99-ая годовщина Октябрьской революции. Какое в стране сегодня отношение к тем событиям? Что думают политики, историки и обычные граждане? Ольга Арсланова: Сегодня особенный день. Я думаю, что все помнят о том, что великой октябрьской революции исполнилось 99 лет, буквально год – и век! Недовек. Антон Алфимов: Я вот думаю, употребимо ли здесь слово "будем отмечать". Это, я не знаю, отмечают? Ольга Арсланова: Отмечать, наверное, не будем, но обсуждать точно будем. И тем более что век практически прошел, а острота споров до сих пор ощущается, причем очень серьёзная. В одной Госдуме что творится. Антон Алфимов: Ну, то ли ещё будет через год, когда мы будем вспоминать столетие.  Ольга Арсланова: Как относиться к этим событиям, и опять же, вот я не зря вспомнила парламент, потому туч в рамках одной структуры, есть люди, которые заявляют о том, что Ленин – это Гитлер. А есть люди, которые до сих пор считают, Ленина… Антон Алфимов: Что это два разных человека. Ольга Арсланова: … избавителем нашей страны от многих проблем. В общем, поговорим как раз об этом и спросим ваше мнение, как вы относитесь к событиям тех дней.  Антон Алфимов: Ну и действительно, номер нашего смс-портала на ваших экранах, в начале пишем "ОТР", далее ваше сообщение, также для вас доступен телефон прямого эфира. А в гостях у нас сегодня Виктор Аксючиц, философ, общественный деятель, здравствуйте! Виктор Аксючиц: Здравствуйте. Антон Алфимов: Ну, наверное, первый вопрос, 99 лет – это срок ли в рамках общей истории чтобы делать какие-то выводы? Ольга Арсланова:  Тем более что мы знаем, извини, Антон, я перебью и сразу поясню нашим гостям, что вот в этом многообразии точек зрения ваша точка зрения, одна из точек зрения, очень заметна и очень во многом необычная для многих. Виктор Аксючиц: Ну, прежде всего я считаю, что это совершенно уникальное историческое явление. Я бы не называл его по-коммунистически - великая октябрьская социалистическая, это большевистский переворот, который не произошел бы, если бы не цепь совершенно роковых событий: вот любое звено убери их этой цепи – его не было бы. Если бы Россия не вступила в Первую мировую войну – она могла не вступить и должна была не вступать. Если не такая фигура как Ленин, совершенно демоническая, революционная, который обобщил всю практику, всю теорию государственных переворотов предшествующих, создал небольшую, но уникально мобилизованную группу единомышленников. Избавлялся от всех, кто сомневался все годы, заставлял поступать самыми радикальными мерами, при этом иногда оставаясь единственным в партии, просто принуждая партию это совершить. Вот если бы не февральский переворот, который совершила либеральная общественность, и генералы, и, естественно, думское большинство. А Ленин в этом время между прочим занимался швейцарской революцией и европейскими революциями, сидя в Швейцарии, он уже говорил, что нынешнее поколение не доживет до революции в России, и вдруг такой подарок – переворот. Далее… Антон Алфимов: А что вы имеете в виду - "подарок"? Хотите  сказать, что эти действия, я не знаю, были какими-то неожиданными для его организаторов? Виктор Аксючиц: Ну конечно, неожиданным! Он же сам и говорил, что мы уже всё. Он не надеялся не революцию в России, он прямо так и говорил в октябре шестнадцатого года в Швейцарии. Далее, если бы не немецкие деньги, которые были, естественно, потрачены больше всего на оружие, на агитацию… Антон Алфимов: Без денег вообще мало что можно сделать.  Виктор Аксючиц: … летом семнадцатого года большевистская пропаганда издавала литературы больше, чем все остальные партии вместе взятые. Вооружена была более всего – вот тоже революции не было бы. Плюс… Ольга Арсланова: Ну, в общем, не было какого-то очевидного противовеса. Ни личностного, ни организационного, насколько мы понимаем. Виктор Аксючиц: Ну, на самом деле противовес был, например, если бы Корнилов совершил свой переворот, военный, то никакой бы большевистской революции не было. Но его предал Керенский в самый последний момент - вот ведь в чем дело. Далее, когда большевики захватили власть, они могли быть свергнуты эсеровским мятежом. Спасла большевистскую власть тогда латышская дивизия, как мы знаем. Так вот, если бы одно звено убрать из этой цепи революций – переворота большевистского не было бы. Тогда встает вопрос, а зачем же тогда произошло всё это? А вот если человек, скажем, живя, падает во все ямы  которые только можно, спотыкается о все препятствия, которые только можно. Пропускает все жизненные возможности, которые ему жизнь предоставляет. Тут встает вопрос – почему? Потому что что-то в его голове ненормально, с его головой что-то ненормально. Вот то же самое случилось с умом нации, с интеллигенцией русской, и с общественностью русской, которая сто лет готовилась к революции. Они ниспровергали все общественные устои, они были ориентированы проевропейски, прозападно, говорили на европейских языках прежде всего. И, естественно, орден русской интеллигенции, ядро его, готовило