто раритет, его найти очень сложно в печатном виде. И дай бог… Петербург? Да, у нас есть какие-то отличия. В Петербурге считают, что вот только так, а никак иначе. Мы более демократичны, мы говорим: "Можно и так". Тамара Шорникова: И последние секунды эфира. Можете сейчас обратиться к телезрителям и пожелать им то, что хотели бы вы? Естественно, на жестовом языке. Варвара Ромашкина: Всем телезрителям? Тамара Шорникова: Всем. Универсальное пожелание городу и миру. Варвара Ромашкина: Наш мир такой большой. В нем так много разных людей. И если вы увидите в метро, на улицах людей, которые не слышат, не смотрите на них удивленными испуганными глазами. Посмотрите и улыбнитесь – и они вам тоже улыбнутся. Будем дружить. Спасибо! Тамара Шорникова: Спасибо и вам. Варвара Ромашкина, сурдопереводчик. Это была рубрика "Профессии". Встретимся ровно через неделю.