Владислав Шурыгин: Военное положение фактически означает несколько важных изменений и, прежде всего, концентрацию управления в руках военной администрации
https://otr-online.ru/programmy/segodnya-v-rossii/vladislav-shurygin-voennoe-polozhenie-fakticheski-oznachaet-neskolko-vazhnyh-izmeneniy-i-prezhde-vsego-koncentraciyu-upravleniya-v-rukah-voennoy-administracii-63799.html Константин Чуриков: Владислав Шурыгин у нас на связи, военный эксперт. Владислав Владиславович, здравствуйте.
Владислав Шурыгин: Да, здравствуйте.
Марина Калинина: Добрый вечер.
Константин Чуриков: Как понимать введение военного положения в этих четырех регионах? Что это даст на практике? И что будет происходить далее, как вы думаете?
Владислав Шурыгин: Ну, вообще военное положение фактически означает несколько важных изменений существующей законодательной и любой другой ситуации. Это прежде всего концентрация управления в руках военной администрации. В этой военной администрации на первом месте находится военное командование, которому все подчинено, и с этого момента именно военному командованию подчинены и МВД, и в т. ч. ему подчинены главы местных администраций, соответственно, в т. ч. и исполняющие обязанности губернаторов или руководителей. То есть в этом случае все начинают работать на победу.
Соответственно, это совершенно другой тип управления экономикой, потому что в этом случае задачи военных являются приоритетными и больше не завязаны на выделенные бюджеты, потому что в этом случае вскрываются, что называется, все запасы, если этого требует обстановка. Соответственно, это режим проживания на этих территориях, как то комендантский час, как то ограничения на въезд и выезд, если они будут необходимы. Естественно, это в этом случае ограничения в конституционных правах, связанные с тем, что, например, любые досмотры, обыски или проверка документов в этом случае не завязаны больше на какие-либо, что называется, утвержденные, до этого действовавшие правила.
Константин Чуриков: Тем более, мы знаем, очень активно, особенно в некоторых регионах, террористическое подполье, вот эти диверсионные группы...
Владислав Шурыгин: Совершенно точно, совершенно точно. То есть на борьбу с терроризмом в этом случае правило запрещения ночных обысков совершенно не будет действовать. То есть если будет получена информация о том, что здесь где-то скрываются диверсанты, боевики, то в этом случае будут реагировать вне зависимости от того, скажем, какое время суток, что чего.
По большому счету, на территории Донбасса и на территории этих наших новых территорий фактически военное положение действует уже давно, т. е. здесь нет ничего сверхнового. Скорее это просто вот законодательно теперь уже определено. То есть многие факты, вещи и правила, которые уже действовали, но при этом к ним было очень много вопросов, теперь они введены в правовое поле. Вот это самое главное отличие от того, что было.
Марина Калинина: А в плане ведения военных действий это как-то облегчает ситуацию, то, что там введено вот такое вот военное положение?
Владислав Шурыгин: Ну, в определенной степени да, потому что, конечно, в этом случае... Ну, военные и раньше там имели приоритет, допустим, при передвижении по дорогам, но сейчас, допустим, для помощи военным могут вполне совершенно без всяких разговоров задействоваться и ресурсы местной власти. Условно говоря, если нужно будет использовать, допустим, транспортные средства, грузовики, не будет хватать того, что есть у военных, или им нужны будут какие-то срочные переброски, то вполне может изыматься на определенное время транспорт, естественно, с компенсацией за него финансовой. То есть в этом случае, повторюсь, это выстраивание такой прямой военной логистики, когда все подчинено одному – фронту и задачам...
Марина Калинина: А местное население могут привлекать для помощи, например, при разборе завалов, если какие-то снаряды с другой стороны попали в здание, еще какие-то? Контроль передвижения, блокпосты, еще что-то, вот такие вещи?
Константин Чуриков: К каким-то общественным работам?
Владислав Шурыгин: Вы знаете, насколько я знаю, естественно, сейчас будут организовываться отряды территориальной обороны, т. е. это будут предлагать или будут набирать добровольцев, тех, кто будут следить за общественным порядком в городе, помогать в этом случае структурам Росгвардии и МВД.
Естественно, в этом случае к каким-то таким вот, как вы упомянули, разбору завалов, будут привлекаться прежде всего вот такие организованные группы, не просто пришли, людей из квартир выгнали на улицу, раздали лопаты и сказали «давайте работайте». Нет, речь идет прежде всего, еще раз, об организации отрядов и сил самообороны, в задачу которых будет входить и тушение пожаров, и разбор завалов, и патрулирование улиц, и создание блокпостов.
