Виталий Млечин: Ну а мы в ближайший час будем говорить об экономике. У нас в гостях Владимир Карачаровский, кандидат экономических наук, доцент Департамента прикладной экономики Высшей школы экономики. Сейчас узнаем его личное мнение о главных событиях. И начнем, пожалуйста, с иностранных компаний, которые ушли, громко хлопнув дверью, а теперь как будто возвращаются. Как это сказывается на экономике России и на нашей жизни в целом? Как вы считаете, вот этот процесс возвращения уходящих компаний о чем говорит? Владимир Карачаровский: Здравствуйте, коллеги. Рад вас видеть. Ну, процесс… Все говорят о том, что процесс возвращения начался. На самом деле это такая же сейчас большая игра, такая же, как и геополитическая, только на экономическом фронте. Все не так просто с этим возвращением, потому что задачи… Ну, опять же, российский рынок. Российский рынок сейчас падающий, сокращающийся, на нем ограничены поставки импорта, поэтому компании, по крайней мере из тех, кто объявил о возвращении, одни возвращаются, сменив бренд (а вот что это значит – надо подумать), некоторые продают свои активы, а в каких-то случаях, например, как в случае с Renault, мы вообще заключаем как бы условную сделку, то есть опцион с правом возврата через несколько лет. Марианна Ожерельева: Также говорят сегодня о McDonald’s, что может быть тоже такая же история. Что это означает? Что пройдет пять-семь лет – и они могут спокойно вернуться под брендом, который был? Владимир Карачаровский: Смотрите. Это на самом деле такая достаточно хитрая сделка. Ну смотрите, что происходит. Вот у вас есть огромные активы на рынке, который падает, на котором падает покупательная способность, на котором перекрыт импорт. А у вас огромные активы, и их надо обслуживать. Что надо сделать? Ну, я рассуждаю со стороны иностранных компаний. Ну, нужно эти издержки передать, например… Марианна Ожерельева: Новому владельцу. Владимир Карачаровский: Ну, новому владельцу. Например, за условный рубль передать эти издержки российскому правительству с правом вернуть эти активы, когда ситуация улучшится – ну, лет через пять. То есть фактически что? Но тут опять же зависит от переговорной силы. Во-первых, что мы могли бы сделать? Мы могли бы сделать по дешевке, грубо говоря, по ликвидационной какой-то стоимости или по стоимости гораздо ниже рыночной эти компании выкупить – и тогда бы это были уже наши активы. И тогда бы, когда пришли лучшие времена, мы бы уже в полной мере диктовали условия тем игрокам западным, которые хотели бы вернуться. И это были бы уже наши активы. И купили бы мы их относительно недорого, потому что сейчас кризис на рынке, и как бы здесь больших прибылей не соберешь. А если вы заключаете опцион, то вы фактически вот сейчас, на плохие времена, как будто бы передаете управление этими активами, а когда времена меняются… Ну, например, что-то изменилось у нас, снова вернулся рынок, восстановился, покупательная способность выросла. Ну, пофантазируем, да? И вы говорите: «Нет, я обратно за рубль забираю свои активы». Это его право. И получается, что мы получили как бы на трудное время эти активы, а потом возвращаем. Другое дело – для того чтобы сделать по-другому, нужна очень высокая переговорная сила. И здесь мы не имеем права кого-то критиковать, правительство, потому что это очень серьезная игра, очень высокие ставки. Поэтому, возможно, другого варианта не было. И тогда в эти пять-шесть лет мы должны правильно разыграть политику использования этих активов, чтобы через пять лет, когда у нас их заберут, не проиграть. Вот это то, что касается этих сделок с опционом, в том числе по Renault. Марианна Ожерельева: McDonald’s