Офисные запреты. «Аэрофлот» собирается запретить своим сотрудникам пользоваться смартфонами в офисе. Так руководство будет бороться с утечками информации. По данным различных опросов, половина россиян сталкивается со странными ограничениями на работе: нельзя приходить в яркой одежде, хранить на рабочем столе личные вещи и пить чай с коллегами из других отделов. Кто устанавливает такие рамки, насколько это законно и с какими нетипичными запретами сталкивались вы? Ольга Арсланова: Ну что же, а теперь о запретах. Новость, на которую мы обратили внимание: компания «Аэрофлот» запретила своим сотрудникам пользоваться в офисе мобильными телефонами, таким образом руководство крупнейшей в стране авиакомпании собирается бороться с утечками информации и потерей времени на рабочем месте. Запрет распространяется на мобильные телефоны и любые другие устройства, которые позволяют снимать фото и видео, а также проводить аудиозапись. Петр Кузнецов: Такие ограничения существуют и в некоторых других, я бы сказал, в большинстве других российских и зарубежных компаниях, впрочем, как и другие запреты. Например, портал «Зарплата.ru». провел недавно опрос в ряде городов России и выяснил, в чем работодатели ограничивают своих сотрудников. Здесь намного интереснее. Ольга Арсланова: Ну вот сейчас мы посмотрим на этот список, это наиболее популярные запреты и ограничения, действующие в российских компаниях. Итак, многие работодатели плохо относятся к разговорам сотрудников по мобильному телефону по личным вопросам, особенно если это длинный разговор. Во многих компаниях не принято отлучаться от рабочего места даже на 5 минут, в некоторых других предлагают выходить из рабочего помещения исключительно по расписанию, то есть обеденный перерыв строго в одно и то же время для всех и ни шагу дальше. Петр Кузнецов: Ага. Это относится и к дресс-коду: негласный дресс-код на многих предприятиях запрещает вызывающие наряды, татуировки и пирсинг, рекомендуется скрывать, что успешно сделал Денис на текущем месте работы… Ольга Арсланова: Ты о его куполах сейчас? Петр Кузнецов: Совершенно верно. Не жалуют работодатели и перекусы на рабочем месте. Где-то категорически запрещены романы с коллегами и даже разговоры на посторонние темы. Ольга Арсланова: Давайте вместе обсуждать эти ограничения. Рассказывайте о том, что больше всего вас раздражает, а может быть, вы смирились и считаете такие запреты рациональными. Звоните в прямой эфир, рассказывайте, будем обсуждать вместе с нашим гостем. Приветствуем в студии доцента Департамента прикладной экономики Высшей школы экономики, кандидата экономических наук Владимира Карачаровского, – Владимир Владимирович, здравствуйте. Петр Кузнецов: Здравствуйте. Владимир Карачаровский: Здравствуйте. Ольга Арсланова: Давайте поговорим все-таки о запрете на съемку и на использование мобильного телефона, потому что сейчас эта история с «Аэрофлотом» очень громко звучит. Если компания не является каким-то режимным объектом, если ты не владеешь какой-то государственной тайной, имеет ли право работодатель тебя лишать личного мобильного телефона? А вдруг что-то важное произойдет в твое рабочее время и ты не сможешь ответить из-за этого запрета? Владимир Карачаровский: Ну это интересный вопрос. Насколько мне известно, как раз вопрос о различных гаджетах, мобильных устройствах или посещении различных сайтов во время рабочего места, запрет на эти вещи как раз законодательством регулируется в пользу работодателя. Ольга Арсланова: Работодатель имеет право по закону это делать на свое усмотрение? Владимир Карачаровский: Да, он имеет право это делать, тем более в данном случае, я думаю, не составит большого труда, если действительно надо там совершить какой-то срочный звонок, на какие-то вещи… Понимаете, это же не полный контракт, невозможно все предусмотреть абсолютно в локальных нормативных актах или в трудовом договоре. Есть определенные негласные договоренности, и руководство, и работник, безусловно, люди, я думаю, между собой они могут договориться, если сегодня у работника какой-то важный день, не дай бог кто-то попал в больницу или что-то, он всегда