Владимир Решетов: Телепортация математически доказана для сложных квантовых систем и для человека в целом, но она не реализуема никогда

Гости
Владимир Решетов
доктор физико-математических наук, профессор «Института лазерных и плазменных технологий» МИФИ

Константин Точилин: Ну, как вы уже успели услышать, мы в студии, как обычно, не одни – к нам присоединяется Владимир Николаевич Решетов, доцент, дальше много букв, значение которых не сразу очевидно. НИЯУ МИФИ ЛаПлаз. 

Владимир Решетов: Да, есть такая структура. НИЯУ МИФИ – Институт лазерных и плазменных технологий. 

Константин Точилин: Кандидат физико-математических наук. И вот о чем , собственно, будем говорить. Любим мы, особенно наши коллеги тоже, подводить итоги. Итоги культурных событий, спортивных событий, кстати, мы тоже этим будем заниматься и в четверг, и в пятницу в программе "ОТРажение". А сейчас вот решили мы подвести, попробовать подвести какие-то итоги научных событий 2016 года. Вот, собственно, какое сообщение нас к этому подвигло. Среди российских ученых провели опрос, в ходе которого попросили назвать события 16-го года, самые значимые для мировой науки. Вот, что они, ученые, сказали. 

1 – открытие гравитационных волн, 

2 – создание нового метода редактирования генома, 

3 – открытие планеты земного типа рядом со звездой Проксима Центавра.

Ну, и, по-моему, уже для начала достаточно. Во-первых, согласны ли вы с этим рейтингом? 

Владимир Решетов: Конечно, согласен. Особенно с первым пунктом этого рейтинга. 

Константин Точилин: Что такое гравитационные волны, которые были открыты? 

Владимир Решетов: О, это то, что обсуждали 100 лет ученые. Еще Пуанкаре в 1905-м году ожидал, что волны будут, потом Эйнштейн присоединился к этой задаче, говорил, что должны быть, но не получалось их увидеть у ученых никак – очень уж они маленькие. 

Константин Точилин: Гравитация – это ведь земное притяжение, правильно? 

Владимир Решетов: Ну, это любое притяжение. 

Константин Точилин: Ну, мы чаще всего в повседневной жизни сталкиваемся с земным. 

Владимир Решетов: Да. 

Константин Точилин: А при чем тут волны? 

Владимир Решетов: Волны? Ну как при чем? Вы, наверное, знаете, что сегодня в мире есть две конкурирующих теории: общая теория относительности Эйнштейна и квантовая механика. И они друг друга терпеть не могут, что называется. То есть теория относительности Эйнштейна противоречит квантовой механике, а квантовая механика отрицает теорию относительности Эйнштейна. То есть не квантуется гравитационное поле. И этот вопрос настолько принципиальный характер носит, что многие ученые, когда их прижимают к стенке и говорят: "Давай, выбирай, что тебе важнее – Бор или Эйнштейн?", говорят, что я за Бора голосую. То есть квантовую механику признают как теорию, которая не будет изменена в ближайшие 100 лет, а теория относительности Эйнштейна постоянно проводят ревизию. То в МГУ, то еще где-нибудь, то во всем мире, говорят: "Эйнштейн не прав, а вот Планк прав". И вот открытие гравитационных волн – это очень тонкий эксперимент, в котором участвовали все ученые, начиная от российских, заканчивая американскими, французскими и так далее. Они ведь фактически что смогли увидеть? Ну, вы знаете стандартное сравнение, что вот елочная игрушка в сравнении с Землей – это как атом в сравнении с елочной игрушкой. Так вот то, что удалось зафиксировать ученым, это смещение Земли на расстояние атома, всей целой, то есть 10¯²°, то есть это больше, чем отношение атома к Земле, это как отношение… То есть невероятная вещь, трудно себе представить, как они могли это зарегистрировать, ученые, но смогли. 

Константин Точилин: А как, кстати? 