тоже русский человек купил, пожалуйста. Ну? Владимир Карачаровский: Прекрасно! Виталий Млечин: Но его продали же. Владимир Карачаровский: Ну, Shell – то же самое. Смотрите. Здесь другой возникает момент, здесь надо разбираться в контрактах, ведь нам не доступны данные. Марианна Ожерельева: Да. Владимир Карачаровский: Значит, что может быть? Я, например, не думаю, что… Ну что может McDonald’s, например? Он продал. То же самое… Даже если мы возьмем какие-то магазины, крупные торговые сети, тем более если мы берем производство, то что означает, например, как многие из них заявляют, что они будут работать, но только под другими брендами? Виталий Млечин: Да. Владимир Карачаровский: А что это означает? А это означает, что, скорее всего, нам продали как бы основные фонды, но нам не продали определенные секреты производства. Значит, наверняка сокращен западный менеджмент. А это значит, что ослаблен контроль качества. То есть на самом деле не факт, что эти проданные… Так мы получали европейское обслуживание. Не факт, что эти проданные активы, которые будут работать под другой маркой… Я ни в коем случае не пытаюсь подвергнуть сомнению умение нашего бизнеса вести дела, но я просто хочу сказать, что вот то ведение бизнеса под новой маркой уже не происходит. Даже если он не продан, а какие-то другие варианты… Они даже могли никому не продавать, а, например, просто сменить вывеску, никому из наших игроков не продавать. А что это значит? Вас плохо обслужили в магазине? Вы купили там брак, контрафакт? Ну, вы сами хотели параллельный импорт, вы же сами его ввели. Вас плохо обслужили? Нет, это уже не виноват тот магазин, который под красивым европейским брендом здесь работал. Марианна Ожерельева: А теперь кириллица там. Владимир Карачаровский: Это какая-то совсем другая фирма вас так обманула. Причем, я подчеркиваю, это может быть совершенно не российский бизнес, а это может быть какой-то бизнес вообще третьих стран или тех же собственников. Я не знаю, как они поделили активы. Суть в том, что они за свой бренд теперь не отвечают, раз они сменили вывеску. Поэтому мы должны тоже быть к этому готовы. То есть возвращение возвращению – рознь. Нужно смотреть, на каких условиях они возвращаются, что они от нас утаивают, какие секреты производства, как они меняют там контроль и так далее. Поэтому что мы получим после этого возвращения, к сожалению, пока еще не ясно. Марианна Ожерельева: Из Ростовской области пишут, что очень рады видеть вас в эфире. Владимир Карачаровский: Благодарю. Марианна Ожерельева: И вопрос: «А вот то, что они возвращаются – надо ли нам это?» Ведь, помните, когда все это началось, как много было разговоров: «Мы создадим свое». Тот же McDonald’s, сегодня «Известия говорят», что MС, желтенькую буковку уберут. Ну, даже здесь не покреативили, то есть все равно на старом и едем. И, конечно, у народа вопрос. Вроде бы хотели что-то свое, производство, а получается – раз они окончательно не ушли, что-то же все равно будет, и не нужно свое. Владимир Карачаровский: Да. Вот здесь несколько моментов. Первый момент – о том, что резко, так сказать, вот эта буква (ну, назовем условно – McDonald’s), она не меняется. В этом есть прямая логика. Вот смотрите. Например, если мы возьмем рынок газированных напитков, то какая самая у нас массовая, во-первых, марка и самая дорогая марка? Ну, была. Сейчас – не знаю. Марианна Ожерельева: Какая? Владимир Карачаровский: Pepsi и Coca-Cola. Попробуйте сделать производство и на рынок газированных напитков выйти с какой-нибудь своей маркой «Колокольчик». Марианна Ожерельева: Ну, «Черноголовка» как-то не может конкурировать? Владимир Карачаровский: Нет-нет-нет, у нас рынок поделен. Ну, если я не ошибаюсь, чуть ли не 70% – это иностранные напитки. Марианна Ожерельева: Известные. Владимир Карачаровский: То есть у нас не такой большой сегмент рынка. Так вот, смотрите, на рынок-то сложно с новым брендом выйти. Вот вы заходите в магазин со своими детьми, и вы знаете: это «Черноголовка». Вы примерно понимаете, что это такое. А это пепси-кола. Да, там многое говорили, но, с другой стороны, Pepsi, господи, поколение выросло. И берете этот напиток. А тут стоит бутылка… Вот сколько раз я сам: купишь что-то, и написано «отечественный аромат». Я помню этот аромат из детства, причем не только аромат. Это же был не просто аромат, вкусовые добавки, а это был определенный наполнитель, на котором делалось. Ну, написано: ГОСТ. А не ГОСТ! Я же чувствую, я помню этот вкус детства. Ну не ГОСТ это! Я знаю. А они пишут: ГОСТ. Поэтому когда я выбираю наши эти бутылочки, я тоже ориентируюсь на бренд. Поэтому со своей маркой не так просто выйти. А вот если это та же самая буква М, то вы примерно… Вы можете по-разному к ней относиться, но если вы знаете: ага, это М – так это было вот это, так это примерно то же самое. И туда зайдете. А если какая-нибудь «Ромашка» или «Льдинка», кафе: то ли стоит заходить, то ли нет? Не знаю. Марианна Ожерельева: Так продвигать научитесь. Вот вспомните, в девяностые реклама с Джексоном, когда он пепси-колу… Ну, то же так круто! Ну почему у нас не могут тоже делать какую-то достойную и классную рекламу? Владимир Карачаровский: Нет, ну почему? Был период, был период… Марианна Ожерельева: И тогда твой продукт узнают. Владимир Карачаровский: Нет, ну не так все просто. Сейчас рекламы-то много. А вы ей верите? Нет, смотрите, был период… Вот сейчас реклама… Ну смотрите… Марианна Ожерельева: Ну, как-то оно запомнилось. Владимир Карачаровский: Запомнилось. Нет, это хорошо. Марианна Ожерельева: И бутылочка визуализируется. Владимир Карачаровский: Когда начали возвращаться вкусы детства… Там была даже, я помню (ну, это лет десять назад), акция в магазинах «Назад в СССР». Там даже в треугольных пакетах молоко продавали. Марианна Ожерельева: Ну слушайте… Владимир Карачаровский: Ну нет, к этому тянет. Но ты хочешь тут же вкус ощутить, а не только по этикетке купить что-то с наценкой, а потом понять, что это не вкус детства. Так нет, я о чем говорю? У нас реклама переживает разные периоды. Вот сейчас реклама переживает период, когда затмили там все звезды. А вот лет, наверное, десять назад было по-другому, и даже рекламные ролики участвовали в определенных конкурсах, имели художественную ценность. Марианна Ожерельева: В фестивалях, да. Владимир Карачаровский: И была действительно интересная реклама. Там снимались совершенно не известные никому актеры, а не звезды, когда «вот он футболист или он звезда шоу-бизнеса, поэтому я такой же, как и он, хочу быть». Там уже художественной ценности, конечно, меньше. А была реклама интересная. Кстати, в девяностые годы реклама была целиком самодельная, вот такая кустарная, но в ней был какой-то юмор. Марианна Ожерельева: И она привлекала и запоминалась. Владимир Карачаровский: И она привлекала. Нет, я опять же не говорю, что у нас рекламщики не те и прочие. Просто я хочу сказать, что здесь есть вопрос… Российский потребитель привык не доверять очень многому новому, потому что он привык, что его обманывают. Потому что он привык, что если там написано «печень трески» и какая-нибудь желтая этикетка со скидкой, но я не покупаю печень трески, я покупаю паштет, нарубленный из филе, не знаю, каких-то рыб с примесью чего-то. Это можно есть. Возможно, это даже не вредно. Но это не печень