Тамара Шорникова: Ну а мы приступаем, продолжаем обсуждать яркие, живые темы. Как развивать сельское хозяйство в России? Президент хвалит аграриев, говорит, в 2019 году они отработали на «отлично». Прирост производства сельхозпродукции составил 4%, урожай зерна составил, перевалил за 120 миллионов тонн, сбор овощей и плодов составил около 14 миллионов тонн – это лучший результат в современной России. А вот деревни при этом пустеют, огромные территории оказываются безлюдными в нашей большой стране. Почему так происходит? Узнаем «Личное мнение» нашего эксперта. Иван Князев: Да. У нас сегодня в гостях Василий Мельниченко, председатель общественного движения «Федеральный сельсовет». Василий Александрович, здравствуйте, добрый день. Василий Мельниченко: Здравствуйте. Тамара Шорникова: Да, здравствуйте. Итак, действительно, прямо как в лучшие советские годы сейчас подача новости была... Иван Князев: Как и все. Тамара Шорникова: Урожаи растут, а при этом деревни пустеют. Почему так происходит? Иван Князев: Так ли все хорошо у нас? Василий Мельниченко: Ну, не забывайте, что в те времена лучшего Советского Союза считалось, что министр сельского хозяйства – это как в ссылку отправляли его на подъем сельского хозяйства. Его у нас всегда поднимали, вот в том числе эта традиция продолжается дальше, и сейчас, конечно, есть фрагментарные успехи, это нельзя совсем говорить, что ничего. У нас действительно урожайность зерна достаточная уже на сегодняшний день, мы собираем не так уж и мало для России, тем более что используем той же пшенички всего себе 45 миллионов тонн, нам больше не надо. Остальное мы продаем на экспорт, где у нас великие, как говорят, рекорды, но они не рекорды на самом деле, мы мало продаем зерна в целом, то бишь Россия, тем не менее продаем. Так вот правительство, чтобы усилить экспорт, даже дало 400 миллиардов рублей экспортерам, чтобы они продавали, при этом крестьяне, конечно, мало что получили с этих рекордов от зерна. Мы не имеем доходности, и этим как раз и обречена Россия. Сказать, что денег в России нет, тоже неправда, и вы в том числе сообщали, что вот Счетная палата доложила президенту, что за прошлый год целый триллион не использовали денег, вот представляете? Я понимаю так, что уже не только могут вкладывать и использовать, даже не успевают воровать уже деньги такие большие, на самом деле мощные деньги. Деньги в России есть, все есть, кроме одного – нет разумной аграрно-промышленной политики. Вы имейте в виду, что наши заводы тракторные, комбайновые, сельскохозяйственное машиностроение все на сегодняшний день, вложив туда средства, деньги, построив новые линии, в общем, неплохую технику сделали, и мы не покупаем эту технику, у крестьян денег нет, заводы встают. Теперь, значит, у рабочих тоже денег нет, высококвалифицированных, которые должны иметь большую зарплату, бороться с бедностью, мы никак не выполним как раз поручение президента по борьбе с бедностью. Вы имейте в виду, что мы не выполним, это уже теперь все эксперты говорят даже, что задача президента на 45 миллиардов долларов поднять экспорт сельхозпродукции мы тоже не выполним, у нас нечего продавать. Тамара Шорникова: Может быть, все эти меры есть в программе развития сельских территорий до 2024 года? Василий Мельниченко: Ну-ну-ну, будем говорить. Вот видите, 2017 год, «Правовые и социальные аспекты устойчивого развития сельской местности», здесь все набрали: парламентские слушания постоянно проходят... Иван Князев: Ну и что? И что там плохого? Василий Мельниченко: Да я вам скажу, и в 2020 году точно то же самое: земли не обрабатываются... Тамара Шорникова: Но папочка-то потолще. Василий Мельниченко: Да, но это побольше набралось уже теперь проблем, которые надо решать, вот. Комплексная программа развития сельских территорий не выполнит тех задач, которые поставлены на самом деле в национальных проектах... Иван Князев: Почему? Василий Мельниченко: ...