Юрий Коваленко: А мы плавно подошли к нашей большой теме, достаточно серьезной и достаточно болезненной, ведь более 2 миллионов молодых россиян в возрасте от 15 до 24 лет нигде не учатся и не работают. Это показали исследования, проведенные Национальным исследовательским университетом «Высшая школа экономики». В России в эту группу попали 15% юношей и девушек. При этом мужчины активнее женщин, отмечается в исследовании. Они, став безработными, не опускают руки, а активно ищут новое рабочее место. А вот женщины в такой ситуации нередко предпочитают попросту уйти с рынка труда. Марина Калинина: Попасть в категорию так называемых нерабочих и неучащихся вероятность выше всего, во-первых, у молодых людей, которые получили некачественное образование, в том числе и высшее, если оно не позволяет его обладателю конкурировать на рынке труда. Во-вторых, у тех, кто имеет низкий уровень образования, не заканчивал среднюю школу, например. Также в зоне риска жители сел и поселков городского типа, замужние женщины и дети, которые выросли в семьях с невысоким материальным положением, низким социальным и культурным капиталом. Юрий Коваленко: Вот почти каждый десятый учащийся или занятый в возрасте от 15 до 24 лет, проживающий в поселке городского типа или в селе, в следующем периоде становится представителем группы как раз таки экономически неактивных, то есть тех самых безработных и неучащихся в данный момент. А вот вероятность соответствующих переходов в городах-столицах составляет около 3%. Это отмечают авторы исследования. Так где же у нас получается тот самый момент, где мы теряем эту молодежь, которая так нужна нашей экономике? Давайте выяснять. Марина Калинина: Да, выяснять это будем прямо сейчас, в течение ближайшего часа, с нашими экспертами. Сегодня у нас в гостях – Юлия Смирнова, председатель Общероссийского общественного молодежного движения «Ассоциация студентов и студенческих объединений России». Здравствуйте. Юрий Коваленко: Здравствуйте. Юлия Смирнова: Здравствуйте. Марина Калинина: И Павел Родькин, доцент Департамента интегрированных коммуникаций Высшей школы экономики. Здравствуйте. Юрий Коваленко: Здравствуйте. Павел Родькин: Здравствуйте. Марина Калинина: Раз уж мы начали с цифр, что 2 миллиона человек у нас не работают и не учатся – это официально. Наверное, неофициальные цифры еще выше. Насколько эта ситуация на данный момент критична? Наверное, и к вам вопрос, и к вам. Как вы считаете? Юлия Смирнова: Ну, в любом случае мы должны стремиться к тому, чтобы молодые люди, которые получают образование и попадают во взрослую жизнь, были социализированы и трудоустроены. В таком случае они могут быть полноценной ячейкой общества и претендовать на те или иные социальные блага, на которые рассчитывают. По общему показателю количества студентов, наверное, эта цифра так критична, как это было буквально несколько лет назад. То есть сейчас, действительно, люди в том числе благодаря развитию своих надпрофессиональных навыков, компетенций и способностей могут найти работу если не по специальности, то хотя бы в сфере их интересов и возможных сфер, в которых они пробовали себя в студенчестве, в своей активной какой-то деятельности и так далее. Ну, действительно, есть к чему стремиться, есть над чем работать. И большое количество различных мероприятий, проектов и действий в образовательных организациях в первую очередь предпринимается для того, чтобы помочь студенту, будущему работнику найти свое место в жизни, еще начиная со студенческих лет, со второго и третьего курса. Это практики и стажировки, частичная занятость, трудоустройство. Университеты находят партнеров для того, чтобы ребят, своих студентов трудоустраивать уже на ранних курсах, чтобы, будучи выпускником, они имели уже некий опыт работы и багаж за спиной. Юрий Коваленко: А если нет высшего образования? Если нет даже полного среднего оконченного образования? Либо действительно, как в исследовании было сказано, находятся в поселке городского типа или в селе, где ну нет возможности приложить свои хоть и золотые, но руки? Юлия Смирнова: Ну, возможность получить среднее образование сейчас существует практически повсеместно, и количество школ с каждым годом увеличивается. Даже в самых отдаленных поселках, селах школы есть. Или, если их нет, то есть тот или иной трансфер, который обеспечивает дорогу от места проживания до места обучения. Конечно же, среднее образование сейчас получить намного проще, чем это опять же было определенное количество лет назад. Другая история, конечно, с колледжами или университетами – они есть далеко не везде. И, скорее, молодому человеку из маленького поселка городского типа или села придется переезжать для того, чтобы получить среднее или высшее образование. В этом отношении, конечно, ситуация усугубляется, то есть молодому человеку приходится переезжать. Но среднее образование сейчас получить возможность есть практически повсеместно. Марина Калинина: Павел, мы, естественно, затронули не все аспекты исследования, которое вы проводили, потому что оно достаточно большое, такое глубокое и серьезное. А что еще интересного в этом исследовании было? И какие тенденции сейчас наблюдаются, связанные с молодежью такого возраста? Павел Родькин: Ну, любое качественное исследование в первую очередь должно быть беспощадно к тому объекту исследования, к обществу. И любое, так сказать, качественное и правдивое исследование на самом деле показывает очень большое количество проблем, которые в нашем обществе назрели. Ведь