трески. Поэтому очень сложно. Тут не только реклама виновата. Мы должны вернуть доверие потребителя. Для этого, в частности, нужно предложить как один из вариантов, по желанию (а в рыночной экономике по-другому не сделаешь), работать по советскому ГОСТу. А это очень дорого сейчас. Так сделайте производство, сделайте такие логистические цепочки, чтобы продавать по ценам, так сказать, приближенным к реальности, но по советским ГОСТам. Я думаю, у вас будет аншлаг из потребителей. Но всякие картели и вообще рыночные несовершенства приводят к тому, что легче продавать, как все. Колбасу – ну, так себе, примерно похожую. У нас, кстати, есть хорошие сорта колбасы, я ничего не говорю. То есть я только определенные покупаю. Я иногда экспериментирую – и все время провал, ну не то. Поэтому уж лучше покупать… Марианна Ожерельева: Но здесь есть выбор, уже хорошо, экспериментируете. Владимир Карачаровский: Вы знаете, а я бы, если бы мне предложили ГОСТ без выбора и выбор, я бы, наверное, согласился на ГОСТ. Виталий Млечин: Если бы предложили. Марианна Ожерельева: Да. Виталий Млечин: То есть если бы у вас был выбор, вы бы его сделали. Владимир Карачаровский: Конечно, да-да-да. Ну, как бы он минимальный бы был, да? Вот мне не нужно, не знаю, 50 вариантов докторской колбасы. Мне нужно… Виталий Млечин: А может, другим нужно. Владимир Карачаровский: Может быть. Но… Виталий Млечин: Ну и зачем же всех лишать? Владимир Карачаровский: Поэтому я и говорю: а давайте попробуем. Ведь на рынке как? Все делают так себе, условно, так сказать… Ну давайте я не буду говорить, а то неправомерно так говорить. Все делают с учетом покупательской способности нашего населения, с учетом дороговизны компонентов, с учетом нежелания создавать собственное оборудование – по-разному, у всех свои причины. Колбаса одна лучше, другая хуже. Но в целом вот тот уровень советского ГОСТа не достигнут, потому что это никому в принципе не надо. Когда все продают примерно одно и то же, ну зачем выскакивать? Не дай бог, тебе скажут еще, что ты лишнее что-то сделал. Поэтому вот здесь нужно следить еще за тем, чтобы не было картельных соглашений на рынке, чтобы не было коррупции на рынке, чтобы не было давления на свободную конкуренцию. А это тоже очень важно. И поэтому, смотрите, давайте предложим хотя бы один по-настоящему гостовский товар. Не ГОСТ Р, который уже с заменой добавок всяких иностранных, пальмового масла и прочее, допускает, а ГОСТ СССР – там не могло быть ничего такого. Ну, мы просто ничего такого не покупали. Да просто не было! Ну, ГОСТ СССР. И попробуем делать, я не знаю, колбасу, хлеб, макароны с этим ГОСТом и посмотрим, куда пойдет потребитель. Пусть это делают государственные предприятия, по лицензии торгуют государственные магазины этими гостовскими товарами. И посмотрим, какой свободный выбор сделает потребитель. Если при огромном количестве ларьков с колбасой, макаронами рыночного производства все будут в очереди стоять за докторской колбасой ГОСТ СССР, то это не означает, что у нас ее дефицит. Конечно, мы всем ее не произведем. Но это будет означать, что вот он – потребительский выбор. Значит, нужен здесь не рынок, а здесь нужен план и ГОСТ. Ну, например, так. Марианна Ожерельева: Из Оренбургской области вам вопрос: «А куда же мы возвращаемся? Случайно ли не в девяностые?» Владимир Карачаровский: Ну, вы имеете в виду, что сейчас на рынках происходит, наверное? Марианна Ожерельева: Да. Владимир Карачаровский: Ну, я бы не сказал, что мы возвращаемся в девяностые. Что такое девяностые? Девяностые – это прежде всего такой бандитизм, это ситуация, при которой, во-первых, люди, которые… Ну, на