то есть борьба с бедностью... Иван Князев: Почему, почему? Василий Мельниченко: А как? В селе-то как раз самые бедные люди, в селе самая большая безработица. А откуда работа возьмется? У нас если возьмете нечерноземную зону нашу, у нас ведь примерно на 20–30% земельные ресурсы только используются. Россия живет за счет природного ресурса на данный момент на самом-то деле, и неплохо живет, это наш потенциал как бы, да? Но мы земельный ресурс не используем, лесной немножко продаем, 180–200 миллионов кубометров пилим и продаем. Мы продаем непереработанное сырье, природные ресурсы. Земельный ресурс... Мы почему зерно-то имеем на продажу? У нас животноводства нет. А нечерноземная зона как раз и подходит под животноводство. Если бы у нас в каждой деревне были типовые фермы по 100 голов, по 50 голов, не надо навязывать людям 2–3 головы, вот ты будешь жить, не надо мучить людей, мы должны иметь современные фермы, очень хорошо подготовленные и работающие. Тамара Шорникова: На одну секунду прямо прерву, потому что нам пишут зрители. Звоните нам, ждем особенно откликов от жителей сельской местности. Иван Князев: Сельской местности, да. Тамара Шорникова: Расскажите, как живете, как выживаете, возможно. Иван Князев: Вот вы говорите, 100 голов и так далее. А кто это должен дать? Василий Мельниченко: Это никто не должен дать. Нам нужен доступ к ресурсам, чтобы это были доступные кредиты. Вы же видите, у нас, допустим, стандарты создания деятельности сельскохозяйственных кооперативов, закон о сельской кооперации был принят еще в прошлом веке, так сказать, тем не менее ничего этого не развивается в сельском хозяйстве. Министерство сельского хозяйства не имеет такой задачи, как развитие сельских территорий, у него задача 120 миллионов тонн зерна, министерство выполнило, молодец, и министр молодец, и все хорошо. А то, что вот деревни, вот мы видим картины, которая вот прямо проходят, рисуются – это наш удел, потому что мы не используем в мере для своей страны потенциал образования. Вот нам говорят, что надо сильно развивать университеты, – конечно, надо! Только университет закончили, поехали теперь развивать экономику западную: у нас нет приложения этим детям, мы не можем им дать ту перспективу, которую они должны были бы иметь. Страна остановилась, экономика парализована, паралич полный. Мы не будем жить в таком нормальном... Поэтому села обречены и дальше. Я вам больше скажу. Вот у меня соседний совхоз «Скатинский», мощнейший, хороший, сохранившийся, переживший рейдерство, 30–35 литров на корову надой, супер, молодцы, все нормально. Директор пишет, говорит, что ему стыдно, он не может платить хотя бы 50 тысяч рублей зарплату крестьянам. Иван Князев: Почему? Василий Мельниченко: Нет дохода. А откуда доходы? С села выкачивают, как и раньше, деньги. Вы думаете, нам дают деньги? С нас выкачивают деньги. Иван Князев: Василий Александрович, давайте предметнее. Василий Мельниченко: Давайте, предметно говорю. Иван Князев: Выкачивают в виде чего? Налогов, больших кредитов, лизинг на технику? Василий Мельниченко: Нет-нет-нет, сейчас вам скажу. За последние 9 лет дизельное топливо подорожало у нас в 2,5 раза. Выкачали с меня деньги? Иван Князев: ГСМ, в общем, да. Василий Мельниченко: Да, ГСМ. Электроэнергия в 2 раза поднялась, оборудование, техника в 2,5 раза... Я же 9 лет назад трактор покупал за 350 тысяч МТЗ, а сейчас за 1 миллион 400 тысяч. И скажите, где же мне взять денег? Картошку я как продавал по 7–8 рублей, так и продаю; зерно как я по 8–9 рублей... Иван Князев: Где это вы картошку по 7–8 рублей? Тамара Шорникова: Где эта картошка? Василий Мельниченко: Я продаю по 6,5, в этот год я продал 900 тонн. Тамара Шорникова: Подождите, вот тоже мы все ходим в магазины, допустим, в магазине какое-нибудь фасованное яйцо можно найти рублей по 39–40, если вот, что называется, свое, домашнее, фермерское, ниже 80 не подходи. Иван Князев: Даже близко. Тамара Шорникова: Творог, молоко, цены кажутся... Василий Мельниченко: Значит, вы не забывайте, вы живете в Москве, а если мы возьмем... Есть фермеры в Московской области, у нашего союза московского тоже есть свои проблемы, тут все. Но у нас хотя бы рынок сбыта и цена молока, мы ниже 40–50 рублей не сдаем... Иван Князев: Подождите... Василий Мельниченко: ...