классическая безработица, о которой вы сейчас говорили, – это не единственная проблема общества и молодежи. Потому что во всех развитых странах остро стоит проблема прекариатизации труда, когда вместо классических наемных рабочих, которых мы знали под названием «пролетариат», их вытесняет прекариат, то есть люди, не имеющие постоянной работы, постоянного места жительства, постоянной идентичности, вынужденные постоянно менять место работы, место жительства. Мы сталкиваемся с феноменом так называемых «работающих бедных», когда человек работает, получает зарплату, но при этом его уровень материального обеспечения, уровень жизни не повышается, а понижается, и он фактически, работая, как бы не выходит за рамки бедности и фактически сравнивается с людьми, которые не работают либо вытеснены на периферию социальной жизни. И здесь еще можно говорить о следующей проблеме, которая, на мой взгляд, очень актуальна применительно молодежи. Это проблема отчуждения. И если посмотреть, скажем, исследования, которые проводились во многих западных странах, они показывают то, что люди, которые вполне успешно работают, они недовольны своей работой, они не видят в ней смысла. Происходит это психологическое отчуждение. И ведь это отчуждение сказывается и на молодежи, когда молодежь не только не имеет возможности учиться и не имеет возможности работать, но она и не хочет этого. Юрий Коваленко: Она насмотрелась на своих родителей. Ведь этот возраст, который указан – это фактически 90-е. То есть подростки, дети тогда еще, насмотрелись на родителей, которые, как рабочие лошадки, на две, на три работы ходили для того, чтобы хоть как-то прокормить свою семью. И сейчас они просто превратились в такое поколение «не хотим работать, не хотим учиться, хотим саморазвиваться, самореализовываться, а потом ну как-нибудь устроимся». Это справедливое утверждение? Потому что социопсихологи связывают это все-таки с 90-ми годами. Павел Родькин: Ну, я не уверен, что вот эта привязка к 90-м может этот феномен объяснить. На мой взгляд, объяснение гораздо проще – просто эти люди имеют возможность и не работать, и не учиться. Юрий Коваленко: Сидеть на шее? Павел Родькин: Да, в том числе и сидеть на шее, заниматься саморазвитием. Но ведь этот период тоже рано или поздно заканчивается, да? Здесь же вопрос заключается в том, что в жизни каждого человека есть вот такой золотой период, когда действительно человек не обременен семьей, не обременен какими-то обязательствами, не обременен кредитами и так далее, и так далее, и он может себе на самом деле позволить вести достаточно такой расслабленный образ жизни. Другой вопрос – а как он это время использует? Потому что здесь же очень много возможностей. И мы знаем молодежь, которая, наоборот, стремится с какой-то деятельности – кстати, деятельности как и созидательного характера, так и деятельности достаточно разрушительного характера. Ну, это люди, для которых востребована некая проектная активность. Вот хотят чем-то заниматься… Марина Калинина: Но они хотя бы хотят. Но есть люди, которые не хотят ничего. Павел Родькин: Есть, да. Как раз исследование и выявило тот сегмент, который, в общем-то, в этом уже не видит смысл, потому что, как вы справедливо сказали, есть опыт родителей, есть, в общем-то, опыт и контекст того общества, в котором эта молодежь существует. И это тоже не нужно сбрасывать со счетов, потому что все-таки любая молодежь не в безвоздушном же пространстве живет, а все равно она видит, она наблюдает, она делает какие-то свои выводы. Поэтому если здесь говорить о проблемах молодежи, то нужно, конечно, говорить о проблемах нашего общества, вот тех социально-экономических отношениях, которые существуют. Поэтому, критикуя и как-то пытаясь ругать молодежь, что как бы не активные, не хотят работать, не хотят учиться, наверное, прежде всего мы должны сами себя… как бы эту критику направить на наше общество. Марина Калинина: Юлия, вы как председатель Общероссийского общественного молодежного движения студентов и студенческих объединений… Вот сейчас нам Павел подробно рассказал о проблемах, которые выявились в процессе исследования, которое проводила Высшая школа экономики. Вы же постоянно общаетесь со студентами (наверное, не только со студентами). Какие у них настроения? Ну, так положа руку на сердце. Я понимаю, что в идеале они, конечно, хотят добиваться чего-то. Но есть и такие, как сказал Павел, которые ничего не хотят. То есть насколько это, ну так вот честно… Что вообще молодежь сейчас хочет или не хочет? Юлия Смирнова: Ну, на самом деле сейчас львиная доля студентов, обучающихся в колледже или в университете, действительно обеспокоена своим дальнейшим местом работы. И здесь студентов беспокоит несколько ключевых вопросов, которые действительно имеют место практически в каждой образовательной организации. Ну, если не в каждой, то в каждой второй – точно. Во-первых, у каждого студента есть практика. И очень часто вот эта самая практика производственная может сильно отличаться от всего того, что потом будут у студента, закончившего университет, запрашивать на работе. Это в большей степени касается технических специальностей, потому что, к сожалению, для того чтобы переписать образовательную программу по тому или иному предмету, нужно потратить достаточно большое количество времени. И вот те инновационные вещи в технических специальностях, которые берутся за основу, к моменту утверждения образовательной программы просто могут устареть и так далее. И производство сейчас активно