Россияне боятся ГМО. Генно-модифицированный страх. ВЦИОМ выяснил: почти 80% россиян считает, что продукты с ГМО опасны, но потребителям это не говорят. Российская академия наук считает иначе. Тему обсуждаем с координатором Альянса СНГ «За биобезопасность». Ольга Арсланова: А мы продолжаем. В ближайшие полчаса предлагаем вам поговорить о ГМО. Оказывается, россияне, очень многие россияне таких организмов и этих продуктов очень боятся. Это показал опрос ВЦИОМ. Давайте посмотрим на данные. 79% россиян считают, что генномодифицированные продукты опасны для организма, но это информация от потребителя тщательно скрывается, производители не хотят рассказывать. Вот таковы результаты свежего опроса Всероссийского центра изучения общественного мнения. Любопытно, что среди людей со средним образованием это утверждение встречалось чаще всего. А те, кто еще продолжает обучение в школе, согласны с этим реже. 12% опрошенных считают генномодифицированные продукты безопасными для организма. Юрий Коваленко: Ну, ранее ВЦИОМ выяснил, знают ли россияне вообще, что такое ГМО, какие продукты его содержат, а какие – нет. О том, что ГМО – это генетически модифицированный организм, знает каждый второй участник опроса. Этой информацией в большей степени владеют высокообразованные респонденты (71% москвичей и петербуржцев), 25–35-летние (63%), нежели опрошенные с начальным образованием (20%); люди преклонного возраста – 42%; и жители сельской местности – 47%. Ну а для 3% опрошенных ГМО является синонимом вредных добавок. А 35% наших сограждан честно признались, что просто не могут ответить на этот вопрос. Давайте разбираться. Ольга Арсланова: Но, размышляя над тем, какие продукты питания могут содержать ГМО, чаще всего люди называют мясную продукцию (почти 30%). Каждый пятый участник этого опроса предполагает, что генетически модифицированными могут быть овощи, фрукты, зерновые. Некоторые респонденты упоминали о молочной продукции, о хлебе и хлебобулочных изделиях, о консервах, полуфабрикатах, фастфуде и так далее. Ну, в общем, практически все. И 19% опрошенных допустили присутствие ГМО вообще в любой пище. Собственно, вот то, о чем я говорила: почти 20% считают, что ГМО везде вокруг нас. Юрий Коваленко: И соль, и сахар. Ольга Арсланова: И даже в воде. Давайте вместе разбираться с нашим гостем. У нас в студии – координатор Альянса СНГ «За биобезопасность» Виктория Копейкина. Здравствуйте. Виктория Копейкина: Здравствуйте. Ольга Арсланова: О чем говорят данные этого опроса, по вашему мнению? Виктория Копейкина: Ну, данные любопытные, конечно. И они, в общем-то, повторяют те данные, которые были несколько лет назад, мало что изменилось. Ну, люди, наверное, имеют такую точку зрения, потому что в целом не очень понимают, зачем им вообще нужны генномодифицированные организмы в продуктах питания. Ольга Арсланова: Недостаток информации, недостаток образования или недостаточная информированность и закрытость этой сферы? Виктория Копейкина: Здесь немножко о другом я хочу сказать. Дело в том, что… Вот у меня с собой даже есть список – это 22 наименования из реестра ГМ-культур, которые разрешены в пищу человеку в Российской Федерации в этом году. Это 22 культуры. Ольга Арсланова: Что-то у нас разрешено все-таки? Виктория Копейкина: Да. Это кукуруза, соя и рис – всего 22 наименования. Но давайте посмотрим конкретнее. Вот есть кукуруза так называемой линии 5307. Зачем создавалась? Быть устойчивой к вредителям, к целому ряду. Есть другая кукуруза другой фирмы – создавалась, чтобы быть устойчивой к химикатам. Следующая – устойчива и к вредителям, и к химикатам. И так далее. Весь реестр состоит именно из таких культур. Резонный вопрос у любого разумного человека: «Мне это все зачем? Я прекрасно живу без химикатов, прекрасно живу без вот этих новомодных вещей. Я понимаю, зачем нужны ГМО в медицине – это прорывные