может воспользоваться этим своим правом. Но именно запрет на гаджеты, мобильные телефоны, сайты работодатель делать вправе. Другой вопрос, насколько это оказывает мотивирующее воздействие, насколько демотивирующее, но это отдельный вопрос. Ольга Арсланова: А еще очень важный вопрос, что будет, если все-таки сотрудник нарушит это правило. Его что, уволят? Его оштрафуют? Или ему просто пальчиком погрозят, скажут, что нехорошо, запретили, а ты достал смартфон свой? Владимир Карачаровский: Да, это тоже очень интересный вопрос и очень такой российский вопрос. Ольга Арсланова: Мы же в России. Владимир Карачаровский: Да. Смотрите, если работодатель вводит те или иные существенные ограничения, ограничивающие свободу переговоров, например, мобильный телефон, или вводит даже дресс-код, то на самом деле все эти ограничения должны бы прописаны, установлены локальными нормативными актами, в частности, в документе, регламентирующем внутренний трудовой распорядок. А в свою очередь эти локальные нормативные акты, вообще говоря, по закону должны согласовываться с представительным органом коллектива работников или с первичной профсоюзной организацией, первичная ячейка которой есть на предприятии. И если соответственно представительный орган коллектива работников одобрил эти введения… Но далее очень сложно сказать, это тонкий юридический вопрос, у работодателя есть ли такая организация, такое представительство… Петр Кузнецов: Да, существует ли такое представительство на самом деле. Владимир Карачаровский: Вот, как раз поэтому это и российский вопрос. Если этот представительный орган есть, то работодатель не имеет права без участия этого представительного органа, то есть коллектива работников, собрания работников профсоюза, установить те или иные ограничения. Если представительный орган работников допустил введение этих ограничений, то да, возможно дисциплинарное взыскание. Другое дело, именно поэтому это вопрос российский, что у нас на подавляющем большинстве предприятий абсолютно нет никаких представительств. У нас по закону вот эти представительства работников могут создаваться по инициативе работников, это их право, но никто не обязывает работодателя их создавать, если работник не проявил инициативы и так далее. Петр Кузнецов: А если есть правило, извините, что работодатель издает инструкцию, что нельзя собирать вот этот орган, который будет… Ольга Арсланова: Больше двоих или троих. Петр Кузнецов: …соглашаться или нет с новым запретом. Владимир Карачаровский: Нет-нет, это право, дарованное Конституцией. Если работники изъявили желание, то такой орган должен быть создан. Другое дело, что в наших условиях, в России 25 тысяч зарплата, семья, в среднем работник на 1.5 часа задерживается на работе сверхурочно, у него просто нет моральных сил волеизъявлять, создать такую ячейку. То есть по идее это как в Советском Союзе ВЦСПС, оно было частью государственной власти, представленной на предприятиях. Вот когда профсоюз есть часть власти и финансируется отдельно, он действительно может представлять интересы работников, а так у работника просто нет сил, моральных, физических, временных, чтобы это делать. И тогда работник вправе сам вносить в локальные нормативные акты, но тут у юристов надо консультироваться, конечно. Петр Кузнецов: Ну и работники… Владимир Карачаровский: Различные ограничения никто ему не помешает… Петр Кузнецов: И место работы важнее, если мы сейчас Россию берем, стабильность важнее. Я уже закрою глаза на все эти запреты, но самое главное, чтобы меня не трогали, чтобы я оставался здесь, буду терпеть, но хотя бы у меня есть работа. Ольга Арсланова: Да, кстати, как работники воспринимают у нас запреты? Владимир Карачаровский: Ну да, вот это тоже проблема. Как воспринимает российский работник? В духе соглашательства. Но действительно типовая… Если это какое-то нарушение вопиющее, то есть работника вынуждают уволиться, или, я не знаю, введенный дресс-код умаляет его человеческое достоинство или что-то, есть у работодателя масса способов выжить работника с предприятия, создав невыносимые условия труда, совершенно оставаясь в рамках закона. Поэтому