Петр Кузнецов: Итак, глава Роскомнадзора Александр Жаров считает, что ребенку именно младше 10 лет не нужно выходить в интернет, а детям постарше желательно проводить там не более двух часов в день. По мнению Жарова, не стоит умиляться тем, что трехлетний малыш ловко управляется с планшетом и смотрит на нем мультфильмы. Цитата: "Ничего хорошего в этом нет. Ребенок начинает виртуальный мир считать частью реального. Это изменяет восприятие действительности". Ольга Арсланова: Жаров напомнил о том, что преступники часто используют неокрепшую психику ребенка, воздействуют на нее. Вспомнил про популярные, известные "группы смерти", опасные игры и так далее. Мы хотим узнать, нужно ли ограничивать доступ в интернет детям. Что думаете об этом вы? Прямо сейчас мы запускаем голосование. Вопрос так просто и звучит: "Вы ограничиваете доступ в интернет своим детям?". Отвечайте, пожалуйста, "да" или "нет". Присылайте СМС на короткий номер 3443. Приглашаем к дискуссии наших гостей. Петр Кузнецов: Денис Давыдов, директор Ассоциации "Лига безопасного интернета". Денис Давыдов: Добрый вечер. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Петр Кузнецов: И Артур Гараганов, клинический психолог. Артур Гараганов: Здравствуйте. Ольга Арсланова: Здравствуйте. Давайте начнем с безопасного, или с точки зрения некоторых наших чиновников опасного интернета. Такое ощущение, что эти опасности некоторые люди видят повсюду. Денис Давыдов: Так и есть. Они повсюду подстерегают детей в интернете. Ольга Арсланова: Серьезно? Денис Давыдов: Это так. Конечно. Ольга Арсланова: А в жизни нет? Денис Давыдов: И в жизни тоже. Но, понимаете… Ольга Арсланова: Но мы же не запрещаем ребенку до 10 лет выходить из дома. Денис Давыдов: Не запрещаем. Ольга Арсланова: Там тоже, знаете, какие люди? У-у-у! Денис Давыдов: Не запрещаем, но на улице ребенок находится все-таки под присмотром взрослых, как правило. Ольга Арсланова: 10 лет? Денис Давыдов: 10 лет, и даже младше 10 лет. И, конечно, если интернет сравнивать с реальным миром, то и в реальном мире полно опасностей, и эти опасности необходимо предвидеть, и защитить ребенка от того, чтобы он с ними столкнулся. То же самое необходимо делать и в интернете. И если мы говорим о маленьких детях, о совсем 10-летних, то, конечно, запрещать уж прямо так не стоит, тем более что интернет – это вещь такая, ее можно рассматривать как инфраструктурную вещь, как инфраструктур, как провода и сигналы, которые бегут по проводам. А можно рассматривать контентную составляющую, когда это мобильные приложения, в том числе для детей, которые работают с помощью интернета, которые безопасны для детей. Но, конечно, очень важно, чтобы родители, особенно в таком возрасте, когда дети совсем маленькие, были рядом и помогали ребенку исследовать этот мир интернета. Ольга Арсланова: Об этом мы поговорим поподробнее. Я хотела уточнить все-таки ваше принципиальное отношение к этой, честно признаюсь, с моей точки зрения, очень странной инициативы. Я не понимаю, какой орган должен это контролировать. То есть если вдруг родитель своего ребенка младше 10 лет пустит в интернет, к нему придут, выпишут штраф. Слушайте, мы так до абсурда можем дойти. Денис Давыдов: Это же не совсем так. Ольга Арсланова: А вам как это? Денис Давыдов: Это предложение больше касается родителей. Простая цифра. 90% взрослых знают о том, что в интернете небезопасно, и только 17% родителей предпринимают какие-то действенные шаги, реальные, для того, чтобы ребенка в интернете защитить. Ольга Арсланова: А откуда такие данные? Денис Давыдов: Это исследование ФОМ и ВЦИОМ. Они не совсем свежие, но, тем не менее, это последние данные, которыми мы располагаем. Более того, меньше пятой части родителей защищают своих детей в интернете. И здесь что важно? Что дети в основном находятся в интернете в то время, когда родители на работе. Ведь пик посещения интернет-сайтов у детей приходится где-то на 15-18 часов. Это то время, когда родители на работе, дети пришли из школы, сели делать домашнее задание… Петр Кузнецов: Это мы сейчас берем старше 10 лет, да? Денис Давыдов: Да. Петр Кузнецов: Потому что не совсем понятно, мы об этом и говорим, почему взяли детей именно до 10 лет. Я хотел узнать, ведь это же элементарные технические опции с точки зрения безопасности своих детей. Денис Давыдов: Да, так и есть. Петр Кузнецов: Поставь фильтр. Денис Давыдов: Настрой. Петр Кузнецов: И сейчас те же самые мобильные приложения, которые скачиваются через устройство Apple. Денис Давыдов: 5 минут. Петр Кузнецов: Существует семейный доступ. Я просто наблюдал за родителем, у которого, если его дочь собирается что-то скачать, ему приходит уведомление с вопросом: "Вы точно хотите скачать эту игру?", и он видит описание этой игры и так далее. И он может самостоятельно со своего устройства сказать "да" или "нет", или отказать. Денис Давыдов: Все верно. Таких родителей 17% по стране, к сожалению. Петр Кузнецов: А что мешает остальным, зная при этом, мы сейчас говорим, что большинство из родителей… Ольга Арсланова: Они же сами пользуются интернетом. Вроде информированы. Петр Кузнецов: И они видят, что вся эта контекстная реклама и так далее… Денис Давыдов: Честно, мы не знаем, что мешает, и поэтому "Лига безопасного интернета", сейчас в каждом регионе, в каждом субъекте нашей страны проводит совместно с региональными администрациями, с муниципалитетами всероссийскую акцию, которая называется "Месяц безопасного интернета". Эта акция началась 7 февраля, и закончится 7 марта. И в рамках этой акции мы как раз и хотим выяснить, в том числе с помощью опросов, анкет, почему родители так безалаберно относятся к безопасности своих детей в интернете. И, конечно, мы в марте на Форуме безопасного интернета расскажем о результатах этого исследования, потому что, к сожалению, сейчас достоверных данных, почему это происходит, у нас просто нет. Петр Кузнецов: Хотел у Артура спросить. Хорошо, если мы берем эту инициативу по детям до 10 лет, какие интересы вообще у детей до 10 лет в интернете, и с какого возраста, как правило, эти интересы… Артур Гараганов: Меняются. Петр Кузнецов: … меняются. Ольга Арсланова: Что вы имеете в виду? Подменяются? Петр Кузнецов: И здесь уже, может быть, действительно, можно говорить о какой-то защите ребенка, об ограничении интернета, и о влиянии на них кибергрупп. Артур Гараганов: Интересный