Константин Чуриков: Что-то совсем непонятное творится на планете. Скажу как житель Москвы, вот не помню, чтобы был такой жаркий август. В общем, старожилы правда не припомнят. Сегодня рекордная за 125 лет жара в Москве. В районе ВДНХ (а это рядом с нами) воздух прогрелся до 30,3 градуса. Поблизости, в соседних регионах просто полыхают леса. Сейчас, как вы знаете, эти пожары тушат. Сегодня Гидрометцентр предупредил об угрозе обмеления рек, в том числе и сибирские, полноводные некогда реки. В Европе засуха. Стоит ли вообще всего этого бояться? Или природа сама все поправит? На самом деле и человек, может быть, нисколько не повинен в том, что происходит на планете? Что вообще ждет нас и всю нашу живую планету? Об этом сейчас спросим академика Владимир Малахова. Владимир Васильевич Малахов, доктор биологических наук, академик РАН, профессор и заведующий кафедрой зоологии беспозвоночных биологического факультета МГУ. Здравствуйте, Владимир Васильевич. Владимир Малахов: Здравствуйте, здравствуйте. Константин Чуриков: Ну что нас ждет? Это что? Вот эта жара дикая – это закономерность, это человеческий какой-то, я не знаю, промысел? И что ждет вообще нашу планету и живые организмы, то есть нас в том числе? Владимир Малахов: Вы в своем выступлении начальном сказали, что вы не припомните такой жары. Ну а я припомню такую жару в Москве. Именно в августе такая жара в Москве была в 1972 году, летом 1972 года. И она продлилась до начала сентября. Действительно, горели торфяники высохшие. Ну, обычно это места, где в недалеком прошлом разрабатывался торф для электростанций, потому что долгое время московские электростанции работали на торфе, который добывался к востоку и к юго-востоку от Москвы. Для этого торфяники осушались. И когда наступала такая жаркая погода, они возгорались. И в 72-м году они горели так сильно, что еще 10–12 сентября Москва была в дыму. Константин Чуриков: Владимир Васильевич, у меня есть одно оправдание: я тогда еще просто не родился, я через восемь лет родился. Вы знаете, но сейчас, как говорится, вот эти обывательские, диванные разговорчики, принято говорить: «Ой, ну это человек, это эти автомобили, это вредные производства. Грета Тунберг, «зеленые». Нет грязной энергетике!» – и прочее, и прочее. Скажите, пожалуйста, в тех изменениях, которые сейчас происходят, насколько этот антропогенный, то есть человеческий, фактор серьезен? И насколько это серьезная угроза, если мы в чем-то виноваты, вообще для биологического разнообразия на нашей планете? Владимир Малахов: Ну, в этой жаре, которую мы наблюдаем сейчас, в этой жаркой погоде, которую мы видим сейчас в Москве, в центральной части России, в Европе, человек, конечно, никак не повинен. Наверное, нам очень хочется думать, что мы такие мощные, что мы так сильно влияем на климат, но это не так. В Европе погода еще более жаркая, и в средствах массовой информации рассказывают о том, что обнажились «голодные камни» на Эльбе, и там написано: «Если вы видите эти камни, то вас ожидает голод». Там этих надписей, вообще-то говоря, довольно много. Таким образом, эти «голодные камни» обнажались уже много раз. На самом деле последний раз они обнажались совсем недавно – в 2018 году, четыре года назад. Ну, точно так же в Европе об этом говорили. А поскольку у нас, в России, такой сильной жары в тот момент не было, то на это не очень обратили внимание. Так что вот такое событие, как сильная жара в какой-то части планеты… На самом деле Европа, европейская часть Россия – это только очень небольшая часть планеты. Здесь сухо, а в других местах заливает. Вот такие события бывали много раз. И, конечно, они повторяются. Вот эти «камни голодные», на которых написаны даты, когда это случилось, показывают, что эти события повторяются много раз. Хотя, конечно, это такое неординарное событие, это бывает раз в несколько десятков лет. Константин Чуриков: Еще вопрос. Смотрите, вот нам пишет наша постоянная зрительница Александра из Астрахани, вопрос по поводу рыбы, причем Александра спрашивает про сайру: «Читали, что сайра может исчезнуть». Александра, сайра не