Но, по большому счету, в республиках все это уже действует, т. е. там нет необходимости чего-то делать специально. В какой-то степени я могу сказать, что этот указ можно было подписать и, может быть, нужно было подписать еще полгода назад, когда уже стало понятно, что никакой полицейской операции не будет и мы втягиваемся в серьезное военное противостояние, причем противостояние не с Украиной, а с Западом и с США.
Константин Чуриков: Мы пробовали по-разному, как вы говорите, подходить к этому снаряду: сначала просто говорилось о том, что это спецоперация, сейчас, собственно, тоже говорится, что это спецоперация, но, скажем так, соус несколько иной, теперь все понимают, что это касается всех, это касается в целом нашей страны.
У меня в связи с этим к вам вопрос. Почему все-таки, если не брать сами четыре региона, где введено военное положение, в остальных почему вот прописаны эти разные уровни? Казалось бы, мы все должны работать на победу, мы все должны делать в равной степени, не важно, кто где живет, все для фронта, все для победы. Почему все-таки такая градация?
Владислав Шурыгин: Вы знаете, я это рассматриваю под ракурсом того, что все-таки уровень угрозы везде разный. Приграничные наши области, их обстреливают из орудий, туда проникают через границу диверсионные группы, наносятся удары беспилотниками, артиллерией, и, конечно, здесь опасность наиболее, что называется, явная. Для этих территорий принятые вот эти вот решения и меры абсолютно логичны.
Константин Чуриков: Как сейчас вообще выглядит граница Российской Федерации и Украины, если не брать непосредственно линию соприкосновения, вот, например, Харьковской и Белгородской областей? Это что, это просто свободно можно пройти, или там заборы какие-то?
Владислав Шурыгин: Нет-нет, это давным-давно не так. Нет, заборов там тоже нет, но это идет режим патрулирования границы, и, естественно, там разворачиваются системы, в т. ч. различные сигнальные системы, патрулирование с помощью дронов, различные засады. В этих районах приграничных очень плотно работает наша служба безопасности, которая ведет там и агентурную работу, и оперативную, выявляет и патрулирует. То есть это то, что называется «режим охраны границы», борьбы с диверсантами и террористами. Поэтому в этом случае, повторюсь, для таких именно приграничных районов это абсолютно нормально.
Но вводить, например, такой же режим в Москве или в любом другом регионе, который находится далеко, просто нет смысла. Нам нет смысла сейчас в Москве ставить блокпосты на дорогах, нам нет смысла в Москве сейчас проводить тотальные паспортные проверки, потому что через эти пограничные сито прорывается уже очень немного, и дальше скорее уже задача – пытаться не перекрыть как бы на всех уровнях много раз, сети поставить. А надо понимать, что основные задачи – отсечь на границе, а все, что уже сможет уйти куда-то дальше, этим должны заниматься уже МВД и служба нашей безопасности.
Марина Калинина: Давайте, Владислав Владиславович, просто поясним. Вот этот режим среднего уровня реагирования для приграничных территорий – он как изменит жизнь вот этих регионов, этих областей? Что поменяется? Буквально в двух словах.
Владислав Шурыгин: Ну, безусловно, там может быть, непосредственно на границе может быть в принципе введен и комендантский час, такой вариант возможен. Безусловно, будут намного жестче отслеживать работу в интернете, работу сотовых телефонов, вести проверки.
Потому что нужно понимать, что 80% информации, которую сейчас получает противник, он получает, что называется, по телефонам: либо открытая агентура, когда им просто пересылают видео наших колонн, видео объектов, на которых находятся наши войска или какие-то наши склады ГСМ или боеприпасов, то, что называется враждебной деятельностью. А сейчас-то очень просто по глупости, когда кому-то хочется сфотографироваться на фоне чего-нибудь такого интересненького и тут же выложить это в Сеть. Для этого есть целая украинская структура, называется СЕО, это специальное управление, которое занимается анализом всех этих соцсетей, информации...
Константин Чуриков: ЦИПсО вот это вот, да, Центр психологических операций всяких?
Владислав Шурыгин: Нет, это не ЦИПсО, это СЕО называется. ЦИПсО – это то, что занимается психологической борьбой, информационным противодействием, а это люди, которые сидят, трайлят сети, трайлят фотографии, привязывают их к топографическим каким-то координатам и потом передают это, что называется, уже на исполнителей, тех, кто поднимает дроны, тех, кто закладывает программы в HIMARS, и наносятся удары артиллерийские.
Константин Чуриков: Ну понятно, сейчас явно не время блогеров, сейчас время сознательных граждан.
Марина Калинина: Но главное, чтобы люди это понимали.