революцию всячески. И теоретически, и концептуально, начиная с, естественно, восстания декабристов. А вся либеральная общественность ориентировалась на это левое ядро, рукоплескала, помним, террористам, которые убивали и царя, и многих других в России. Вот это очень поучительное событие, понимаете? Когда ум нации радикализируется, то соответствующие и результаты. Антон Алфимов: А как вам кажется – эта радикализация, она произошла по каким причинам? Ведь понятно, что можно какие угодно там задвигать лозунги, но каждый меряет ситуацию по себе: кому-то не хватает еды, кому-то, я не знаю, какие-то общественно-социальные моменты в жизни не нравятся. Ольга Арсланова: Кому-то земли – как у нас там крестьянский вопрос решен не был. Антон Алфисмов: Это при том, что многие сейчас говорят, что к моменту революции-то земля у многих крестьян была. Виктор Аксючиц: Вы понимаете, те явления, объективно, о которых вы говорите, они бывают всегда, они были  и в России. Но поразительное явление – прочему безземелье вдруг в России. Действительно мало земель, началось в центральных областях, потому что резкий рост населения сельского возрос. А почему он возрос? Потому что уровень жизни повысился. Это нормальное естественное явление. Т.е. уровень жизни в России повышался. Т.е. да, это задача. Да, это проблема, да, это исторический вызов, который стоял перед Россией. И этот вызов на него адекватно отвечал в частности Столыпин своей реформой, кстати, говоря, если бы Столыпин был жив, он никогда бы не допустил в вступления России в войну. Он уже однажды это сделал незадолго до своей смерти – вот ведь как. Антон Алфимов: Ну знаете, если бы Николая II всё-таки зарубили бы… где на него там покушение, в Японии было, да? То, может быть, вообще ничего всего это не было. Виктор Аксючиц: Ну, был бы кто-то другой монархом в России, так сказать, его братья. Ольга Арсланова: Слушайте, у нас тут разрывается смс-портал, ну собственно как всегда, когда мы обсуждаем такие горячие спорные темы. Кто-то пишет, что революция - это трагедия для России, а нам тут пишут: "мерзко и противно смотреть вашу передачу, мы разочаровались, вы тоже стали поливать грязью советский период". Почему сто лет прошло, а нет единого отношения к этому событию в нашей стране? Это хорошо – у нас плюрализм и обсуждение, мы пытаемся найти какие-то точки соприкосновения, или должна быть какая-то единая государственная позиция по таким вопросам и мы все должны её придерживаться, как вам кажется? Виктор Аксючиц: Ну, к сожалению, у нас до сих пор ещё в умах продолжается гражданская война, вот это вот размежевание. Во-первых, не осознано общественностью до конца вот это инфернально совершенно злобная, уникально исторически кровавая большевистская диктатура, которая правила ложью и насилием. И сначала ложь – большевики обещали, что? Землю, да? Обещали, естественно, отменили командиров, так сказать, обещали мир и так далее так далее. Поступили в конечном итоге, захватив власть, они прямо противоположным образом. И так поступали всегда.  Т.е. не хватает мужества у многих людей, во–первых, осознать вот эту вот полностью, так сказать, злобность и негатив большевистского переворота, ну а дальше что произошло? А дальше вот этот коммунистический режим и коммунистическая идеология паразитировала на российской государственности и на народах России, прежде всего на русском государствообразующем народе. Естественно, паразит выжимал все соки. Естественно, паразит, именно он инициировал перманентный террор, при котором уничтожались целые сословия и лучшие люди в России в течение десятилетий. Но организм сопротивлялся, и в конце концов организм переварил того паразита, началось всё, конечно, в Великую Отечественную войну, когда для того чтобы выжить этот коммунистический режим, надо было отпустить всё, что раньше подавлялось и уничтожалось. Прежде всего, элементы национального патриотического сознания – это родина-мать, это отечество, т.е. те слова, за которые в 30-е годы просто расстреливали, это и возвращение царских погон и т.д. и т.д. Это братья и сестры, в конце концов, с которыми Сталин обратился к народу. Это пробудило патриотическое сознание и в обществе, и народ, естественно, усилил свое сопротивление гитлеровскому режиму, который нес, естественно, ему смерть. Далее главное раскрепощение религиозного сознания: Сталин вынужден был в 43-м году раскрепостить церковь и прекратить вот эти гонения бесконечные. Ведь самые страшные гонения богоборческие гонения во всей мировой истории были именно в Советском Союзе. Вообще коммунизм и коммунистический режим – это самая радикальная во всей мировой истории антихристианская доктрина и сила, вот эти вот путы ослабели, паразит для собственного самосохранения вынужден был тело, на котором он паразитирует, раскрепостить. И дальше всё и началось вплоть до наших дней. Ольга Арсланова: Ну а не вредно ли нам сейчас так болезненно это переживать? Нам и зрители напоминают (и я тоже, естественно): первая аналогия, которая приходит на ум – это великая революция французская: множество жертв, и многие говорят о том, что революция была не оправдана, что можно было всего этого добиться другим путем, режим сам бы пал. Но, тем не менее, какие-то вещи они забывают, они закрывают на это глаза, и делают эту страницу почетной для своей истории. Т.