исчезнет. Росрыболовство вчера уже объяснило, что просто пути миграции рыбы изменились. Вот нашей зрительнице бы воблу есть, она из Астрахани, но про сайру спрашивает. А почему вообще меняются эти, скажем так… Это можно назвать биобалансом? То есть почему меняются эти потоки, миграционные потоки рыб? Что за этим стоит? Владимир Малахов: Вы знаете, какая штука? Вот мы не всегда это можем сказать. Дело в том, что я вообще как-то ожидал, что мы как раз поговорим про рыбу, потому что мне, честно говоря, разговоры о климате немножко поднадоели. А вопрос о рыбных ресурсах, конечно, для жителей нашей страны очень актуален, потому что… Вот наши дальневосточные моря являются таким кладезем рыбы, и очень долгое время мы позволяли в этих морях хозяйничать японцам, они забирали значительную часть улова. В известные годы они добывали больше, чем добывали российские суда. Но с 2016 года мы перестали давать разрешения на лов дрифтерными сетями, а в этом году вообще даже квоты им не выделили, потому что они отказались платить за квоты. Мы добываем на Дальнем Востоке не только сайру. Мы добываем сайру, иваси, скумбрию и сельдь. Эти рыбы очень многочисленные в таком районе, где встречаются два течения – теплое течение Куросио и холодное течение Оясио. Это как раз происходит в районе Южных Курильских островов, Сахалина и острова Хоккайдо. И вот там очень высокая продуктивность. Везде, где встречаются холодные и теплые течения, высокая продуктивность. Вот там эти виды рыб добываются. Все эти рыбы ведут себя в какой-то степени похоже: они кормятся на севере… Константин Чуриков: Получается, у нас. Владимир Малахов: У нас, да, около Курильских островов, на Сахалине. А к осени они мигрируют на юг, ближе к Японии, где они и размножаются. И вот эта миграция иногда проходит в зоне нашей экономической зоны, а иногда эта миграция идет мимо нашей экономической зоны. И получается так, что сайра в этом году пока мигрирует так, что… Она не пропала, но она мигрирует так, что идет мимо нашей экономической зоны. И там, на путях этой сайры, стоят… Вы знаете, в Интернете есть интерактивная карта, и там можно посмотреть, где какие суда в реальном времени находятся. И вот по границам нашей экономической зоны стоит сто китайских рыболовных судов, китайских и тайванских. Они там мирно стоят и мирно ловят эту сайру. У нас сейчас на Дальнем Востоке не хватает не рыбы, а не хватает судов, рыболовных судов. Все наши рыболовные суда сейчас стоят в нашей экономической зоне, всего одиннадцать судов там стоит. Константин Чуриков: Одиннадцать против ста китайских? Владимир Малахов: Да. Но все-таки они стоят, их не пускают, они за пределами нашей экономической зоны, на границе стоят. А наши – одиннадцать. Там стоят «Механик Ковтун», «Петр Первый», «Капитан Кайзер» и другие суда. Можно посмотреть их в реальном времени, любое судно можно увидеть. И там стоят две наших огромных плавбазы. Вот на юге Сахалине стоит плавбаза «Царь», она огромная… Константин Чуриков: Какое название отличное! Владимир Малахов: Да, «Царь». Ну, оно раньше называлось «Петр Житников». Но оно горело дважды в 19-м и 20-м году. После ремонта его назвали «Царь». Константин Чуриков: Нет, правильно. Хорошее название! Оставить. Владимир Малахов: А вторая – это «Всеволод Сибирцев». Она стоит на севере Японского моря. Это в районе бухты Преображения, она там стоит, если по карте смотреть. Что они там ловят? Они ловят там сейчас не сайру, а они ловят иваси и скумбрию. У нас иваси – это рыба такая… Вы знаете, мои родители говорили: «Какая вкусная была селедка иваси!» Это на самом деле сардина. В общем, селедка иваси. И куда она пропала? Потому что в 40-е и 50-е ее было очень много… Константин Чуриков: Да, кстати. Такие вопросы на портале сейчас. Владимир Малахов: …а потом она пропала на 30 лет. В 80-е годы вдруг она снова появилась, мы ее активно ловили. А в 90-е годы она опять пропала, и ее не было 20 лет, где-то 25 лет не было. И вот после 2015 года она снова появилась у наших берегов, в нашей экономической зоне, и сейчас ее там порядка 3–4 миллионов тонн плавает, и мы ее можем там