Виталий Млечин: Минздрав рекомендовал регионам самостоятельно отрегулировать соотношение постоянной и переменной составляющей в зарплатах медработников, а также принять меры для выравнивания должностных окладов в этой сфере в однотипных учреждениях по одинаковым специальностям. Об этом пишет газета «Коммерсантъ». При этом профсоюзы считают, что инициативу будет реализовать непросто – денег не хватит. Давайте разберемся. И сразу приглашаем всех медиков, которые нас сейчас смотрят, рассказать, какие зарплаты в вашем регионе. Пожалуйста, позвоните нам по телефону 8-800-222-00-14 или напишите сообщение на короткий номер 5445. Расскажите, пожалуйста, какая ситуация, какие зарплаты и какая динамика зарплат – повышаются они или стоят на месте. Постараемся максимально полную картину собрать. А начнем со статистики, вот что нам говорит Росстат. Вообще, Минтруд сообщал, что в России существует большая разница в зарплатах врачей в различных регионах страны, даже если они выполняют одну и ту же работу. Росстат это подтверждает: самые высокие зарплаты получают врачи на Крайнем Севере и на Дальнем Востоке, а самые низкие – на Северном Кавказе. Разница в доходах – почти в пять раз. Дальше. По оценкам Минздрава, сейчас доля оклада в общих выплатах во многих случаях не превышает 40%. Региональным минздравам рекомендовано активизировать работу по совершенствованию систем оплаты труда медработников и добиться того, чтобы доля оклада в структуре зарплат не опускалась ниже 55–60%, без учета компенсационных выплат за работу в особых климатических условиях. Давайте разбираться. Получится ли? Что происходит сейчас? И еще раз прошу всех медиков, которые нас сейчас смотрят, написать нам или позвонить в прямой эфир. Расскажите, какая у вас зарплата и из чего она состоит. Какая доля оклада и какая доля премии? И, естественно, какая сумма получается в итоге? С нами не прямой связи сейчас Алексей Куринный, заместитель председателя Комитета Госдумы по охране здоровья, кандидат медицинских наук. Алексей Владимирович, здравствуйте. Алексей Куринный: Добрый день. Виталий Млечин: Алексей Владимирович, а зачем это делается? Почему? Ну понятно, что медики по всей стране должны, наверное, получать примерно одинаково. А почему такое внимание уделяется именно соотношению оклада и каких-то премий в общей зарплате? Алексей Куринный: Дело в том, что оклад – это некая постоянная часть, которую медицинский работник будет получать независимо от остальных условий. А сегодня получается, что во многих регионах оклады до сих пор – это 8, 9, 10, 11 тысяч. Соответственно, чтобы набрать вот эту среднюю, те же 50–60 тысяч, остальное – это стимулирующие выплаты, которые зависят от выполнения неких заданий, а иногда и просто, скажем так, настроения или отношения начальства. Что, естественно, тоже деформирует всю эту систему. Ну, по большому счету, изменение окладной части в условиях, когда не меняется фонд заработной платы в целом, оно на зарплате фактически никак не отражается. На мой взгляд, это будет лишь очередная имитация деятельности, поскольку, к большому сожалению, тот проект Правительства о введении отраслевой системы оплаты труда как раз с пересмотром должностных окладов централизованно, на федеральном уровне, он опять отложен до 2025 года, я напомню. А его цена в целом – это около 550–600 миллиардов рублей в целом по стране. Естественно, попытка переложить, скажем так, эту заботу на региональные власти, на мой взгляд, обречена на провал в подавляющем большинстве регионов, поскольку этих денег в регионах просто нет. Виталий Млечин: Так а зачем же тогда это делается? Алексей Куринный: Ну, видимо, учитывая, что федералы не смогли в данном случае или не захотели, или были какие-то другие, не знаю, для них моменты, которые не позволили это сделать, решили, что регионы должны как бы повысить за счет