момент. Мне хотелось бы напомнить о том, что многие родители используют интернет сегодня как некую премию ребенку, который, например, сделал домашнее задание, поэтому иногда это используется для того, чтобы просто отвлечь внимание ребенка, и им просто не заниматься. И таких родителей все больше и больше. Исходя из практики могу сказать. Это первое. Второе, когда родители сами порою не соблюдают ту самую информационную безопасность, и, фактически, они просто не знают, как защитить ребенка. Конечно, об этом нужно и рассказывать, и проводить мероприятия, писать на эту тему статьи и делать исследования, по сути психологические исследования того, что мы имеем на сегодняшний день, насколько формируется та самая интернет-зависимость у детей и у младшего школьного возраста, например – мы опираемся на данные 10-летней давности, причем это зарубежные данные. На сегодняшний день мы в большей степени исследуем потребности молодежи, их желания, их мотивации. А вопрос детей и этого виртуального пространства, в которое они входят, мы в меньшей степени исследуем. Поэтому здесь как раз таки нужно обратить максимальное внимание и психологов, которые занимаются этой проблематикой, на то, чтобы понять, вообще что хочет ребенок в этом возрасте. Не будем забывать, что при этом ему родители все-таки отдают интернет как некую премию в тот момент, когда нужно или занять его чем-то, или его премировать. Если раньше разрешали выйти на улицу и погулять полчаса, то сейчас совершенно по-другому. Ольга Арсланова: И наоборот, если ребенок вдруг нарушил какие-то внутрисемейные правила, ему говорят: "Отнимем планшет". Это очень странно. Артур Гараганов: Да. Или "Если получил двойку, то не будешь пользоваться, пока не исправишь". Есть и такие примеры. Ольга Арсланова: То есть родители сакральным предметом компьютеры, интернет и планшет делают сами, хотя, по большому счету, это всего лишь источник информации, ни больше, ни меньше, такой же, как книга и возможность общаться в том числе. Артур Гараганов: Да, действительно, вы правы, они делают из интернета нечто таинственное, а таинственное всегда привлекает внимание подростка или ребенка. Они хотят все-таки получить туда доступ, и они всегда интересуются: "А почему же родители запрещают? В чем же причина? Что есть там такого, чего мне нельзя? И когда я буду этим обладать, я буду немножко более взрослым, я смогу себя ощутить немножко по-другому". Вот такая познавательная потребность. Ольга Арсланова: У меня такое ощущение все-таки, что у Роскомнадзора у чиновников, служащих, не знаю, как их назвать, Роскомнадзора есть определенная профессиональная деформация, потому что они, действительно, видят очень много деструктивного, опасного и прочего в инете, это их работа. Но среднестатистический ребенок все-таки в интернете ищет совершенно другое. Он хочет общаться в социальных сетях со своими друзьями, он хочет смотреть мультфильмы, фильмы, что-то читать и так далее. Зачем мы сгущаем краски? Согласитесь, что проблема этих "групп смерти" – это все-таки проблема детей с психологическими трудностями, это в первую очередь не к интернету, а к семье, к родителям, к сверстникам, которые их, может быть, обижают. Артур Гараганов: Вы правы. Да, действительно, вопрос того, почему дети вступают в такие группы, и их это интересует – это вопрос в первую очередь семьи, вопрос семейных отношений, взаимодействия, какие-то проблемы комплексов, которые там есть. А когда мы говорим о том, что, может быть, и не надо запрещать, но давайте не забывать. Не знаю, знаете ли вы об этом, но был случай, когда ребенок посмотрел фильм, по-моему, называется "Звонок", это фильм ужасов… Ольга Арсланова: Да, он очень страшный. Артур Гараганов: Да. И стал испытывать приступы паники. Можно сказать, с одной стороны, что паническая атака имеет какие-то другие корни, в том числе, может быть, генетически обусловлена какими-то проблемами семьи, а, с другой стороны, произошел некий запуск этого психологического механизма, когда ребенок стал хуже учиться , когда он стал больше бояться. Ольга Арсланова: Мы же с вами прекрасно помним, что раньше, когда не было интернета, мы точно также переписывали на кассеты и смотрели такие же… Артур Гараганов: А когда не было кассет, что мы делали? Ольга Арсланова: Когда не было кассет, мы включали телевизор ночью. Петр Кузнецов: Читали запрещенную литературу, рассказывали сказки у костра. Артур Гараганов: Литературу, с фонариком. Ольга Арсланова: Рассказывали друг другу страшные истории. Слушайте, я прекрасно помню, как я боялась этого "черная-черная улица". Я на полном серьезе думала, что мне рассказали старшие товарищи, а им-то можно верить, придет же ночью. Петр Кузнецов: А я боялся черную курицу, пластинка. Ольга Арсланова: Вот. Но корни-то… Артур Гараганов: Да. Но чем отличается то время от нашего? Что тогда мы могли адаптироваться и переварить эту информацию. А сейчас, когда ребенок интересуется чем-то, и он видит, например, страшный ролик, и после этого он испытывает какое-то странное состояние… Он порою еще не знает, что такое тревожность или что такое фобия, он не может это определить сам у себя – он начинает интересоваться этой темой, смотрит другой, третий и так далее. И, значит, он уже входит в это небезопасное поле, как раз таки от которого и предлагают защитить его. Ольга Арсланова: Мальчика вылечили в итоге этого? Артур Гараганов: Мальчика вылечили. Ольга Арсланова: Ну, слава богу. Артур Гараганов: И сняли даже документальный фильм. Петр Кузнецов: Владислав, Петербург. Послушаем. Владислав, здравствуйте. Ольга Арсланова: Здравствуйте. - Добрый вечер. Петр Кузнецов: У вас взрослые дети, но у вас внуки маленькие? - Да-да-да. И я тоже в интернете участвую, потому что я по профессии робототехник. Ольга Арсланова: Как интересно. - А дочка моя, она отвлекает детей просто разными походами. Точнее, я скажу проще: альтернатива интернета есть. Те дети, которые сидят у планшетов, компьютеров, во всех интересностях мирового пространства, конечно же, они тоже правы по-своему, потому что их родители просто не отвлекают ни на что другое. А чиновники идут по наименьшему пути сопротивления – отключи, закрой, запломбируй, и все. Но ребенок все равно, не здесь, он где-то в кафешке, где есть Wi-Fi, он все равно найдет. Дело в другом – дело в том, что нужно поменять мировоззрение, мироощущение ребенка, чтобы интернет – это