Ольга Арсланова: Да, мы продолжаем. Говорили об идеологии, так вот забота о том, чтобы следующие поколения жили на чистой планете, и вообще эту самую планету как можно дольше сохранить, – чем себе не идеология? В общем, об этом говорили российские власти, они могут запретить пластиковую посуду и контейнеры для готовой еды столь популярные, это идея правительства и Российского экологического оператора. Перечень продукции, которую, возможно, выведут из оборота, сейчас чиновники и обсуждают. Это будут пластиковые изделия, которые нельзя или крайне трудно переработать. Александр Денисов: Аргументы противников этих мер простые: во что тогда упаковывать, если не в пластиковые контейнеры и в пакеты? Кто за это заплатит, за переход на новые производственные линии? У «зеленых» аргументы поярче, они смачно иллюстрируют свою позицию пластиковыми островами в океане, сейчас вот с ноутбука покажем, полно таких фотографий... Ольга Арсланова: Чуть ли не территория США. Александр Денисов: Поля, да-да-да, такие. Иллюстрируют чем еще? – пакетом, который извлекли со дна Марианской впадины. Обычный полиэтиленовый пакет, есть такая история, в Тихом океане обнаружили и достали. Как он туда попал, бог его знает. Ольга Арсланова: Благодаря человеку, судя по всему. Или пакет, или, например, воздушный шарик: экологи не так давно в нашей стране призвали старшеклассников от этих шаров отказаться и привели такую статистику. Выпускаются в этом году из школ почти 700 тысяч одиннадцатиклассников, если каждый, как это принято, запустит в воздух по шарику, то в окружающей среде окажутся более 2 тысяч килограммов неперерабатываемого пластика и латекса. Это разлетится по стране, попадет в почву, в воду, может быть, прибьется в этот самый океан и несколько лет будет разлагаться. Александр Денисов: В целом россияне готовы отказаться от пластиковой посуды, показал опрос сервиса SuperJob, обойтись без него согласились 82% респондентов. За 3 года показатель вырос на 12%. В России за год образуется 3 миллиона тонн отходов из пластика, только 5–7% перерабатывается, остальное поступает на полигоны, ну или на стихийные свалки. Ольга Арсланова: Поговорим о том, что может измениться, во сколько это действительно обойдется, потому что есть уже подсчеты, что недешево. Сегодня с нами в эфире профессор, заведующий кафедрой зоологии беспозвоночных биологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, академик Российской академии наук Владимир Васильевич Малахов. Добрый вечер. Владимир Малахов: Здравствуйте. Ольга Арсланова: Действительно, аргумент серьезный, нужно чем-то запрещаемое заменить, и это может быть сложнее, чем продолжать выпускать, но просто ввести в оборот круговой экономики, перерабатывать, я не знаю, сдавать, еще что-то с этим делать. Как вам кажется? Владимир Малахов: Ну, эта проблема сложная, я не думаю, что ее быстро удастся решить. Дело в том, что, конечно, в каждой стране свои проблемы, и нам кажется, что мы очень много страдаем от пластика, много его производим, но вы хорошо понимаете, что основную долю пластика производят страны Восточной Азии, всего 4 или 5 стран, и они производят более половины всего пластика. Именно их продукция в основном образует вот эти огромные пластиковые острова, которые есть во всех океанах. Самые большие, естественно, эти пластиковые острова в Тихом океане, и тоже понятно почему – потому что они ближе всего к Китаю, к Вьетнаму, к Индонезии, где производится основная доля пластика. Ольга Арсланова: Российского пластика там нет, скорее всего? Владимир Малахов: Ну, мало. Конечно, мы производим на самом деле всего несколько процентов, там не больше 3–4% от этого мирового производства пластика. Но это не значит, что мы сами от этого не страдаем. Я вам в одной из передач приводил пример очень удаленного архипелага, острова Питкэрн, который вообще, до него очень трудно добраться, и тем не менее оказалось, что на одном из островов этого архипелага, острове Хендерсон, 600 пластиковых бутылок на одном квадратном метре пляжа, хотя на этот остров вообще даже люди не высаживаются, он как бы объявлен заповедным, но вот этот пластиковый мусор про это объявление ничего не знает и спокойно на этом острове накапливается, это в юго-восточной части Тихого океана. А в северной части Тихого океана вот этот пластиковый плавучий континент имеет площадь