Владимир Решетов: С помощью лазеров. Мы же ЛаПлаз в данном случае. То есть есть некие большие-большие интерферометры длиной 5 км с огромной мощностью лазерного излучения, которое гуляет между резонаторами, между массами подвижными и фиксирует изменение расстояния. Это фактически те же самые мыльные пузыри, которые радужную окраску имеют, только размером в 5 км, и не в солнечном свете, а в лазерном излучении. И вот наблюдая за окраской этого мыльного пузыря, смогли зафиксировать двумя такими установками, в Америке находящимися, на разных краях американского континента, смогли зафиксировать изменение длины на 5 км, на 10¯²° от этого пятикилометрового расстояния, то есть это меньше размеров ядра атома. Смогли это увидеть, причем зафиксировали синхронно, с хорошим отношением сигнала-шум, целых полгода молчали, это было сделано еще в 15-м году. Полгода ученые молчали, проверяли. 

Оксана Галькевич: Почему? А, проверяли. 

Владимир Решетов: Проверяли, верифицировали, искали похожие сигнали, думали, мало ли что, вдруг опять ошибемся (гравитационные волны открывали много раз), и обнародовали. Именно в этом году. Это было действительно потрясение. Прошли и конференции, и рассказы, выступления, лекции, студенты приставали с вопросами, выступали академики, отвечали на все что угодно, потому что теорию относительности Эйнштейна проверили, ну, как говорят, до пятого знака. Ну, не до пятого порядка нелинейности тех слагаемых, которые там присутствуют. Ну, грубо говоря, Эйнштейн получил поддержку, он прав, он прав, и гравитационные волны существуют. Возможно, есть гравитон, возможно, что-то еще. Они распространяются со скоростью света, как и ожидали ученые, то есть теория относительности Эйнштейна не хочет сдаваться, она говорит: "Я права". 

Оксана Галькевич: Так, а теперь вот скажите, пожалуйста, как этот спор, как там обстоят дела. Вы говорите, эти две теории, противоборствующие никак не коррелируются. И как они? 

Владимир Решетов: Ну, как они коррелируются… В данном случае, как всегда, на коне оказались те, кто умнее всех, а именно те, кто считает, что наше пространство не трехмерное, не четырехмерное, а многомерно. 

Оксана Галькевич: Как у вас все сложно. 

Владимир Решетов: Как все сложно. Почти как по "Интерстеллару", если кто смотрел этот фильм. 

Константин Точилин: А для тех, кого не коснулось горячая дискуссия между сторонниками Бора и Эйнштейна, такие люди есть, должен вам сказать. Их несколько. 

Оксана Галькевич: В хозяйстве какая польза? 

Константин Точилин: Ну да. Не в хозяйстве какая польза, а что это не то чтобы дает нам прям сразу – на какие, я не знаю, замечательные сюжеты это может толкнуть писателей-фантастов, как британские ученые предложат использовать это в прикладных целях и так далее, и так далее. Вот есть какой-то, кроме Эйнштейна с Бором и их последователей…

Владимир Решетов: Вот случай гравитационных волн, конечно, это внутренние разборки физиков, это внутренние разборки физиков. 

Константин Точилин: Вот. И никак это нельзя разрулить? 

Владимир Решетов: Реально для жизни это будет иметь значение, максимум, для каких-нибудь исследований сейсмических, глобальных, еще чего-то, выведения в космос таких систем. То есть, конечно, мы с вами не станем жарить яичницу на гравитационных волнах, мы не будем их использовать в качестве сигналов, но мы с вами начнем понимать, откуда есть пошла… Ну, не земля Русская, а вообще весь мир. То есть эти эксперименты имеют прямое отношение к тому, откуда появилась Вселенная и сколько их вообще в мире этих вселенных? Одна она или много, вот, как говорится, много или мало. 

Оксана Галькевич: А в сейсмологии это каким образом может быть полезно, расскажите, потому что у нас ведь сейсмическая зона в стране достаточно обширная. Это что предсказания, предупреждения – что?

Владимир Решетов: Ну, вы понимаете, какое дело. Вот представьте, что мы берем Землю и вот так ее схлопываем боками, как шарик. Вот с какой будет частотой она колебаться, Земля. Вот мы хлопнули с боков, она стала колебаться, колеблется, как шарик, как капля воды. Оказывается, 55 минут. То есть собственные колебания Земли – это 55 минут, как целое, как тело. Там относительные частоты выше идут – от 30 и так далее. То есть что это означает? Это означает, что мы, регистрируя колебания земной поверхности, можем знать о том, где выпал дождь, вообще говоря, ползет ли Америка к Европе, раскалывается ли она и скоро ли Япония под Китай заползет и так далее. Но здесь дело не в этом. Дело в том, что такого рода приборы измерительные – это же фактически измерительный прибор, интерферометр – они позволяют, скажем так, определять движение земной оси. Там есть, конечно, космические способы. Определять движение цунами – есть они или нет его. То есть это все связано с метеорологией, с вопросами, связанными с измерением давления, климата, погоды, температуры океана… То есть это все идет в единой связке, поскольку там, где есть интерферометрия, где есть лазер, там можно мерить все что угодно, начиная от электрических полей, кончая температурой океана. 