было не круто, а чтобы это был как инструмент, просто как кувалда, как молоток, чтобы он им пользовался для пользы развития. Когда ребенок уже в себе трансформирует свои мозги, тогда этой проблемы не будет. Петр Кузнецов: У вас очень хороший пример. Спасибо, Владислав. То есть речь идет о естественном ограничении доступа в интернет. Нагружают секциями, больше читать, здесь какое-то дополнительное образование, и само по себе просто времени на интернет у ребенка меньше. Ольга Арсланова: С другой стороны, я не знаю ни одного ребенка, который отказал бы родителю, который подошел бы к нему и сказал: "Слушай, а пойдем с тобой поиграем", а он: "Не, извини. У меня тут…". Это очень странно, согласитесь. Любой ребёнок будет рад смене деятельности. То есть в любом ребенке это заложено естественным образом – заниматься разными вещами, в том числе сидеть в интернете, тем более когда от этого есть польза. Я так понимаю, что вам вопрос из Ивановской области: "Как быть, если в школе, даже в первом классе, постоянно задают делать какие-то презентации, доклады, проекты? Информацию нужно искать в сети. Пока ищешь, что только ни выскочит. Школа сама приучает дети к интернету и отучает от книг. Нечего и жаловаться". То есть с первого класса, а то и с последними… Денис Давыдов: Да. Я со своими детьми также делаю проекты, вместе сидим, ищем какую-то информацию, составляем презентации. Ольга Арсланова: То есть ребенку надо объяснить: "Вот для учебы можно. Вот сюда ходи, сюда не ходи"? У него просто голова взорвется. Петр Кузнецов: Две кнопки, и он уже будет совершенно на другой… Ольга Арсланова: Да. Денис Давыдов: Дело в том, что если мы сейчас говорим о детях младшего возраста, то, конечно, в возрасте до 10 лет родители должны находиться рядом практически всегда, пока ребенок находится в интернете. С другой стороны, уроки безопасного интернета, которые проводятся в школе, они же проводятся с первого класса, и уже первоклассникам мы рассказываем в том числе о том, как безопасно вести себя в интернете, о том, что нехорошие люди, плохие люди есть как в реальной жизни, так и в интернет-пространстве. И, конечно, обо всем подозрительном, обо всем странном нужно сразу рассказывать родителям. И приучая через уроки безопасного интернета, через игру ребенка, вовлекая в безопасное использование интернета… А это ведь навык, мы прививаем как раз навык безопасного использования интернета. И затем, когда ребенок становится более взрослым, более старшим, за ним тоже необходим глаз да глаз. Вы сказали про психиатрические проблемы у детей, о том, что те дети, которые вовлекаются в так называемые "группы смерти", они имеют какие-то проблемы. Ольга Арсланова: Психологические. Общение с родителями. Денис Давыдов: Оказалось, это не так. Ольга Арсланова: А как? Денис Давыдов: Мы занимаемся этой проблемой с 2015 года, распространением этих групп. Что мы выяснили? И почему такая нервозность и напряженность была у многих родителей? Потому что дети не имели психиатрических проблем вообще. Это были талантливые дети, это были дети, которые хорошо рисовали, размещали свои рисунки в разных группах, или результаты своего творчества в том числе в интернете, и по поэтому на них выходили такие агенты, тот же самый Лис Будейкин и другие администраторы. То есть это современный феномен, когда детей вовлекают сначала в игру… У детей нет диагностированных, выявленных проблем, и это уже установлено в том числе посмертными экспертизами. И в этом уникальна ситуация, когда ребенка вовлекают в игру. И потом скоротечность этих событий, когда все происходит стремительно. Родители даже не успевают понять, что происходит. И во многом, я разговаривал со многими родителями, с детьми которых произошла трагедия – это благополучные семьи, это дети без каких бы то ни было проблем, и психиатрические экспертизы меня подтвердили. Ольга Арсланова: Артур, тут очень интересный момент, потому что получается, что какие-то довольно спорные, как я понимаю, психологические техники, которые применяли сами подростки, то есть не какие-то специально обученные грамотные взрослые, сильнее естественных инстинктов человека. Разве такое может быть? Разве может человек без серьезных на то причин покончить с собой, потому что кто-то ему что-то сказал в интернете? Честно, не понимаю. Артур Гараганов: Казалось бы, да, странно, потому что мы к этому не привыкли. А на самом деле время и наша информационная эпоха говорит нам об обратном. И многие психологические техники на сегодняшний день меняются. Они уже не такие, какими они были 20 лет назад. Я говорю о психологических техниках именно помощи таким детям, и взрослым порою. И здесь я абсолютно соглашусь с Денисом, потому что здесь нужно очень четко отслеживать, кто и как общается, потому что порою с помощью такой коммуникации можно довести ребенка до определенных выводов, и ребенок, его мышление и сознание будет направлено уже не в позитивное русло, а в какую-то игру. По-моему, даже на днях, даже сегодня был случай, по-моему, в Дагестане в Хасавюрте, где ребенок тоже покончил жизнь самоубийством после того, как он играл в определенную онлайн-игру, в которой имелись определенные модераторы, которые его сопровождали к определенным действиям. Ребенок не распознает. Он в большей степени доверяет взрослому, он доверяет этому виртуальному "я", которое с ним общается. Если виртуальное "я" общается правильно с позиции, например, взрослого или родителя, то ребенок начинает как бы следовать, у него появляется такое ощущение доверия, что это тот, кому он может довериться. И если этот контакт длительное время продолжается, то ребенок начинает потихонечку привыкать к этому. А как следствие, уже он начинает выполнять определенные действия. Когда злоумышленник, например, начинает что-то требовать от ребенка, работать с ним… Тот же случай – возьмите студентку Варю Караулову. Это тот же случай, когда фактически взрослый уже человек, осознанный, и не имея никаких психиатрических диагнозов, но психологически не уследила, как она вошла в такую последовательность действий и шагов, которые ее привели к определенным заблуждениям. Петр Кузнецов: Денис действительно говорит, что это все происходит моментально. Может быть, со стороны действительно можно как-то заметить? Правда, что родители даже не видят каких-то изменений, что происходит с ребенком, когда уже с ним при этом начинает