переформатируется и меняется. Поэтому в первую очередь студент, который выходит на практику, должен понимать, что он не просто так теряет время на том или ином производстве, когда не допускают, допустим, студентов архитектурно-строительных факультетов к стройке, потому что переживают, что кирпич на голову этому студенту упадет, а потом предприятию придется нести за это ответственность и так далее. Студент действительно должен получать свои профессиональные навыки, которым он обучается в университете, на практике. Этому может помочь как банк студенческих практик и стажировок университета, так и работа студенческого совета. Сейчас есть огромное количество практик, когда студенческие советы, объединения активных ребят в университете находят более 300 партнеров, которые готовы предоставлять места для прохождения практик студентам той или иной образовательной организации. Второй момент, я о нем уже говорила сегодня, – опыт работы, которого нет у выпускника и который обязательно требуется на том или ином месте работы. Марина Калинина: Ну, тут замкнутый круг получается. Юлия Смирнова: Да. Из этой ситуации тоже находится выход – это частичная занятость, начиная со второго, с третьего курса. Опять же партнерская сеть… Юрий Коваленко: Бесплатная стажировка? Юлия Смирнова: Да, бесплатные стажировки, практики, которые также могут отмечаться в качестве опыта работы на тех или иных предприятиях. Но здесь студент должен быть заинтересован. Если, например, это студент Губкинского университета, он понимает, что он потом будет работать в отрасли, он находит ту или иную компанию, предприятие, на котором хочет продолжить свою дальнейшую трудовую деятельность или начать эту трудовую деятельность, и договаривается с этим предприятием о том, чтобы проходить там производственную практику или стажировку. Марина Калинина: И тут мы опять возвращаемся к проблеме малых городов, сел и поселков городского типа, где, собственно, нет вот этих возможностей, о которых говорит Юлия. Вот что делать этим людям, соответственно? То есть это опять же переезд в более крупные города и населенные пункты? Юрий Коваленко: Если желание есть. Павел Родькин: Ну, не только. Марина Калинина: И есть ли возможность? Павел Родькин: Почему? Не только. Данная проблема может быть решена в той самой пресловутой цифровой экономике, о которой сегодня очень много на самом высшем уровне говорится. Цифровизация образования отчасти (повторяюсь – отчасти) решает эту проблему. Потому что, действительно – что греха таить? – образовательная инфраструктура, которая даже была в СССР, она во многом разрушена, она во многом устарела и, конечно, не соответствует как бы задачам, темпам, объемам и скоростям современной экономики. Поэтому там, где отсутствует транспортная доступность, где разрушены какие-то логистические связи, цифровые формы обучения вполне могут, ну, отчасти хотя бы данный комплекс проблем, конечно же, решить. Другой вопрос, что в рамках общей глобальной такой образовательной программы пока цифровые технологии своего какого-то места… Марина Калинина: Не внедряются пока. Павел Родькин: …они еще не заняли, потому что на самом деле еще немножко все не понимают, а что с этим делать. То есть на каком-то точечном, прикладном уровне они, конечно же, внедряются, но чтобы перекинуть их на систему организации учебного процесса, систему коммуникации и взаимодействия между рынком труда, рынком образования, между городом, деревней вот эти все взаимосвязи выстроить – конечно, вот это пока не делается. Но справедливости ради надо сказать, что это, конечно, очень крупная задача, которая тянет, я думаю, на полноценный национальный проект. Марина Калинина: Давайте справедливости ради послушаем нашего зрителя Александра из Оренбургской области. Александр, здравствуйте, вы в эфире. Говорите, пожалуйста. Зритель: Здравствуйте. Юрий Коваленко: Здравствуйте. Зритель: Вопрос вот такой: нужна ли молодым дорога, не нужна ли молодым дорога? Я живу в Оренбургской области, город Орск. У нас город небольшой, где-то 260 тысяч населения. Молодежь в основном работает в частном секторе, то есть работает на хозяина, не платят налоги, ничем не занимаются, потому что деньги живые. Платят около 35–40 тысяч, и все счастливы. Если ты идешь работать на завод любой у нас в городе… Ну, есть один-два завода честных, а остальные все платят зарплату в конвертах. То есть это однозначно пополам. Официальная зарплата у тебя 12 тысяч, и платят тебе еще 6–7. Если ты высказал какое-то недовольство – тебя увольняют. Марина Калинина: А, то есть зарплата – какая-то определенная сумма, а платят только половину? Так что ли? Зритель: Нет. Зарплата определенная – 12 тысяч официально, чтобы налоги снизились, чтобы платить меньше налогов. А остальные тебе доплачивают. Марина Калинина: Понятно. Зритель: Но если ты начинаешь возмущаться качеством станков, спецодеждой, еще что-то, отпуск, больничный, то тебя просто лишают премии, платят зарплату и увольняют. И самое главное, что городские власти все это знают. Есть частые проверки, ездят, приезжают, всех строят, проверяют. Но хозяин откупается, ему проще дать миллион. Ну, я не знаю сумм, я не буду голословным. Он просто отдал деньги, два дня на работы не повыходили – и опять все пошло-поехало заново. То есть никаких изменений нет. И то, что вы говорите в эфире, я слушаю. Мне очень приятно, что вы поднимаете эти темы. Но у нас молодым ни во власть, ни куда-то. Лишь старые коммунисты, которые там сидят во власти, они рулят и молодежь никуда не