ловить. И поймали эти одиннадцать судов, уже сейчас поймали 90 тысяч тонн сайры… ой, селедки иваси и вот этой скумбрии, 90 тысяч тонн. Но до конца путины еще далеко. Я думаю, еще столько же поймают. В общем, если судить, что у нас сейчас плавает ее около трех, может быть, даже четырех миллионов тонн, мы можем поймать 200 тысяч тонн без всякого ущерба для популяции, а может, и больше даже можем поймать. Ну, я говорю, у нас на Дальнем Востоке сейчас сложилась ситуация, когда не хватает не рыбы, а не хватает этих рыболовных судов, у нас там их не хватает. Но я должен сразу сказать, что эти иваси исчезнут снова. Пройдет три, четыре, может быть, пять лет – и она опять пропадет, и ее не будет лет двадцать. Это очень вероятный сценарий. И человек тут тоже ни при чем. Это какие-то естественные циклы, которые нам не вполне понятны, почему вот это бывает. И тут нельзя говорить: мы переловили. Случаи перелова бывают, но иваси – это другая ситуация. Константин Чуриков: Я думаю, наша зрительница Александра теперь пойдет в магазин и запасается баночками. Владимир Васильевич, очень много вопросов (и я присоединяюсь к армии наших зрителей) по поводу ледяной рыбки. Помните, да? Была такая ледяная рыбка. Я не знаю, как она по-научному называется. Скучаем по ней. Тут нашли корюшку с женой в магазине, ее пожарили. Ну, вкус почти как у ледяной рыбки, но не совсем. Куда ледяная рыбка делась? Владимир Малахов: Ледяная рыба – это очень интересная рыба. Знаете, Советский Союз, ведь он не мог накормить, советское сельское хозяйство не могло накормить свой народ мясом: свининой, говядиной. Даже зерно мы покупали. Зато мы были впереди всей планете по океаническому рыболовству. И Советский Союз, рыболовные суда Советского Союза… Я говорю, что рыболовная отрасль Советского Союза с 70-х годов вообще вошла во все мировые учебники, потому что мы первые начали очень интенсивно ловить рыбу в Антарктике. И вот эту ледяную рыбу мы ловили в Антарктике. Это белокровая щука. Ледяная рыба – это щука, белокровая щука. Она белокровая, потому что она живет в очень холодной воде. Температура этой воды… вода же там соленая, поэтому это примерно минус два градуса. И она очень богата кислородом. У нее в крови вообще нет гемоглобина, потому что кислорода так много в холодной воде, он еще хорошо растворяется, что просто того, что в плазме крови растворенного – этого ей достаточно, она без гемоглобина. И вот мы ее начали ловить тогда, в конце 60-х и в самом начале 70-х годов. И вот в Москве, в других городах появилась эта ледяная рыба. Тогда она была размером примерно 40 сантиметров, вот такая, не мелкая. Стоила она совсем недорого. Рыба вообще в Советском Союзе стоила недорого. Скажем, я хорошо помню это время. Треска, скажем, стоила 37 копеек/килограмм, свежая треска стоила 37 копеек/килограмм. Ну, тогда батон хлеба (нарезной) стоил 13 копеек. То есть килограмм трески стоил три этих батона. Сейчас треска стоит порядка 350–400 рублей, ну, наверное, 350–370. Стало быть, это получается семь или даже восемь нарезных батонов хлеба, то есть она подорожала в два с половиной раза. Ну, население Земли за это время выросло в три раза, то есть едоков стало в три раза больше. А уже примерно 50 лет уловы рыбы не растут, то есть человек вылавливает в океане все, что океан может дать. Вернемся к ледяной рыбе. Ее стали интенсивно ловить. То есть это антарктическая рыба, она с другого конца планеты привозится. Конечно, ее не то чтобы переловили, потому что в океане, конечно, никакая рыба не исчезнет. Константин Чуриков: Так? Владимир Малахов: Ну, ее перестают ловить, когда ее становится невыгодно ловить. А что получилось? Она стала очень мелкая. То есть крупные размерные классы выловили. И вот я в последние годы… Она не исчезла вообще, она бывает в магазинах. Константин Чуриков: Ну да. Только там ценник такой ого-го! Владимир Малахов: Она сильно подорожала, она стала стоить больше тысячи рублей. Это рыба, которая стоила, я говорю, 30–40 копеек/килограмм в советское время, то есть два-три батона она стоила, вот этих нарезных. Ну или сколько? А сейчас