почти трех Франций, то есть это колоссальная такая площадь. Проблема еще в том, что пластик, он ведь в природе отсутствует. Вот, скажем, ну вот нефтяное загрязнение, вот танкер разбился, вот какая-то авария. Вот во время войны в заливе колоссальное количество нефти вылилось в море. Но в природе ведь есть просто естественные источники нефти, которые просто бьют в море, ну со дна моря бьет нефть, такие места есть, и, соответственно, есть микроорганизмы, они за миллионы лет возникли, которые эту нефть разлагают. Поэтому вот сколько бы нефти ни вылилось из танкера, пройдет несколько лет, 10–15 лет, и эту нефть сожрут эти все микроскопические бактерии, ее окислят, используя как источник энергии. Вот в результате промышленных стоков в океан выходят так называемые соли тяжелых металлов, это соли цинка, меди, ртути. Ну и тоже это все яд, все помирает там. Но поскольку реки ведь тоже размывают горные породы, и на самом деле вот эти соли тяжелых металлов в каком-то количестве всегда в море попадали. Поэтому вот есть бактерии, которые используют это как источник энергии и осаждают эти соли в виде так называемых железомарганцевых кобальтовых конкреций. И вот, скажем, дно океана засыпано такими вот желваками вот такого размера, обычно эти желваки формируются вокруг зуба акулы. Ну, акула сама, вот она хрящевая, она разлагается, а зубы у нее очень прочные. И вот миллион лет назад, два миллиона лет назад жила огромная акула мегалодон, у нее пасть была такая, что в нее легковой автомобиль может въехать, а зубы у нее вот такого размера, прямо вот такие. И вот эту конкрецию расковыриваешь, и там находится такой острый зуб; я как-то расковыривал и порезался, вот прошел миллион лет, а он такой же острый, он весь закрыт вот этими марганцевыми конкрециями, которые осадили на него бактерии. А вот пластик изобрел человек, и он же последние только 50 лет производится в таком количестве. Вот вы что думаете, вот я ходил, допустим, в магазин в 1970 году, никаких пластиковых пакетов не было, их вообще не было, и пластиковых сумочек не было вот этих вот. А во что же мне давали крупу, макароны? Во что мне заворачивали? – в бумажный пакет. Была специальная такая бумага, она была такая коричного цвета, в ней даже щепочки были видны, и вот в этих бумажных пакетах все выдавали в магазине. Ольга Арсланова: Владимир Васильевич, а производители пластика говорят: «Так это же надо леса вырубать». Сейчас столько всего производится, это же масштаб какой. Владимир Малахов: Ну, леса можно вырубать, но их же можно и выращивать, вот в чем дело. И вот эта бумага, которая попадает... Да, вот мы там, вот не кидайте бумажки на тротуар, это загрязняет все, – эта бумажка пролежит год и исчезнет, ее грибы вот эти почвенные съедят так же, как листочки съедаются, она превратится в этот же самый перегной. И поэтому на самом деле это вот один из путей такого вот спасения, что ли, природы. Боюсь, правда, что так быстро к этому процессу не перейти, потому что на самом деле целый ряд пластиковых изделий необычайно удобны, они, конечно, будут делаться. Так что здесь нужно находить какой-то путь... Я вот не закончил. Дело в том, что в природе-то пластика нет, и поэтому вот никаких микроорганизмов, которые его бы разлагали, их нет, их просто нет. Наверное, через миллионы лет они появятся, но сейчас их нет. Поэтому пластик, вот он там полиэтиленовый пакет вот такой, он будет 200–300 лет вот в таком же точно виде и оставаться в природе, прямо в почве будет лежать, и ничего с ним не будет происходить. Александр Денисов: Можно вечно пользоваться, Владимир Васильевич. Владимир Малахов: Да. В океане что происходит? В океане идут волны, поэтому эти вот все пластиковые бутылки потихоньку разрушаются, и доходит все это дело до крошечных пластиковых сфер размером примерно 100 микрон, вот эти пластиковые микросферы. И они уже сейчас океан заполняют, они примерно соответствуют по размерам микроскопическим планктонным водорослям, о которых мы тоже как-то говорили, которых фильтруют моллюски, черви. Соответственно, моллюски и черви накапливают эти пластиковые сферы, рыбы, ну и мы тоже, потому что мы этих рыб едим и так далее. Правда, нет доказательств, что эти пластиковые микросферы как-то вредят нашему здоровью, вот прямых доказательств нет, потому что они образуются из тех же бутылок, из которых мы воду пьем, а