е. для психологии общества что полезней? Признать эту проблему? Признать, что нас обидели и переживать по этому поводу? Или сделать эту страницу всё-таки такой… ну да, где придется её наверное украсить, для того чтобы с этим дальше жить, с этим смириться. Виктор Аксючиц: Ну, не следует за французами повторять их ошибки, ведь на самом деле французская великая культура, нация выродилась после этой революции, после наполеоновских войн, это факт. Какое место сейчас в истории занимает и в культуре, и в Европе Франция? Вот. А нам бы следовало, естественно, учесть наши ошибки, и увидеть и позитив в этой истории: ведь то, что русский народ, народы России переварили коммунистических режим без всякой помощи извне (мы помним, что все тоталитарные режимы сокрушались извне – в Японии освободили, в гитлеровской Германии освободили немцев, в Италии и после того – освободили, помогали, в том числе планам маршала). Наши народы, народы России сами себя освободили от этого тоталитарного коммунистического режима, это уникальное совершенно явление. И потому всё лучшее совершалось в Советском Союзе: скажем, вот, советы – это государственность, это национально-государственный организм, а коммунистическая партия – это то, что паразитирует на этом, - и вот всё, что лучшее совершалось вопреки этому паразиту, коммунистическому режиму, это надо признавать. Ведь огромные достижения в Советском союзе были и только потому, что народ победил в этой войне, а не коммунистический режим победил в той войне. Если бы сталинисты не раскрепостили бы эту силу общенациональную, общенародную, никогда бы не победили в войне с гитлеризмом. И именно народ и лучшие его представители -  все эти достижения, которые мы можем перечислять вопреки! Ведь все наши ученые, многие из них, были арестованы, сидели в лагерях, потом опускались. Некоторые из них, как Вавилов – были истреблены. Некоторые представители творческой интеллигенции были истреблены, а многие прошли лагеря. Это что было? Это что надо было всё делать, для того, чтобы расцветала российская культура? Т.е. мы должны признать ошибки, признать пороки, признать достижения советского периода. Антон Алфимов: Вы говорите, освобождение произошло, вы имеете в виду 91-й год? Вот это вот всё? Вам не кажется, что эти события происходили тоже по революционному сценарию, другое дело, что революция сверху была, в отличие от 17-го года. Виктор Аксючиц: Ну, как смотреть. Если бы у дома советов, у белого дома так называемого, не собрались десятки тысяч людей и не выходили бы на демонстрации в 90-м, в 91-м году, то никакой революции сверху в 91-м году бы не было. Это именно была бескровная, строго говоря, революция снизу, больше всего. Другое дело, что плодами её, как это всегда практически бывает в истории, воспользовались правящие слои. Второй отряд коммунистической же номенклатуры, каким был Ельцин и всё его окружение, и, естественно, все реформы, которые они впоследствии осуществляли, они обрушили ещё большее испытание на Россию, на русский государствообразующий народ. Их можно перечислять. Возможны ли были тогда другие пути? Конечно, возможны были бы, также как Россия могла не ввязываться в первую мировую войну, и другие истории. В этом момент, конечно же, и власть российская могла совершенно проводить другие реформы, самые радикальные самые можно сказать кровавые реформы были проведены с 91-х годов именно ельцинской властью, нигде в Восточной Европе такие реформы не проводились. Когда спрашивали у Чубайса в одном из интервью: "А где вы можете привести аналог такого рода капитализации и приватизации"? Он сказал, пожалуй, только в Албании, понимаете? Он признал в свое время в интервью, что та, приватизация, которая им была инициирована, она в основном во многом легализована криминальные элементы и так далее и так далее. Можно было без этого? Можно было. Возможны были другие пути? Возможны были, в том числе, осознавая свою историю и человек, и народ поступает адекватно и строит своё будущее только тогда, когда он адекватно осознает свое прошлое. Антон Алфимов: А были другие пути 99 лет назад? Виктор Аксючиц: Были, и я только что их перечислил. Антон Алфимов: Ну, тем не менее, если, как мне представляется, кризис достаточно глубок, то кроме как какими-то радикальными путями из него не выбраться. Виктор Аксючиц: А что у нас называется "кризисом"? Не смотря на вот эту кровавейшую войну, русская армия к 1917 году была перевооружена.  