рынке, во-первых, доминируют те, кто способен… ну, у кого сознание сформировано таким образом, что он готов идти на определенные «серые» схемы, преступить закон так или иначе. Ну скажите, если вы поставите… Вот 91-й год. Я уже как-то об этом говорил. Умозрительный пример, чтобы никого не убеждать. Всем объявили рынок: пожалуйста, торгуйте! Да? И вот стоит человек, который… Вот он хочет заняться бизнесом, но он вчера работал, не знаю… Ну где? Марианна Ожерельева: Ну, в другом месте работал. Владимир Карачаровский: В другом месте. Ну, он работал каким-нибудь токарем, например, но хочет открыть свое дело. И рядом стоит бывший цеховик – тот, который преступал закон в советское время. Ну, цеховики, «серые» производства. Вот им обоим сказали: все, теперь можно! И кто выиграет? Ну конечно, цеховик. И этот будет думать… Марианна Ожерельева: А может, договорятся? Владимир Карачаровский: А? Марианна Ожерельева: Может, договорятся? Цены высокие будут держать. Владимир Карачаровский: Нет, договорятся не в пользу того, кто знает, что закон преступать нельзя. Бывший цеховик более ушлый, у него меньше моральных преград. Конечно, он выиграет. Ну, они и выиграли. Поэтому сейчас ситуация в этом смысле другая, потому что сейчас все-таки у нас есть культура бизнеса. Молодежь в вузах, в техникумах учит, что такое рыночная экономика. Как бы мы примерно понимаем (ну, я имею в виду, если в целом население брать) ее законы, по которым она работает. Так что… Это первое. Во-вторых, сейчас все-таки сильное государство, и такого бандитизма, как в девяностые, я думаю, мы способны не допустить. А раз так, то возможно некое подобие свободной конкуренции. Я говорю «некое подобие», потому что постоянно кого-то отлавливают за коррупционные сделки. И этого довольно много. И суть-то проблемы сегодняшней заключается в том… А она как принципиально отличная от ситуации девяностых. В девяностые годы ты мог все что угодно завезти, на этом бизнес и делался. А сейчас ты ничего не можешь завезти, поэтому возврат в девяностые невозможен. Просто девяностые – это экономика лавочников, ну, как бы тех, кто перепродает сделанное другими руками. А сейчас такое невозможно, сейчас ты должен произвести, перепродавать нечего. В этом и кризис сегодняшнего момента. Поэтому это не девяностые, это принципиально новая ситуация. Я бы сказал (я уже это сравнивал), что эта ситуация близка к ситуации… ну, не совсем… ну да, близка к ситуации конца 20-х годов, конец НЭПа, когда НЭП сделал свое дело, он вытащил экономику со дна после падения в Гражданскую войну, а дальше… Ну, вытащил. Так же и у нас вот этот рынок, вот эта экономика мелких лавочников вытащила экономику после падения в девяностые, а дальше рост прекратился, потому что у нас нет такого класса предпринимателей, которые финансировали бы по-настоящему крупные проекты. Ну, пусть они делают легкомоторные самолеты, электромобили. Но нет же такого. Сколько было попыток – ничего не получается. Тут дальше можно обсуждать причины: дешевые кредиты, длинные деньги, о чем постоянно говорят предприниматели. Ну, наверное, эти вопросы сейчас будут решаться. Потому что ситуация хороша тем, что нам наконец не нашими руками, а чужими, закрыли возможность на нефтедоллары покупать чужое, поэтому вынуждены все – рынок и государство – сделать ставку на нас самих. Вот что мы можем, то и делаем. Преподавать школьникам, преподавать студентам так, как мы умеем. Писать книги, создавать станки, машины… Марианна Ожерельева: Но станки же на нефтедоллары покупали, дорогостоящее оборудование. Владимир Карачаровский: А вот смотрите. Возвращаемся к идее Renault, мы же не закончили эту логическую нить. А как