Оксана Галькевич: Это же очень важно, особенно в свете последних участившихся, как нам кажется, каких-то катаклизмов климатических, это очень важно. 

Владимир Решетов: Да, эксперименты по гравитационным волнам они продемонстрировали очень высокие метеорологические возможности нашего сообщества, то есть ученых имеется в виду. То есть ученые смогли померить то, о чем не могли мечтать даже еще 5-10 лет назад, то есть это некие успехи именно в метеорологии, в измерениях, очень точных измерениях. Там много всего, но сами гравитационные волны…

Константин Точилин: Зачем мы это меряем, мы пока не знаем? Просто вот померили и было нам счастье?

Владимир Решетов: Знаем, зачем меряем. Еще раз повторяю: мы меряем для того, чтобы понять, мы одни во Вселенной или не одни, для того чтобы понять… Люди же почему-то… Вот вы говорите, на земле катаклизмы, войны, еще что-то, события неприятные происходят. Казалось бы, живи и радуйся, понимай, что ты один во Вселенной, но ученые почему-то очень надеются, что мы не одни во Вселенной, есть такая мечта. 

Константин Точилин: А вдруг те, с которыми мы не одни, еще хуже, чем мы? Может быть, тогда и не надобно? 

Владимир Решетов: Понимаете, вот тут тогда третья тема, которую вы назвали…

Константин Точилин: Да, вот я как раз к ней…

Владимир Решетов: Экзопланета у Проксима Центавра – это же всегда писали, про полеты космонавтов к ближайшей нашей звезде. Ближайшая звезда – она не самая яркая, но ближе всех, 4 световых года с небольшим, можно слетать и вернуться, даже мы с вами встретим тех, кто прилетели обратно, если полететь на фотонной ракете. Но, к сожалению, пока их нет. 

Константин Точилин: Ну, может быть, как-то мы гравитационной волной их туда запихнем?

Владимир Решетов: Нет, гравитационной волной и лазерным излучением мы их туда не запихнем и даже на зонде не отправим. Здесь интерес в другом. Вот смотрите, мы с вами сейчас коснулись темы, зачем это все делается. Ведь как обнаружили планету у ближайшей звезды? Ее не видели в телескоп, ее увидели тоже под тонким измерением спектра этой звезды, потому что вокруг нее крутится планета, ее чуть-чуть колбасит, она двигается туда-сюда. Это очень тонкие измерения, тоже которые были недоступны раньше. Зачем это нужно сегодня нам? Ну, почему-то, я еще раз повторю (я не разделяю эту точку зрения), но многие ученые хотят, чтобы были у нас братья по разуму. 

Константин Точилин: А вы не хотите? 

Владимир Решетов: Я считаю, что их нет. Потому что слишком много факторов…

Оксана Галькевич: Чувствуете, какая разница? Вы, Константин, эмоционально формулируете, а вам отвечают совершенно с другой позиции. 

Владимир Решетов: Ну, конечно, потому что если бы они были, мы бы давно об этом с вами знали. Поймите, земля…

Константин Точилин: А может быть, они есть, а мы не знаем. Может, они посмотрели на то, что у нас происходит: "Да ну их к богу в рай, полетим себе на Центавра обратно". 

Владимир Решетов: Дело не в том, что полетим ли себе на Центавра…

Константин Точилин: Пока у нас тут страховую медицину не ввели. 

Владимир Решетов: Дело в том, что Солнце довольно-таки молодая звезда, а есть звезды, которые старше его на десятки миллионов лет, миллиардов даже. Ну, ему всего 5 миллиардов лет, а вообще Вселенная существует 15 миллиардов лет. А это означает, что если жизнь зарождалась во Вселенной часто, то в нашей Галактике были бы цивилизации, которые старше нашей на миллиарды лет. Вы можете представить себе, что будет на Земле через миллиарды лет? Ну, хотя бы через миллионы…

Константин Точилин: Подумать страшно. 