как бы эти бутылки из нейтрального пластика. Но вот в природе сейчас накопилось огромное количество пластика, и в отличие от нефти, которую мы выливаем в результате аварии, но микробы ее там через какое-то количество лет превращают, в общем, в углекислый газ и воду, а вот пластик никуда не девается. И вот тут только человек с помощью научных каких-то достижений должен придумать технологию какой-то переработки пластика. Сейчас единственная переработка пластика – это его сжигание. Вот там его сжигают примерно, наверное, 10% пластика сжигается, но при сжигании образуется столько вредных веществ... Александр Денисов: «Хвосты», как они называют. Владимир Малахов: Да, что лучше не сжигать. Александр Денисов: Владимир Васильевич, у вас убедительная логика, конечно, железная, но в ней есть одно слабое звено: на этой логике не заработаешь, а нужно зарабатывать, переходя с грязного на чистое, на якобы чистое, с пластика на дерево, с нефти на другую энергию, альтернативную, всюду надо зарабатывать при переходе, у мира такая логика. Владимир Малахов: Ну правильно, конечно. К сожалению, действительно пока не будет это более выгодно... Я, конечно, не экономист, мне трудно предложить какие-то варианты, но вот, понимаете, тут вот как было в советское время, скажем, наверное, в таком государстве, каким был Советский Союз, это проще сделать было... Ну, скажем, я хорошо помню, что мы сдавали стеклянные бутылки, пластиковых тогда не было, и вот эта самая газировка, лимонад стоил 22 копейки, но бутылка стоила 12 копеек. Соответственно, берешь 2 бутылки, сдаешь, и тебе новая бутылка. Вот, например, такое же можно было бы сделать и с пластиковыми бутылками из-под кока-колы, если бы при сдаче этой пластиковой бутылки можно было получить хотя бы 5 рублей. Ольга Арсланова: А что с ней потом? Ее потом повторно используют? Владимир Малахов: Ну конечно! Вот я не знаю... Ольга Арсланова: Очистить... Владимир Малахов: Понимаете, я не химик, я не пищевик, я все-таки зоолог. Но бутылки, которые мы сдавали, их просто мыли, потом, соответственно, просто повторно использовали. И когда приносишь вот в этот пункт приема стеклотары, там внимательно смотрят, чтобы она была целая, чтобы не было сколов, со сколами не брали, потому что их просто повторно использовали, конечно, после санитарной обработки. Не знаю, можно ли сделать это с пластиковыми бутылками. Александр Денисов: Но тогда ведь, знаете, плановая экономика была, можно было всем предприятиям сказать: «Вы будете так и так делать». Владимир Малахов: Конечно, конечно. Александр Денисов: Этим сейчас не скажешь. Владимир Малахов: Конечно. Поэтому я и говорю, я не экономист, мне трудно это предложить. Но вот единственный путь здесь – это повторное использование пластика, а иначе мы будем накапливать его в виде островов в океане. Ольга Арсланова: Владимир Васильевич, а ведь есть же идеи уже и разработки по биопластику. Конечно, он дороже, конечно, пока его мало, но если обязать, например, частично предприятия переходить на него? Владимир Малахов: Ну вот, к сожалению, пока таких надежных разработок нет. Дело в том, что очень часто пишут на этикетках, что это биопластик. Это говорит только о том, что он легче разлагается, распадается механически, вот он просто так устроен, что он легче распадается, но сам пластик никуда не девается, вот эти микрочастицы остаются. Ольга Арсланова: Наверное, Нобелевскую премию получит биолог, который придумает микроорганизм, способный пластик переварить. Владимир Малахов: Ну, это, между прочим, может быть идеей. Дело в том, что в принципе вот будущая биология – это инженерная биология, когда... Вот сейчас мы в основном пользуемся теми организмами, которые создала природа, мы чуть их модифицируем или с помощью обычной селекции, или с помощью генной инженерии. Но пройдет всего несколько десятков лет, уверяю вас, и будут создаваться новые биологические организмы, и, конечно, первыми будут создаваться именно бактерии с заданными свойствами. Я думаю, что это может решить и проблему пластика. К сожалению, у биологических объектов есть еще одно свойство: они все подвержены эволюции, и эта эволюция непредсказуема. Александр Денисов: Вот изобретут такую бактерию, и что с ней будет дальше, Владимир Васильевич? Владимир Малахов: Да, а вот она может съесть кого угодно. Ольга Арсланова: Сначала пластик, а