работать тот самый человек? Артур Гараганов: Интересно, что когда родители рассказывают, что у ребенка проблемы с обучением, то первый вопрос, который я обычно им задаю: "А знаете ли вы, что пишет ребенок в личных сообщениях своим друзьям в различных своих аккаунтах?". Они говорят: "Нет, мы не знаем". И когда им предлагаешь поинтересоваться и почитать, то они понимают, что есть люди, как некие лидеры мнения для ребенка, которые влияют на него. И здесь если родитель вмешивается, объясняет ребенку, и меняет эту динамику коммуникации, или удаляет из друзей, соответственно, ту компанию, с которой мог связаться ребенок, тогда еще это все можно исправить. Ольга Арсланова: Подождите. То есть вы предлагаете вмешиваться в личную переписку я имею в виду не маленького ребенка, а подростка – так это же только… Артур Гараганов: Мы говорили только что о 10-летнем возрасте. И здесь… Ольга Арсланова: То есть до какого-то возраста можно, после какого-то нельзя? Петр Кузнецов: Давайте будем говорить о том самом критическом возрасте. Артур Гараганов: Нам нужно все равно прививать ребенку знания о том, что такое интернет, как им пользоваться, где у нас есть определенная зона буфера и безопасности, то есть как можно этим управлять, как можно различать, это хорошие люди или это люди, потенциально несущие угрозы для сознания, для личности, даже для процесса обучения. Если ребенок понимает, что он находится уже в интернет-пространстве более определенного времени – для разных возрастов свое время, но возьмем, например, более двух часов, – то, получается, что и ребенок должен понять, что он слишком увлекается этим, но и родители должны тоже это отслеживать. Мы берем только временной фактор, а их множество. Петр Кузнецов: Можно добавиться в друзья, и следить за тем, что происходит на его стене. Артур Гараганов: Некоторые так и делают, да. Петр Кузнецов: То есть те самые внешние признаки, по которым можно определить, что что-то пошло не так и не в ту сторону. Артур Гараганов: Можно. Мы даже отслеживали то, что публикует ребенок, то есть что он пишет о себе, потому что очень много было случаев суицида, но ребенок давал определенные сигналы, и нам нужно было… Петр Кузнецов: Даже какие-нибудь цитаты из фильмов? Артур Гараганов: Цитаты, фотографии, даже если это фотографии животных, но они несчастные – это все признаки того, что что-то в душе у ребенка не так хорошо, то есть что-то закралось, что-то происходит. Петр Кузнецов: Александр (Нижний Новгород) у нас на связи. Александр, здравствуйте. Ваш вопрос или ваша история? - Я хочу сказать, что это очередное лобби неких деловых людей в чиновничестве, которые собираются просто заработать на этом, введя штрафы для родителей, которые, не понимая, как действовать в интернете, не имея достаточных знаний, не смогут ограничить доступ детей. То есть детей завлекли в интернет, создали определенные условия, допустили нехороших людей, которые создают проблемы для этих детей, а теперь будут родителей этих детей наказывать. Петр Кузнецов: Спасибо, Александр. Ольга Арсланова: Пока это всего лишь инициатива, но вообще, да, довольно забавный парадокс. Роскомнадзор, который должен следить за безопасностью интернета, и говорить, что "Давайте мы просто туда не будем ни маленьких, а желательно и никого не пускать". Петр Кузнецов: Да, вместо того, чтобы закрывать эти группы с кибертравлей. Как всегда, проще просто-напросто запретить детям выходить. Денис Давыдов: В том числе. Ольга Арсланова: Нам тут пишут из Алтайского края: "Против любых запретов интернета. Ограничить могут сами родители". "За то, чтобы интернет внесли в Конституцию как одну из свобод, и никакие правдорубы не лезли туда", – пишет Евгений из Ставрополя. В общем, опасаются люди, что начнется с этого, а дальше мы пойдем уже к очень серьезной фильтрации контента. Это же тоже очень субъективно. Цензура не за горами. Денис Давыдов: Я очень надеюсь, что Евгения из Ставрополя и его семьи это никогда не коснется, потому что если мы говорим о фильтрации, то две инициативы из Соединенных Штатов Америки, там на уровне штатов регулируется все. И 9 января законодательное собрание, назовем его так, штата Северная Дакота, внесло билль, рекомендовал для рассмотрения билль №1185, согласно которому все устройства, которые работают на территории штата Северная Дакота, даже включая смарт-телевизоры, приставки, консоли, должны будут фильтровать контент на предмет порнографии, проституции и других видов опасной информации для несовершеннолетних. А в этом же билле указывается, что прокурор штата может начать расследование в отношении тех, кто этот билль на территории штата Северная Дакота не соблюдает. Аналогичный же билль был внесен и в местный региональный парламент Южной Каролины, и это такой тренд на защиту детства, на защиту подрастающего поколения. И если говорить о фильтрации, то здесь мы в "Лиге безопасного интернета" очень долго прорабатывали вопрос предустановленной фильтрации. И я могу со 100%-ной уверенностью сказать, что введение такой инициативы в нашей стране – предустановленной фильтрации, – когда любая семья, которая проживает на территории нашей страны, получает изначально безопасный интернет, позволит не только спасти тысячи жизней, но и позволит нам самим создать здоровое будущее для нашей страны. А вот для тех, кто хочет грязи, кто хочет порнографии, кто хочет насилия и жестокости, он может это получить, потому что это его конституционное право. Но он должен это получить, но по какому-то особому запросу, по просьбе, которую он должен адресовать своему интернет-провайдеру. Ведь у многих есть приставки спутникового телевидения дома. И если вы покупаете тарелку, ставите его на дом, включаете приставку… Ольга Арсланова: Там общий набор каналов. Денис Давыдов: … там нет никакой порнографии. Петр Кузнецов: Вспоминаются с фильтром эти ограничения 0+, 6+ – маркировку, которую ввели с недавнего времени. Тут просто про телевидение вспоминают, как много ужасных эфиров и много жестокости. Ольга Арсланова: Говорят, телевидение – как минное поле. Петр Кузнецов: Даже шутка появилась: "Где же та грань похоти и разврата между возрастным ограничением 0+ и 6+?". Действительно же, никто сейчас не обращает внимания на эти маркировки. Ольга Арсланова: И при этом, как многие наши зрители отмечают, "Ну, погоди!" по какому-то каналу мы смотрим поздно-поздно вечером, а в