сделать? Что, мы просто отдадим Renault потом за рубль обратно? А я полагаю, что вот эти пять лет нужно потратить, чтобы создать как минимум копию этого завода и вот его уже разобрать по частям. Ну как? Эти станки разобрать. Вот сто молодых выпускников, инженеров, молодых слесарей, старые мастера, пригласить их на предприятие. Вот эти станки, грубо говоря, по шестереночке разобрать и попробовать пересобрать, сделать копию этого завода и вот его уже развивать как «Москвич». У нас есть НАМИ, а это сильнейший институт был. Ну и сейчас у него масса разработок. Вот этот новый завод уже, не тот, который мы отдадим через шесть лет, а вот этот новый завод уже развивать как «Москвич». И тогда, может быть, что-то получится. Кстати, еще. Вот если все вернутся, кто ушел, то вы думаете, что у нас будет рост? Нет. У нас будет возврат к прежнему уровню. Но нам-то рост нужен. Для этого нужно, чтобы рядом с Renault появился «Москвич». Для роста нужно, чтобы не Renault в «Москвич» переименовали, а чтобы рядом с Renault был «Москвич» – тогда будет экономический рост. Вот в чем задача-то. Виталий Млечин: Но для того, чтобы рядом с Renault был «Москвич», надо, чтобы Renault тоже оставалось. Владимир Карачаровский: Пусть остается. Виталий Млечин: Вот! А вот как бывает в российских регионах. У нас есть пример из Челябинска: там в торговых центрах после перерыва открылись салоны одежды нескольких известных марок, которые были закрыты некоторое время, а сейчас опять открылись. Часть из этих иностранных магазинов принадлежала владельцу из Польши. По решению собственника торговые точки не работали с начала марта. Возвращение на российский рынок стало возможным после продажи бизнеса инвестору из Китая. – Я очень рада. У меня дочь любит этот отдел, обожает. Ну, на нее тут размеров достаточно. – Дети одеваются в этих магазинах. Им очень не хватало! – Я знала, что все равно со временем все откроется. Виталий Млечин: Новый владелец магазинов не получил права на использование товарных знаков, поэтому в ближайшее время название изменит. Но пока салоны одежды работают под теми же брендами, что и раньше. Люди рады. Но, опять же, с брендами не очень понятно следующее. Если право на бренд не перешло к новому покупателю, то право на вот эти самые товарные цепочки налаженные… То есть в этих магазинах, пусть и под другим брендом, будут продавать то же самое или все-таки что-то другое? Владимир Карачаровский: Ну, этого я не знаю, но на товарные цепочки права никакого ни у кого нет. Это на бренд, на товарный знак может быть право, ну, на секреты производства какие-то. Но на логистические цепочки… Как ты их создашь, так и создашь. Виталий Млечин: Вот! Но надо же знать, как они были созданы. То есть когда покупают вот так… А что тогда купили? Марианна Ожерельева: Мы же видим по налоговой службе и так далее, то есть отчетность же есть, какая логистика. То есть мы видим, каким транспортом это доставляется, через какие погранпереходы. Мы это понимаем. Владимир Карачаровский: Ну, если мы можем это воссоздать – пожалуйста. Ведь в чем проблема-то? Вот мы говорим, что компании ушли – мол, они плохие. Так это не так. Ведь они… Например, запчасти нам не могут поставлять на сборочные заводы. Что, это компании плохие? Да правительство закрыло границу – и они просто не могут этого делать. Марианна Ожерельева: А в обход получается дороже, да? Ну, если другими путями… Владимир Карачаровский: Смотря как устроена схема. Марианна Ожерельева: Ну да. Владимир Карачаровский: Если действительно подлинные запчасти продавать в обход… Кстати, и не каждый согласится. Вот с Казахстаном помните кейс? Марианна Ожерельева: Да. Владимир