пускают. Ну, просто как бесправные. Если хочешь, например, на железную дорогу попасть – заплати 60 тысяч. Отучись, тоже заплати. Потом лишают тебя премии. У меня приятель работает на локомотиве. Залазит какой-нибудь проверяющий и говорит: «Мне же надо работать». Нет, например, каких-то запчастей в локомотиве – ключей или еще чего-то. А по сути это они должны делать. Марина Калинина: А у вас как с работой дела обстоят? Зритель: Я не работаю на государство, потому что у нас невыгодно. Я работаю сам на себя, потому что по-другому у нас выжить нельзя. Марина Калинина: Понятно. Спасибо вам большое за звонок. Юрий Коваленко: Спасибо. Марина Калинина: Вот такая история. Молодежь просто не пускают. Юрий Коваленко: Может быть, молодежь видит это и тоже хочет работать на себя? Юлия Смирнова: Это, конечно, вопиющая ситуация. Здесь иначе отреагировать просто невозможно. Конечно, мы слышим о таких примерах в регионах, в городах. Марина Калинина: Я думаю, что такая ситуация далеко не единственная. Юлия Смирнова: Да, к сожалению. И, конечно, молодежь все это видит, да. Но в этом отношении есть выход. И то, о чем говорил молодой человек… Марина Калинина: Александр. Юлия Смирнова: Александр, да. О частном секторе, который может позволить молодым людям найти себя и трудоустроиться. И более того – предложить рабочие места не только себе, но и своим коллегам и так далее. Частный сектор экономики здесь может каким-то образом помочь выйти из данной ситуации и не работать в таких вопиющих условиях. Конечно, это ужасно. Марина Калинина: Давайте немножко сместим акцент все-таки не на работу, а на образование. Вот уровень образования, которое сейчас получают молодые люди. И после школы ведь не все идут в высшие учебные заведения, да? И в высших учебных заведениях. Насколько он соответствует определенному уровню для того, чтобы получить потом хорошую работу, ну, хотя для того, чтобы тебя взяли на практику и предложили тебе эту работу в дальнейшем, возможно? Павел Родькин: Уровень образования в России, конечно же, под такую единую линейку подчесать нельзя. Он, конечно, очень разный – разный и в регионах, и даже если взять Москву, то существует очень много разных вузов с очень разным, повторяюсь, качеством образования. И здесь ведь мы тоже опять подходим к проблеме нашего общества. Потому что качественные и хорошие вузы, которые дают действительно очень серьезную подготовку, которые на свои образовательные программы тратят значительные средства, приглашая специалистов с рынка, специалистов из отрасли, выписывая лучших преподавателей, постоянно закупая какое-то оборудование, постоянно модернизируя свои программы, очень часто для большинства становятся недоступными. И мы приходим к такой сегрегации по образовательному признаку: как бы самые лучшие уходят в вузы, которые все больше становятся такими элитарными, как бы закрытыми, а остальная масса получает образование по остаточному принципу как бы. И не потому, что как-то специально хотят их принизить, специально дать плохое образование. Просто многие вузы не могут себе позволить приглашать каких-то специалистов, приглашать каких-то звезд в каждой отрасли, не знаю, модернизировать свою учебную базу и так далее. И вот это социальное расслоение, которое в обществе у нас практически на всех уровнях себя проявляет, оно в образовании тоже, в общем, проявляется. И люди, которые остаются за бортом этого так называемого элитного образования, многих можно понять – они опускают руки, потому что они перестают видеть какие-то перспективы, какие-то смыслы. Юрий Коваленко: А если под другим углом посмотреть? То есть получается, что если вуз, ну скажем так, среднего звена, он подготавливает специалиста, который может устроиться, ну скажем так, тоже в среднем предприятии. То есть в Москву этого человека уже не позовут. А если человек закончил элитарный вуз, как вы говорите, предположим, в столице, он в регион после этого вуза не поедет. То есть в любом случае у нас направленная такая централизация самых-самых квалифицированных кадров в сторону столиц и больших городов-миллионников с промышленным потенциалом, а все остальные видят, что их образование, собственно, ничего-то и не стоит. И младше их на несколько лет поколение перед тем, как пойти в вуз, оно видит, что образование ничего не стоит. Парень из соседнего подъезда, который мучился пять лет или шесть лет, магистратура или бакалавриат, и в принципе он не может устроиться. И человек понимает, что высшее образование не такое уж и необходимое. Гораздо проще, скажем так, немножко посидеть на шее у родителей, но найти себя и с удовольствием ходить на любимую работу, чем тянуть лямку и пытаться искать несколько лет работу. Павел Родькин: Ну, вы совершенно правильно описали модель того, что происходит. В общем, как бы у нас фактически так и происходит. Но проблема-то еще заключается в том, что люди, которые не получили высшего образования либо перестали видеть в нем смысл, они и других смыслов не находят. И это, кстати, колоссальная проблема нашего бизнеса, частного сектора. Потому что если сравнить, скажем, западные корпорации самого разного уровня, то они, в общем-то, своим сотрудникам вкладывают и дают какие-то смыслы, они очень активно работают над программами мотивации своих сотрудников. Юрий Коваленко: А у нас с мотивацией все плохо? Павел Родькин: У нас этого не происходит. И в этом отношении государственные корпорации и частные компании в России не отличаются. Сотрудник туда приходит, и его начинают, не знаю, либо эксплуатировать, если