Естественно, мобилизована. Как мы знаем, вся эта форма национально-ориентированная, которую потом назвали "буденовской", - это была стилизация русской традиционной военной формы, так ведь? И весной должно было начаться наступление, в котором, безусловно, Россия бы победила в этой войне. Вот этот переворот во время войны, причем переворот совершали круги, которые  были промонархическими, и Шульгин, который прибыл убеждать императора отказаться от власти, - лидер монархической партии. И Гучков – это лидер, можно сказать, право-центристской партии. И они хотели просто поменять царя. Они не хотели свергать монархию. Но вообще голова не работала нашей интеллигенции: менять царя во время войны – это, естественно, чудовищная ошибка. Вынули стержень власти, ведь для абсолютного большинства народа (крестьянская Россия до сих пор была), монарх – это было всё, понимаете? Они могли бороться с кем угодно, но не с монархом. Власти нет, всё позволено, и всё посыпалось естественным образом.   Ольга Арсланова: Давайте примем звонок от наших зрителей, у нас Ольга есть на связи из Ярославля. Здравствуйте, Ольга, спасибо, что дождались! Ольга, г. Ярославль: Здравствуйте. Я хочу не согласиться с выступающим товарищем, потому что мне, как человеку, когда-то сдавшему экзамен по научному коммунизму, и чтобы его сдать, мне пришлось законспектировать 40 томом Ленина, поэтому я знаю, о чем говорю. Мне надоели бесконечные нападки в течение 25 лет на социализм и конкретно на Ленина. Почему социализм в нашей стране потерпел крах и произошел, как я бы сказала, ельцинский переворот в 91-м году? Потому что из учения Ленина была сделана догма, прежде всего. То, о чем мечтал человек, просто мечтал, было сделано как какой-то закон. Типичный пример: Ленин говорил, партия коммунистов – это партия рабочего класса. Что происходило в 80-е? Для того чтобы вступить в партию итээру ( - инженерно-технический работник, прим. редактора) нужно было принять трёх рабочих, поэтому те, кто были действительно прогрессивные, демократичные люди, они просто не могли туда вступить, потому что как им можно было принять директора института, главного инженера, чтобы они двое были обязательно членами партии. Антон  Алфимов: Ну, хорошо, допустим, а это объясняет что? Я не понимаю. Ольга, г. Ярославль: Это объясняет, что… Типичный пример вот этого догматического учения. Второй пример, того же самого: тот же Ленин говорил, что социализм должен победить во всём мире. И после отечественной войны, после восстановления этого хозяйства, что происходило? Лишь бы только все страны встали на социалистический путь развития, и колоссальные денежные средства были отданы Арктике, Азии, всем странам. Мы кормили пол стран Западной Европы, которые объявили себя социалистическими. Доходило до абсурда: мы заказывали железные ворота в Чехословакии для того чтобы их поддержать и платили долларами, валюта, как будто мы сами не могли этого сделать. Всё это привело к тому, чтобы вместо того, чтобы вкладывать в развитие деревни, города, газифицироваться, чтобы люди жили в нормальных домах, колоссальные средства уходили за границу на поддержание самой идеи. Ольга Арсланова: Спасибо, Ольга, большое за вашу ремарку. Но ведь действительно любой режим должен обладать определенной гибкостью. И вот то, о чем говорит Ольга, это справедливо. Это гибкость, которой режиму не хватило, чтобы видоизменяться. Режим вероятно, по мнению многих, экспертов не менялся с течением времени и это его погубило. Виктор Аксючиц: Да. Вы знаете, когда я поступил на философский факультет МГУ, старшекурсники мне рассказывали анекдот, который на самом деле является былью: что такое марксизм – это когда в темной комнате ловят чёрную кошку; что такое марксизм-ленинизм – когда в той же комнате ловят ту же кошку, заранее зная, что её там нет; что такое научный коммунизм – это когда ловят, заранее знают, что её там нет, и каждые пять минут кричат "ура, поймали!". Понимаете, вот та фантасмагория, которая насаждалась и господствовала в течение 70 лет в России, он в девяностым годам испарялась, люди ещё произносили коммунистические пароли, но жили уже совершенно по-другому. Поэтому это всё так и быстро и скромно рухнуло. Что интересно! Что стало со специалистами по диалектическому материализму? Они очень быстро все стали метафизиками. Специалисты по историческому материализму стали социологами. Специалисты по научному коммунизму стали политологами. Специалисты по научному атеизму стали религиоведами. Вот ведь как! Т.е. где сейчас социалистическая идеология, которая господствовала? Её просто нет! Ольга Арсланова: А кстати, вы же сами вышли, да, из партии? Когда это было? Виктор Аксючиц: Я вышел из партии в 1977 году. За что КГБ исключило меня из аспирантуры и естественно запретили работать по профессии. Почему сейчас все мои друзья профессора и доктора, а я нет? Только поэтому. Вот ведь как. Но ко мне тогда уже, в середине семидесятых годов, когда я вышел из партии… Ко мне стали присылать из парткома моих друзей, чтобы они уговорили меня. Они уговаривали меня: "ты же талантливый человек, ты должен работать, без партии это невозможно!". Я говорю: "Да нет, скоро рухнет этот коммунистический режим". "Да нет, на нашу жизнь его точно хватит, на десятилетия как минимум!" (- отвечали его друзья, прим. редактора). Я знал уже тогда, что он скоро рухнет, потому что он изнутри уже прогнил. И был уже вопрос времени, когда это случится. Ну, скажем, в 1991-м году КГЧП если победил бы, нужно понимать, ну, на пару-тройку десятилетий коммунистический режим мог бы ещё продлится. Но случилось по-другому. К сожалению, тот шанс, который был предоставлен России и народам России в августе 1991 года, был наихудшим образом реализован пришедшей к власти партноменклатурой того времени.  