обычный кухонный разговор между женщинами или мужчинами «вот я ушел (или «я ушла»), мне спокойствие и гармония дороже», найдет другую, условно говоря, работу. С одной стороны, да, вот так воспринимает население. Потому что, понимаете, когда нет кабинета, в который ты можешь войти на предприятии и сказать, что твои права нарушены и ты бы хотел поставить этот вопрос. Что надо делать, если вы считаете, что ваши права нарушены? Надо либо попытаться поговорить с работодателем, с начальником, или идти в суд. Но что значит в России пойти в суд? Это просто огромный барьер и моральный, и физический, и судебные издержки надо нести, непонятно, выиграешь ты этот процесс или нет, до конца непонятно, прав ты или не прав. В общем, вот эта практика не работает, поэтому легче согласиться и спокойно работать в этом дресс-коде или без этого мобильного телефона, действительно лишь бы не уволили. Петр Кузнецов: Но работать. Владимир Карачаровский: Другой вопрос, получаем ли мы в этом случае работника, который работает на 100% своей отдачи, который как-то ощущает… Ольга Арсланова: Насколько он лоялен этой компании, которая постоянно его где-то со всех сторон «подпрессовывает». Владимир Карачаровский: Конечно, насколько он вообще интересы компании рассматривает как свои интересы, это вряд ли. То есть в этих условиях работник – и большинство, я думаю, так и поступают, – работает так, чтобы демонстрировать как бы такой позитивный образ, достаточный, для того чтобы начальство тебя не трогало. Это никак не связано с производительностью труда и никак невозможно, особенно если речь идет о сложных видах труда, например, аналитик, его работу нельзя регламентировать, это же не взмахи лопатой, когда мы о землекопе говорим, невозможно понять, это трудная задача или он ее не сделал, потому что не хотел; он делал ее неделю, потому что это действительно трудная задача, или он ее не сделал, потому что он отлынивает. Здесь вот возникает вот эта проблема, непонятно, где потенциал работника, где 100% планка его производительности. И конечно, чтобы эту 100%-ю планку хотя бы нащупать, нужно чтобы, если уж какие-то ограничения вводились, то… Это как закон: эффективно ограничение или запрет, неважно, только тогда, когда буква и дух этих ограничений совпадают. Это как запрет курить в общественных местах, к производству это непосредственно не относится, но тем не менее это общественно одобряемая норма. Даже курильщик понимает, что он просто не получает удовольствия от выкуренной сигареты, а рядом стоящему ребенку или беременной женщине он может нанести вред. И поэтому в принципе это все понимают, что да, курить в общественных местах в присутствии детей, женщин плохо. Ольга Арсланова: А когда запрет на рабочем месте еще не очень рационализируется, то есть не очень понимаешь, какая от этого польза… Владимир Карачаровский: Да, конечно. Петр Кузнецов: Давайте закрепим. То есть вы в целом согласны с тем, что для полноценного функционирования компании, об этом говорят многие работодатели, должны быть те или иные ограничения? Мы сейчас не берем какие, сумбурные, абсурдные… Владимир Карачаровский: Нет, ограничения, безусловно, должны быть. Петр Кузнецов: В рамках. Владимир Карачаровский: В рамках, да. Но российская культура, как это ни странно звучит, является очень свободолюбивой культурой, она даже близка к анархической в чем-то, поэтому в России очень много запретов. И другое дело, что эти запреты часто перетекают в неформальные практики, и в результате получается некий симбиоз, но запреты должны быть, нельзя без них. Ольга Арсланова: А давайте посмотрим, на что жалуются наши зрители. Вот несколько сообщений, потом звонки будем принимать. «Единственное, что мне запрещали на рабочем месте, – так это приходить в кроссовках», – пишет зритель из Приморского края. «Работал на ремонте офиса, там никакого дресс-кода не приметил. Курить все то и дело бегали на улицу. А мы, рабочие, и водку там пили, охрана знала, но нам не мешала». Петр Кузнецов: Нижегородская область пишет: «А у нас почему-то запрещают выпивать». Ольга Арсланова: «Почему-то». Петр Кузнецов: Иркутская область: «Запреты