прайм-тайм мы включаем и видим войну, насилие, террористов. И этого никто не… Денис Давыдов: Это вопрос политики каналов. Но, возвращаясь к возрастной маркировке, она очень сильно помогает родителям. Петр Кузнецов: Она помогает, просто я думал, что на это обращали внимание первые два месяца, как у нас вообще со всеми законопроектами и инициативами проходит: работает первые два месяца, а дальше… Денис Давыдов: И в Государственной Думе, и в Совете Федерации есть парламентские комиссии, которые занимаются мониторингом правоприменения Федерального закона №436 "О защите детей от вредной информации", и в нем отмечается, что это очень полезная мера, которая, во-первых, позволяет родителям видеть возрастные ограничения, и понимать, что если ребенку шесть лет, а возрастная маркировка 12+, то он переключает канул, он уходит с этого канала, потому что это информация, которая может повредить ребенку в возрасте до 12 лет. И это очень хорошая инициатива, и она действительно работает. Петр Кузнецов: Артур, действительно? Артур Гараганов: Родители обращают на это внимание, и порою даже спрашивают у психолога: "А правда ли, что эта маркировка как-то влияет, и нужно ей следовать?". Да, конечно, она помогает, она подсказывает. Петр Кузнецов: Послушаем звонок. У нас Константин из Красноярска. Константин, приветствую вас. Добрый вечер. Ольга Арсланова: Здравствуйте. - Здравствуйте. Слушая ваш разговор, создается два вопроса. У меня детей нет, мне 25 лет. Допустим, у меня есть племянник и племянница младшего возраста, буквально 1 и 2 класс. Понятно, что, отправляя в школу ребенка, ему будет достаточно обычного кнопочного телефона для того, чтобы позвонить. Ребенку старшего возраста – 12-14 лет – это уже смартфон. А не проще ли как-то ввести выдачу сим-карт по возрасту? Это первое. Второй вопрос. Ваш гость предлагает такой вариант, который введен в Соединенных Штатах, то есть это контент, который идет по телевизору и интернету. Вопрос в том, что в некоторых операционных системах, которые на компьютере предустановлены, есть такая вещь, как детская система. Ольга Арсланова: Да, мы как раз говорили об этом. - Вопрос: а нельзя ли такую систему применить к сим-картам? Ольга Арсланова: Спасибо. Но ведь можно сим-карту и родительскую, наверное, в таком смысле просто взять и… Денис Давыдов: Она есть. Дело в том, что практически у всех операторов связи, которые предоставляют доступ к интернету, есть детские пакеты, которые как раз обеспечивают фильтрацию именно на самом канале доступа к интернету. Что здесь важно отметить? У нас в школах, в образовательных организациях интернет фильтруется. Дома родители, как правило, смотрят за своими детьми, могут приобрести сим-карту у оператора уже с предустановленным детским интернетом, могут включить настройки операционной системы, могут включить сторонние приложения, например, детский интернет от "Лаборатории Касперского" или других компаний, могут обеспечить эту безопасность дома. В школе она обеспечивается. И здесь еще вопрос мест общего доступа, мест, доступных для детей. И здесь в соответствии с законом тоже должна предусматриваться или фильтрация содержимого, или невозможность доступа несовершеннолетних к интернету. Ольга Арсланова: Нам написала зрительница из Тверской области, ей 12 лет: "Родители мне ограничивают доступ в интернет. В сети я нахожусь не более 3 часов в выходные. В будни не успеваю до него дойти. Планшета нет, телефон без интернета". Вот еще о телевидении, пишет нам Краснодар: "Интернет им мешает, а всякие программы, реалити-шоу, где всякое происходит, экстрасенсы и так далее – нет? Лицемеры!". Петр Кузнецов: И у нас Вячеслав из Удмуртии, который знает, как ограничить доступ ребенка к интернету. Слушаем внимательно. Интересно узнать о вашем методе. - Ограничение интернета, конечно, есть, но ограничение – это все в разумных пределах. И не ограничивать детей нельзя. В последнее меня в Удмуртии буквально на прошлой неделе, на позапрошлой неделе у нас пестрит сообщениями по соцсетям. То есть детей вовлекают в очень сомнительные игры, и одна из таких игр называется "Перебеги или умри". То есть детей вовлекают в такие игры, чтобы они перебегали через дорогу перед проходящей машиной. Тут поневоле задумаешься о том, ограничивать детей или нет. Ольга Арсланова: А вы своим детям как объяснили существование такой игры и правильность действий? - По сути, вся сложность в том, что мы проживаем на селе, и доступа к интернету у нас нет. Ольга Арсланова: Естественные ограничения. Понятно. - Да, скажем так. А если есть в школе – там уже педагоги. Ольга Арсланова: Спасибо. Петр Кузнецов: Кстати, по поводу этой игры. Ведь она в данном случае сработала как такой вирусный ролик, потому что, насколько я понимаю, есть информация о том, что не существует этой игры, и есть какой-то сброс. И в данном случае беспокойство родителей может привести, опять-таки, к элементарным техническим методам по ограничению доступа ребенка и покупке этих фильтров, которые ставятся на интернет. Денис Давыдов: Они бесплатные. Ольга Арсланова: В любом случае, есть разные другие игры, и странные вирусные картинки. Там куча всего, не будем даже всех перечислять. Есть какие-то правильные слова, которые может родитель сказать своему ребёнку? То есть, с одной стороны, не обманув его, и объяснив, что, да, это существует, но при этом не создав у него какого-то желания туда залезть и посмотреть, и как он может его предостеречь правильно, не вызвав нарушения доверия со стороны ребенка? Как это сделать грамотно с психологической точки зрения? Артур Гараганов: Чаще всего лучше, если родитель вместе с ребенком будет открывать и рассказывать ему о том, что из себя представляет интернет. Это такой первый период знакомства, когда он ему сам показывает. Он открывает ему все возможности, и говорит о том, что не следует делать. И очень часто мы замечаем, что дети следуют этому совету. То есть когда они доверяют одному из родителей, или родителям, то они тогда прислушиваются к этому, и они просто копируют родительское поведение – они так не делают. В тот момент, когда ребенок действительно интересуется чем-то совершенно другим, что не входило никогда в его интересы, и родители понимают, что они замечают, что поведение начинает меняться – здесь нужно в первую очередь спросить о том, с кем ребенок успел пообщаться, то есть установить зоны ближайшего