а внизу 24... Иван Князев: Я понял вашу мысль. Я в связи с этим призову тогда сейчас наших телезрителей позвонить из регионов и рассказать, по сколько местные фермеры выставляют свою продукцию. Вот сейчас у нас на связи Таисия из Саратовской области, вот мы спросим у нее. Василий Мельниченко: Да, давайте. Иван Князев: Здравствуйте, Таисия. Зритель: Здравствуйте. Иван Князев: Ну вот смотрите... Зритель: Я хочу сказать... Иван Князев: Ага. Тамара Шорникова: Слушаем вас. Зритель: Я слушаю. Тамара Шорникова: Говорите-говорите. Зритель: Я уже говорила, повторяюсь второй раз или третий раз. Все население выехало в Москву, молодежь, остались в селе старики. Вот Расловка, первое, было какое село, была речка, была скотина, занимались овощеводством, все было. Сейчас два человека осталось, ну три от силы живут там, и все отдали якобы под сады, но и садов-то там не видать. Иван Князев: Ага. Зритель: Речка пересохла, деревня заглохла, а ведь рядом Сабуровка, нам еще тогда говорили, что будет строиться аэропорт... Иван Князев: Я понимаю, что вы улыбаетесь, я с этим не спорю, я просто пытаюсь понять, что именно происходит. Василий Мельниченко: Нет-нет, я не с этим спорю. Тамара Шорникова: Да, спасибо вам, Таисия, за ваш звонок. Василий Мельниченко: Вы обратили внимание, что даже речки начали пересыхать от действий нашего правительства? Это что такое-то, понимаете? Иван Князев: Ну подождите, Василий Александрович, вы сейчас говорите какими-то такими, понимаете, политическими лозунгами... Василий Мельниченко: Никакими, я вам конкретно сказал на себе как фермер, крестьянско-фермерское хозяйство, как человек, общающийся с тысячами сейчас фермеров. Мы 25–26 марта проводим съезд «Федерального сельсовета», инициаторы – промышленники, машиностроители, они остановились, им продавать некому, у нас лично денег нет в низовой структуре. Если мы не будем покупать, то и не будем... Ведь президент же сам сказал, в первый раз такое прозвучало: сельские хозяйства, сельские территории – локомотив роста всей экономики. Это правда! Если мы сейчас купим технику, заводы в три смены будут работать, мы произведем огромное количество отличной продукции. На сегодняшний день ведь на самом деле не на экспорт нет, мы-то производим, кооперации никакой не получается, у нас нет мотивации к объединению даже, то есть не могут разработать наши министерства ни типовых моделей развития хозяйства, просто нет этого, этого нет. Поэтому мы отстаем в той самой чертовой производительности труда в 13, в десятки раз от Нидерландов, от Ирландии, от Польши, потому что там система отработана хорошо. То есть не имеется в виду, что мы меньше работаем, мы, может, и тяжелее, и больше работаем, чем они даже, не в этом, упрек же не к нам, а упрек в безразличность властей, нас они не видят и не знают. Вы думаете, им надо это сельское хозяйство? Зачем? Бизнес же один в России – нефть, газ, все остальное. Иван Князев: Ну подождите, давайте на этом остановимся. Василий Мельниченко: Давайте остановимся. Иван Князев: Есть несколько вопросов. Василий Мельниченко: Да, давайте. Иван Князев: Нижегородская область: «Молоко от фермера 3 литра за 100 рублей», – это вот к вопросу цен. Василий Мельниченко: Три литра за 100 рублей – это 30 рублей. Тамара Шорникова: Тридцать рублей – это хорошо. Иван Князев: Тридцать рублей – это хорошо. Василий Мельниченко: Чего хорошего-то? У меня стоимость 25–30 будет, если я хорошо буду ухаживать за коровой, кормить. Мне же зарплату надо. Почему директорская... Тамара Шорникова: Мы, простите, от покупателей говорим, что хорошо. Иван Князев: Да, для нас хорошо. Василий Мельниченко: Нет, очень хорошо, но не за счет же деревни хорошо. Иван Князев: А себестоимость сколько будет? Василий Мельниченко: Себестоимость молока на сегодняшний день в хозяйствах при низких зарплатах, имейте в виду, крестьянам не платят зарплат нормальных, порядка 20–22 рублей. Иван Князев: Ну да, прибыль маленькая получается. Василий Мельниченко: Да, то есть... Нет, а надо платить зарплату. Я ставлю задачу: минимальная заработная плата на селе должна быть 50 тысяч рублей, и забудьте за другую. Не будет 50 тысяч рублей – никаких сельских территорий развитых не будет, туда должны люди пойти на доход. Мы в свое время ездили на Север за тысячу рублей, когда здесь было 300–400. Иван Князев: Смотрите, Василий Александрович, вопрос от телезрителя, который сейчас в нашем чате находится: «Вопрос к эксперту: почему во Владивостоке прилавки опустели от овощей, когда закрыли границу с Китаем?» Василий Мельниченко: Потому что мы не производим! Иван Князев: Ну вот вам рынок сбыта, пожалуйста. Василий Мельниченко: Что вы говорите? Мы же не можем конкурировать даже с китайской продукцией. Иван Князев: Ну вот китайской нет. Василий Мельниченко: Нет китайской и нашей нет, потому что мы ничего не производили. А вы что, думаете, что можно зимой сеять, что ли? Иван Князев: Да нет. Василий Мельниченко: Ну как можно было? Вот же коронавирус, вот он пришел. Тамара Шорникова: Понятно, да. Василий Мельниченко: И что вы хотели, посеять зимой? Какие упреки? Картошку мы отправили с Урала теперь туда, все на Хабаровск, кругом. Политика аграрно-промышленная, не только аграрная, я не зря сказал про паралич экономики полный, мы не доходная страна, мы бывшая страна, мы бывшая Россия. Вы проедьте сейчас 300–400 километров по Новгородской области, ну попробуйте, просто проедьте, вы на дороге встретите трех как минимум крокодилов, но ни одной коровы не будет нигде. Тамара Шорникова: Да, мы ездили по командировкам... Василий Мельниченко: Вот, вы же видели, что нет экономики, нет. Бывшая деревня, бывший завод, бывший молочный комплекс, бывший... Мы бывшая страна! Нас такой сделали. Иван Князев: Ну конечно, у нас... Василий Мельниченко: Мы должны повернуть ситуацию. Но комплексная программа развития сельских территорий в корне своем верна, но неправильная. Она верна тем, что как бы написано правильно все, буквы нормальные, слова хорошие, а цифры-то никудышные, неверная поддержка крестьянско-фермерских хозяйств, то есть вот эти гранты, субсидии. Вы посмотрите, сколько трагедий из-за них в семьях сельских неопытных, которые взяли 1,5 миллиона грант, и через 3 года уголовное дело. Он же ничего на них не может сделать! Хорошая ферма должна быть как минимум 50–70 миллионов рублей надо вложить, чтобы приятно было семье работать, чтобы там было все красиво. Ну съездите вы к Булатову Рамилю в Подмосковье, Дмитровский район – вот такие фермы должны быть, красивые, спокойные, чтобы в них работать было приятно и коровам чтобы жить было хорошо там. И он имеет какой-то доход, потому что 100 коров, плюс подмосковные цены – это отлично. Так вот по всей России должны быть типовые фермы, по всей России должна быть создана сеть кооперации, это единственный способ поднять село и деревню. Должны быть и строительные кооперативы, и производственные, и сбытовые. Не отдать в руки бизнесу... У нас Гражданский кодекс так написан, главное – это прибыль для бизнеса, никаких ничего, никаких социальных обязательств нет, ничего нет. Иван Князев: Звонок есть у нас. Тамара Шорникова: Да, прервемся, послушаем. Елена из Ростовской области. Здравствуйте, Елена. Зритель: Здравствуйте. Я учитель сама по себе, работаю 30 лет, живу 30 лет, допустим, мне 47, я не скрываю, 30 лет я работала в школе. Я начала работать, когда еще был колхоз, и мне колхоз дал дом. Сейчас все рушится действительно, я согласна с ведущим. Ведь у нас нет действительно полностью какого-то типового развития села. У нас клуб не ремонтировался, культура, 40 лет, он стоит без окон, без дверей, в фойе только проводятся какие-то мероприятия. Ведь людям даже собраться негде. У нас работает школа, хорошая