Антон Алфимов: Что значит для вас революция 1917 года? Такой вопрос наши корреспонденты задавали нашим зрителям на улицах разных городов страны. Давайте посмотрим, что из этого получилось. - Это было начало новой эры. Потому что произошли какие-то изменения. Любые изменения, практически, они ведут к лучшему (Владивосток). - Я согласен с нашими классиками, они все говорили, что Россия должна быть монархической страной. Поэтому лично моё мнение: это не самый лучший день в нашей истории (Владивосток). - Больше грустное событие, развал очень сильной империи, которая у нас когда-то была (Владивосток). - Ну, во-первых, это день воинской доблести и чести, парад 7 ноября, помните, да? 41-й год! Вот сегодня в Москве будут показывать. Это день нашей памяти. А историю нельзя переписывать (Владивосток). - Положительно то, что уничтожили царский строй, разогнали буржуазию, пролетариат восторжествовал. Ну, то, что после этого возникла гражданская война плохо, да, я согласен. Но толчок для другого, более прогрессивного мышления людей и опять же, скажем так, в техническом прогрессе тоже хорошо (Санкт-Петербург). - После революции…  Ну, Ленин пообещал крестьянам землю – в какой-то степени они её получили (Санкт-Петербург). - Зато свободу рабочим дали. А так бы под царем ходили. Свободные стали люди (Санкт-Петербург). - Монархия она изжила себя на тот период, ну, и на сегодняшний. Но, к сожалению, мы раньше пришли к коммунизму, нежели к капитализму, т.е. сначала должно было быть наоборот (Новосибирск). - Россия развивалась нормально. А после революции что у нас случилось? Ну, всё: народ голодал, война, гражданские войны все эти пошли, всё это же убийство людей. (Новосибирск) - Есть плюсы, есть и минусы. Революция это всегда разрушение, кровь и страдание. Мне нравится больше слово "эволюция" - это развитие. (Новосибирск) - Ну, я думаю, что если не было бы – наверное, жили лучше. А отношусь… ну это факт произошедший, с этим уже ничего не сделаешь, поэтому ну философски, наверное, ну было и было. (Новосибирск) - Я положительно, это мой праздник. Поэтому я отношусь положительно, потому что я при нем прожила и состарилась. Поэтому – да! И все мои друзья и знакомые – все это поддерживают (Новосибирск). Ольга Арсланова: Ну, вот буквально несколько дней назад отмечали день народного единства, но вот в этом вопросе никакого народного единства, как и по многим другим, не наблюдается. И мы видим, что, наверное, всё-таки у большинства сегодня россиян, судя по опросам, та социальная модель, которая была вызвана социалистической революцией, не вызывает отторжения. Вы это с чем связываете? Виктор Аксючец: Да. При том при всем, люди просто забывают и не хотят знать. Трудно, в общем-то говоря, принять ответственность за понимание тех трагических истин, которые были в нашей же истории. Ну, прежде всего, конечно же, большевики истребляли не только буржуазию, все традиционные сословия были уничтожены. Помимо этого христиане физически истреблялись, просто сотни тысяч! Истреблялись физически, кровавейшим образом. Но самое главное, что больше всего было истреблено крестьян, основ России. Т.е. миллионы крестьян были физически истреблены. И во время восстаний, а это была основная антибольшевистская сила в гражданскую войну, голодоморами, которые специально организовывали большевики и в Поволжье , и на Северном Кавказе, потом и в Казахстане. И на Украине, кстати, говоря, тоже. Антон Алфимов: Специально – это зачем? Виктор Аксючец: Потому что для них крестьянин - производитель, никакой земли они не дали. Они же сначала дали, а потом стали отбирать. Почему стали отбирать? Потому что единоличник крестьянин-производитель, основной производитель вообще продовольствия в России, он был индивидуалистов в подсознании, он был самостоятелен, независим. Он не хотел, например, отдавать бесплатно хлеб, потому что иначе он не мог производить тогда. Ну просто элементарный факт: тогда, когда в 1927 году началась индустриализации и стали создаваться отряды продразверстки, для того чтобы изымать у крестьян хлеб, на следующий год, в 1928 или 1929 году, крестьяне посеяли гораздо меньше хлеба. Почему? Потому что ни не хотели бесплатно работать. И тогда началась коллективизация, тогда надо было не только насильственно заставлять отбирать, так сказать, продукт, который производило крестьянство, но и насильственно заставить работать. И очень интересное явление. К 1932 году производство сельскохозяйственной продукции по сравнению с 1928 годом (а в 1928 году был достигнут уровень 1913 же года в России) уменьшилось в 2,5-3 раза. Это что? Это большевики всё сделали, специально организовали. Восстановились объёмы такого производства только к концу 50-х годов. И вообще надо избавляться от мифологии, в частности вот некоторые наши руководители предложили назвать революцию – Великой русской революцией. Ну, во-первых, она никакая не русская. А мы знаем, что во главе большевистской партии и большевистского правительства русский был один только Ленин, остальные все были нерусские.  