потом и того, кто этот пластик произвел, ха-ха. Владимир Малахов: Да-да, потому что... Вот многие люди не верят в эволюцию, говорят: «Я не понимаю, не верю в нее», – а антибиотики-то нам приходится заменять каждые несколько лет. Почему? – а потому что идет эволюция. Мы изобретаем какой-то антибиотик против бактерий, проходит несколько лет, а она эволюционирует, и больше на нее этот антибиотик не действует, и она снова становится, приходится изобретать новые антибиотики. Ведь сколько уже сменилось поколений антибиотиков? И эта вот эволюция – это такая особенность биологических объектов... Даже более того, вот как отличить живое от неживого? Вот вирус, он живой или неживой? Потому что вирус кристаллизуется. Вот вы знаете, что вирус... Вот вы берете стаканчик, растворили в нем вирус, выпарили, и на дне стакана будут кристаллы, кристаллы, вот как соль или сахар. Эти кристаллы вы можете в вакуум поместить, с ними ничего не будет. А потом вы вот эти кристаллы, которые могут даже в вакууме быть, при любой отрицательной температуре, при -150 градусах, вы потом берете, наносите их на живой организм, в водичке разводите, наносите капельку на живой организм, и он заболел. Вирусы, почему же мы относим их к живому? – а потому что они эволюционируют. Александр Денисов: Помните, как про COVID говорили в самом начале, чуть ли это не существо, наделенное способностью развивать свой интеллект: не до конца убивает человека... Ольга Арсланова: Искусственный. Александр Денисов: ...потому что ему нужно дальше распространяться, и прочее. Владимир Малахов: Конечно. Александр Денисов: То есть там у него целая стратегия, как у Адольфа Гитлера, была, Владимир Васильевич. Ольга Арсланова: Дорожная карта. Владимир Малахов: Конечно, он заставляет еще и чихать, сморкаться заставляет, чтобы распространять. Александр Денисов: А потом еще заставляет, Владимир Васильевич, отказываться от прививок, да-да-да. Ольга Арсланова: Что же он такой умный-то? Поучиться бы. Владимир Малахов: То есть вот я и говорю, что вот вирусы почему биологические объекты? Во многих вирусах же ДНК нет, вот в COVID ДНК нет, там РНК, это РНК-вирус. Ольга Арсланова: Это более примитивный, да? Владимир Малахов: Ну РНК, вот понимаете. Мне тоже говорят: «Ну вот он такой примитивный, а может человека поражать». Вирусы возникли больше 4 миллиардов лет назад. Человек возник современного типа 200 тысяч лет назад, а вирусы больше 4 миллиардов лет назад. Александр Денисов: Это они тут хозяева, а не мы. Владимир Малахов: Так что они прекрасно приспособлены к жизни на этой планете, и они эволюционируют. Вот эта вот... Вот мы действительно наблюдаем, что биологические объекты, а вирусы быстро эволюционируют, потому что поколение маленькое. Почему бактерии быстро эволюционируют? – ну потому что у них поколение полчаса, через полчаса уже две бактерии, через несколько минут уже вирусов много. Значит, чем быстрее поколения, тем быстрее идет эволюция. Ольга Арсланова: Владимир Васильевич, вот в чем проблема с человеком, слишком медленно. Владимир Малахов: Да-да, человек эволюционирует очень медленно, потому что у нас поколение в 20 лет. Ольга Арсланова: Вот об эволюции сознания человечества. Казалось бы, проблема всемирная пластик, очистить океаны, например, что-то придумать консолидированно. Если бы страны, например, договорились, сбросились деньгами, наверное, это было бы не так даже дорого, как разные сомнительные программы по борьбе с глобальным потеплением, ну нет же, да, единого мнения, опасно оно или нет, но эта проблема очевидна для всех, что это антропогенный фактор, это мы сами сделали. Владимир Малахов: Конечно. Ольга Арсланова: Почему бы не договориться и не потратить на это деньги? Владимир Малахов: А не договориться... Разве мы только по этой проблеме не можем договориться? А по какой проблеме мы можем, все страны, договориться? Пока существует гигантская разница в жизненных уровнях стран, конечно, будут сохраняться вот эти громадные противоречия и никакое реальное такое мировое правительство невозможно. Ведь сейчас очень большой жизненный уровень между, скажем, «золотым миллиардом» и остальным миром, а весь остальной мир будет всеми силами добиваться того жизненного уровня, который имеет, скажем, Европа и Северная Америка. И именно это мешает нам переходить на возобновляемые источники