своих средств, ну или быть виноватыми, если не повысили. Виталий Млечин: Мордовия с нами на связи, Татьяна, медсестра. Татьяна, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Виталий Млечин: Расскажите, пожалуйста, какая у вас ситуация. Сколько вам платят? И какая часть этих денег – оклад, а какая – премия? Зритель: Оклад – около 6 тысяч. Премия – тоже, может быть, в пределах 3 тысяч. В общем, около 20 тысяч получается у меня. Я работаю, с 84-го года у меня стаж. Врачам и санитаркам прибавляли, а мы – фельдшера и медицинские сестры – остались как бы не у дел. С июля немножко прибавили, может быть, где-то с тысячу, но все равно с нашими ценами нет ничего. Мы работаем в особых условиях. Очень тяжело, конечно! Кто-то, конечно, получает большие деньги. А так… Виталий Млечин: А кто? Кто получает большие деньги? Зритель: Врачи получают, естественно, они намного больше получают. И санитарки, я говорю. Они больше нас получать стали, я говорю, им прибавляли. А вот мы остались, фельдшера и медсестры, мы остались ни при чем. Виталий Млечин: А кто у вас решает? Кто распределяет доходы? Зритель: Не знаю, мы в системе ФСИН работаем. Не знаю, кто распределяет. Но я не военная, просто у нас система такая. Кто распределяет – не знаю. Виталий Млечин: Понятно. Спасибо большое вам. Вот 20 тысяч. Это, конечно, совсем немного. Если я правильно понимаю, то нагрузка на распределение зарплат ложится на главврачей, правильно? Алексей Куринный: Ну, это не нагрузка, это такая привилегия, право. По большому счету, это, конечно, должна делать специальная комиссия по согласованию с профсоюзным органом. Это должна быть достаточно открытая процедура. Но так часто бывает, что, к сожалению, царем и богом становится главный врач, поэтому: «Кого люблю, кого не люблю, кому дам, кому не дам». Собственно это и вызывает у людей много-много вопросов. Почему и пытаются поднять должностной оклад – это манипуляцию начальства, возможности для манипуляции значительно уменьшит. Но, повторяю, в условиях, когда фонд оплаты тот же, это сильно не увеличит заработную плату в целом у работников. Виталий Млечин: А я правильно услышал, что не очень прозрачная эта процедура распределения зарплат? Алексей Куринный: В большинстве наших учреждений, к сожалению, не очень прозрачная. Есть те, где наведен порядок, где сильные профсоюзные организации, где это действительно рассматривается комиссионно, взвешенно, но в подавляющем большинстве случаев эта процедура довольно закрытая. Виталий Млечин: А нет возможности как-то… Ну, условно говоря, если мне назначили зарплату определенную, я не могу прийти и спросить: «А почему вот у меня столько, а у моего товарища в два раза больше?» Алексей Куринный: Ну, вы можете прийти и спросить, но вам ответят, что так решила комиссия, которая находится под руководителем учреждения или каким-то другим подразделением. И если в комиссии все люди свои, что называется, или люди подконтрольные, то все они подтвердят правильность решения, принятого этой комиссией: почему вам 100 рублей, а вашему товарищу за такую же работу 200 рублей, например. Виталий Млечин: И получается, что, в общем, воздействовать возможности нет? Алексей Куринный: Ну, опять же, это должно быть сильное движение снизу. Есть сильные профсоюзные организации, независимые, которые и сейчас работают в Российской Федерации. Я думаю, вы многие из их акций слышали, наслышаны о них, которые действительно реально сегодня перестраивают картину, реально изменяют оклады под таким давлением снизу. Мне кажется, что это один из вариантов такого низового, скажем так, управления, поскольку по-другому, к сожалению, не получается. Это особо касается скорой помощи в последнее время. Виталий Млечин: Так, давайте послушаем теперь Наталью из Курска, она тоже медсестра. Наталья, здравствуйте. Зритель: Здравствуйте. Я не то чтобы