ВО главе все отрядов чрезвычайного назначения, аппарата репрессивного и ЧК, там русских вообще не было. И все эти отряды, о которых я говорил – латышские и прочие, огромное количество китайцев вдруг оказалось на территории России. Т.е. это был интернациональный режим. Во-первых, по идеологии, затем по сущности, по установке и по уничтожению, прежде всего, коренного населения. Поэтому никакая не русская. Во-вторых, она, конечно же, никакая не великая. Поскольку на самом деле наиболее трагический период вообще в мировой истории по количеству людей, уничтоженных в своей стране. Вот чем коммунистический режим отличался – что он уничтожал, прежде всего, истреблял население своей страны. Вообще такого никогда не было по масштабам, по времени в мировой истории. Поэтому можно было бы назвать её "Российская революция", это в крайнем случае. И то, вот, как я считаю, это скорее было таким насильственным  переворотом, который, в общем-то говоря, обрушил Россию в страшную трагедию, трагедию 20 века. Ольга Арсланова: Вот тут парируют зрители, говорят, "неужели царь не уничтожал население, особенно в войнах". И вот пишут: "Октябрьская революция – одно из самых значимых событий 20 века, Ленин – ключевая фигура, подарил народу свободу, образование – ликбез, массовая стройка заводов, предприятий, работа для населения. Всё, чем гордится современная Россия, создано в СССР". Антон Алфимов: Давайте ещё звонок возьмем. Михаил, город Белгород. Здравствуйте, слушаем вас! Михаил, г. Белгород: Здравствуйте, я хочу вот что сказать, что революция, конечно, вот эта Октябрьская социалистическая – это, конечно, трагедия. Как ни крути. Но эта трагедия, господа, была вполне закономерна. Потому что там, где власть годами, веками, плохо относится к своему народу, держит его в невежестве, не просвещает, не одухотворяет его (она должна быть примером для него, власть) - вот это кончится трагедией. И ещё, вот уже сказали. Эта революция привела к уничтожению русского государства и привела к появлению советского государства. Вот вспомните: были губернии, и наплодили большевики национальных республик. И вот эта мина замедленного действия – она рванул в 1991 году, когда русский народ стал расчлененным народом. Именно тогда он стал расчлененным народом – когда наплодили этих республик, сделали его некоренным. Где ж теперь подрастают русским некоренные? В Казахстане! Некоренные, где не ткни – они везде некоренные. А что сделали с казаками? Они их уничтожили просто казаков. Вот к чему привела эта революция. Поэтому должны об этом помнить. Другое дело, что ничего не меняется, у нас как было – всё так и осталось. Как воровали – так ещё больше стали воровать. Вспомните эту нашу демократию, под какими лозунгами они шли в 87-м году? У всех коммунистов привилегии, что они воруют, что мы сидим на нефтяной и газовой трубе. Прошло 25 лет, что изменилось? Как мы сидели на трубе на газовой, так на ней и сидим, как воровали, так ещё больше воровать стали, привилегий стало ещё больше. Что же изменилось в лучшую сторону? Ничего не изменилось! Антон Алфимов: Спасибо, Михаил, за ваше мнение. Ольга Арсланова: Ну, собственно, как и тогда у людей, так серьёзно пострадавших и в войне, и в экономических неурядицах, был запрос на социальную справедливость. Так собственно он никуда и не делся этот запрос по прошествии века. Большевики вроде как её обещали. Виктор Аксючиц: Обещали, но ни в каком своём этапе эта социальная справедливость не была реализована, за исключением может быть 70-х годов, когда коммунистический режим свои щупальца и свою хватку ослабил. Но дело в том, что до сих пор всякого рода мифы господствуют. Вот, например, система народного образования в дореволюционной России была уникальна, кстати говоря. И она была положена, потом уже, когда большевики были вынуждены готовиться к индустриализации, в основу советского образования. Уникальное совершенно явление: в начале 20-го века до 1914 года российская экономика развивалась самыми большими в мире темпами. Уникально, да? Россия, как известно, кормила всю Европу хлебом, вывозилось масло и так далее и так далее. Т.