энергии, уменьшать, так сказать, выбросы углерода и других парниковых газов, потому что, если для развивающихся стран прежде всего, стран Азии, а затем, через несколько лет, подойдет и Африка, Африка вступит на этот же путь, им сейчас нужна энергия, им не хватает энергии, которую можно получить от гидроэлектростанций, хотя я еще раз говорю, что вот в Китае построили уже такую гидроэлектростанцию, которая замедлила вращение Земли. Александр Денисов: Владимир Васильевич, я рассказывал экспертам из энергетики, они мне не верили, они говорили: «Ну это какие-то придумки». Владимир Малахов: Ничего подобного, посмотрите, это именно так и есть. Александр Денисов: Расскажите все-таки, да-да, кто не знает. Владимир Малахов: Это именно так и есть. Ну не хватает, и все равно вот, скажем, для Китая, например, основным источником энергии остается сжигание угля, и для многих других стран тоже сжигание угля. Ольга Арсланова: И бедные страны будут производить этот... Владимир Малахов: Угля много сжигают, уверяю вас, не меньше 20% энергетики Соединенных Штатов на угле, просто на угле, потому что вот нужна энергия. И пока вот не подойдет этот жизненный уровень к жизненному уровню Европы, мы не сможем договариваться. Потому что ну вот сказать: «Ребята, вы оставайтесь бедными, зато наша биосфера будет чистая, а мы будем богатыми, и тоже биосфера будет чистая», – с этим никто не согласится. Ольга Арсланова: А отказ от пластика будет для них слишком дорог, я правильно понимаю? Владимир Малахов: Ну конечно. И для всех для нас, но для стран более бедных, конечно, отказ от пластика, конечно, это, в общем, огромные экономические потери, огромный экономический удар. Но лучше, наверное, об этом говорить с экономистом, вот, я, наверное, все-таки зоолог, мое мнение будет таким очень уж дилетантским. Ольга Арсланова: Звучит очень убедительно. Александр Денисов: Владимир Васильевич, а разбег мнений будет еще больше, учитывая, что для одних стран изменение климата плюс, для других, возможно, минус. Для нас вот плюс, уже неоднократно мы про это говорили, про сельхозкультуры, что уже ускорился рост... Владимир Малахов: Да, да. Александр Денисов: ...на 25% гречихи, ржи. Владимир Малахов: Да-да-да. Понимаете, вот с глобальным потеплением ситуация такая. Климат вообще никогда не бывает постоянным, он либо идет к потеплению, либо к похолоданию. И когда вот мне начинают говорить, что потепление, особенно люди из России, потепление – это ужасно, я говорю: «А вы куда ездите отдыхать? В Египет? В Турцию? В Грецию? А чего вы в Воркуту не ездите, если для вас так потепление страшно?» Александр Денисов: Сейчас и в Воркуту поедут, Владимир Васильевич. Владимир Малахов: На самом деле для России вот это глобальное потепление скорее больше несет положительных факторов, чем отрицательных, уверяю вас. Вот посмотрите, как распределено население нашей страны: практически 70% населения живет в полосе, отстоящей на тысячу километров от юго-западной границы, а за Уралом живет 12 миллионов человек. Александр Денисов: Как в Москве. Владимир Малахов: А за Байкалом живет 4,5 миллиона человек. То есть люди стягиваются в более теплые регионы нашей страны. Если эти регионы немножко расширятся, то для нашей страны скорее это будет благо. Хотя есть и определенные отрицательные последствия. Ну и потом, понимаете, нужно хорошо понимать, что климатические явления на нашей планете происходили, вот эти громадные потепления, громадные похолодания, без всякого участия человека, и поэтому нужно с некоторой осторожностью относиться к тому, что вот если мы сейчас прекратим выделение, углеродную энергетику, прекратим, так сказать, выделение парниковых газов, сразу прекратится потепление, – не прекратится, потому что, скорее всего, может быть, наш вклад накладывается на естественный природный процесс, причины которого, кстати, вовсе не так уж нам ясны. Уверяю вас, единого мнения, почему, скажем, наступают ледниковые эры, не существует. Мы живем сейчас в ледниковую эру, которая началась 30 миллионов лет назад, а до этого на Земле никаких ледниковых щитов наподобие Антарктиды не было, не было, и прекрасно все себя чувствовали. Вот предыдущая ледниковая эра была 250 миллионов лет назад, а вот этот промежуток, больше 200 миллионов лет назад, когда по Антарктиде бегали динозавры, там росли леса, а потом вдруг наступил ледниковый период. Александр Денисов: Плавали мегалодоны... Владимир Малахов: Да. И вот в этот ледниковый период 80 тысяч лет назад оледенение, лед идет по долине Днепра и Дона почти до Черного моря. Потом потепление, лед исчезает. 