школа, хорошая садик, там в садике можно, допустим, человек 50, а туда ходят 15, потому что все уехали действительно в Москву. Семьи распадаются из-за чего? Молодые люди едут зарабатывать деньги в Москву, а семья распадается, дети растут сами без отцов здесь с мамами. Или мама вынуждена уезжать, оставлять детей бабушкам. Газификации до сих пор нет... Тамара Шорникова: Да. Иван Князев: Это факт. Зритель: Да, «Газпром» подвел к нам газ, но этот газ еще будет лет 10–15 идти. Чтобы подвести в хуторе газ, будет человеку стоить около 250 тысяч. Откуда он такие деньги возьмет, если бабушка получает пенсию 7–8 тысяч, 13 от силы? Учителя 15 получают. Вот я учительница, 17–18 на руки получаю, все. Василий Мельниченко: Ну, ну? Зритель: Ну откуда такие деньги? Иван Князев: Нет, с этим-то никто не спорит. Тамара Шорникова: Да, спасибо вам за ваш звонок. Василий Мельниченко: Вот вам, да. И это как бы действительность, никуда не денешься. Иван Князев: Давайте сразу Бурятию еще послушаем. Тамара Шорникова: Да, послушаем еще Бурятию, сравним. Василий Мельниченко: Да. Иван Князев: Василий у нас на связи. Тамара Шорникова: Василий, здравствуйте. Иван Князев: Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Тамара Шорникова: Слушаем вас. Зритель: Ну вот я смотрю программу «Вымирающее село». У них там... еще хорошо работает, а у нас вообще. Пятнадцать деревень в нашем районе, и ни одного... Два там есть крестьянских хозяйства таких маленьких, остальное население не работает. Мы занимались лесом, лес отобрали. На сегодняшний день сельское хозяйство не ведется вообще, нисколько нет, людям работать негде. Вот говорят, что продукцию сбыть некуда, – у нас и продукции-то нет. Василий Мельниченко: Вот. Зритель: У нас был Китай, возили из Китая, а сегодня нет Китая. Василий Мельниченко: Вот. Зритель: Но наши... Я живу в деревне, у нас раньше был колхоз, мы сеяли капусту, морковку, ферма была 2,5 тысячи голов. Ферма стоит, а в ней никто ничего не держит. Районная администрация не занимается этим делом. Когда им предлагали, давайте организуем, допустим, совместное предприятие, колхоз на базе государственного предприятия, они сказали: «Вы что, смеетесь?» Я говорю: «А для чего вы тогда избраны? Почему вы не идете вверх, почему вы не предлагаете, чтобы нам дали что-то, организовали это дело?» Молодежь спивается, а старики уже умирают. Мне на сегодняшний день 64 года, я до этого занимался лесом, сельским хозяйством, коней разводил, небольшое стадо было коней, 250 голов. На сегодняшний день я уже старый стал, а молодежь не хочет заниматься этим делом, потому что ей не дают. Тамара Шорникова: Да, Василий, спасибо вам за ваш звонок. Иван Князев: Да, спасибо вам. Тамара Шорникова: Мы-то как раз в своих командировках действительно изъездили страну вдоль и поперек, снимали немало репортажей о малых городах как раз. И там, я помню, приезжаешь в любое село, маленький городок, и обычно разговор с чего начинается? – «раньше был колхоз, совхоз» и так далее, и стоят вот эти вот остовы пустых коровников и так далее. Но у меня вот такой вопрос: а мы бывшая страна, или мы современная страна, которая неизбежно сталкивается с тем, что сельское хозяйство в прежнем объеме, в прежнем качестве не возродить? Нужно искать другие точки приложения для таких небольших территорий? Василий Мельниченко: Мы же страна, которая вечно что-нибудь ищет. Кто потерял-то, чтобы его искать? Нет, конечно. Вот обратите внимание на наших соседей, допустим, ближних, у которых получилось, та же Польша, да? За 10 лет страна стала ведущей аграрной страной Европы, основываясь на 2 миллионах своих крестьянско-фермерских... Два миллиона, а у нас 150 тысяч фермеров всего действующих, а там 2 миллиона. Тамара Шорникова: А как они там со сбытом справляются? Потому что у нас небольшие крестьянско-фермерские... Василий Мельниченко: Да было бы, что сбывать, и мы все... Ну смотрите, я 2 тысячи тонн картошки продаю? Продаю, но дешево. Тамара Шорникова: А как продаете? Василий