Голос за кадром 3 января 1941 года: блокадный Ленинград, в ледяной комнате в окружении сотен картин умер от истощения Павел Николаевич Филонов – уникальный художник-исследователь, лидер русского авангарда, создатель загадочного аналитического искусства. Смутьян холста, очевидец незримого, его интеллектуальные эксперименты были понятны лишь узкому кругу новаторов, а впоследствии оказали мощное влияние на мировую живопись. Какую цену он за это заплатил? Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова: Это человек, страдавший и тяжело переживавший происходящее с ним внутри, но при этом это человек, который смог все свои страдания и переживания донести до нас в своём творчестве, тем самым проявив свой уникальный талант. Ирина Пронина, искусствовед, главный научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Его нельзя смотреть мимоходом, нужно обязательно перед ним постоять и подумать, и, может быть, не с первого раза, со второго, а может быть, и не с третьего он начинает раскрываться. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Он был чрезвычайно сильной личностью, одновременно и проповедником, и учителем, и мессией, и аскетом, и изгоем, и в итоге мучеником. Все эти амплуа пронёс до конца своей жизни в совершенно равно великих масштабах, чего, наверно, не скажешь ни об одном другом художнике. СВЕТ И ТЕНИ. ПАВЕЛ ФИЛОНОВ Леонид Млечин: За несколько дней до смерти в блокадном Ленинграде Филонов отнёс последние четыре картофелины своей любимой сестре Евдокии. Потом вернулся к себе и с трудом, шатаясь, держась за стену, поднялся на чердак, вылез на крышу, чтобы ждать. В эту морозную стужу курточка не грела, но он ждал, не упадёт ли во время бомбардировки зажигательная бомба на крышу, чтобы сбросить её и ждать, не упадёт ли следующая. Голос за кадром: Каждую ночь Павел Филонов нёс вахту на крыше Ленинградского общежития писателей имени Василия Голубева на улице Литераторов. Он защищал любимую жену, свой дом и смысл всей жизни – свои творения, способные открыть перед человечеством новые горизонты. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Те картины, которые находились в его доме, – это, по сути, его дети, которых он должен спасти, защитить, и это тот его вклад в страну, в государство, которое будет очень в нём нуждаться, и что когда-то будет музей его имени, и, вполне возможно, какая-то аналитическая школа или институт, о чём он мечтал. Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова: Вся жизнь, всё творчество, всё поведение этого человека, безусловно, неразрывно связывает его талант и его болезнь. Две составляющие этой личности, как это часто и бывает в таких ситуациях, когда выдающиеся способности фактически являются психопатологией, тогда как психопатология фактически превращает человека в талант. Голос за кадром: Филонова называли гением и шарлатаном, бунтарём и пророком, гипнотизёром и безумцем. Одни считали его одержимым идеей маргиналом и фанатиком, другие – бескомпромиссным реформатором, подвижником и патриотом. Он всю жизнь жил в нищете, зная, что его картины стоят огромных денег, и из последних сил пытался сохранить их для России. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Бывают такие люди, мы не знаем, зачем они рождаются. Наверно, чтобы показать всему остальному человечеству, что так можно и что вот эта цель – это его выбор. Ирина Пронина, искусствовед, главный научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Его инаковость, собственно говоря, и заставляет нас искать разгадку вот этой сильной индивидуальности, которую демонстрирует и жизненный путь Филонова, и его искусство. Голос за кадром: Павел Николаевич Филонов родился в Москве 8 января 1883 года. Его отец – Николай Иванов сын – был крестьянином из Тульской губернии, дворовым графа Головина, и ещё за 3 года до появления сына у него даже фамилии не было. Филоновым он стал уже в столице, где зарабатывал извозом. Мать будущего художника Любовь Николаевна была прачкой. Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова: Они жили, видимо впроголодь, не было достаточного количества одежды, чтобы согреться, тепла и денег на существование, в общем, выживали, а не жили. И психология ребёнка, формирующая его личность в этот период времени, безусловно, должна была быть каким-то образом задета вот этими обстоятельствами. Голос за кадром: Когда Филонову было 4, отец умер, мать осталась одна с шестью детьми на руках. Маленький Павлик помогал, как мог: вышил вместе с сёстрами скатерти и полотенца крестиком, бойко и артистично продавал их на Сухаревской площади. Кроме того, с четырёх лет Филонов плясал в театральных массовках, а рисовал с трёх. Ирина Пронина, искусствовед, главный научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Эта семья была необычайно от природы наделена