Владимир Решетов: Даже подумать страшно. И чтобы такие цивилизации были не видны в космосе – это нереально. Мы же в него заглянули гораздо дальше, чем наша Галактика – мы видим соседние галактики, померяли все, что можно померять. 

Константин Точилин: То есть если даже допустить, что кто-то и был, то они, видимо, уже пришли в совершеннейшее ничтожество? 

Владимир Решетов: Скорее всего, их не было. Их и не было вообще, потому что явление жизни настолько уникально – неважно, антропный это принцип мы вспомним, другие вещи, система так настроена, наши вон там экзопланеты ищут. Почему их ищут? Потому что они похожи на Землю, потому что там жидкая вода есть и там может возникнуть жизнь. Но дело в том, что в нашей солнечной системе куча воды было жидкой: и на Марсе была, и на Венере была, везде. А жизнь возникла на земле, и то, так сказать, мы не знаем почему. И вот это глобальная проблема, которая волнует сегодня ученых, но не физиков – больше биологов: как зарождается жизнь, как удается простым молекулам собраться в сложную и начать процесс жизнедеятельности, как эти белки сворачиваются, как это все происходит. Поэтому ученые… Вот вы сказали про гравитационные волны – есть еще одни очень уникальные эксперименты, которые проводятся каждый год, и в этом году новые результаты были. Это так называемые… Их называют условно FEL, вот мы участвуем в большом проекте российском – это гамма-лазеры на свободных электронах. Казалось бы, зачем гамма-лазеры, вроде, в космосе, Рейган там делал такое. Нет, это другие гамма-лазеры, это те гамма-лазеры, которые позволяют видеть молекулы, белка молекулы, видеть молекулы гамма-глобулина, видеть ДНК. Не восстанавливать его структуру, как мы сейчас восстанавливаем, а просто видеть, как белок сворачивается. И для физики и биологии жизнь – это ключевой момент, это сейчас очень много на это тратится денег и за рубежом, и у нас, чтобы понять: все-таки жизнь – это случайное явление или закономерное? Вот если оно случайное, то мы одни во Вселенной, если закономерное…

Константин Точилин: Если случайное, значит, одновременно и уникальное? 

Владимир Решетов: Да, а если оно закономерное явление, если, грубо говоря, если есть вода, то будет жизнь, то, конечно же, нет. Возникает вопрос, почему мы их не видим, но это другая история уже. 

Константин Точилин: А зачем нам тогда искать эти экзопланеты, если вы вполне убедительно, на мой взгляд, логично объясняете, что если бы что-то уже было, то было. 

Владимир Решетов: То было, да, мы это увидели бы. Это еще Вернадский писал об удивительном молчании Вселенной, это не я придумал, это общая проблема. И почему? Ну, не знаю, видимо, потому что нам тесно на Земле, потому что мы убиваем друг друга, мы надеемся, что есть куда убежать от этого мира. 

Константин Точилин: Да, и начать убивать друга друга и там. 

Владимир Решетов: Как в "Звездных войнах", посмотрите "Звездные войны" - пожалуйста, другой сюжет на эту же тему. Я не вижу, как сказать, рациональных причин здесь, они сугубо эмоциональные. Вот мы хотим, чтобы были братья по разуму, и мы их ищем. 

Оксана Галькевич: Владимир Николаевич, а второй пункт этого рейтинга – создание нового метода редактирования генома? Здесь, наверное, все-таки какая-то практическая польза она?

Владимир Решетов: Огромная. И вы знаете, вы не поверите, какая. 

Оксана Галькевич: Так расскажите. 

Владимир Решетов: Наверняка вы знаете, что есть такие генно-модифицированные продукты? 

Оксана Галькевич: Есть. 