нужны. Пришла в администрацию, в кабинете слушают музыку (здесь просто без пунктуации), на замечания девушка отвечает: «А она вам мешает что ли?» Ольга Арсланова: «Пятерочка, с 8 утра работаю, разрешают обедать только в 15 часов», – это из Вологодской области пишут нам. «Отсутствие татуировок на видимых частях тела – это достаточно стандартное условие в рабочих контрактах на Западе в больших фирмах, мы тут ничего не придумали». Петр Кузнецов: Ну опять-таки смотря в каких. Ольга Арсланова: Многие наши зрители, кстати, считают, что да, татуировки является недопустимой историей, хотя, с другой стороны, как они влияют на профессионализм, тоже не очень понятно. Петр Кузнецов: Ну возьмем какого-нибудь IT-шника, например. Ольга Арсланова: Ну хоть он весь с ног до головы, если он хорошо кодирует, какая разница? Петр Кузнецов: Конечно. Владимир Карачаровский: Нет, если мне, рядом сидящему, например, это противно, то это может влиять на мой профессионализм. В этом смысле… Ольга Арсланова: Так не смотрите, что ж тут, можно сказать. Владимир Карачаровский: Ну вот, например, на Западе даже духами пользоваться запрещают, потому что предполагается, что у какого-то человека может быть аллергия и так далее. То есть, казалось бы, почему бы не пахнуть хорошо парфюмом? – потому что другой человек может быть астматиком, он может быть и просто аллергиком. То есть здесь, понимаете, очень тонкая грань. Наверное, в каждом конкретном случае надо разбираться. Но в принципе тут надо смотреть не только на личную свободу, но и на то, как она влияет на рядом сидящего сотрудника. Но опять же с татуировками, возможно, это перебор. Ольга Арсланова: Наверное, смотря какая сфера. Петр Кузнецов: Смотря какая татуировка И опять же вопрос, если вы подписывали контракт, в котором это уже есть, и вас ознакомили с актами, в которых это прописано, и вы согласились, это одно. А если вас приняли, а потом это вписали, причем вписали законодательно, с соблюдением всех законодательных правил, тогда здесь возникает спорный вопрос. Но мне кажется, такой вопрос, как вопрос о татуировке, можно в каком-то неформальном режиме договориться, в конце концов все не пропишешь. Петр Кузнецов: Владимир, мне кажется, еще очень важный здесь вопрос: а начальник при этом ведь должен соблюдать те инструкции, которые он придумал, правда же? Владимир Карачаровский: Конечно, да. Ольга Арсланова: А бывает, что сам нарушает, а другим… Владимир Карачаровский: Ох, это хороший вопрос. Начальники не так видны, чтобы понять, нарушают они что-то или не нарушают. Я начальника с татуировкой еще не видел, но в принципе абсолютно верно, что если введены какие-то нормы, они должны быть введены для всех. Но хотя невозможно, условно говоря, для разнорабочего и для, например, человека, занимающегося творческим трудом (аналитика) сделать одни и те же нормы, наверное, с точки зрения просто мотивационных концепций это не совсем верно. Но они не должны настолько различаться, чтобы люди чувствовали дискриминацию. И безусловно, вот мы делали исследование с экспатами, например, что да, экспаты, которые работают у нас, руководят крупными подразделениями компаний или компаниями, они говорят, что да, если они хотят работника приучить к дисциплине, я сам должен приходить на работу заранее, это норма для западной культуры. Но в России… Я не могу сказать, что в России противоположно, но случаи, если начальник вводит нормы, а сам их нарушает, конечно, делают нелегитимными с общественной точки зрения все введенные запреты. Петр Кузнецов: Абсолютно. Владимир Карачаровский: Это приводит к анекдотам, сарказму, иронии и ни к чему больше. Петр Кузнецов: Ничего хорошего в целом для предприятия, конечно, это не принесет. Владимир Карачаровский: Нет, обычная итальянская забастовка, саботаж элементарный. Петр Кузнецов: Звонки. Тула сначала, Олег, здравствуйте, вы в прямом эфире. Ольга Арсланова: Добрый вечер, Олег. Зритель: Добрый день. Пожалуйста, гость может ответить нам на вопрос из Тулы? Петр Кузнецов: Конечно, может. Зритель: Мы беспокоим по поводу 6-часового рабочего дня. Почему сами офисные работники или работники предприятий, которые