технологии, и, безусловно, без них никак. Это спасет человека от множества болезней, и это очевидно совершенно. Но зачем они нам в сельском хозяйстве?» Ольга Арсланова: А давайте будем в этом вместе разбираться. Зададим вопрос нашим зрителям, такой очень простой: боитесь ли вы продуктов с ГМО? «Да» или «нет» отвечайте на короткий номер, выбирайте короткий ответ. И мы будем смотреть, как меняется динамика по ходу нашего обсуждения. Может быть, в чем-то мы зрителей убедим. Юрий Коваленко: Давайте индикаторы… Ольга Арсланова: Вот зачем эти технологии действительно были нужны? То есть официальная, ну, общеизвестная такая версия для масс: для того, чтобы был больше урожай, чтобы, по сути, накормить людей, особенно в тех регионах, где были проблемы с сельским хозяйством. Были вредители, пестициды, которые вредили окружающей среде, поэтому придумали ГМО. Как на самом деле? Виктория Копейкина: Вы, в общем-то, правы – изначально так и говорилось. Но давайте вспомним, что мы живем в России. Я самые последние данные специально к эфиру посмотрела: порядка 50 миллионов гектар земель, которые у нас просто не используются и пригодны для сельского хозяйства. У нас есть проблемы… Ольга Арсланова: Традиционное вы имеете в виду? Виктория Копейкина: Да, конечно. У нас есть проблемы с голодом? Ответ здесь неоднозначный. У нас население убывает. В 2016 году у нас убыль – 100 тысяч человек. И продолжается эта убыль у нас. Ольга Арсланова: У нас еды достаточно? Виктория Копейкина: У нас еды более чем достаточно. Более того, у нас принят на днях буквально в третьем чтении в Госдуме закон «Об органическом сельском хозяйстве», то есть об экологически безопасных продуктах питания. Если его подпишут, то мы сможем не только производить, но и поставлять достаточно хорошие и качественные сельскохозяйственные продукты за рубеж. Причем в миллиарды и миллиарды долларов оцениваются наши возможности. Поэтому для России конкретно непонятно, зачем нужны ГМ-продукты. Тем более давайте посмотрим еще раз на этот реестр. В этом реестре из 22 наименований они абсолютно все значатся в изготовителях как иностранные корпорации, нет ни одного российского. Первая культура, я хочу напомнить, была зарегистрирована в 1996 году у нас в России, и это была соя (тоже, естественно, зарубежная). С тех прошло сколько лет, получается? Много. Больше 20 лет. Ольга Арсланова: А скажите, пожалуйста, вот эти документы, которые вы принесли, разрешенные культуры – что имеется в виду? Их можно выращивать на нашей земле? Виктория Копейкина: Нет. Ольга Арсланова: Или просто их можно продавать в России? Виктория Копейкина: Их можно продавать в России и их можно в пищу населению предоставлять. Ольга Арсланова: Но, наверное, люди сами могут сделать выбор – есть им вот такой рис или такую кукурузу и сою или не есть, если им сообщат о том, что они выращены таким образом. Вот смотрите – просто было исследование американских ученых о маркировке. То есть продукты с ГМО правильно маркировалось. То есть сообщалось о том, что, да, есть такое дело. И эта маркировка повлияла, согласно исследованиям, на степень доверия к процентному составу ГМО, то есть люди стали меньше его бояться. Они просто не выбирают эти продукты или выбирают, потому что они дешевле, не знаю, лучше выглядят, все что угодно. Но у них есть выбор. Почему бы не дать выбор и российскому покупателю? Виктория Копейкина: Я здесь с вами совершенно согласна. Выбор, конечно, нужен. Правда, я не очень понимаю, где проводились эти исследования. В Америке нет маркировки на ГМО. Ее обещал ввести Клинтон, потом – Обама. Так никто и не ввел. А если говорить о выборе, то, конечно, законодательство наше предоставляет возможность такую. То есть у нас в законе «О защите прав потребителей» значится, что должна быть маркировка. Ольга Арсланова: Это штат Вермонт – единственный штат, где это работает, там