Владимир Решетов: Например, инсулин, которым мы все пользуемся (ну, кто пользуется). Его всего вырабатывают бактерии специальные. Или там еще какие-нибудь: та же лимонная кислота, тоже генно-модифицированные бактерии вырабатывают лимонную кислоту. Скармливают им одно, а получают лимонную кислоту вот такого качества. А вот здесь произошла страшная вещь: американская система регулирования, что называется, пищевых продуктов, их система, она похожа, разрешила, испытала… приняла решение, что то, что генно-модифицировано новым методом, тонким, адресным – не тогда, когда геном просто рубим по крупному, ломаем, крошим – получится непонятно. А когда мы адресно производим… Признать не генно-модифицированными продуктами и разрешить к применению, не дожидаясь 15 лет. А просто селекция. Просто селекция: скрестили правильных кошечек – получили нужную кошечку. 

Константин Точилин: Селекция – это же тоже генная модификация. 

Владимир Решетов: Конечно. Когда вы скрещиваете двух кошечек, вы проводите генную модификацию, но проводите ее по законам природы. А когда вы рубите вирусом и еще всем остальным ДНК – это вы грубо вмешиваетесь в работу системы. И вот это ключевой момент. Если это произойдет, действительно, эти будут утверждены законы, то это означает, что все продукты, которые произведены таким методом, не будут считаться генно-модифицированными, они не будут маркироваться на этикетках, они активно войдут в нашу с вами жизнь. Это ключевой момент в этой всей истории. Не то, что мы научились управлять механизмами, а то что мы разрешили себе это делать. 

Константин Точилин: Тогда вопрос. Собственно, уже люди, не знакомые ни с учением Эйнштейна, ни с учением Бора, активно спорят, нужно ли разрешать генно-модифицированные продукты. Есть же совершенно там отмороженные группировки как сторонников, так и противников, которые, наверное, даже кем-то финансируются. Давайте с точки зрения чистого разума попробуем понять: вот генно-модифицированные продукты не с точки зрения результата селекции, а с точки зрения того, о чем вы говорите – вмешательства, от них может быть вред вообще или нет? Нужен ли этот закон, маркирующий их?

Владимир Решетов: От употребления в пищу однозначно нет, потому что мы не потребляем гены, мы потребляем именно кислоты, мы потребляем продукты распада того, что мы съели. Мы не потребляем… Ну, ДНК мы не кушаем – мы кушаем все то, на что оно распалось в процессе пищеварительного процесса и так далее. Опасность другого рода, и те, кто бьют в бубен или там еще куда-то, возражая против генно-модифицированных продуктов, они бьют в бубен по другой причине. 

Константин Точилин: А по какой, расскажите. 

Владимир Решетов: А по простой причине: зависимости от поставщика генно-модифицированной кукурузы, от семенного фонда, то есть переход на генно-модифицированные продукты в качестве сельскохозяйственных – это зависимость от производителя материала, посевного материала. И все, и больше ничего. Все остальное не страшно – это страшно. 

Константин Точилин: То есть вот почему наши сельхозпроизводители, несмотря на то что вроде как импортозамещение, все дела, говорят: "Да, но мы все равно зависим от поставок семян из-за границы". Я им говорю: "Ребят, а вы же выращиваете ту же картошку, почему вы…". А вот второе-третье поколение – и не растет, надо покупать. 

Владимир Решетов: Да, и для генно-модифицированных продуктов это огромная вещь. Ну, нас с вами ждет большая радость скоро, вот тут в преддверии Нового года и так далее, вот уже практически на выходе. Дело в том, что лет 5 назад, три произвели генно-модифицированного лосося, который растет воооот такого размера за вооот такое время. И вот заканчивается этап всех испытаний, его боятся выпускать в природу, там еще чего-то, уже разрешили его к использованию в закрытых водоемах, то есть скоро у нас будет дешевая вкусная рыба, замечательным качеством, без костей, что называется. Ну, потому что он большой – какие там кости, не то что выплюнуть – их можно выбросить палочкой. То есть эти продукты входят в нашу жизнь, и это будет прорыв в снабжении. Давно говорили про так называемый золотой рис, который решает проблему кучи болезней, а он только недавно был сертифицирован, разрешен к применению. То есть вот здесь успехи нынешнего года в генетической области они как раз означают, что скоро это все будет гораздо быстрее происходить. Есть какие-то там опасности, говорят, с возможностью переноса генов в природе, но оно и так происходит, чего мы боимся. 

Оксана Галькевич: Ну, чего-то, видимо, боимся, потому что действительно баталии-то серьезные происходят, общественное мнение настроено совершенно отрицательно. 