говорить про частный сектор, либо не давать каких-то социальных лифтов, если говорить про государственный сектор. И фактически вот этих смыслов ни одна структура – ни государственная, ни частная – не пытается выработать, не пытается мотивировать. Все-таки человек – это существо социальное. И без смыслов каких-то… Можно их по-разному называть: мотивация, идеология. Вот как угодно назовите, но без смыслов человек жить не может. Юрий Коваленко: Ну, советская поговорка «инициатива наказуема» – она же, в принципе, и правда? В каждой шутке доля шутки. Инициативный сотрудник на предприятии государственном – это, в принципе, скорее минус, потому что заставляет менять сложившуюся систему труда, систему безопасности труда, систему трудоустройства в целом. То есть инициатива здесь ставится, скажем так, в такое коленопреклоненное положение. Но, с другой стороны, человек не может эту инициативу применить и в частном порядке, если только он не сам на себя работает. Вот у нас проблема с мотивацией и инициативой или еще с чем-то? Благодаря чему у нас молодое поколение просто отказывается работать, учиться, идти на тренинги и все остальное? Юлия Смирнова: Ну, вы правду говорите, очень многие этого боятся, потому что, действительно, если человек начнет делать больше, чем от него требуется, или больше, чем он может себе позволить занять своего времени, действительно, в какой-то момент просто ему сядут на шею – и на этом вся его инициатива закончится. Но на самом деле, если мы сейчас не будем над этим работать и не будем рушить имидж этого уже привычного нам тезиса, то мы далеко не уйдем. И если говорить о студентах… Вот поднимали тему насчет образования регионального и образования в крупных городах. Ведь на данный момент темп образования задает преподаватель, да? И то, как будет проходить та или иная дисциплина, какое количество часов будет уделяться той или иной теме – определяет преподаватель. Очень часто для наших студентов этого времени много, и можно было бы какие-то вещи пройти намного быстрее, а углубиться в тему сильнее. Но наши студенты почему-то не знают о том, что они могут каким-то образом влиять на эти процессы и немного корректировать совместно с преподавателем темп той или иной дисциплины, например, для того чтобы узнать больше, для того чтобы стать более квалифицированным специалистом и так далее. То есть, действительно, ребятам нужно это объяснять, до ребят нужно это доносить. Юрий Коваленко: А кто должен объяснять? Юлия Смирнова: Родители, на школьной скамье. Юрий Коваленко: А родители не знают. У них нет высшего образования, предположим. Юлия Смирнова: Ну, если мы говорим о школе, то это в первую очередь родители, это преподаватели в школе, это преподаватели в вузе, это тот же студенческий совет, который сейчас практически в каждом университете существует. И если о них говорить, то если раньше студенческие советы всегда работали вопреки и по принципу «а Баба Яга против», что стипендии маленькие, что из общежития выселяют, то сейчас студенческие советы начинают работать для развития. Опять те же банки практик и стажировок, которые ребята находят сами и помогают находить своим однокурсникам. Составляются портреты потенциальных сотрудников, которые рассылаются тем или иным работодателям, и так далее. То есть в тех университетах или колледжа, в которых студенты начинают сами наводить «движуху» и пытаться получить максимум от этого образования, а не ждать, пока им в клювик преподаватель положит все инструменты для того, чтобы в дальнейшем быть успешным на рынке труда, – в таких образовательных организациях или на отдельных факультетах ситуация начинает меняться, ситуация начинает двигаться, и уровень трудоустройства выпускников по специальности растет. Марина Калинина: Давайте послушаем мнение Маргариты по этому вопросу, она нам дозвонилась из Москвы. Маргарита, здравствуйте. Зритель: Вы знаете, я с очень многим просто не согласна, потому что очень много теории, но практике вы от всего очень далеки. Во-первых, неправда, что только при плохом высшем образовании нельзя получить работу. У меня внук закончил МГУ имени Ломоносова… Марина Калинина: А мы не говорили, что только при плохом высшем образовании. Зритель: Он биофизик. Он два года не мог попасть на работу только по той причине, что он приходил, давал свои сведения, приглашали его на собеседования, говорили: «Да, конечно, вы нам очень подходите. Ваша трудовая книжка?» Он говорит: «Какая трудовая книжка? Я окончил институт. У меня нет никакой трудовой книжки». Они говорят: «Мы не можем вас пригласить на работу, потому что у вас нет трудового стажа». Ну, это просто абсурд! При советской власти все выпускники не имели трудового стажа, и из них выходили прекрасные специалисты, и их брали на работу. Почему сейчас вот такое совершенно абсурдное предложение, что студент, занимаясь в университете или где-то, должен уже тогда искать себе работу? Да он еще не понимает, кем он будет. Что он там будет искать, скажите, пожалуйста? Вы понимаете, это… Ну, мне не хочется говорить то, что я об этом думаю. Просто это несерьезно. Это уход от основного вопроса. Обязательно должна быть система, которая обеспечивала бы место работы выпускнику. Почему при советской власти это было возможно, а сейчас – нет? Я, конечно, понимаю, что сейчас вся промышленность разорена. В основном все уходит потом в банки. Это же безобразие! Это какие потери вообще у государства! Я говорю о моральном состоянии тех, кто… Вот я вам говорю, что два года парень ходил без