и провели мониторинг. Виктория Копейкина: К сожалению, скорее всего, немножко наоборот. Ольга Арсланова: Ну, такая информация. Виктория Копейкина: Возможно, у них альтернативная маркировка присутствовала. Вообще в Америке нельзя на уровне штата маркировку вводить. Ольга Арсланова: Я правильно вас понимаю, что если в России эти товары продаются, мы не узнаем о том, что они генномодифицированные? Виктория Копейкина: У нас нет маркировки. Ну, в смысле? Она есть законодательно, но вы видели в магазине такие продукты? Ольга Арсланова: Я вижу обычно: «Вода без ГМО», «Конфеты без ГМО». Наоборот. Ход маркетинговый. Виктория Копейкина: Ну, безусловно. Вы же понимаете, что такие маркетинговые ходы будут возникать в любом случае. Конечно, производитель хочет продать продукцию, думает, как это сделать. Конечно, когда пишется, что вода без ГМО, то это полная чушь. Ольга Арсланова: Но чтобы было написано «Покупайте ГМО» – нет, такого я не видела ни разу. Виктория Копейкина: Я последний раз видела продукцию знаете какую? Это было, наверное, лет… ну, в общем, как раз тогда, когда была введена маркировка. Это была тушенка из города Урюпинска. И там было написано, что она содержит ГМО. Больше я не видела. Ну, естественно, я не могу сказать, что я прямо полностью мониторю весь рынок, но все-таки часто бываю в магазинах. Юрий Коваленко: А вот если говорить о серьезности состава? Ген акулы в помидор ввели для того, чтобы он был более холодоустойчивым. Ген скорпиона в картошку ввели для того, чтобы это защитило от колорадского жука. Ольга Арсланова: А это разве не мифы? Подождите. А у нас вообще эти продукты содержат ГМО? Это, по-моему, что-то из страшилок. Виктория Копейкина: Дело в том, что помидор, то есть томат, если правильно говорить, на данный момент не продается – и не только в России, а его вообще нигде не продают. То есть он разрешен теоретически. Ну, правда, там не ген акулы, но он разрешен, да, но он не коммерциализован, розница отказалась от него. Ольга Арсланова: А давайте еще раз напомним нашим зрителям (в том числе многие из них, наверное, до сих пор думают, что ГМО может быть везде), какие продукты сейчас действительно продаются с этими организмами. Вот их же немного, и нет там никаких ни томатов, ни картошки. Виктория Копейкина: Ну, не зря участники опроса обозначали, как я понимаю, мясные продукты – как раз там они могут быть. То есть это соевые изоляты и концентраты, которые добавляются в эти продукты. Ольга Арсланова: То есть соя? Виктория Копейкина: То есть соя. Ольга Арсланова: Кукуруза? Виктория Копейкина: То есть кукуруза в любом ее виде. Ольга Арсланова: Рис? Виктория Копейкина: И рис. Ольга Арсланова: Все? Юрий Коваленко: И зерновые? Виктория Копейкина: Все. Ольга Арсланова: Все? Больше ничего не модифицируется? Виктория Копейкина: Это если говорить об официально зарегистрированных. Мы не можем знать, есть ли нелегальные, но официальные – это вот эти наименования. Конечно, с одной стороны, вроде бы это немного. Но все-таки не забываем, что есть и кукурузная мука, которая добавляется много где, много в какие продукты. Соя в различных вариантах – она и в хлебе может быть, и в шоколаде, ну и много где еще. То есть все-таки есть целый ряд продуктов, где она может быть. Ну, безусловно, это не засилье. И, безусловно, это не прямо все вокруг нас. Конечно, это не яблоки. Хотя яблоки были созданы и уже зарегистрированы в США, как раз трансгенные. И созданы они были для того, чтобы на надрезе, на разрезе они не темнели. Знаете, производители сказали: «Ну, хорошо бы иметь такие яблоки, которые не темнеют, потому что люди просто устали есть вот эти коричневые, поэтому яблоки потеряли популярность». Ольга Арсланова: Ну, как-то несимпатично. Виктория Копейкина: Я не знаю, откуда это мнение, что они потеряли популярность. «Давайте произведем ребрендинг яблока», – сказали