у нас, так сказать, государственные не хотят сделать бессрочную забастовку и установить свой по кодексу рабочий график, 6-часовой рабочий день? Я думаю, что никто от этого не пострадает, будут меньше отдыхать на работе, курить и все такое остальное, больше свободного времени, и производительность труда соответственно улучшится. Кстати, в бегущей строке про 12-часовой рабочий день, соответственно, вопрос такой: сами работники должны интересоваться, сами работники должны бороться за свое право. Почему этого не происходит ни там, ни там, так сказать, ни на коммерческих, ни на государственных предприятиях? Петр Кузнецов: Спасибо. Вопрос из Тулы. Владимир Карачаровский: Ну с последнего если начать, я уже сказал свою позицию: в тех условиях, в которых живет современный человек, с учетом того уровня жизни в России, который мы имеем, у человека просто нет сил заниматься… Как вы будете в свободное от работы время заниматься организацией первичной ячейки профсоюза или какого-то другого собрания работников, которое будет отстаивать права? Как он это может делать? У него семья, у него рабочий день, он устал в конце рабочего дня, у него нет возможности этим заниматься. Этим должны заниматься профессионалы, профессиональная организация должна быть. То есть там должны… Потом вы не можете бороться, не будучи… Ваша борьба должна быть подкреплена работой специалистов, юристов. То есть работник ведь тоже всей картины не видит, мы же не встаем на позицию, что работодатель всегда неправ, нет, работник не видит всей картины. Поэтому должны быть профессионалы. 6-часовой рабочий день – ну как, в смысле? Есть определенная установленная норма, почему мы должны в этом смысле пересматривать? Кстати, идея о том, что если сократить рабочий день, то люди перестанут на работе курить, играть в игры, а станут это делать дома, – совершенно не факт. Просто сокращенный рабочий день очень быстро, если его гипотетически сократить, хотя таких обсуждений я вроде бы не слышал, он превратится в общепризнанную норму, и все придет к тому же стационарному состоянию, так же будут играть в этот сокращенный рабочий день. Петр Кузнецов: Да, это если мы о другой крайности сейчас говорим, о слишком уж большой лояльности со стороны работодателя. Владимир Карачаровский: Ну конечно, это как в Советском Союзе было, нельзя никого уволить, даже если он пьющий, прогульщик и так далее, это другая крайность. Но вот да… Ольга Арсланова: Давайте еще один звонок послушаем, у нас на связь Воронеж. Петр Кузнецов: Валентина, Воронеж. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Валентина меня зовут, Воронеж. Я хочу рассказать о запретах на своей бывшей работе. Я проработала 3 месяца в нашем воронежском магазине, называется «Леруа Мерлен». Кафе у частного предпринимателя, я работала посудомойщицей. Устроилась я туда с условием, что мне кроме зарплаты положено еще бесплатное питание. Но питаться я должна была исключительно в туалете, хозяин сказал, что у него существует такая красная линия, чтобы меня не видели посетители кафе. Ольга Арсланова: Ничего себе. Зритель: То есть посетители кафе были сотрудники магазина «Леруа Мерлен». Я, конечно, не упала так низко, чтобы есть рядом с унитазом… Ольга Арсланова: Кошмар. Зритель: Я стояла просто у параллельной двери… Ольга Арсланова: Должно же быть какое-то помещение. Петр Кузнецов: Справедливости ради хотя бы сразу об этом заявили, то есть при приеме на работу, это уже хоть какой-то плюс этого всего… Спасибо большое. Ольга Арсланова: И вы отказались, да, Валентина? Владимир Карачаровский: В данном случае, если действительно… Ольга Арсланова: Есть какие-то вещи, которые нарушают права человека. Владимир Карачаровский: Конечно, это конституционное право, это умаляет достоинство, дарованное нам Конституцией. Это вопрос судебного разбирательства. Петр Кузнецов: Валентина при этом 3 месяца проработала. Владимир Карачаровский: Ну понимаете, это наш общий менталитет, у нас всех, я в данном случае даже себя не отделяю. Петр Кузнецов: Да. Владимир Карачаровский: Но лучше как-то… Петр Кузнецов: Ни в коем случае не делаем вас виноватой, Валентина, но… Владимир