работы. Хорошо, что его родители кормили. А так куда ему идти? Чем он должен заниматься, скажите, пожалуйста? Он действительно ничего не умеет практически, но он может делать уколы, еще что-то такое. Вы поймите, собственная инициатива в этом вопросе очень ограничена. Марина Калинина: Спасибо вам большое. Ну, это проблема, которая касается очень многих. Кстати, мы уже как-то коснулись того, что нужен опыт, а опыта нет. И тут получается замкнутый круг. Человек хочет прийти на работу с хорошим образованием… Павел Родькин: Ну, это к вопросу о том, что… Марина Калинина: Это все-таки нарушение прав человека? Павел Родькин: Знаете, это вопрос о том, что, конечно, студсовет может повлиять на преподавателей и на образовательную программу, наверное, но студсовет не может, к сожалению, повлиять на рынок труда. Также и образовательная система на рынок труда фактически сегодня не влияет. А вот рынок труда влияет, и часто действительно самым и позитивным, и негативным образом. Юрий Коваленко: Это жизнь, которая учит, и это учение очень болезненное для многих. Может даже испортить карьеру на будущее. Давайте послушаем еще Петра из Астраханской области. Здравствуйте, Петр. Зритель: Здравствуйте. Я бы хотел вас попросить приглашать на такие передачи по труду каких-нибудь правительственных товарищей, а не преподавателей вузов. У меня вопрос такой: почему сейчас нет ни одних учебных заведений, где бы обучали людей рабочей специальности? Ведь посмотрите, сейчас готовят только парикмахеров, а больше никого не готовят – ни токарей, ни фрезеровщиков, ни сварщиков, ни каменщиков. Ну, абсолютно любая отрасль, куда ни кинься, нигде никого не готовят. Ведь в наши трудные советские времена людей без образования абсолютно обучали ремесленные училища, и из них выходили прекрасные рабочие специалисты. А что сейчас творится с нашим либеральным правительством? Его надо вообще разогнать! Как можно так? Ни один правитель не придет, руководитель отрасли не придет на вашу передачу. Где же они прячутся в Москве? Марина Калинина: Ну, где-то. Спасибо. Юрий Коваленко: Спасибо большое. Действительно, что у нас со средним профессиональным образованием? Насколько оно уменьшилось в размерах после 90-х годов? Насколько оно популярное? Насколько мотивированными люди туда приходят и выходят уже специалистами? И насколько специалистами, кстати? Юлия Смирнова: Ну, во-первых, я не согласна с тем, что у нас нет образовательных организаций, которые воспитывали бы специалистов среднего звена, по рабочим специальностям. Их порядка 40 в каждом субъекте Российской Федерации, не считая больших городов, в которых количество колледжей, профессиональных образовательных организаций, лицеев может переходить даже отметку 100. Поэтому такие образовательные организации существуют. И сейчас качество образования, которое там получают студенты, действительно растет, потому что повышается уровень требований к таким образовательным организациям. Да, действительно, какой-то промежуток времени закрывались глаза на то, что происходит в колледжах. Но на данный момент даже указом президента обращается отдельное внимание на профессиональные образовательные организации, на то, каким образом там готовятся специалисты и внедряются новые технологии, образовательный процесс меняется для того, чтобы ребят действительно выпускать грамотными и толковыми специалистами. Другой вопрос – имидж рабочих профессий. Это уже отдельная история. Если в 90-е вечная фраза родителей: «Если у тебя не будет диплома о высшем образовании, то ты не найдешь себя в жизни, ты будешь никем»… Юрий Коваленко: «Будешь работать сварщиком». Юлия Смирнова: «Будешь работать сварщиком», да. Она действительно продолжает существовать и в наши дни. И школьники стремятся в высшие учебные заведения для того, чтобы получить диплом и стать человеком, потому что якобы диплом о высшем образовании – это панацея от всех бед в жизни. Юрий Коваленко: А в итоге получается, что сварщик после ПТУ получает раза в два или три больше. Юлия Смирнова: Намного больше. Сварщик, инженер и так далее. Ребята, которые получают рабочие специальности, после колледжа действительно могут трудоустроиться. Юрий Коваленко: И быстрее могут трудоустроиться. Это правда, что выпускник ПТУ или среднего специального любого заведения, типа колледжа, он выходит более подготовленным, у него больше возможностей практики, у него больше возможностей это приложить? Юлия Смирнова: Они получают специальность в руках тут же, на месте. Вот за эти четыре года или три года, которые они обучаются в колледже, они получают прикладную специальность, проходят практику и уже выходят готовым специалистом, который готов работать уже завтра. И в этом-то и специфика рабочих специальностей, которые получают в колледже. И то, что нам сейчас нужно работать над тем, чтобы менять отношение к среднему профессиональному образованию, доставать его из ниши ненужного и… Юрий Коваленко: Порицаемого. Юлия Смирнова: …порицаемого, да, а делать его актуальным для молодых ребят – это, сто процентов, необходимо. Высшее образование может быть следующей ступенью после колледжа. Но в таком случае у тебя в руках есть рабочая специальность. Я сама заканчивала музыкальное училище, я преподаватель музыки, и только потом поступила в университет. Действительно, по своей специальности в колледже работала практически сразу. Еще на четвертом курсе я уже вела уроки музыкальной литературы. Это намного проще. Юрий Коваленко: То есть быть и гуманитарием, и технарем можно? Марина Калинина: Давайте, коль уж мы про образование и связанную с этим работу, естественно, начали говорить. Наши корреспонденты в разных городах задавали на улицах прохожим вопрос: «Какое образование вы получили? И довольны ли вы своей работой?» И вот что отвечали люди, давайте посмотрим. ОПРОС Марина Калинина: Вот такие ответы давали люди в разных городах. Есть какие-то комментарии? Павел Родькин: Ну, давайте начнем с того, что любая образовательная система выстраивается вокруг экономики. И если в экономике существует… Марина Калинина: Извините, я буквально два слова вставлю. Просто у меня такое впечатление, что у нас не очень соответствуют потребности рынка и то, куда люди идут, в какие вузы и в какие колледжи они идут. То есть спрос и предложение – они не соответствуют по параметрам. Павел Родькин: Это вопрос диспропорции. Если в нашей экономике сегодня существует диспропорция в пользу как бы сервиса, в пользу сервисных профессий, и одновременно происходит процесс деиндустриализации, то, естественно, люди пойдут учиться на тех самых пресловутых юристов, менеджеров и так далее, потому что в этой сфере они могут получить работу. Если сфера производства сжимается, то, конечно, человек, который выучился на сварщика или токаря, может быть, он получать будет и очень много, но просто большого количества вот этих сварщиков и токарей не нужно. Рынок все равно определяет вот те задачи, рынок как бы ставит задачи перед образованием. И образование всегда… Марина Калинина: Вот все говорят, что не хватает им хороших сварщиков и токарей. Павел Родькин: Понимаете, здесь на самом деле, казалось бы, мы находимся в негативной ситуации, но я вижу достаточно позитивный выход. Если мы сегодня переходим к реиндустриализации, если мы производство делаем современным и высокотехнологичным, то тогда рабочие нам нужны качественно другие, нам нужны люди не просто со средним образованием. И вот тот образ работяги без образования – мы его благополучно как бы удаляем. Если мы делаем высокотехнологичное современное производство, нам нужны будут рабочие с высшим образованием. Юрий Коваленко: Подождите, мы заявили о цифровой экономике и о том, что мы будем делать ее современной. А мы ПТУ и вузам сказали о том, что нам уже нужны такие специалисты? Или они все еще по старым программам готовят? Павел Родькин: Ну, безусловно… И это, кстати, одна из больших проблем современной образовательной системы, что образование не успевает за реальной жизнью. Это происходит, кстати, в очень многих сферах, даже не связанных с реальной экономикой, потому что за четыре года бакалавриата технологии, например, в сфере менеджмента, в сфере коммуникаций могут настолько сильно поменяться, что те знания, которые люди получили, не знаю, вплоть до третьего или четвертого курса, они могут устареть. И это проблема, которая на самом деле во всем мире происходит, потому что темпы экономического развития, темпы технологического уклада настолько высоки, что образование в том виде, в котором оно сформировалось в XX веке, действительно, оно не всегда успевает этим темпам соответствовать. Но повторю свой тезис: если мы строим цифровую экономику, если мы строим и модернизируем высокотехнологичные производства, нам нужны люди с высшим образованием. И вполне возможно, что на уровне бакалавриата это высшее образование нужно, вообще-то, по всей стране сделать обязательным. Вот обязательное высшее образование для всех на уровне бакалавриата, а магистратура, аспирантура и так далее – это уже по желанию, вот это уже люди будут смотреть, нужно ли им делать, соответственно, качественный рост. Но если мы производство оставляем на том уровне, на котором оно, не знаю, где-нибудь на середине XX века, то, конечно, высокообразованные специалисты нам не нужны, просто им негде будет свои навыки применить. Юрий Коваленко: Сейчас несколько человек на место в вузах. Если сейчас всем обязательно давать высшее образование, у нас просто мест не хватит. Павел Родькин: Если у нас будет очень много производств, то, поверьте, хватит и вузов, хватит и мест. Вопрос экономического развития. Потому что образовательная система и образование – это, конечно, не самоцель. Любая образовательная система решает определенные задачи: вот какого специалиста нужно выпустить, какого человека нужно выпустить, к чему он должен быть подготовлен, в какой среде он должен уметь вообще работать. Если мы решим проблему нашего экономического развития (и цифровая экономика – это, безусловно, один из драйверов, который может дать вот этот позитивный толчок), тогда и с образованием все будет хорошо, потому что все-таки, несмотря на свою кажущуюся такую медлительность, образовательная система откликнется, она модернизируется, она приспособится. Тем более мы даже сейчас уже, в принципе, знаем примеры достаточно хорошего сотрудничества между рынком и вот теми специалистами, которые готовятся. И во многих сферах специалисты, да, приходят формально без опыта, без записи в трудовой книжке, но они проходят достаточно серьезную практику с серьезным вовлечением в реальные процессы – и, в принципе, это уже готовые специалисты, которых рынок принимает достаточно тепло. Правда, это действует не везде, эти примеры пока достаточно ограниченные. Юрий Коваленко: Давайте о практике, кстати. Марина Калинина: Семен у нас есть на связи из Тульской области. Семен, здравствуйте. Юрий Коваленко: Здравствуйте. Зритель: Алло. Марина Калинина: Да, говорите, пожалуйста. Зритель: Добрый вечер. Марина Калинина: Добрый вечер. Зритель: Добрый вечер. Я