они. Юрий Коваленко: Поиграть в Господа Бога. Виктория Копейкина: Я бы сказала – нас немножко в какой-то мир брендов слегка загоняют. Я бы вот лично хотела жить все-таки в мире людей и живой природы. А мир брендов – он не очень интересен. И, кстати, ГМО как раз именно в продуктах питания к этому и приводит, потому что на все эти организмы есть же патенты. Они же все – чья-то собственность. Это же вопрос еще и продовольственной безопасности, на мой взгляд. Если Россия будет производить собственные продукты, кстати, не знаю, насколько успешной будет гонка наша, если мы будем конкурировать с крупными корпорациями, которые занимаются производством этих организмов. Ольга Арсланова: А их там одна или две? Виктория Копейкина: Ну, сейчас, условно, три. Ольга Арсланова: Monsanto? Виктория Копейкина: Ну, Monsanto теперь часть корпорации Bayer. Это Syngenta и DuPont Pioneer, тоже конгломерат такой. Собственно, все. Раньше их было чуть больше, но они теперь все объединены. Ольга Арсланова: И, по сути, это монополисты мировые, которые всем продают свои вот эти организмы? Виктория Копейкина: Конечно, это монополии. Ольга Арсланова: И без них невозможно? Виктория Копейкина: Ну, скажем так, широко вывести на рынок ГМ-продукт без них крайне тяжело. Ольга Арсланова: Понятно. Юрий Коваленко: Вот SMS наших телезрителей, которые действительно боятся. Пишут о том, что очень опасно, в будущем отразится на здоровье, на деторождении и сокращении рождаемости. «Всю правду о ГМО не скажут». «Волнения о ГМО напрасны. Наш организм давно привык». «Вся соя в России – это ГМО. А соя в 99% продуктов». И лишь один человек написал о том, что «ГМО-продукты безопаснее обычных, так как их можно выращивать без пестицидов. То есть якобы хотят, чтобы мы остались на задворках прогрессах, не надо ему мешать». Ольга Арсланова: Давайте послушаем Елену из Псковской области. Здравствуйте. Наша зрительница Елена, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Юрий Коваленко: Добрый вечер. Зритель: Вы знаете, вопросик такой о ГМО-продуктах. Не боюсь. Я пенсионер. Но я боюсь за детей – неизвестно, как отразится на здоровье наших детей через 20 лет. Ольга Арсланова: А у вас есть конкретные какие-то опасения? То есть что может быть? Что вас смущает? Зритель: Конечно, есть. Что такое ГМО – мы не знаем вообще ничего. Ольга Арсланова: Недостаток информации? Зритель: Во-первых, мы все дикие. Понимаете? Просто все дикие. В магазине ничего не написано – есть тут ГМО, нет тут ГМО. На семенах тоже не написано, потому что мы выращиваем свое, хотим, чтобы наше было. Понимаете? Ольга Арсланова: Понятно. А давайте как раз вот эти ваши тревоги мы прямо сейчас обсудим со старшим научным сотрудником Института проблем передачи информации Российской академии наук Александром Панчиным. Здравствуйте, Александр. Слышите ли вы нас? Александр Панчин: Да, слышу. Здравствуйте. Ольга Арсланова: Вот смотрите, нам люди пишут: «Съел сою генномодифицированную – и мой генетический код изменится». «Ем помидор и чувствую привкус рыбы – наверное, там ген рыбы». Давайте про эти мифы (или, может быть, есть основания у людей опасаться) как раз сейчас и поговорим. Александр Панчин: Ну, думать, что если вы съедите ГМО, и от этого генномодифицируетесь, так же странно, как думать, что если вы съедите вареное яйцо, то вы сваритесь. Так оно не работает. Ольга Арсланова: Закудахкаете. Александр Панчин: Вообще страхи перед генной инженерией связаны прежде всего с тем, что люди не очень хорошо понимают, что это такое. И здесь я люблю повторять, что гены есть у всех живых организмов, без исключения, и эти гены в каждом поколении у нас меняются – ну, дети отличаются генетически от своих родителей. И вся история сельского хозяйства – это история изменения генов. Когда получали какие-то новые сорта кукурузы или картошки, то это были генетически измененные