медсестра, а младшая медсестра, младший персонал. Виталий Млечин: Так? Зритель: Работаю в крупном областном тубдиспансере. Я уже работаю там почти два года. По сравнению с тем годом, когда я только пришла туда, у меня еще не было ни стажа, ничего, я получала 25–27 тысяч, в зависимости от критериев. В этом году у нас зарплата идет – 22 тысячи. Отпускные я получала в июне месяце – 17 тысяч, допустим, за три недели, за неполный отпуск. У нас идет шесть недель, но три недели. В следующий раз нам еще три недели дают, через какое-то время. И отпускные сейчас у нас оплачиваются – 12 500, а были 17 тысяч. Мы пытались как бы добиться, узнать, почему так. Когда еще зимой мы работали, у нас ковидное отделение было, нас открывали как ковидное отделение, и мы тоже не были согласны с нашей зарплатой. Мы пытались узнать – почему. У нас есть своя группа, и мы там писали свои недовольства. Так за эти недовольства некоторых девочкам просто сказали: «Пишите заявления на увольнение». Но они не стали писать. В общем, потом вроде бы как все затихло. И мы даже боимся сказать слово за свою зарплату. Вот я сейчас, допустим, хочу увольняться даже, потому что зарплаты вообще… Мы работаем и за санитарок, и за дворников, и за всех. Виталий Млечин: А если увольняться, то вы сможете найти какое-то другое место себе? Как у вас сейчас с рынком труда? Зритель: Ну, именно по этой профессии трудно у нас найти. И во всех больницах платят зарплаты по-разному. Ну, у нас тубдиспансер, у нас вредность, у нас больные. И СПИД, и ВИЧ, и туберкулез может быть в одном, в общем, со всеми «букетами» лежат. И все-таки у нас по сравнению с тем годом зарплаты меньше стали на 3–4 тысячи. Виталий Млечин: А как это объяснили? Из чего у вас складывается зарплата? Какой у вас процент оклада, а какой – надбавка? Зритель: Процент оклада? У нас было 6 800. Нам никто ничего не объяснит, мы даже боимся спрашивать. Если мы начнем спрашивать и выяснять, то нам просто скажут: «До свидания!» Поэтому я молча… Виталий Млечин: Да… Слушайте, это, конечно, очень печально – то, что вы рассказали. Спасибо вам большое, что позвонили. Алексей Владимирович, а вот в такой ситуации может быть какое-то решение? Наша зрительница просто говорит: «Если я сейчас пойду и что-то спрошу, то меня просто уволят». Алексей Куринный: Ну, опять же, я говорил, что это опять профсоюзное движение, это опять низовая организация, это самоорганизация, для того чтобы можно было не одной пойти и спросить, и тебя уволили или пригрозили, а чтобы это делали профсоюзные лидеры, чтобы это делала в соответствии с действующим законодательством организация. Это гораздо проще. Кстати, такой опыт по стране есть. Ну а самое главное, в чем беда? Что в разных регионах у нас за одну и ту же работу люди получают разные деньги. Это тоже совершенно ненормально, когда в северных нефтегазовых районах заработная плата в 5–6 раз выше за одну и ту же работу, повторяюсь, чем в той же Кабардино-Балкарии, Дагестане либо еще где-то. Ну и в целом по России такая разница. Тот проект, который Правительство пыталось внедрить, точнее, проект Министерства здравоохранения, он как раз и был направлен на выравнивание заработных плат по регионам и дифференциацию исключительно по каким-то объективным критериям: Крайний Север, грубо говоря, особые условия и тому подобное. А остальное постепенно предлагалось выравнивать, но это требовало дополнительных денег. Они крайне нужны, потому что кадровая проблема – самая острая проблема сегодня в здравоохранении, кто бы что ни говорил. Не решим эту проблему – все остальные бесполезно решать. Виталий Млечин: Алексей Владимирович, но выравнивать зарплаты можно в разные стороны: можно всем поднимать до определенного уровня, а можно, наоборот, всем снизить. Алексей Куринный: Нет, речь шла именно об увеличении. То есть фонд заработной платы, в