е. Россия очень бурно образовывалась, это при царском режиме, бурно развивалась экономически, но то, что касается репрессий - столыпинские репрессии против людей-террористов, которые на месте террора захватывались и расстреливались полевыми судами, - это было несколько тысяч человек. А большевистские терроры в гражданскую войну, последующий перманентный террор – вот 30-е годы, да и после войны который начался тоже, – где-то миллионы людей, сотни тысяч! Это просто несопоставимые цифры! Поэтому я призываю к трезвости: трезво оценить все достоинства и недостатки императорской России до 1917-го года. Также трезво оценить все пороки и достоинства советского периода и на основе этого сделать выбор. Сделать выбор сегодняшнего дня и нашего будущего. Антон Алфимов: А какой выбор можно сделать? Виктор Аксючиц: Ну, начнем с того, что Россия сейчас тем не менее вопреки всему, в том числе и во многом, к сожалению, правящему и экономическому бизнесс-слою, возрождается. Вопреки многому. Прежде всего идет русское национальное возрождение. Начиная с Крыма. Ведь если бы в Крыму вдруг люди не осознали себя русскими, и не осознали, что им грозит просто насильственный отъем их национальной самоидентификации. Антон Алфимов: Ну, с Крымом всё понятно. Виктор Аксючиц: Так это главное - что пробудилось это патриотическое настроение сейчас по всей стране, оно идет снизу. Ольга Арсланова: Но вы делаете акцент именно на национальном самосознании. Мы понимаем, что Россия - многонациональная страна. Что же делать тем людям, которые  ощущают себя россиянами, но не русскими? Виктор Аксючиц: Вы знаете, Китай – тоже многонациональная страна, даже более чем Россия, однако они все зовут себя китайцами. То же самое можно сказать о Германии, о Франции, вообще все большие страны – они многонациональные. Но в нашей конституции во времена такой русофобской политики ельцинского режима в 90-е годы была знаменательна порочная фраза "мы многонациональный народ". Это бессмысленно, потому что на самом деле все большие народы многонациональные. Но стрежнем этого "многонационального народа" является русский государствообразующий народ. Его стрежнем этническим  - многие русские народности, основные  - великороссы, малороссы и белорусы. Вот я, например, русский белорус. Затем, русскими считаются очень многие народности, не являющиеся этнически русскими. Т.е. в России русский – это тот, кто думает по-русски, говорит по-русски и считает себя русским. И вот это вот русский массив объединяет вокруг себя в том числе много народностей, много личностей, индивидуумов, которые не идентифицируют себя русскими. Вот это всё вместе называется российская нация. Т.е.  без русского национального возрождения не будет российской нации. Без русского национального возрождения не сохранится и не устоит Российское государство. Поэтому именно русское национальное возрождение, которое идет снизу и не поддерживается властью (она только иногда на это позитивно реагирует), - это жизненный интерес всех народов, всех элит России на сегодняшний день. Антон Алфимов: Понятно. Через год кто-то будет отмечать, кто-то вспоминать столетие Октябрьской революции. Как вам кажется, что будет через год? Может какие-то, я не знаю, решения приняты, направленные на консолидацию общества. Вождя, может быть, похоронят уже? Есть внутреннее какое-то ощущение, что чего-то стоит ждать. Ольга Арсланова:  Какая-то десоветизация, может быть? Виктор Аксючиц: да безусловно, сейчас мы переживаем возрождение исторической памяти и национального сознания. Ум нации, ум национально-государственного организма действует всё более и более адекватно, вот ведь в чем дело. Ну я бы не назвал это десоветизацией. Декоммунизация, потому что Советы - это были органы власти государственной, а правил всем коммунистический режим и коммунистическая партия. Я думаю, что этот процесс, вот в том числе и благодаря вашему телевидению, будет прогрессировать. Т.е. осознание себя, своей истории, места России в мире. Т.е. процесс национальной самоидентификации. По мере того, как это будет происходить, можно будет решить и многие другие проблемы. Антон Алфимов: Ну, я так понимаю, что мы всё-таки настаиваете на том, что какое-то решение мы для себя должны принять. Или пройдет время и мы это благополучно или, может, быть неблагополучно забудем? Вот сейчас немцы они же… ну по крайней мере, делают вид, что забыли свои тридцатые годы. Стараются не акцентировать на этом внимание: ну там, да, были непростые времена, был сложный период, но мы не хотим себя ассоциировать с этим периодом. А у нас всё на острие.  Антон Алфимов: Понятно. Через год кто-то будет отмечать, кто-то вспоминать столетие Октябрьской революции. Как вам кажется, что будет через год? Может какие-то, я не знаю, решения приняты, направленные на консолидацию общества. Вождя, может быть, похоронят уже? Есть внутреннее какое-то ощущение, что чего-то стоит ждать. Ольга Арсланова:  Какая-то десоветизация, может быть? Виктор Аксючиц: Да, безусловно, сейчас мы переживаем возрождение исторической памяти и национального сознания. Ум нации, ум национально-государственного организма действует всё более и более адекватно, вот ведь в чем дело. Ну, я бы не назвал это десоветизацией. Декоммунизация, потому что Советы - это были органы власти государственной, а правил всем коммунистический режим и коммунистическая партия. Я думаю, что этот процесс, вот в том числе и благодаря вашему телевидению, будет прогрессировать. Т.