организмы, новые организмы, которых раньше не было, но обладающие какими-то новыми свойствами. Так вот, если раньше мы должны были опираться на какие-то случайные мутации, которые возникали при выведении новых сортов, которые использовались селекционерами, которые, в принципе, даже не знали, что за мутации там происходят и какие генетические изменения ведут к тем изменениям признаков, которые они наблюдают, то сегодня мы получили в руки более точный, и поэтому более, скажем так, безопасный инструмент, позволяющий нам выводить новые сорта растений осмысленно. И, в принципе, нет такого класса объектов, как генномодифицированные организмы. Это некоторый такой выдуманный конструкт, что ли, потому что совершенно не важно, каким образом гены были изменены, а важно, какие гены были изменены и как. Были ли они изменены за счет радиационного мутагенеза, как это делалось раньше при такой интенсивной селекции, или они изменены с помощью каких-то современных методов генной инженерии, или они изменены в результате каких-то случайных мутаций – это, в общем-то, непринципиально. Важно, какие возникли мутации и какими свойствами обладает полученный организм, есть ли в нем какие-то нежелательные для человека вещества, например. Юрий Коваленко: То есть получается, что на детей это никак влиять не будет, да? Если человек съел, его потомство будет здоровым? Давайте сразу скажем. Александр Панчин: Имеет смысл обсуждать только конкретные сорта, будь то генномодифицированные или не генномодифицированные. Они все разные, и нет смысла обсуждать ГМО в целом, с точки зрения безопасности. До сих пор не было ни одного примера, чтобы какой-то генномодифицированный сорт нанес вред здоровью человека, или было показано в исследованиях, что они вредны для каких-то животных, и чтобы эти исследования были качественно сделанные и воспроизводимые. Ольга Арсланова: А скажите тогда, пожалуйста, почему в России серьезный барьер для генномодифицированных продуктов сейчас? Почему, если это так дешево, выгодно и эффективно, не бросаются наши сельскохозяйственные мужи или министры это все быстро узаконить? Александр Панчин: Ну, смотрите. Очень большое количество людей, как показывают опросы, боятся генной инженерии. Так сложилось, что такие страшилки про ужасы ГМО очень легко распространяются на широкие народные массы. И теперь представьте себе политика, который внезапно решит «топить» за генную инженерию. Он, в принципе, совершит такое политическое самоубийство, потому что это ужасно непопулярный тип продуктов. Прежде чем кто-то сможет сказать о том, что мы за ГМО, нужно будет как-то убедить население в том, что это не страшно. Например, в Китае государство очень сильно работает над тем, чтобы ученые занимались популяризацией науки и рассказывали людям про биологию, про гены, про генную инженерию, чтобы население лучше относилось к генной инженерии, потому что Китай хочет стать таким лидером в этой области, наряду с Соединенными Штатами Америки. А если мы не будем этого делать, если мы будем тиражировать страшилки, которые давно разобраны в самых разных научно-популярных книжках, статьях, лекциях, которые можно найти в Интернете, то мы будем отставать в этой области от других стран. И вот это как раз, мне кажется, может сильно угрожать нашему будущему. Ольга Арсланова: Спасибо большое. Старший научный сотрудник Института проблем передачи информации РАН Александр Панчин был у нас в эфире. Как вы можете вот это заявление прокомментировать? У вас наверняка есть аргументы «против». Виктория Копейкина: Безусловно, я поддерживаю ту точку зрения, что давайте создавать ГМО осмысленно. Конечно, их надо создавать осмысленно. В том списке, который я вам сейчас привела, нет ничего, что нашему потребителю нужно, полезно и важно. Это только нужно бизнесу. Давайте создавать осмысленно. Касаемо того аргумента, что везде гены, они все