соответствии с тем предлагаемым вариантом, должен был увеличиться на 30%. Ну, естественно, у кого-то бы чуть было увеличение, у кого-то чуть меньше, но в целом… Я не скажу, что все было бы честно и справедливо, но это был бы первый шаг, крайне необходимый сегодня в нашей большой стране. Виталий Млечин: И относительно профсоюзов, тоже очень важная тема. Понятно, здорово, когда есть сильное профсоюзное движение, которое отстаивает права, но оно где-то есть, а где-то нет. И вот с нуля его же как создашь, если нет профсоюза, и все? Алексей Куринный: Ну, есть так называемые профсоюзы официальные (про них многие вспоминают), которые функции свои, к сожалению, не выполняют – по защите прав, трудовых прав своих членов. Ну а есть независимые, множество их в последнее время появилось. Это достаточно жесткие профсоюзы, плотно работающие сегодня. И, повторяюсь, во многих регионах им удалось добиться в том числе увеличения должностных окладов, в том числе увеличения фонда заработной платы. Ну а создать это довольно просто: по действующему законодательству три человека в любой медицинской организации образуют первичную профсоюзную организацию и, присоединившись к одному из действующих профсоюзов, могут дальше уже заниматься своей деятельностью внутри при помощи вышестоящей организации. Виталий Млечин: То есть, в общем, фактически надо стараться как-то брать ситуацию в свои руки и защищать свои права? Алексей Куринный: Ну, если не будет равновесия некоего, то есть с одной стороны – администрация с ее админресурсом и возможностями, а с другой стороны – коллектив в лице сильной профсоюзной организации, то есть порядка тоже никогда не будет. Это постоянные качели. Постоянное равновесие необходимо для того, чтобы все было прозрачно, более или менее прозрачно и справедливо. Виталий Млечин: Спасибо вам большое за ваше мнение, за ваш комментарий. Алексей Куринный был с нами на прямой связи, заместитель председателя Комитета Госдумы по охране здоровья, кандидат медицинских наук. Я попрошу еще раз всех наших зрителей-медиков, или если вы знаете ситуацию, то есть ваш родственник медик, например, позвоните нам, пожалуйста, в прямой эфир: 8-800-222-00-14. Или напишите нам SMS-сообщение на короткий номер: 5445. Сколько вы получаете? Какой процент из этой суммы – фиксированный оклад, а какой – соответственно, какая-то надбавка? Сейчас к нам присоединяется Николай Прохоренко, первый проректор Высшей школы организации и управления здравоохранением, кандидат экономических наук. Николай Федорович, здравствуйте. Николай Прохоренко: Здравствуйте. Виталий Млечин: Николай Федорович, а скажите, пожалуйста… Все-таки медицина – это ведь такая сфера, где люди работают с другими людьми, и от их действий очень многое зависит, и от их настроя в том числе. А вот когда медики постоянно думают о том, что у них крохотная зарплата и о том, что начальство их, соответственно, все деньги себе забирает, то как это сказывается на качестве медицинских услуг? Потому что у нас на нашем SMS-портале, к сожалению, кроме того, что пишут, что врачи и медики в целом очень мало зарабатывают, еще и на качество медицинских услуг жалуются. Николай Прохоренко: Вы знаете, я начну с вашей фразы, что «начальство все деньги себе забирает». Это очень такой распространенный миф. Если даже у всех главных врачей и замов главных врачей зарплату отдать рядовым сотрудникам, то она повысится не очень сильно, я вас уверяю. Поэтому беда-то не в том, что кто-то у кого-то забирает, а беда в том, что медицина и здравоохранение как предельно важная для безопасности страны отрасль, она крайне недофинансирована, и недофинансирована уже не один десяток лет. И поэтому, конечно, вы правильно говорите, что если доктор хочет хоть более или менее нормально жить, он должен брать полторы, две, две с половиной ставки при каких-то ухищрениях и уже