развития, зоны контактов. То есть кто-то в школе, кто-то во дворе, кто-то из знакомых или друзей, может быть, это какие-то виртуальные контакты с виртуальными людьми, которые ребенок успел установить в интернете. И здесь как раз таки нужно прояснить, кто это, и выяснить степень доверия к этим людям, что ребенок думает по этому поводу, о чем они вообще говорили. Если есть хорошая коммуникация, хороший уровень доверия с ребенком у родителей, то они могут это легко сделать, потому что, когда они уже будут знать о том, что говорили, что предлагали ребенку в виртуальном пространстве, они будут понимать примерно, к чему это может привести. И тогда они будут ему объяснять относительно того, что делать, как общаться, ответить. Может быть, они закроют, просто удалят и заблокируют этого пользователя. Тут уже много вариантов. Но ребенку нужно объяснить, что хорошо, а что плохо, что можно делать и к чему это может привести. То есть нужно говорить, общаться, и, конечно, объяснять очень понятно на понятном ребенку языке. Петр Кузнецов: Вы сказали о дне знакомства ребенка с интернетом. Но ведь еще проблема заключается в том, что многие начинают играть с планшетами уже с года. И когда они вырастают, для них это само собою разумеющееся. Ольга Арсланова: Какое с года? Уже в пять месяцев дают. И хвастаются: "А мой на AppStore скачал" – "А мой!". Петр Кузнецов: То есть для них интернет был всегда, и знакомство даже, оно как-то поступательно… Ольга Арсланова: То есть родители еще этим гордятся. Артур Гараганов: Как раз то, о чем мы говорили, когда родители отдают ребенка в виртуальное пространство, чтобы занять его внимание, его время, для того, чтобы освободить свое собственное время. Но когда мы говорим о том, что ребенок пытается зарегистрироваться в качестве пользователя чем зарегистрировать свой аккаунт, я говорю в большей степени о том, когда он это делает сознательно. Для чего он это делает? Чтобы просто рассматривать животных в виртуальном пространстве или для того, чтобы пообщаться с кем-то, или потому что у одноклассников уже есть эти аккаунты, и он хочет поддерживать общение через виртуальное пространство? Как раз речь идет об этом – как раз о том, чтобы ему объяснить, что это такое. Петр Кузнецов: У нас есть видеоматериал, у нас есть два примера: ребенок в интернете и ребенок без интернета. Давайте посмотрим. Ольга Арсланова: Это наши коллеги снимали. (СЮЖЕТ.) Ольга Арсланова: Интересная позиция у нашей коллеги Жанны Миллер. Можете как-то прокомментировать? Кто будет больше готов к реальной виртуальной и к ее угрозам: ребенок, которому долго-долго запрещали, а потом он дорвался, или Вася, который с одного года уже на "ты" с планшетом? Денис Давыдов: Никто из них, скорее всего. Но ребенок, которому не давали много сидеть в интернете, будет более подготовленным, он будет более крепким в психическом плане, то есть он будет более целостной личностью, и его внутренний человек будет более сильным. И давным-давно установлено психологами, психиатрами. Соответствующие материалы вошли в концепцию информационной безопасности детей. Они говорят о том, что это убивает воображение вообще. В Южной Корее детям до 12 лет не дают пользоваться интернетом вообще. Дети из Южной Кореи постоянно побеждают на олимпиадах программистов, постоянно что-то создают. Люди, которые с детства играют в планшетах, погружены в виртуальный мир, они не смогут в будущем мыслить самостоятельно и не смогут воображать. Ольга Арсланова: Согласны? Петр Кузнецов: Артур, если сравнивать этих двух героев сюжета, но ведь при этом ребенок, которому ограничивали доступ в интернет, вообще запрещали выход, он уже потом может столкнуться с непониманием в обществе. Артур Гараганов: Поддержку ваше высказывание. Петр Кузнецов: Вы понимаете, о чем я, да? Артур Гараганов: Да, я понимаю. Петр Кузнецов: То есть дети, которые в интернете, они будут его выделять и как-то считать каким-то изгоем. Ольга Арсланова: Они в мейнстриме. Петр Кузнецов: Что значит не знает, что такое интернет? Артур Гараганов: Что мы видим по двум сюжетам? Мы видим, что в первом нам сказали о том, что девочка, которая была лишена интернета, она испытывала дискомфорт, она плакала и так далее. То есть есть так называемый синдром отказа. Когда формируется зависимость, здесь она похожа на интернет-зависимость, зависимость от смартфона или планшета, но это не первопричина зависимости, первопричина будет в другом. Зависимое поведение как таковое есть внутри личности, оно может наследоваться, оно может быть у родителей, это может быть проблема семьи. А когда мы говорим о том, что человек фактически не может прожить какое-то время, и ему дискомфортно прожить без интернета, в том числе ребенку, то мы говорим о синдроме отказа, то есть когда он испытывает дискомфорт, стресс, а в более взрослом возрасте уже депрессивное расстройство. Это большая проблема, и этим нужно заниматься. Они утрачивают временные рамки, их обязательно нужно ограничивать по времени, и нужна профессиональная, в том числе психологическая помощь. А что касается ребенка, который находится в таком информационном потоке, и он развивает себя – конечно, он развивает свои определенные когнитивные навыки. Но будет ли он развивать коммуникативные навыки, и как он будет потом вступать в коммуникацию, как он будет простраивать эмоциональные коммуникации, что произойдет с его эмоциональным интеллектом? Ведь нужно научиться реагировать на эмоции других людей, когда их видишь. Ольга Арсланова: Но ведь он всего два часа в день этим занимается. Много? Артур Гараганов: Но для такого маленького ребенка слишком много, хотя родителям может показаться, что преимущество в том, что это развивает его, и развивает его IQ или интеллект. С одной стороны, да. Но, с другой стороны, что произойдет с коммуникативной сферой? То есть когда он будет встречаться с противоположным полом, как он будет с ними общаться, как он будет строить коммуникацию, сможет ли он отзеркаливать эмоции другого человека, будет ли он понимать человека, зеркалить его или нет? Это тоже очень важно. И это мы можем получить только в результате общения среди сверстников, в результате, например, каких-то спортивных состязаний – только в этой среде. Петр Кузнецов: Еще один технический вопрос. Если ребенок Жанны, второй героини, которому она разрешает доступ в интернет – мало ли, как-то прошел фильтры -, сталкивается