Константин Точилин: Я боюсь, что это не столько общественное мнение, а научные споры хозяйствующих субъектов. 

Владимир Решетов: Да, причем хозяйствующими субъектами, с другой стороны, являются производители гербицидов, то есть вы выбираете: вы будете есть гербициды, химию, или будете есть генно-модифицированные, которые, условно говоря, колорадский жук, там всякие долгоносики и все такое прочее. То есть это же все очень адресная терапия в прямом смысле. Кроме того, все, кто борются с генно-модифицированными продуктами, они не борются с фармацевтикой. А вся фармацевтика, извините, все, что вы употребляете, это, как правило, продукты генно-модифицированных бактерий, микробов и всего остального. О чем речь? Все препараты, которые производятся, не знаю, начиная от онкологических, кончая, что называется, пищевыми, даже производство сыра и так далее. Некоторые пишут, что они используют сычужный материал не произведенный таким способом, ну, писать можно на заборе много чего. 

Константин Точилин: А еще много чего можно писать на наш смс-портал, куда пишут и из Омска, и из Самарской, Нижегородской, Свердловской, Томской, Алтайского края, Москва и Московская область. Некоторые вопросы отобрал – извините, ребята, если кого-то упустил, просто действительно очень много сообщений. Вопрос: "Дано ли человеческому уму в принципе понять строение Вселенной до конца, с вашей точки зрения?". 

Владимир Решетов: С моей точки зрения, конечно, да. И для этого есть не только философские, гносеологические, но даже религиозные причины, потому что нет ни одного запрета, который (ни с какой стороны), который позволял бы сказать, что мы что-то познать не можем. Потому что все, что касается нашего мира, полностью наша с вами область, никто никогда нам не запрещал. Мы сами себя познаем, компьютеры уже сами себя познают, не то что мы познаем себя. То есть нет ограничений. Конечно, мир бесконечный, познание тоже бесконечное, но границ вот таких, что все, дальше не ходи, не поймешь, их нет и быть не может. Ну как? Откуда они могут быть? Еще раз говорю: никаких ограничений нет – ни философских, даже религиозных нет ограничений. 

Константин Точилин: Ну, вот про религию тоже спрашивают. Спрашивают, атеист ли вы, но я бы спросил немного по-другому: ученый должен быть атеистом, не должен быть атеистом или как свезло?

Владимир Решетов: Это перпендикулярно, я бы сказал. Собственно, мировоззрение ученого, именно научная составляющая, она может вполне совпадать с его религиозной составляющей, одно другому не мешает. Особенно в контексте христианской религии. Я не буду отвечать за все другие, но христианское вероучение никак не противоречит научной деятельности, то есть, грубо говоря, многие даже связывают рождение науки именно с тем, что христианство отделило ангелов от предметов, перестала заставлять каждого ангела делать свой предмет. Ну, христианство – свобода, так сказать, в прямом смысле слова, поэтому это не противоречит ничему в общем и целом. О разном, как говорили многие ученые, это немного о разном. Одно дело – о нашем мире, другое – о том, что будет после смерти. Это разные процессы. 

Константин Точилин: Вопрос про телепортацию из Свердловской области: она возможна? 

Владимир Решетов: Безусловно. Невозможен квантовый ксерокс, то есть невозможно сделать копию меня еще одного такого, это вообще математически доказано. 

Константин Точилин: Ну, а телепортировать?

Владимир Решетов: А телепортировать меня…

Константин Точилин: Клонировать?

Владимир Решетов: Это не то же самое. Это размножить, это не то же самое. Клонирование – это процедура совершенно другая, мы же говорим про телепортацию человека сущностью, как в "Аватаре", скажем: с характером, с поведением, со всем остальным, с переселением души. Ну, если вы к религиозной тематике. А квантовая механика сегодня… Не теория относительности – квантовая механика разрешает процесс телепортации. И вот то, что в этом году было много сообщений о квантовых компьютерах, о том, что подтвердил Google, подтвердил Microsoft, что они научились работать с кубитами, научились проводить вычисления в области квантовой механики, говорит о том, что да, телепортация возможна. Сегодня телепортируют фотоны, телепортируют состояния атомов, это экспериментальные вещи, которые может проделать студенты, что называется. 