давно меняются, и, с одной стороны, они у всех одинаковые, перемешали все организмы между собой все гены, и мы все живем, собственно, в одной какой-то среде. У меня вопрос к бизнесменам: господа бизнесмены, зачем вы патентуете тогда ваши новые генные вставки как что-то новое и абсолютно ранее не изведанное? Давайте мы определимся – у нас происходит все то же самое, что и раньше, ничего не поменялось, или все-таки мы привносим какие-то новые изменения и получаем за это деньги? Вспоминаю, что есть еще такой документ, называется «Протокол о биобезопасности ООН». В нем четко указано, что производство генномодифицированных организмов, то есть вот эти новые технологии, биотехнологии, современные биотехнологии – это совершенно новые технологии, не имеющие аналогов. Это четко прописано. Поэтому, мне кажется, это спор такой не очень продуктивный. Мне кажется, гораздо важнее обсудить, нужно ли России выращивать… вернее, создавать ГМ-продукты. Ольга Арсланова: Свои. Виктория Копейкина: Свои, конечно. Ольга Арсланова: А как вы думаете? Виктория Копейкина: На мой взгляд, мы гораздо больше потенциала имеем, чтобы как раз натуральные продукты, ну, скажем так, экологически безопасные производить, потому что у нас есть поля, у нас есть возможности. Мы не угонимся за Bayer, мы не угонимся за Syngenta, не составим им конкуренцию в производстве таких гигантских… ну, вернее, чтобы в больших масштабах мы могли производить какие-то ГМ-продукты и, тем более, их экспортировать. Вложены бюджеты такие, что несколько бюджетов государства могут быть здесь. А как раз таки в производстве безопасных экологических продуктов (ну, так они называются в законодательстве) или органических мы имеем все абсолютно шансы. Это подтверждается исследованиями. И Министерство сельского хозяйства тоже об этом неоднократно говорило. В чем смысл? У нас продовольственная безопасность должна быть как-то обеспечена. Ольга Арсланова: То есть чтобы мы зависели только от себя? Виктория Копейкина: Чтобы мы зависели только от себя. Конкретно вопрос производства продуктов питания. Ну, смысл нашим гражданам рисковать. Можно что угодно говорить, но все равно тут некий риск, который мы на себя берем. Ради чего? Когда мы говорим о медицине, то это понятно, да? Когда мы говорим о производстве, не знаю, из бактерий каких-то полезных полимеров – конечно. Тем более это делается в закрытых системах, в закрытых лабораториях. Это мы не употребляем каждый день. Ну, грубо говоря, это не часть нашей повседневной жизни какой-то. Это никак не меняет нашу среду. Есть десятки направлений, в которых это все можно использовать, и использовать прекрасно. Ольга Арсланова: Вы сказали о рисках вот этого списка. Что вы имеете в виду? С какими рисками реальными мы можем столкнуться? Виктория Копейкина: Самый очевидный риск, сейчас уже просто ясно, что он есть… Если брать список из этих 22 культур, то они практически, они практически все устойчивы к химикатам. Давайте посмотрим. В Евросоюзе и в США несколько лет назад (ну, там уже практически в районе 20 лет), когда были введены первые ГМ-культуры, в частности соя, было увеличено содержание глифосата (ну, остаточное количество гербицида) в зерне в 130 раз. То есть это допустимо стало. О чем это говорит? О том, что мы, наоборот, получается, больше химикатов теперь будем потреблять. У нас пока не изменено, потому что мы не выращиваем. Но если мы начнем, то нам кто-то гарантирует, что это изменится каким-то образом? Сейчас создаются новые поколения ГМ-культур – казалось бы, ГМО 2.0, опять же совершенно новые какие-то идеи, более точечные изменения генома. Но когда опять мы говорим о продуктах питания, снова речь идет о том, чтобы сделать при помощи этих технологий, ну не знаю, где-то повышенное количество крахмала, где-то чтобы можно было клей из кукурузы производить, где-то речь идет опять о химикатах. Юрий