Карачаровский: Не каждый согласится. Как бы партнерство и так далее… Марианна Ожерельева: И Китай, кстати, Xiaomi и так далее поставки тоже прекратили. Владимир Карачаровский: Так Китай тоже не может полностью контролировать свои компании. Китай – там же частные компании. Он им рекомендует сохранять работу в России, но… В СМИ было же очень много информации о том, что сами компании стремятся уйти, чтобы не попасть под санкции. Так что здесь не все так просто. Поэтому у нас как бы часто рисуется картинка: вот они там – «золотой миллиард», а на самом деле вот оно – человечество настоящее, мы. Но я бы не сказал, что в этом человечестве есть такая солидарность по поводу того, как вести себя по отношению к Западу, увы. Виталий Млечин: Так что тогда купили, если не бренд? Владимир Карачаровский: Во-первых, могут купить… Ну как? Вы знаете, во-первых, основные фонды. То есть надо посмотреть… Во-первых, любой магазин – это оборудование то или иное. Марианна Ожерельева: Локализованное в России. Владимир Карачаровский: Нет, если это производство, то вообще понятно, что купили. Это раз. Площади какие-то, вот постройка, в которую инвестор вложился, то есть это какой-нибудь торговый центр. Виталий Млечин: Площади в торговых центрах обычно арендуются. Владимир Карачаровский: Значит, все равно есть владелец. Кто это? Надо смотреть в каждом конкретном случае. А потом, знаете, у Томаса Стюарта была такая фраза: «Даже если я в своем бизнесе все продаю, включая торговую марку, продаю оборудование и продаю здание, то все, что осталось, я все равно могу продать». А что осталось после того, как я все продаю, торговую марку, увольняю людей, продаю оборудование и цеха? Остается так называемый структурный капитал. Но только это не право на эти цепочки, а это некая, знаете, записная книжка, по которой я быстро могу собрать любую логистическую цепь, потому что мне доверяют. Я звоню, условно говоря, и говорю: «Вот мне нужно это, только теперь вот так». – «Без проблем! Мы тебя знаем. Будет так». Вот эта записная книжка с телефонами людей, которым ты доверяешь и которые доверяют тебе, – это и есть структурный капитал. А он очень дорого стоит! Возможно, это. В том числе это можно назвать правом на логические цепи. Или, по крайней мере, можно это назвать как бы передачей доверия партнеров-контрагентов. Возможно, это. Надо в каждом случае разбираться. Марианна Ожерельева: Звоночек послушаем? Виталий Млечин: Да. Из Севастополя Татьяна. Здравствуйте. Марианна Ожерельева: Здравствуйте. Зритель: Алло. Здравствуйте, ведущие. Здравствуйте, Владимир, эксперт. Владимир Карачаровский: Здравствуйте. Зритель: Я вот хочу сказать свое мнение по этому поводу в общем. Вот он уже говорил, Владимир, что раньше, допустим, бренд пепси-кола. И тут же он сказал «Черноголовка». Да, вот я раньше ее не пробовала, эту воду. А потом я попробовала, думаю: все-таки возьму. Она в стеклянных бутылках, разных видов. Ну, она просто дорогая. Но не сравнить эту «Черноголовку», допустим (а я ее редко покупала), ни с какой пепси-колой, ни с каким брендом. Это великолепная вода, просто она не каждому по карману. Допустим, раньше были «Дюшес», «Буратино» – это было нам по карману при Советском Союзе. Но что возвращаться в прошлое? Дальше. Хотелось бы сказать про эти «Макдоналдсы». Да, это, с одной стороны, удобно, что пришел, там быстро поел. Но взять можно из прошлого, не возвращаться в прошлое, но какие-то, допустим, положительные качества взять из того, что было. Допустим, столовые. Зашли люди в столовую, семья: первое, второе, компот, салаты. И в таком, как говорится, большом ассортименте, что можно было выбрать. И цена нормальная, и пища