света белого не видела, работать при этой совершенно абсолютно непомерной нагрузке. При этом, конечно же, ни о какой эмпатии, ни о каком сожалении глубинном, ни о каком требуемом пациентам качестве медицинской помощи… Ну, по крайней мере, достичь этого сложно. Но говорить о выполнении полных требований, которые предъявляются современному врачу, к такому человеку, к такому работнику, наверное, просто ни у кого язык не должен поворачиваться. И мы видим ситуацию, когда отрасль… Вот мы как раз обсуждаем то, что регионы должны где-то найти деньги, да? А вот давайте просто посчитаем. У нас основной источник денег в здравоохранении – это обязательное медицинское страхование. Говорят, что бюджет федерального фонда на будущий год будет около 3 триллионов рублей. Доля заработной платы в фонде оплаты труда, с начислениями из этих всех денег, выделяемых на ОМС, она и раньше была 72%, в последнее время повышалась до 75%, а сейчас, наверное, я даже думаю, еще больше. То есть 75% от 3 триллионов – это у нас, соответственно, заработная плата с начислениями. Это сколько? Это около 2,4 триллиона рублей. Для того чтобы любой человек почувствовал повышение заработной платы, ему надо повысить ее хотя бы на 10% – это минимум. И инфляция у нас 15% ожидается, да? Что-то около этого прогнозы официальные. То есть повышать нужно на 25%. 25% от 2,5 триллиона рублей – это, считайте, около 600 миллиардов. 600 миллиардов – такие деньги не планировалось выделить, поэтому говорить о всеобщем и нормальном повышении заработной платы не получается. Если даже мы из этих 600 миллиардов уберем зарплату прочего персонала, ну возьмем по максимуму 25%, до 30%, то все равно 400 миллиардов нужно непосредственно медицинским работникам. Таких денег и в федеральном бюджете не выделено, и регионы такие деньги не найдут, чтобы добавить их в консолидированный бюджет. А что касается того, справедливо или несправедливо по регионам за одну и ту же работу. Знаете, в мире вопрос экономической дифференциации регионов не решен нигде. Есть регионы, где высокоразвитая промышленность. Есть регионы, которые, соответственно, могут платить большие доходы своим жителям и сотрудникам предприятий. Есть дотационные, экономически депрессивные регионы. И поэтому уравнять хоть чуть-чуть можно, но лишь путем прямых экономических государственных дотаций этим бедным, депрессивным регионам. А что касается постоянных ссылок на северные регионы, то там ведь забор не стоит и канавы с водой нет. Ради бога! Ставки открыты. Почему туда не едут на зарплаты в пять раз выше? Ну, не в пять, а, может быть, в четыре. Почему не едут? Да потому, что условия жизни там совершенно другие. Там летом огурцы стоят больше тысячи рублей – что для Москвы, может быть, на каких-то рынках не так шокирующе, но для регионов огурцы покупать за тысячу рублей, знаете, как-то накладно. И поэтому надо понимать, что, кроме непосредственно заработной платы, условия проживания, экономическая ситуация в регионе, инфраструктура, связь и все остальное – тут все в совокупности влияет на решение человека поехать работать куда-то или нет. Виталий Млечин: Николай Федорович, нам пишет наша зрительница из Нижнего Новгорода, Татьяна, медицинская сестра: «Нравится моя работа и зарплата. Получаю 36 тысяч. 