Константин Точилин: Но теоретически мы дойдем до того, что сможем телепортировать вот эту ручку. 

Владимир Решетов: Вопрос – зачем? 

Константин Точилин: А можно ли телепортировать человека или мы получим набор, условно говоря, тех же аминокислот…

Владимир Решетов: Давайте я докончу мысль. Значит, есть же вещи, которые математически доказаны, возможны, а технически не реализуемы. Так вот математически доказано, что телепортация возможна, то есть не противоречит законам современной физики, но при этом важны два фактора. Первое: исчезает объект, который телепортируется, и Б – появляется новый в другом месте, в другое время можно вообще. Можно телепортировать не только в пространстве, можно телепортировать во времени себя, то есть это не запрещено. Как это сделать, я не знаю и никто не знает. 

Константин Точилин: То есть вы хотите сказать, что и перемещение во времени возможно?

Владимир Решетов: Конечно. С помощью телепортации куда угодно: в прошлое нельзя, вперед – легко. 

Константин Точилин: А почему в прошлое нельзя? 

Владимир Решетов: Ну хорошо, нароем пару кротовых нор – можно будет и в прошлое, это другая история чуть-чуть про прошлое. Ну, вы меня спросили про некие представления, которая не противоречат. Так вот не противоречит сегодняшней физике путешествия в будущее путем телепортации, но это процедура, при которой вы исчезаете и появляетесь…

Константин Точилин: А что уж там появится…

Владимир Решетов: А что уж там появится, ну, математически доказано, что это возможно для сложных квантовых систем, возможно, и для человека в целом, но, скорее всего, нереализуемо никогда. 

Оксана Галькевич: Владимир Николаевич, а почему вот открытие четырех новых элементов, включение их в таблицу Менделеева вот в этот рейтинг не попало? 

Владимир Решетов: Ну, понимаете, какое дело… Вы меня спрашиваете, почему? Я бы сказал, что должна была попасть: там есть Московий, там есть Оганесий, то есть там есть наши ученые, наша Московская область и так далее. Почему не попало? Понимаете, вот есть достижения научные, которые имеют значение практическое и которое ощутить можно, даже гравитационные волны, поскольку это важно. Для атомной бомбы это важно, вообще говоря. Если возвращаться к таким приземленным темам, почему теория Эйнштейна важна. А есть вещи, которые носят чисто спортивный характер. И вот сделать трансурановые элементы – их сегодня уже больше 20 штук, там огромное их количество, там до сто двадцать какого-то дошли и так далее. Это очень тонкое экспериментальное исследование, они сопряжены с определенными навыками, умениями, составами, пониманиями той самой квантовой механики, ядерных процессов. Но они не помогут улучшить атомную электростанцию, они не увеличат мощность атомной бомбы, они не улучшат работу компьютеров – это спорт. Это спортивное состязание: кто выше, дальше, быстрее. 

Константин Точилин: Тогда вопрос из Алтайского края: "Скажите, почему Россия с кучей хороших ученых не может сделать свой хороший смартфон?"

Владимир Решетов: Ну, я бы ответил так на этот вопрос: не надо. Ведь понимаете, есть такой анекдот, просто не нужно, нет необходимости. Для военных целей у нас делают и планшеты, и ноутбуки, и смартфоны свои, специфические и так далее. А просто нет такой необходимости. Зачем? Они не влияют на обороноспособность нашей страны. 

Оксана Галькевич: Вот вы все рассказали, да. 

Константин Точилин: Закончим сообщением с Проксима Центавры, видимо: "Милые, они есть, разумные и лучше нас". 

Владимир Решетов: Будем надеяться. 

Константин Точилин: Спасибо и с наступающими вас праздниками.

Оксана Галькевич: У нас сегодня в гостях был Владимир Николаевич Решетов, доцент НИЯУ МИФИ ЛаПлаз, кандидат физико-математических наук. Было очень интересно, спасибо.

Владимир Решетов: Спасибо вам. 

p.p1 {margin: 0.0px 0.0px 10.0px 0.0px; text-align: justify; font: 12.0px 'Times New Roman'; color: #000000; -webkit-text-stroke: #000000} span.s1 {font-kerning: none}

Константин Точилин: Спасибо.