здоровая для организма. Потом, колбаса. Да, в прошлом была хорошая колбаса, это понятно. Но и сейчас есть. Я не хочу рекламировать продукцию, но я даже попробовала первый раз съесть в нашем городе, купила эту колбасу «Рублевскую»… Марианна Ожерельева: Дорого? Зритель: Я ее очень редко покупаю! Я не хочу рекламировать ее, не хочу рекламировать производителя. Я купила кусочек – ну, это супер! Просто немножечко… Виталий Млечин: Понятно, понятна ваша мысль. Спасибо. Марианна Ожерельева: Татьяна, а это дороже, чем обычная, условно, колбаса, вот этот бренд, который вы назвали, который вкусной оказалась? Зритель: «Рублевская»? Просто я покупала, допустим… Я редко ее покупаю. И мне просто она понравилась. Есть и другие колбасы. Виталий Млечин: Понятно, понятно. Ладно, спасибо. Марианна Ожерельева: Ладно, спасибо. Вот про цену. Все-таки если это натуральное, то оно дороже априори. То есть и производитель говорит… Владимир Карачаровский: Ну зайдите на фермерский рынок… Марианна Ожерельева: Конечно. Владимир Карачаровский: Там нет никаких брендов, но там бывает хорошая колбаса. Марианна Ожерельева: И помидоры стоят по 800 рублей. Владимир Карачаровский: Да. Колбаса, которую делают фермеры. Ну да, это очень дорого. Марианна Ожерельева: В этом случае вот этот выбор, который сегодня есть в сетевых магазинах и, например, на том же фермерском рынке – это все-таки благо? Или мы можем еще и от этого уйти, что не будет ни фермерских рынков, потому что у них не будет просто инвестиций, денег на это развитие, и останется какой-то средний класс, уровень колбас, сыров? Владимир Карачаровский: Понимаете, в рыночной экономике такого происходить не должно. Вот представьте: с рынка все ушли. У фермеров огромные цены на колбасу! Ну, допустим, да? Вся остальная колбаса (ну, нарисуем такую картинку) плохая. Ну, сам бог велел кому-то сделать нормальную. Ну должен возникнуть такой предприниматель. В конце концов, в этом смысл рыночной экономики, потому что это должна быть его инициатива, каждого из нас, я не знаю. Ну, это как бы к нам самим вопрос, это к нам самим вопрос. Давайте делать колбасу. Но я не предприниматель и не претендую на это. Марианна Ожерельева: Виталий? Виталий Млечин: Пойдем делать колбасу? Марианна Ожерельева: Пойдем делать колбасу. Владимир Карачаровский: Мы все спрашиваем государство: «Ну как так?» А рыночная экономика не предполагает, что государство вам что-то делает. Марианна Ожерельева: Оно создает условия. Владимир Карачаровский: Оно некие условия вам создает, а мы сами… Вот сейчас давайте объединимся и сделаем дешевую колбасу. Марианна Ожерельева: Давайте. Давайте! Владимир Карачаровский: Но мы не умеем. Я не знаю – как. Марианна Ожерельева: Ну вот опять! Владимир Карачаровский: Хотя я хотел попробовать (ГОСТ-то открытый) сделать колбасу по ГОСТу дома, но до этого еще руки не дошли. Значит, смотрите, это первый момент. Поэтому что я всегда предлагаю? Ну давайте государство возьмет на себя строительство мясокомбината или, если будет какой-то убыточный, приобретет его по ликвидационной цене и на его основе будет производить колбасу по ГОСТу, которую не имеют права перекупать, как было в период кооперативного движения, не имеют права перекупать по госцене другие ларьки, частные предприятия и прочее. Только по лицензии государственный магазин торгует. Вот мы сделаем такую колбасу по себестоимости с небольшой надбавкой, чтобы были инвестиции. И посмотрим, куда будут очереди. И посмотрим, кто выигрывает. Марианна Ожерельева: Давайте об этом после новостей. Уходим сейчас на новости. Владимир Карачаровский: Давайте. Виталий Млечин: Сейчас прервемся. Через пару минут вернемся.