16 тысяч – фиксированный оклад, а все остальное – премии, надбавка за сложность и напряженность. По сравнению с другими работниками разницы в зарплате нет». Скажите, пожалуйста, это нашей зрительнице повезло? Или в Нижнем Новгороде, скажем, просто удалось как-то организовать работу? Николай Прохоренко: Во-первых, зарплату в 36 тысяч я не считаю везением, потому что… Виталий Млечин: Да. Но просто наша предыдущая зрительница говорит, что у них 20 тысяч. Николай Прохоренко: Ну, это вообще беда. То есть речь идет о том, что бывают разные места. Бывают места с не очень большой нагрузкой. Бывают места абсолютно противоположные, когда человек вообще присесть не может. Например, в каких-то хирургических отделениях с экстренной помощью медсестрички, где дежурство и ночью, и днем, они не то что там отдохнуть или какую-то книжку полистать не могут, а они просто присесть не могут на пять минут. Поэтому сравнивать разные места очень сложно, именно по трудоемкости и по деньгам. А что касается этой системы начислений. Знаете, фиксированная часть, стимулирующие надбавки, компенсационные, с перечнем, без перечня, все эти фиктивные контракты – все это прекрасно, но, на мой взгляд, это слишком сложная такая ширма для того, чтобы просто в этих коэффициентах люди потонули и не обращали внимания на то, что, в принципе, сам средний уровень оплаты крайне низок из-за недофинансирования отрасли. То есть надо просто понять, что нищий врач и нищая медсестра – это не полноценные работники. И здравоохранение с такими работниками нельзя считать опорой страны. Виталий Млечин: Вот смотрите, Тверская область: «16 тысяч. Врач». Врач получает 16 тысяч. Николай Прохоренко: Ну, у меня нет цензурных комментариев по этому поводу. Виталий Млечин: Да, понимаю вас. Вы сказали очень важную вещь о том, что для того, чтобы поднять зарплаты по-настоящему, нужны колоссальные деньги, а они не выделены. То есть получается, что, в общем, перспективы нет? Николай Прохоренко: Ну, перспектива, наверное, есть всегда. То есть постоянно и эксперты, и руководители многие говорят, доказывают, приводят расчеты, приводят данные зарубежного опыта, говорящие о том, каким образом рубль, вложенный в здравоохранение, возвращается (от четырех до семи рублей) в экономику, как это влияет на демографию, как это влияет на человеческий капитал. Все эти расчеты есть, все эти аргументы постоянно звучат. Но, к сожалению, постоянно находятся какие-то другие причины, какие-то другие направления затрат, и здравоохранение оказывается, скажем так, на одном из последних мест. Почему-то в разных отраслях считают себестоимость, себестоимость в транспортной структуре, себестоимость в нефтегазовом секторе, в любых других, но себестоимость по-настоящему медицинской помощи никто не оценивает, потому что главный фактор себестоимости – это заработная плата людей. И вот если ее признать необходимой и поднять, для того чтобы человек, именно врач, чувствовал себя полноценным, скажем так, членом среднего класса с доходом в среднем на члена семьи около 150–200 тысяч рублей, то нам бюджет здравоохранения надо удвоить, просто удвоить. Понимаете? А уже после этого говорить о требованиях, после этого предъявлять какие-то претензии медработникам, после этого проверять выполнение тех условий, которые не обеспечены деньгами. Виталий Млечин: Светлана из Саратова нам звонит. Светлана, здравствуйте. Расскажите, как у вас. Зритель: Здравствуйте. Я звоню, я мама дочери. Она работает в областной детской больнице, работает хирургической медсестрой. Виталий Млечин: Так? Зритель: И зарплата у нее составляет 20 тысяч всего-навсего, а работает она с 8 до 16 часов, не выходя из операционной. Виталий Млечин: Неплохо… Зритель: Как можно прожить на эти 20 тысяч? А у нее девочка, 16 лет. И вот живи как хочешь! Виталий Млечин: Да, неплохо… А неизвестно, из чего состоит эта зарплата? Какая часть – оклад, а какая часть – премия? Зритель: Ну, оклад у нее, больше ничего у нее там нет. Виталий Млечин: А, исключительно оклад? Зритель: Да. Виталий Млечин: А она давно работает за эти деньги? Зритель: Ну, она ушла… Она работала в детской больнице, а сейчас перешла в областную хирургическую больницу. Вообще-то, она хирургическая медсестра. Она здесь работает почти год. Виталий Млечин: А какая-то перспектива? Может быть, она пробовала с руководством обсуждать зарплату? Зритель: Да ну как? Знаете, как с руководством обращаться? Обратишься – и совсем ничего не получишь. Виталий Млечин: Понятно, хорошо, спасибо вам большое. Николай Федорович, а вы согласны с тем, что если к руководству обратишься, то ничего не получишь? Или наоборот – все-таки стоило бы поговорить об этом? Николай Прохоренко: Мне кажется, эти страхи сильно преувеличены, потому что, во-первых, руководители любого уровня нуждаются в обратной связи, и говорить с ними надо. Вопрос ведь в том, как говорить. То есть это необязательно должны быть какие-то ультиматумы или какие-то полуистеричные требования. Речь идет о том, чтобы совершенно покойно говорить о том, что вот тот уровень дохода не соответствует ответственности, не соответствует трудоемкости, не соответствует тому самому образу жизни, который должен вести врач или медсестра. Пытаться каким-то образом с этой стороны достучаться. Хотя я понимаю, что любой руководитель зажат рамками тех бюджетов, планов и всего прочего, что выделено на эту клеточку в нашей системе здравоохранения, и выйти за нее он может… ну, практически не может, только за счет платных услуг. Но платные услуги у нас около 10% составляют от системы обязательного медицинского страхования, и доля, которая может быть направлена на зарплату, – ну, предположим, треть. Поэтому говорить о том, что вот за эти три (это в среднем по всем лечебным учреждениям, в том числе и платным) мы можем каким-то образом компенсировать недостаток государственного финансирования – конечно, странно на это надеяться. Кому-то, если сотрудник крайне нужен больнице, если он высококвалифицированный, к нему идут, то главный врач, я думаю, найдет возможность удержать такого сотрудничества, повысить ему заработную плату, но это индивидуальные, точечные решения. А в отношении других сотрудников, естественно, у него такой возможности нет. Виталий Млечин: Николай Федорович, а уволить медицинского работника легко? Потому что наши зрители считают вот так: «Пойдешь ругаться или просить чего-то – тебя сразу уволят». А это сложно сделать? Может, действительно так легко выкинуть человека на улицу? Николай Прохоренко: Вы знаете, по законодательству, вот так вот просто уволить достаточно сложно. Но создать невыносимые условия работы и, по сути дела, этапами подвести к увольнению, наверное, любой руководитель при наличии грамотного кадровика сможет. Поэтому у людей эти опасения, конечно же, не беспочвенные, потому что один выговор, другой выговор, опоздание на пять минут, еще какие-то нарушения, смена графика и недоведение до сотрудника (это часто звучит, по крайней мере в социальных сетях) и так далее – все это делает условия работы невыносимыми. И человек, по сути дела, уходит сам в такой ситуации очень часто. Поэтому никто, конечно, нарываться не хочет, понятно. Но в любом случае… Вот коллега Куринный говорил о том, что каким-то образом коллективно сформулированные требования все-таки имеют больший вес и большую безопасность. Это правда. Нужно это обсуждать в отделении с зав. отделением. А зав. отделения – это все-таки человек уже руководящего состава, он пойдет и поговорит с начмедом, аккуратно поговорит с главным врачом. Какие-то подвижки возможны. Все это, в принципе, на каких-то человеческих мотивах и человеческих аргументах можно где-то поправить, но, опять же, точечно и чуть-чуть. А того самого кардинального улучшения мы можем добиться, только изменив отношение государства ко всему здравоохранению. Виталий Млечин: Спасибо, спасибо вам большое за ваше мнение, за ваш комментарий. Николай Прохоренко был с нами на прямой связи, первый проректор Высшей школы организации и управления здравоохранением, кандидат экономических наук. Еще одно сообщение, вот только что пришло: «Работаю в городе Тольятти, Ставропольская ЦРБ. Стаж – 20 лет. Зарплата со всеми надбавками – 16 тысяч рублей». На этом прервемся буквально на минуту. Оставайтесь с нами.