Мельниченко: Дешево продаю, так приезжают и забирают, я даже не напрягаюсь, чтобы продавать. Мясо я продаю? – продаю, у меня все забирают. Другой вопрос, что это мне все невыгодно производить. У нас так случилось, что все остановилось. Покупательская способность населения никакая, денег нет, вот, 7–15 тысяч, ну вы что? Рабский труд же запрещен во всем мире. Вот здесь маленькая такая табличка, сравнение Ирландии и Ленинградской области: Ленинградская область и больше, и потенциал больше, а маленькая Ирландия в 13 раз производит больше сельхозпродукции, чем передовая Ленинградская область, в 13 раз, понимаете? На 2 миллиарда евро только продают говядины. Вот есть коровы, 7 миллионов КРС в одной Ирландии, 7 миллионов. Ну не получилось у нас Роснано, ну не получается это «Сколково», все, но давайте за 3 месяца всех научим коров пасти, давайте в каждом селе хорошая ферма нормальная, все. Да мы станем ведущей действительно страной по производству самого востребованного энергичного продукта – питания, здорового, красивого. Ну президент же сказал про органическую продукцию – все, давайте производить. Так давайте производить! Потому что ну сказал и сказал, а мы не делаем. Иван Князев: Василий Александрович, у нас многие телезрители пишут про агрохолдинги, я так понимаю, что дружно их ругают. В частности, спрашивают, платят ли агрохолдинги налог на землю, у вас спрашивают. Василий Мельниченко: Ну плохо это дело, что мы пошли опять по ложной идеологеме. Агрохолдинг – это не развитие сельских территорий, это фабрика по производству чего-то: большая ферма, большой комплекс какой-то свиноводческий. Это фабрики, это вообще к сельскому хозяйству никакого отношения не имеет. Ну и второе – это, конечно, не та продукция, которая нужна человеку. Природу не обманешь, друзья мои, нельзя вот, значит, так будем говорить, «напрягать» Россию. Если мы хотим, чтобы мы были великолепным пространством, давайте развивать наше пространство действительно, чтобы было все нормально обучено. Мы готовы к этому приступить прямо сегодня, прямо сейчас вот, я это самое говорил недавно Медведеву на встрече. Я сказал: «Ну подпиши ты мне эту бумагу, я пошел работать уже, ну никто не работает в стране, я буду работать!» Нас два пенсионера осталось, Владимир Владимирович да я, мы спасаем Родину, ну сколько ж можно-то ведь, а? Тамара Шорникова: Василий Александрович, сегодня утром обсуждали сельскую ипотеку, вот 2,7% хотят предложить, например, на тех же курортах Краснодарского края и так далее. Иван Князев: Поможет? Тамара Шорникова: Мотивация такая: людей будет больше, приток раскачает экономику, начнут строить, делать. Василий Мельниченко: Чтобы мне... Вот у меня три дома, я человек небедный считаюсь по меркам села, правильно, три больших дома я построил. Я вам скажу так, что за последние 10 лет мы с 5 400 сократились население до 2 900 в окрестных моих селах, рядышком со мной, это один сельский совет большой. А зачем я строил дома-то? Я без ипотеки их построил. Иван Князев: То есть приезжай ни приезжай... Василий Мельниченко: Да, ну что приезжать, если нет работы? Куда переезжать? Ну это ладно, вокруг городов это будет использовано, застроено. Поверьте, вот эта ипотека так и будет использована. Но какого черта в Новгородскую область сейчас попрутся до передовых губернаторов строиться, если работы ноль? Иван Князев: Ну да. Василий Мельниченко: Если в Тверской области сдохло полностью сельское хозяйство вместе с деревнями, если в Калужской области, где действительно и министр толковый, и все, пытаются что-то делать, а половина земель вообще не обработана и не может быть использована при этой политике.? Иван Князев: Спасибо. Василий Мельниченко: Меняем политику, меняем отношение, и все у нас получится. Тамара Шорникова: Да, спасибо. Иван Князев: Василий Мельниченко был у нас в гостях, это было «Личное мнение» председателя общественного движения «Федеральный сельсовет». Спасибо вам большое. Василий Мельниченко: Спасибо.