Коваленко: Но химикаты-то все равно накапливаются, и накапливаются больше? Виктория Копейкина: Ну, получается, что если вы зерно сои получаете на выходе, где в 130 раз может быть увеличено содержание остаточных химикатов, и это в конечном итоге попадает в организм, то, мне кажется, здесь нет особых положительных моментов. Несколько лет назад Департамент сельского хозяйства США исследование выпускал, в котором он четко показывал, что по химикатам, ну, однозначно нет такого, что при помощи выращивания какой-то ГМ-сои у нас сократилось производство химикатов или урожайность увеличилась или уменьшилась. Все это зависит еще от года конкретного, от устойчивости сорняков и так далее. То есть неоднозначная вещь на самом деле. Но я все-таки хотела бы еще раз вспомнить, что мы живем в России. Давайте думать про нашу страну. Давайте производить то, что нужно нам. Ольга Арсланова: Простите, а мы можем сами вырастить у себя не генномодифицированную сою, кукурузу? Ну, кукурузу – ладно, можем. Соя и рис. Виктория Копейкина: Ну а почему нет? Ольга Арсланова: Я не знаю, правда. Я не представляю себе… Юрий Коваленко: Рис в Краснодаре растет. Виктория Копейкина: Краснодарский край – это и соя, кстати, не только рис. Ольга Арсланова: Я имею в виду – в достаточных объемах. Виктория Копейкина: Дальний Восток. Ольга Арсланова: Да, можем? Виктория Копейкина: А почему нет? Ну, мы как-то жили до этого. И еще раз повторюсь: население у нас сокращается, к сожалению. Ольга Арсланова: Послушаем наших зрителей. Татьяна из Удмуртии, здравствуйте. Вы боитесь генномодифицированных продуктов? Зритель: Здравствуйте. Да, я боюсь ГМО. И вообще я категорически против того, что с 90-х годов, с перестройки началось такое засилье продуктов с ГМО, причем не наших, конечно же, отечественных, а зарубежных. Такое впечатление, что нашу страну выбрали, как полигон какой-то, чтобы продавать дешевые какие-то продукты. Я за то, чтобы наше сельское хозяйство, наш семенной фонд в институтах разрабатывали, и вообще чтобы мы ели нормальную нашу продукцию. Вот я за это. Ольга Арсланова: Понятно, спасибо. Юрий Коваленко: Спасибо. Ольга Арсланова: Наши корреспонденты спросили жителей разных городов, боятся ли они продуктов с ГМО. Давайте посмотрим, что отвечали люди. ОПРОС Ольга Арсланова: Ну что же, есть ли какая-то золотая середина? Смогут ли договориться сторонники и противники ГМО, как вам кажется? И на каких условиях это было бы выгодно России? Виктория Копейкина: Я бы предложила такой вариант, давайте так: в использовании… вернее, при производстве генномодифицированных организмов и исследованиях на их безопасность не должно быть никаких коммерческих тайн. Сейчас, к сожалению, это так. С трудом нам и нашим коллегам удалось получить информацию от компании Monsanto об испытаниях на безопасность одного из видов кукурузы. При этом все равно эта информация вышла с купюрами. Если я как потребитель плачу своим здоровьем, может быть, и кошельком как минимум за этот продукт, я должна понимать, как его исследовали на безопасность. К тому же… Юрий Коваленко: И верить этому. Виктория Копейкина: И верить этому. К тому же, собственно, сама отрасль, когда речь касается все-таки живых организмов, неких основ жизни, я считаю, должна быть под контролем государства, под очень жестким контролем. И процесс исследований должен быть абсолютно прозрачный. Если я буду понимать вот это все, видеть, и если я буду видеть пользу для потребителя от этих продуктов, то тогда вопросов не останется. Ольга Арсланова: А пока вопросов очень много. Вот итоги нашего голосования: 82% наших зрителей боятся ГМО, и только 18% едят их и не беспокоятся. Спасибо большое за то, что пришли и ответили на наши вопросы. Виктория Копейкина, координатор Альянса СНГ «За биобезопасность», была у нас в гостях. Юрий Коваленко: Спасибо. Виктория Копейкина: Спасибо и вам.