Константин Чуриков: Вы знаете, что хочется еще понять? Означает ли введение военного положения в означенных регионах и особых каких-то режимов на территории остальной страны некую смену, что ли, тактики военных действий, если вот брать, например, Донбасс? То есть до сих пор, если я правильно понимаю, я человек гражданский, наша тактика заключалась в том, что они пытались прорваться, мы их сдерживали, но мы, естественно, всячески старались не проводить боевых действий внутри городов. Вот сейчас ведется на Херсонщине эвакуация населения, в частности в самом Херсоне, с одного берега на другой. Что это означает с точки зрения тактики?
Владислав Шурыгин: Смотрите, мы на протяжении особенно первых месяцев, когда шли бои за Мариуполь, когда потом шли бои за Северодонецк, за Лисичанск, я сам как эксперт много раз говорил, что военное преступление Украины заключается в том, что Украина прикрывается собственными гражданами: армия, которая давала присягу своему народу его защищать, фактически держит свой народ в заложниках, не выпускает, соответственно, прикрывается им.
И нынешние решения, я лично могу только их приветствовать, причем приветствовать искренне, от всей души, что мы начинаем оборону района от вероятного наступления, которое мы ждем, не с того, что мы там просто роем окопы и запираем людей в домах, а наоборот, мы начинаем с того, что мы пытаемся максимально вывезти всех тех, кого возможно, кто хочет выехать. Соответственно, в этом случае мы даем возможность того, чего не давали ВСУ своим гражданам, – мы даем возможность эвакуироваться, покинуть зону, где можно погибнуть прямо, что называется, в бою, будучи просто случайно оказавшимся там человеком. Поэтому эти решения абсолютно правильные, абсолютно продуманные.
В этом случае окажет ли это какое-то влияние на ход ведения боевых действий? Безусловно, в пустом городе воевать намного легче, тебе в этом случае не надо уже забегать в каждый подвал и спрашивать, есть ли здесь живые люди, и думать над тем, как потом спасать оттуда гражданских. Поэтому в какой-то степени это развязывает нам руки, дает возможность с точки зрения, когда дойдет дело до городских боев, организовывать их более, что называется, качественно и профессионально.
Марина Калинина: Ну то есть проще будет.
Константин Чуриков: Владислав Владиславович, такой чисто психологический вопрос. Может быть, мы так склонны сами по себе к каким-то, знаете, быстрым победам, быстрым решениям, и всем, конечно же, хочется, чтобы быстрее это все пришло. Но в то же время нельзя себя самих обманывать. Как вот нам провести над собой, всем гражданам России, работу, приготовиться к тому, что это будет долго, это будет непросто? Что для этого нужно?
Владислав Шурыгин: Для этого нужно просто очень спокойно смотреть хотя бы наши новости, просто потому, что если ты вообще не следишь за ходом ведущихся боевых действий, если от тебя это далеко, ты, в общем, несильно этим как-то озабочен, то, конечно, тебя это будет только раздражать, «почему это все идет?», «почему не могут закончить?», «нам обещали одно, а оказалось другое»... А если ты все-таки следишь за повесткой, ты понимаешь, что мы начинали боевые действия против непосредственно отрядов националистов на Украине, и Украина в этом случае вряд ли бы выдержала и четырех месяцев в одиночку, но через 2–3 месяца мы уже воевали против Европы и США, фактически это был, как бы сказать, полный интернационал против нас.
И сегодня, да, нам приходится менять очень многие решения, мы расширяем свою армию, наращиваем, мы наращиваем силы, мы делаем очень много всего, чтобы все-таки в этой войне победить, и победить достаточно оперативно. Но это не значит, что это произойдет вчера. Это значит, что, например, наши резервы пойдут в бой и начнут появляться на фронте не раньше второй половины декабря – января, а это значит, только тогда начнет как-то меняться ситуация, достаточно тяжелая, которая сейчас.
Уже сейчас она меняется в том смысле, что мы туда отправили резервы, которые наполняют наши вот эти сточенные, истощенные батальоны, полки и превращают их снова в мощные боевые части, которые сейчас уже достаточно спокойно держат фронт, туда уже не сунешь лезвие ножа, в то время как, допустим, под Харьковом батальон 120 человек держал шириной 5 километров район обороны, понимаете. Это все сейчас меняется, и, конечно, это не происходит все молниеносно.
Я думаю, что нужно просто спокойно доверять своей армии, помогать ей и понимать, что твоя главная... Знаете, как когда-то Высоцкий пел: «Моя малая фронту подмога – мой дырявый кувшин». Понимаете, нужно понимать, что то, что делаешь ты на своем месте, и то спокойствие, которое ты сохраняешь, – это самая лучшая поддержка и армии, и фронта.
Константин Чуриков: Да, спасибо большое.
Марина Калинина: Спасибо.
Константин Чуриков: Очень важные слова вы сказали – доверие, сейчас вот нужно доверие (к своим, конечно же).
Владислав Шурыгин был у нас в эфире, военный эксперт.