получается, что она за тысячу рублей. И она мелкая, как карандаши просто, стала. Смотришь, а она, наверное, 20 сантиметров в лучшем случае, небольшая совсем стала рыбка. Но она не исчезла. Вот это результат того, что мы вылавливаем крупный размерный класс. Константин Чуриков: Владимир Васильевич, очень интересно вы сказали: даже если мы будем вылавливать много рыбы, в какой-то момент ее станет меньше, это будет нерентабельно для ее добычи – соответственно, рыба потом, скажем так, восстановит свою популяцию. А вообще, правда, с точки зрения логики, человек в состоянии сильно воздействовать на природу? Потому что у нас сейчас переоценивается этот фактор. Вот ваше мнение? У нас ровно четыре минуты. Владимир Малахов: Ну, он воздействует именно этим. Мы вылавливаем всех крупных рыб Мирового океана, мы их всех вылавливаем. И это, конечно, оказывает сильнейшее воздействие на океанические сообщества. Но сделать ничего нельзя. Уловы не растут. Послушайте меня, они не растут более 40 лет. Вот уже более 40 лет, несмотря на то что технологии лова очень сильно усовершенствовались и больше стран ловит, мы вылавливаем 80 миллионов тонн каждый год рыбы. И это не растет, потому что океан отдает нам все, что он может дать. И единственная возможность для человека увеличить потребление рыбы – это выращивание рыбы в аквакультуре. И сейчас аквакультура уже дает нам порядка 45 миллионов тонн, то есть примерно половину той рыбы, которую мы вылавливаем в океане, еще плюс половину мы выращиваем. В нашей стране аквакультура очень неразвита. Вот сравните: в Китае выращивается (он вообще чемпион по аквакультуре) 35 миллионов тонн рыбы, а у нас 400 тысяч тонн рыбы выращивается. То есть мы 1% выращиваем того, что выращивает Китай. Кроме того, у нас есть запасы рыбы в нашей экономической зоне – например, в дальневосточных морях. И они частично недоиспользуются. Мне будет очень обидно, если в этом году, например, мы не выловим, скажем, 200–250 тысяч тонн иваси и скумбрии. Эта рыба ничуть не хуже сайры по своим таким вкусовым и, я бы сказал, полезным качествам. Сайра – ну не знаю, она может зайти. Еще есть шанс, что она зайдет в нашу экономическую зону. А мы там хозяева, мы уже туда никого не пустим, ни китайцев, ни японцев не пустим. Ну, если не зайдет, то, скорее всего, наши уловы сайры будут небольшие, потому что она тогда достанется в основном китайцам, японцам и корейцам, которые там уже стоят, там уже больше сотни судов эту сайру ловят. Но я очень хотел бы, чтобы мы обратили внимание и на другие рыбы: иваси, скумбрия. А она еще лучше, чем сайра. Скумбрия – более питательная рыба. Константин Чуриков: Ее сейчас на каждом шагу продают, да, горячего копчения. Стали уже продавать по две рыбы сразу. Владимир Малахов: Вкусная рыба. Ну и горбуша, наши уникальные стальноголовые лососи, дальневосточные лососи. Они дикие, так сказать, они на натуральном корме. И это тоже очень полезная рыба. Я даже не знаю, конечно… Времени мало. Вы знаете, я вам скажу так: стандартная банка консервов горбуши или скумбрии (250 грамм) обеспечивает взрослого мужчину суточной нормой животного белка. Ну, считается, что мужчине активному нужно примерно 50 грамм животного белка. Ну, всего 80 грамм белка, но 50 грамм должно быть животного белка. Вот всего одна банка консервов скумбрии или горбуши, или иваси, она обеспечивает взрослого мужчину нормой животного белка. Константин Чуриков: Владимир Васильевич, спасибо за наводку! Это очень удобно. Во-первых, эту баночку купил. По-моему, ее даже можно и в холодильнике не хранить, да? Взял, принес на работу, вскрыл, поел – и все, и заряд бодрости на весь день. Спасибо вам большое и от меня, и от наших зрителей. С вами всегда интересно. Спасибо. Владимир Малахов был у нас в эфире, доктор биологических наук, академик РАН, профессор и заведующий кафедрой зоологии беспозвоночных биологического факультета МГУ имени Ломоносова. Спасибо вам, уважаемые зрители и, конечно же, переводчикам жестового языка – это Варвара Ромашкина и Лариса Истомина, которые сегодня помогали вести эфир. Увидимся завтра. Смотрите ОТР. До свидания!