хотел бы сказать мнение. Тема, конечно, интересная, такая злободневная. Вот смотрите. Образование сейчас – высшее, техническое – оно находится на очень низком уровне. Допустим, если сравнивать с советским образованием, то это… Раньше профучилища, институты – соответственно, это была такая четко заточенная программа. Допустим, человек отучился – и он сразу получил какую-то определенную практику. Сейчас это единичные случаи. Либо какие-то предприятия заинтересованы, они должны быть реально заинтересованы в том, что ребята проходили практику и, соответственно, потом работали. Но так как сейчас население у нас уменьшается… Юрий Коваленко: К сожалению, прервалась связь. Марина Калинина: К сожалению, не получилось дослушать. Юрий Коваленко: Давайте послушаем тогда Александра из Петербурга еще. Марина Калинина: Александр? Зритель: Алло. Марина Калинина: Да, говорите, пожалуйста. Юрий Коваленко: Здравствуйте. Зритель: Здравствуйте, добрый вечер. Юрий Коваленко: Добрый вечер. Зритель: Вы знаете, я однажды, не так давно был… Значит, новый микрорайон строится в Санкт-Петербурге. Я обратил внимание – вы знаете, ни одного русского я не увидел среди идущих на работу. Ни одного! У меня приятель, который работал в Финляндии, он мне рассказывал такую вещь. Хозяин, у него ферма, он желал иметь русских у себя, потому что работают классно, чем своих местных, но у него нет для этого квоты. Более 10% мигрантов на своей ферме иметь он имеет права. Почему у нас на это не обращают внимания? Говорят, что не хватает рабочих мест. Вы не представляете! Выйдите рано утром и увидьте, кто спешит на работу. Марина Калинина: Александр, понятно ваше мнение. К сожалению, с Семеном мы не договорили, но я так понимаю, что проблема в том, что образование техническое у нас хромает, уровень технического образования. И вторая проблема, которую обозначил Александр, – это мигранты, которые занимают очень большую часть рабочих мест, ну, в тех профессиях, в строительстве и в других сферах, и так далее. В общем, нам надо как-то уже подводить такой итог нашей почти часовой беседы. Давайте по полминутки буквально, Павел и Юлия. Юлия Смирнова: Вы знаете, если говорить о проблеме мигрантов, которые занимают рабочие места, которые могли бы занимать граждане Российской Федерации, то здесь мы опять сталкиваемся с вопросом несоответствия ожиданий выпускника, связанных с его дальнейшим местом работы, и того, что предлагает рынок труда. Об это мы говорили сегодня уже неоднократно. Вначале мы затрагивали тему родителей 90-х, которые работали на трех работах для того, чтобы их дети не существовали в таких условиях и жили на более зеленой и более яркой лужайке, нежели их родители. И поэтому дети, планируя свою дальнейшую трудовую деятельность, представляют себе, что их первое место работы будет с высоким уровнем заработной платы, с социальным пакетом и так далее. К сожалению, это далеко не всегда те или предприятия готовы предложить молодому специалисту. И, конечно же, парень или девушка, которые заканчивают высшее образование, бакалавриат, магистратуру, не сильно-то хотят идти на низкооплачиваемые рабочие места, которые как раз и занимаются мигрантами. Я думаю, что любой работодатель был готов бы взять на работу граждан Российской Федерации, но, к сожалению, на такие рабочие места не каждый гражданин, не каждый выпускник захочет пойти. Это важная проблема нестыковки ожиданий выпускника по отношению к его первому месту работу, да в принципе к тому месту работы, на которое он рассчитывает. Так что ситуация примерно таким образом складывается. Марина Калинина: Павел, что скажете, уже подводя итог нашей беседы? Павел Родькин: Ну, не хотелось бы завершать наш сегодняшний разговор известным мемом: «Все у нас хорошо, но так жить нельзя дальше». Марина Калинина: Давайте оптимизма. Павел Родькин: Тем не менее российская экономика и вообще мировая экономика стоит перед достаточно серьезным, таким качественным изменением, переходом в новый технологический уклад, изменением всех существовавших весь XX век моделей. И это, безусловно, рушит очень серьезным образом все сложившиеся и экономические, и социальные отношения. И вот те негативные явления в виде (это то, с чего я начал) прекариата, в виде «работающих бедных», в виде отчуждения – они на этом этапе перехода, конечно же, наиболее остро о себе дают знать. Но бороться нужно уже не с этими явлениями, не этих студентов заставлять идти куда-то учиться или работать, как-то их мотивировать. Чтобы все эти проблемы, все эти негативные явления решить, нужно уже что-то делать с этим базовым условием существования и образования, и экономики. Нужна качественная и цифровизация, и модернизация всего производства, модернизация общественных отношений, чтобы все эти явления… ну, они, конечно, не сами собой исчезнут, но во многом чтобы они потеряли актуальность. И это, конечно же, сверхзадача, которая сегодня стоит и перед российским правительством, но и в не меньшей степени – перед российским обществом… Марина Калинина: И перед самой молодежью. Павел Родькин: …и перед бизнесом, и перед молодежью, и перед образовательной системой. Юрий Коваленко: Быть активным и инициативным. Марина Калинина: Спасибо большое. Юлия Смирнова, председатель Общероссийского общественного молодежного движения «Ассоциация студентов и студенческих объединений России», и Павел Родькин, доцент Департамента интегрированных коммуникаций Высшей школы экономики. Спасибо. Юрий Коваленко: Спасибо. Павел Родькин: Спасибо. Юлия Смирнова: Спасибо.