Карачаровский: Да. Поэтому… У нас, к сожалению, работники поставлены в такие условия, что нет двери, в которую вы можете войти и сказать: «Да, мои права нарушаются, защитите меня». Должен быть такой кабинет, там должны сидеть профессионалы… Ольга Арсланова: Трудовая комиссия, суд в конце концов. Владимир Карачаровский: Суд – это сложно. Пойти в суд… Петр Кузнецов: Дойти, собрать… Владимир Карачаровский: Вот отработала Валентина целый день, ну когда ей идти в суд? Во-первых, надо понять, как это делать. Петр Кузнецов: Отгул брать. Владимир Карачаровский: Отгул брать, как это делать, что писать, это стресс дополнительный, которого и так в жизни полно. Ольга Арсланова: То есть в идеале такая какая-то организация должна быть на рабочем месте? Владимир Карачаровский: Первичное представительство профсоюзов на каждом предприятии. То есть вы понимаете, закон дарует право работникам это создавать. Это не будет работать, у работников нет сил это создавать. Значит, в законе по идее должно быть прописано, что этого не может не быть, вот тогда эта комната будет, тогда этот вопрос можно будет решать. Там должны сидеть независимые от работодателя люди, которые эти вопросы будут решать. А до сих пор так и будет. Но это, конечно, вопиющий случай. Надо, может быть, поскольку мы на телевидении, это можно поставить на заметку, такого не должно быть, это вопиющий случай, я думаю, это вопрос, конечно, для судебного разбирательства. Петр Кузнецов: Тем более компания крупная, компания на слуху. Владимир Карачаровский: Ну это какой-то, может быть, как сейчас говорят, перегиб на месте… Надо разобраться в ситуации. Петр Кузнецов: Так что с филиалом надо разобраться, да. Вот что нам еще пишут, Татарстан: «Начальник курит кальян, и мы по колено в дыму ходили к премии. Соседние офисы жаловались пару раз, так как их клиенты на лестнице не доходят». Не совсем понятно, что значит «ходили к премии», видимо, через дым, но терпели, потому что… Владимир Карачаровский: …кто прошел, тому премия? Петр Кузнецов: Не знаю, не знаю. Олег поясняет нам про татуировки: «Если вы приходите в офис или в гостиницу, а шея ресепшиониста вся в «синьке», у вас будет желание иметь контакты с работниками этой организации?» – спрашивают нас. Ольга Арсланова: Вроде как человек в татуировках вызывает меньше доверия, хотя тоже вопрос очень спорный в XXI веке. Владимир Карачаровский: Вот это уже вопрос очень деликатный. Конечно, в гражданском обществе любые вопросы может разбирать суд, но тут очень вопрос сложный… Вот эти вопросы уже на грани… Надо понять, наверное, как общество к этому относится, но я не уверен, что здесь… Понимаете, вот такие вот вещи, татуировки ил что-то, наверное, в каких-то случаях такие личные особенности могут быть причиной, например, дисциплинарного взыскания и увольнения. Условно говоря, если вы устроились спасателем на водах, а потом чем-то заболели, что не можете плавать… Ольга Арсланова: Понятно. Владимир Карачаровский: Наверное, в данном случае вы должны уйти, вы не можете. Петр Кузнецов: Ну да, то есть то, что влияет. Ольга Арсланова: Хорошо. Владимир Карачаровский: Вот случай, когда ресепшионистка в татуировках… Ольга Арсланова: Скорее всего, ее просто не возьмут. Владимир Карачаровский: Ну… Петр Кузнецов: Нет, при этом если обаятельный совершенно человек, адекватный, профессиональный… Ольга Арсланова: Смотрите, у нас есть небольшой опрос, в разных российских городах спрашивали, какие ограничения есть на работе у людей. Давайте посмотрим. ОПРОС Ольга Арсланова: «Нельзя спать», – я считаю, что это серьезное ограничение, это повод уволиться просто моментально. Владимир Карачаровский: Мне кажется, если мы сейчас дружно уснем в эфире, рейтинги передачи взлетят моментально. Ольга Арсланова: Да, это будет необычно. Спасибо большое, что прокомментировали эту тему. Владимир Карачаровский: Спасибо вам. Ольга Арсланова: Спасибо нашим зрителям тоже за реакцию. Напоминаем, у нас в гостях был доцент Департамента прикладной экономики Высшей школы экономики, кандидат экономических наук Владимир Карачаровский. Петр Кузнецов: Спасибо. Владимир Карачаровский: Спасибо.