17 тысяч лет назад, всего 17 тысяч лет назад, не миллионов, лед наступает, Польша, север Германии, вся Англия, Скандинавия, Новгородская область, Прибалтика – все покрыто льдом толщиной 3 километра. 13–14 тысяч лет назад лед растаял. Человек никакого отношения к этому не имел. 8 тысяч лет назад такое потепление, что Гольфстрим доходит практически вдоль берегов Сибири до Тихого океана. Вот я как зоолог хорошо знаю, что фауна Тихого океана и Атлантики соединялась, рыбы плавали вдоль берегов Сибири по соленому и теплому морю. Потом началось похолодание, и сейчас вот эти связи невозможны, берега Сибири холодные, распресненные, а тем не менее в Атлантике и в северной части Тихого океана живут одни и те же виды. И даже вот я вам говорил, что беломорская селедка, я вот сейчас поеду на Белое море, буду работать там со студентами и ловить эту самую селедку, она по своему происхождению тихоокеанская. Александр Денисов: Каждое лето ведь биофак туда ездит. Владимир Малахов: Да-да, у нас вот практика обязательно со студентами там проходит. Ольга Арсланова: Владимир Васильевич, если можно коротко, у нас зрители пишут, что нужно вернуться к советскому опыту, бумага, стекло, иначе мы скоро вымрем как динозавры. Если этот пластик будет накапливаться бесконтрольно, к чему это приведет? Вот самое страшное, что может произойти? Владимир Малахов: Ну, я думаю, что он будет... Пластик природа сейчас умеет перерабатывать только механически, то есть на самом деле вот эти пластиковые острова постепенно расходуются, переходят в такие вот пластиковые микросферы, которые постепенно будут накапливаться в осадке. Ну и, конечно, природа, уверяю вас, с пластиком справится, не знаю, справится ли человек, а природа справляется со всем, что можно. Возникнут новые виды микроорганизмов, которые будут этот пластик поедать, и возникнут новые устойчивые формы животных и растений к этому пластику. А вот что будет с человеком... Вот это сказать трудно, я не берусь. Я думаю, что много проблем решится... Понимаете, вот мы забываем о том давлении, который... Все проблемы, которые у нас есть, оказывает рост численности населения. Ведь я не выгляжу долгожителем, мне всего 70 лет, но за время моей жизни численность населения Земли выросла в 3 раза, в 3 раза. Она больше так, конечно, не вырастет, но где-то к середине века будет все-таки 10,5–11 миллиардов, и все они хотят жить так, как живут в Западной Европе, и будут добиваться этого всеми средствами. Стало быть, производство энергии вырастет еще наверняка в 10–15 раз, соответственно, производство всяких парниковых газов, а я вам говорил как-то, что все обсуждают почему-то парниковый газ только углекислый газ... Александр Денисов: Метан. Владимир Малахов: А метан? А знаете, что производит метана еще очень много? – рисовые поля. Рисовое поле – это огромный источник метана. Ну и как вы откажетесь от рисовых полей? Александр Денисов: Владимир Васильевич, а еще вы учили нас, что коровы и вегетарианцы. Ольга Арсланова: Да-да-да, тоже... Владимир Малахов: Да, коровы и вегетарианцы производят метан, да. Александр Денисов: Владимир Васильевич, значит, на всех арктической селедки не хватит, да? Какую рыбу вы будете есть на Белом море? Владимир Малахов: Я буду есть там селедку и треску, но я думаю, что... Мы уже про рыбу много говорили, вот. Я думаю, что с рыбой, основной путь питания рыбы – это, конечно, создание аквакультуры. Пройдет всего 5–7 лет, и производство рыбной продукции в аквакультуре сравняется с тем, что мы берем из океана. Александр Денисов: Спасибо большое, Владимир Васильевич. Ольга Арсланова: Спасибо. Александр Денисов: Будем вам набирать, рассказывайте о своей экспедиции на Белом море, и приятного аппетита, ха-ха. Владимир Малахов: Спасибо. Ольга Арсланова: Пока есть такая возможность, пока там еще что-то плавает. Спасибо вам. Александр Денисов: Спасибо, Владимир Васильевич. Владимир Малахов, профессор и заведующий кафедрой зоологии беспозвоночных биологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, академик РАН, был у нас в студии. Спасибо. Владимир Малахов: Спасибо. Ольга Арсланова: Спасибо.