е. осознание себя, своей истории, места России в мире. Т.е. процесс национальной самоидентификации. По мере того, как это будет происходить, можно будет решить и многие другие проблемы. Антон Алфимов: Ну, я так понимаю, что мы всё-таки настаиваете на том, что какое-то решение мы для себя должны принять. Или пройдет время и мы это благополучно или, может, быть неблагополучно забудем? Вот сейчас немцы они же… ну по крайней мере, делают вид, что забыли свои тридцатые годы. Стараются не акцентировать на этом внимание: ну там, да, были непростые времена, был сложный период, но мы не хотим себя ассоциировать с этим периодом. А у нас всё на острие. Виктор Аксючиц: Ну, не будем брать пример с европейцев, европейская цивилизация сейчас переживает, к сожалению, такой период суицида, т.е. стремление к самоуничтожению, к сожалению. Именно в силу потери национальной самоидентификации – это главное. Поскольку сейчас в России идет то, что я называю "русская патриотическая революция", т.е. возрастание стрежня всего, то я, в общем-то говоря, достаточно оптимистично в этом смысле настроен. И не случайно же Россия и во внешней политике себя ведет совершенно уникально. Она является объединяющим началом для очень многих стран, народов, цивилизаций и культур. Вот обратите внимание, если американцы и атлантическая уже цивилизация, европейская, настаивает на однополярности, настаивает на насилии, уничтожении и подчинении всего многообразия культур, цивилизаций, этносов и так далее, не буду перечислять, тут, естественно, всё налицо. То что предлагает Россия – прямо противоположное. А именно многообразие культур, цивилизаций, общие для всех возвращение, так сказать, международной законности, ООН, защита слабых, а что это такое? Это, строго говоря,  - единство многообразия. Это есть краткое определение русской православной соборности. Сознает это власть или не сознает, но вот транслируется-то древнерусский архетип во внешней политике, понимаете, и поэтому становится притягательным. Антон Алфимов: Становится притягательным для кого?   Виктор Аксючиц: Для всего мира, потому что Россия предлагает новую форму цивилизации, поскольку западно-европейская атлантическая цивилизация - она во-первых, изнутри разрушается, а во-вторых, она пытается насильственно навязать свой образ всему миру, то новая форма... я бы это назвал "формой соборной человечества".Ольга Арсланова: Давайте ещё под занавес звонок один возьмем. Сергей на связи из Кемеровской области. Сергей, у вас очень мало времени, мы вас слушаем.Сергей, Кемеровская область: Здравствуйте! Я понимаю, что времени очень мало. Ну во-первых, когда я услышал фразу о "русском самосознании". Вот я не русский,  я чуваш. У меня чувашское самосознание. Тут как бы говорить об этом, может быть, и не нужно, о самосознании. Нужно говорить о самосознании рабочего человека. Я человек рабочий. История у меня такая: отец,  1902 года рождения, в 1904 году был привезен в Кузбасс. Это отец. Материн дед тоже приехал в Кузбасс по переселению. Т.е. дали землю. И когда говорят, что "революция, земля крестьянам" - землю крестьянам давали. И давали столько, сколько ты смог отработать, не то что сейчас гектар на Дальнем Востоке. Два курятника построил, и а дальше что хочешь, то и делай.Антон Алфимов: Хорошие курятники такие.Сергей, Кемеровская область: И дальше, второй момент -социалистическая революция. Я вырос и рос при Хрущеве при Брежневе при всех. Человечеству была дана единственная возможность, когда рабочий человек почувствовал себя действительно достойно и уважительно к самому себе, к своему соседу и людям, которые жили в его мире. Сейчас, по-моему, всё это теряется. Теряется почему, потому что нет надежды, нет радости. И всё же социалистическая революция - она давала эту надежду рабочему человеку. И я этот день отмечаю и горжусь тем, что моё государство было великим, могучим и, надеюсь, оно останется. Антон Алфимов: К сожалению, спасибо, всё! Время наше вышло.Ольга Арсланова: Это не цензура, у нас просто действительно очень мало времени. Буквально два слова. Надежда-то есть?  Виктор Аксючиц: Конечно, есть надежда, ведь... В ответ на всё, что было сейчас озвучено, я просто приведу такой факт. При коммунистическом режиме все вожди, кроме первого и всякий раз последнего, ошибались. Они клеймились. Некоторые из них просто физически истреблялись. Не может быть, чтобы страна шла туда, при том при всём, что в каждый данный момент её вождь вёл не туда, да? Так вот мы от этого морока коммунистического освобождаемся, и Россия сейчас выходит на свой исторический путь. Вот мы сейчас при этом присутствуем. И чем больше мы будем освобождаться от всякой мифологии, от всякого рода вот этих идеологем ложных, тем быстрее мы выйдем на подлинный путь возрождения. Антон Алфимов: Спасибо! Виктор Аксючиц, философ, общественный деятель, был в студии Общественного Телевидения России.Ольга Арсланова: Спасибо!