с запрещенным контентом, он все равно поймет, что это что-то не так, или это как-то не скажется в таком возрасте? Артур Гараганов: Поймет ли ребенок, вы имеете в виду? Петр Кузнецов: Ребенок. Ольга Арсланова: Учитывая его натасканность в этой сфере. Артур Гараганов: Он не всегда может отследить. Петр Кузнецов: Ребенок в таком возрасте понимает, что это элемент порнографии, что-то ужасающее. Артур Гараганов: Что-то страшное, что-то непонятнее будет воспринято с удивлением, с определенной эйфорией. Но если уже ребенок чуть более старшего возраста, может возникнуть внутренняя реакция ребенка, это может быть чисто физиологическое возбуждение, нервное возбуждение. И здесь нужно уже определить, что это такое, и родителям подсказать. Петр Кузнецов: И он даже не может объяснить сам, что это такое. Артур Гараганов: Он не может объяснить, потому что психика еще не оперирует этими понятиями. Петр Кузнецов: Почему так срабатывает. Ольга Арсланова: Предлагаю к нашей беседе пригласить преподавателя Школы цифрового творчества Максима Преображенского. Он по Skype. Спасибо интернету, он нам очень помогает. Максим сейчас с нами. Максим Преображенский: Да, здравствуйте. Ольга Арсланова: Здравствуйте. У вас ученики от какого до какого возраста? Максим Преображенский: К нам в школу – это послешкольные курсы – ходят ребята, начиная с 7-8 лет (самые младшие) и до 14. Ольга Арсланова: В чем различие стратегий отношения с компьютером, с интернетом у 8-летних и ближе к выпуску, 14 лет? Максим Преображенский: Я бы сказал, что 8-летние, они больше развлекаются, в то время как 13-14-летние, у них обычно уже более нацеленное отношение к интернету, они точнее знают, что они от него хотят. Ольга Арсланова: Совершенно понятно, что у вас стоят какие-то фильтры, как в любом классе информатики, то есть не куда угодно дети могут зайти? Максим Преображенский: Да, конечно. Мы обычно договариваемся с теми площадками, на базе которых мы проводим наши курсы – это библиотеки из здания IT-компаний, – и устанавливаем соответствующие фильтры. Настройки их обычно точно такие же как, в школах, то есть заблокированы те же сайты, которые в школах блокируются. Ольга Арсланова: Многие наши зрители уверены, что дети, поскольку они очень умные сейчас, каждое последующее поколение умнее предыдущего, очень быстро учатся все эти блокировки обходить, а главное, что у них возникает такая потребность. Что вы можете об этом сказать? Пытаются ваши ученики посмотреть чуть больше, чем им положено по программе? Максим Преображенский: На уроках у них просто на это нет времени, они очень заняты, много всего делать надо. Там просто не до этого. А на переменах, на самом деле, мы их просто выгоняем из классов, потому что и так по 40 минут за компьютером за раз – дальше нужно просто 10 минут размяться. На самом деле, они с удовольствием выходят, гуляют, занимаются чем-то друг с другом, и так далее. Ольга Арсланова: И вот еще какой момент – по поводу инициативы главы Роскомнадзора до 10 лет вообще не пускать ни в интернет, ни к компьютерам, а после 10 лет – буквально всего-ничего проводить. Вы как к этому относитесь? С какого возраста, действительно, ребенок психологически готов к тому, чтобы воспринимать эту информацию, да и физически тоже долго таким образом у компьютера проводить время? Максим Преображенский: С точки зрения длины я соглашусь со всем, что говорилось. Больше часа-двух подряд я бы детей меньше 10 просто прерывал. Это просто связано с тем, что уже даже внимание самого ребенка настолько долго удерживать – это стресс. С точки зрения инициативы Роскомнадзора я бы сказал следующее. Я бы хотел увидеть очень четкое обоснование потребности с точки зрения Роскомнадзора детей до 10 лет с точки зрения информационной среды. Если они смогут убедить меня, выпустив соответствующий документ, в том, что, действительно, в интернете нет ничего полезного, то тогда, может быть, это имеет смысл. А так, это, знаете, конкретный человек решил, что ребенку до 10 лет не нужно, и давайте сейчас сделаем. Это не очень подход. Петр Кузнецов: Максим, еще один вопрос. Получается, что на современного учителя информатики, на его плечи ложится уже пропагандистская функция. Вы объясняете своим ученикам, что сейчас распространение, особенно в социальных сетях, я бы даже сказал, что больше функция психологическая, различных кибергрупп, которые совсем неизвестными методами и совсем… Ольга Арсланова: Что вред-то тоже есть какой-то в интернете? Петр Кузнецов: Да, могут захватить сети, и этого даже не заметит сам ученик? О существовании этих групп рассказываете? Максим Преображенский: Давайте я тогда сниму шляпу преподавателя платных послешкольных курсов. Ольга Арсланова: Давайте. Снимайте. Максим Преображенский: У меня есть большой опыт преподавания в школе, буквально этот год. И там это, на самом деле, проходит только в ситуации, когда есть только конкретно посвященный этому урок. В остальное время ребята сами интересуются периодически, типа: "Скажите нам, как правильно вести себя в интернете?". Задают они эти вопросы, особенно если с учителем нормальные отношения, и так далее. Ольга Арсланова: Что вы им отвечаете? Максим Преображенский: Я отвечаю им следующее. Я стараюсь специально не затрагивать тему этих групп, потому что, как правильно говорилось, лишний раз я радар их лучше просто вообще не выводить. Но одновременно с этим я им отвечаю: "Смотрите, в интернете есть места, в которых вы просто будете зря тратить время. Лучше давайте чем-то интересным займемся – какой у вас проект рядом", и так далее. То есть как-то пытаюсь от этого перевести внимание. Интернет, с моей точки зрения, должен быть в первую очередь инструментом. И как только он начинает становиться чем-то целеполагающим, вот тогда начинаются проблемы. А до тех пор, пока он знает свое место, и ребенок знает, где его место – мне кажется, все хорошо. Ольга Арсланова: Спасибо. Петр Кузнецов: Спасибо, Максим. Максим Преображенский, преподаватель школы цифрового творчества. Был с нами на прямой связи по Skype. Вадим Васильев только что написал, наверное, и тому, и другому гостю: "Тема важная. Но чем больше говорить об этом, тем больше детей захотят узнать, о чем речь". Имеет место такой обратный эффект? Артур Гараганов: Если эти дети смотрят передачи – конечно, они будут интересоваться, о чем же мы говорим. Да, это есть. Но, тем не менее, если родители поддержат тему и объяснят ребенку, то у ребенка очень быстро может исчезнуть интерес. Опять же, если мы говорим про какой возраст – 10-12 лет и так далее. Также и для младших школьников. Ольга Арсланова: У нас есть зрительница, которая ждет, видимо, вашего совета: "Что делать, если сыну 33, а он сам зависит от интернета, целыми днями и ночами стреляет танками?". Я знаю таких взрослых детей. Артур Гараганов: Да. Есть семьи, которые разводятся после уже длительного пребывания одного из супругов в виртуальной среде. Спускают огромные суммы денег, покупают различные атрибуты там. Но ведь мы говорим о том, что человек зависим, скорее всего, в этом случае. И что может сделать мама 33-летнего фактически взрослого человека? С одной стороны, она может ему объяснить, что это зависимость, и нужно уже обращаться к специалисту, и не секрет, что в Америке уже созданы центры по лечению этой интернет-аддикции. Ольга Арсланова: Можно представить себе, что ей ответит 33-летний сын, которого она отвлекла от войны: "У меня сейчас… Вот-вот сейчас!" Петр Кузнецов: "Мам, мам, хватит. Мам, хватит, пожалуйста, присылать СМС-ки. Я просил об этом не рассказывать". Ольга Арсланова: Отключи звонки. Артур Гараганов: Я думаю, он более жестко будет отвечать, и уже начнется конфликт. Поэтому что ей сказать – в первую очередь ей нужно говорить о том, что он теряет в этот период времени, в какой он форме. Обычно человек не следит за своим питанием, за своей физической формой, когда он уходит в виртуальное пространство. Поэтому ей нужно говорить о том, что он может потерять или что он уже потерял, что он утратил. Может быть, это вопрос отношений вообще с девушкой, с противоположным полом, вообще строят они эти отношения или нет. И здесь беспокойство матери, с одной стороны, оправдано. С другой стороны, нужно заметить, что иногда просто нужно отойти в сторону и посмотреть, не поддерживает ли родитель сам этой зависимости. Часто такое бывает. Ольга Арсланова: Послушаем Виктора. Здравствуйте. - Здравствуйте. Я бы хотел поднять вопрос об ограничении контента в общеобразовательных учреждениях, то есть в средних школах. Суть моего обращения связана с тем, что, по той информации, которая имеется у меня – у меня дети ходят в школу, – никакого ограничения в контенте просто нет. То есть есть общий доступ детей в общеобразовательном учреждении в сеть интернет, безграничный. И эта проблема, думаю, больше распространена на периферии, потому что в настоящий момент есть такой момент, когда идет гонка открытия новых цифровых школ, но оснащение этих школ, и также коллектив, который там работает, он просто не может охватить всех тех проблем, которые на настоящий момент существуют. Ольга Арсланова: Спасибо. Денис, это, наверное, к вам. Может быть, денег не хватает на то, чтобы эти фильтры ставить? Денис Давыдов: Это невозможно. Ольга Арсланова: Это так дорого? Денис Давыдов: Каждая из общеобразовательных организаций, каждая из российских школ, которых больше 30 тыс., обеспечивает безопасность детей в интернете, и получает уже отфильтрованный трафик в эти школы. За этим очень бдительно следит Генеральная прокуратура и прокуроры субъектов Российской Федерации. Поэтому если были пограничные случаи, когда директоров школ привлекали к административной ответственности буквально за какие-то спорные моменты, является ли тот или иной материал экстремистским или нет, является ли тот или иной материал опасным для ребенка? И прокуратура всегда убеждала в своей правоте, в том числе и суды, и директоров школ. Очень жесткий прокурорский надзор за этой сферой. Поэтому, если есть какие-то проблемы в регионе, об этом лучше написать или в муниципальное управление образования, или в орган управления образованием субъекта Российской Федерации, и продублировать в прокуратуру. И я уверен, что реакция последует незамедлительная. Петр Кузнецов: Уважаемые гости, у нас есть еще результаты опроса людей на улицах в разных регионах. Давайте посмотрим. "Дети в интернете: ограничения по возрасту должны были или нет?" – спрашивали у них. Вот что они ответили. (ОПРОС.) Петр Кузнецов: И предлагаю закончить главным, пожалуй, вопросом этого часа – все-таки почему дети уходят в интернет? То есть они чувствуют фальшь в реальном мире и находят свободу именно в интернете? По каким причинам? Артур Гараганов: Чаще всего дети уходят в интернет, потому что они ищут общения, они ищут что-то новое, чего нет в семье. Может быть, между родителями просто утрачен интерес, может быть, каждый обременен своими проблемами и не интересуется другим. Иногда дети уходят для того, чтобы выйти просто из-под внутреннего напряжения, которое царит в семье. Иногда дети следуют определенному тренду: "Если у моих одноклассников это есть, я тоже хочу принадлежать к этому некоему виртуальному пусть даже сообществу, то есть я хочу обладать определенными преимуществами". Если мы говорим про компьютерные игры, то дети стремятся к тому, чтобы побеждать, получать призы, быть признанными, и иметь второе виртуальное эго. Петр Кузнецов: Потому что в виртуальном мире это делать… Артур Гараганов: У них может быть самооценка выше, в реальном она может быть занижена. Это основные причины. И, конечно, это всегда зависимость, которая может наследоваться, и не всегда это интернет-зависимость, иногда это просто алкогольная зависимость, наркотическая – все то, что можно приобрести по наследству. Петр Кузнецов: Денис, как ни крути, виноваты или родители, или в каких-то случаях школы? Денис Давыдов: Виноваты мы все, потому что мы как общество не уделяем этому должное внимание. И, конечно, дети уходят в интернет, потому что у них эта тяга к познанию мира, она очень ярко выраженная, и они думают, что в интернете они смогут узнать мир лучше. А родители должны знать, как защитить ребенка в интернете. И я бы хотел попросить заглянуть на сайт "Лиги безопасного интернета", и в разделе "Месяц безопасного интернета" прочитать о том, как защитить ребенка в интернете, как обеспечить его безопасность. Петр Кузнецов: И подводим итоги голосования. Спрашивали вас: "Вы ограничиваете доступ в интернет своим детям?". Ответили "да" 78%, "нет" – 22%. Ольга Арсланова: Пока что расходится с вашими данными. Спасибо. Петр Кузнецов: Спасибо. Денис Давыдов, директор Ассоциации "Лига безопасного интернета". И Артур Гараганов, клинический психолог. Спасибо, что пришли.