какими-то особыми выдающимися способностями и причём такими природными качествами: какая-то особая природная стать, какая-то талантливость изначально приуставала у всех детей этой семьи. Голос за кадром: Воспитание в дружной семье сформировало легендарный филоновский характер. Стойкий, усердный, Филонов мог работать по несколько дней без передышки. Мастер с такой, казалось бы, говорящей фамилией не умел филонить – учился он блестяще. Московскую Каретнорядную приходскую школу в 1898-м окончил с отличием. Жаль, что мама за сына порадоваться уже не смогла. За год до Пашиного выпускного она умерла от чахотки. Осиротевших детей – 14-летнего Павла и младших девочек – перевезла в Петербург их старшая сестра Александра Николаевна. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Со своим мужем Александра Николаевна познакомилась в театре. Это был известный петербургский предприниматель Александр Гуэ, который, собственно, и сыграл ключевую роль в образовании будущего художника Филонова. Голос за кадром: Именно Александр Гуэ определил Павла в художественно-малярные мастерские и на вечерние рисовальные классы при Обществе поощрения художеств. До 20 лет Филонов работал маляром-декоратором интерьеров в составе бригады, находившейся в ведении принцев Ольденбургских – членов императорской фамилии. Ирина Пронина, искусствовед, главный научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Поступил в Академию художеств с четвёртого раза в 1908 году, и до этого он уже прошёл школу Дмитриева-Кавказского. Это была необыкновенно важная для него школа, когда из мастера-маляра, каким его выпустили из училища, он превращается в художника, который осознаёт сам себя. И поэтому, если в 1904-м году его сначала не принимают из-за того, что он не знает анатомию, то через 4 года его принимают за исключительные знания анатомии. Голос за кадром: Филонов применял знания анатомии необычно: садился у ног модели, на неё не смотрел, начинал зарисовку со стопы. В итоге все пропорции оказывались идеально соблюдены. Эту манеру – начинать работать с угла полотна и постепенно наращивать всю композицию – сохранил на всю жизнь. Первые два года в академии художеств прошли у Филонова вполне успешно. Однако классические этюды мало вдохновляли начинающего художника, он экспериментировал, искал новые технологии. Леонид Млечин: На одном из занятий преподаватель поставил натурщика в позу Аполлона и сказал: «Юноши, смотрите: какой цвет кожи! Нежно-розовый». И все стали повторять его, а Филонов нарисовал его зелёным, да ещё нанёс сетку синих вен. Когда преподаватель увидел его рисунок, он закричал: «Как вы могли! Что вы творите? Вы сдираете с натурщика кожу!». Голос за кадром: Филонов, не повышая голоса, тихо произнёс, глядя профессору прямо в глаза: «Дурак!» – взял холст и покинул класс. Из академии его изгнали с позором и формулировкой от ректора: «Работами своими развращал… товарищей!». Ирина Пронина, искусствовед, главный научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Но он сумел доказать свою правоту, его снова приняли. Это всё проходило в апреле 1910 года, но осенью уже следующего года он и сам ушёл. То есть он понял, что всё, что можно взять из академии он уже взял, а дальше ему было не интересно всё время себя ломать и работать так, как от него требуют. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Филонов изнутри был настолько свободен, настолько уверен в себе, уже тогда, видимо, чувствовал свою особость. Вдруг для него открылось, что, на самом деле, его-то настоящий путь отдельный, иной и он не должен бояться его пройти. Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова: И его творчество в конечном итоге – есть, по сути, арт-терапия его переживаний. Он себя лечит, он создаёт из атомов произведения искусства, он создаёт из атомов лики, лики людей. Голос за кадром: После ухода из академии Филонов переехал в деревню и поселился в бедной избе. Родственники удивлялись: что он там забыл? И как он вообще мог работать в сырой тёмной комнате с маленьким окошком и керосиновой лампой? Но Филонову было всё равно, где жить, что есть и во что одеваться. Он всегда был таким. Когда писал картины, забывал обо всём. Леонид Млечин: Когда Филонов работал над декорациями к спектаклю «Владимир Маяковский», он засел в мастерской, как в крепости: два дня, а там ни окон, ни воздуха, духота, пыль. Он не спал, не ел, кажется, не пил, только работа. Закончив, вышел, столкнулся с кем-то в дверях и спросил растеряно: «Скажите, а сейчас день или ночь? Ничего не понимаю». Голос за кадром: В полумраке, в сырости и нищете Филонов создавал своё загадочное аналитическое искусство. Когда не было денег на холст, работал на картоне и бумаге. Свои картины он не писал, а делал, как вещи. В любом произведении видел живой организм и считал, что художник должен вырастить его своим интеллектом, как дерево или цветок. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Что же он вкладывал в понятие «Аналитическое искусство»? Например, нам нужно изобразить яблоню. Художник, который просто видит, изобразит её ствол, ветви, листья, плоды и они наверняка могут быть даже похожи на то, что мы видим в окне, но художник аналитического искусства представит себе, как течёт сок по корням вверх, как он проходит сквозь ствол в ветви, как начинают зарождаться листья и жёлтые, белые, красные блоки, представит себе всю практически их молекулярную структуру. Голос за кадром: Творческие эксперименты Филонова прервала Первая мировая война. Осенью 1916-го 33-летнего Павла призвали. Был отважен, с боевыми товарищами честен. Его уважали и выбрали председателем Исполнительного военно-революционного комитета Придунайского края в Измаиле и отдельной Балтийской морской дивизии. Со своими рабоче-крестьянскими корнями Филонов мог бы сделать идеальную карьеру партийного живописца. Ирина Пронина, искусствовед, главный научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Не стал разыгрывать эту карту комиссара. Он всячески дистанцировался от этого, у него не было никакого желания в этом участвовать. Голос за кадром: В 1918-м художник вернулся в Петроград, чтобы стать, как он говорил, «чернорабочим от искусства». Создал десятки выдающихся работ и программную «Формулу весны» – апофеоз теории аналитического искусства. Ирина Пронина, искусствовед, главный научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Для него было важно иметь последователей и иметь эту среду, потому что человеку, который открывает истину, очень сложно удержать её внутри самого себя. Голос за кадром: С воодушевлением откликнулся на приглашение преподавать в обновлённой теперь Петроградской академии художеств. С учениками был добр, терпелив и категорически не брал с них плату. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Это его миссия, это его человеческий долг как художника-пролетария – нести людям, которые этого желают, новое учение о том новом искусстве, которое способно изменить мир. Голос за кадром: А коллеги-профессора Филонова недолюбливали и не понимали, к тому же он и сам был не подарок: не умел договариваться, не шёл на компромиссы. С преподавательской деятельностью не заладилось, полностью сконцентрировался на создании картин. Леонид Млечин: Казалось бы, в историю такого художника, как Филонов, для которого существовало только искусство, не вписывается глава о простом человеческом счастье. Но однажды любовь посетила его, постучалась к нему в дверь сама, в прямом смысле. Филонову тогда было 38 лет, а его первой и единственно любимой женщине – без малого 60. Голос за кадром: Весной 1921-го в его небольшую комнатку на окраине города пришла соседка, у неё скончался муж. Попросила написать его посмертный портрет. Филонов написал, разумеется, бесплатно. Так в его судьбе появилась Екатерина Александровна Серебрякова. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: С этого момента и до конца жизни она для него жена, «дочка», как он называет её, везде, не только дома. Он даже пишет в рукописном каталоге, когда он создаёт портрет народоволки Екатерины Серебряковой, в скобках – «моей жены и дочери». Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова: Это была настоящая глубокая и искренняя проникновенная любовь, но думаю, что у Филонова как у человека с аутистическими особенностями личности всё-таки была вот эта проблема с эмоциональной выразительностью. Чувства в этом случае очень бурные могут быть, богатые, глубокие и настоящие, а внешних проявлений не хватает, значит таким людям очень сложно найти себе пару. Голос за кадром: Но Филонов нашёл и стал писать трогательные письма своей любимой в соседнюю квартиру. Они жили на два дома. Серебрякова пыталась о нём заботиться, подкармливала. Получала приличную пенсию за покойного мужа. Но гордый Павел Николаевич лишь изредка брал в долг и всё до копейки отдавал. Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова: Благодаря ей во многом этот человек смог подарить нам своё творчество, в противном случае боюсь, что болезнь сожрала бы его гораздо раньше. Голос за кадром: Екатерина Александровна поддерживала мужа во всём, для себя ничего не просила. И Филонову удалось создать собственную школу. Ученики потянулись к нему не только со всего Советского Союза, но и из Америки, а он и им давал уроки бесплатно. Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова: Он находился в особой форме аскезы – такой неверующий монах. Он считал себя прорицателем, он создавал школу, собрал большое количество юных верящих в него и искренне восхищающихся им людей, которые смотрели на него, как на божество, а божество – это существо духовное, а не материальное, и поэтому любому божеству духовному, безусловно, чужды материальные блага. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Человек, который привык всю жизнь к лишениям, к самоотречению, который называл еду «кормом», который везде и всегда проповедовал только труд. Он писал: «У меня килограмм хлеба и брусничный чай, есть махорка. Что ещё нужно художнику, чтобы работать?». Голос за кадром: Ещё с юности Филонов фанатично закалял дух и тело, разве что на гвоздях не спал, только на панцирной кровати с худым матрасом. Смотрел невооружённым глазом на солнце, не моргая, комнату не отапливал, а однажды сознательно лишил себя слуха. Ирина Пронина, искусствовед, главный научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: На первых курсах он снимал очень дешёвое жильё, где находился рядом кабак, и ему настолько мешали эти звуки, но он ничего не мог изменить. Когда он усилием воли просто как бы закрыл свой канал слуховой, он перестал это слышать. То есть эта внутренняя самоорганизация – это, конечно, особое свойство этого человека. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Если бы он продал хотя бы одну из своих картин, он уже мог бы обеспечить себе безбедное существование, в конце 20-х-начале 30-х годов он был уже известный художник на Западе. Голос за кадром: Но Филонов десятилетиями ходил в одном и том же застиранном костюмчике и куртке, перешитой женой из его старой солдатской шинели. Отказывался от выставок в Нью-Йорке, Венеции и Париже. Запрещал писать монографии о себе, отклонил даже пенсию. Леонид Млечин: Однажды в 1934 году женщина-посыльная принесла Филонову пакет из недавно созданного Союза художников СССР. Филонов сразу открыл пакет и увидел, что там карточки продуктовые и промтоварные. И он возмутился: «Да что же это такое! Я же им сказал, что мне не надо, есть люди, которые в этом больше нуждаются». А это же 1934-й, тяжелейшая ситуация в стране. Женщина-посыльная была изумлена, она говорила: «Это же паёк, оставьте себе», – но он уже вернулся к мольберту. Голос за кадром: Не меньше Филонов удивил живописца и директора Всероссийской академии художеств Исаака Бродского. Тот заехал посмотреть его работы, восхитился, захотел купить. Филонов отказал. Тогда тот пригласил его в гости, на что Филонов спросил: «Вы же там, наверно, угощать будете?». «Несомненно, – сказал директор, – будет закуска и даже водочка». И Филонов вновь отказал: «Нет, это собьёт меня с моего режима. Я не могу наесться на всю жизнь». Надо ли удивляться тому, что многие считали его, мягко говоря, странным? Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Если мы посмотрим на его портрет, он очень напоминает инопланетный какой-то образ, особенно своей выбритой головой и огромными вишнёвыми глазами, которые просто всматриваются в человека, в явления, в процессы. Вероятнее всего, в нём, конечно, была какая-то сверхдейственная сила. Голос за кадром: Филонов жил будто внутри своих ярких видений, рассказывал, как они его посещают, пытался перенести их на полотно. А некоторые считали, что художник не в своём уме. Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова: Просто брать говорить, что он шизофреник, потому что он чудной, странный, неадекватный и потому что я не понимаю что он написал, мне кажется, это по меньшей мере некорректно. Голос за кадром: Но ходили слухи, что Филонов наблюдался у знаменитого психиатра Владимира Михайловича Бехтерева. Так ли это? Официального подтверждения нет, как и диагноза. Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова: Он никогда не был поле зрения психиатров, к сожалению. Я думаю, что если бы это всё-таки произошло, то он прожил бы гораздо дольше и мучился и страдал бы меньше, с моей точки зрения. Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Он, конечно, не был сумасшедшим, о чём ходят легенды, очень многие именно на этом строили отрицательную к нему позицию. Но, посмотрите, ведь так же невозможно, ведь только ненормальный человек может так себя вести. Голос за кадром: В 1929-м в залах Русского музея подготовили первую персональную выставку Филонова, но провели только закрытые показы для простых рабочих, думали, не поймут, осудят. Не осудили. Долго стояли у картины «Германская война», и один путиловец сказал: «Кто был на ней, поймёт». Выставку не открыли, а в конце 30-х художника уже обвиняли не просто в формализме, а в филоновщине, и преследовали его последователей, а он продолжал верить в людей с горячим сердцем и чистыми руками. Даже когда его ученик Василий Купцов рассказал об обыске в своей квартире, Филонов его успокаивал: «Это же наши ребята. Ты не волнуйся, они скоро всё поймут». Любовь Пчёлкина, искусствовед, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: Но когда Василия нашли повешенным и было понятно, что это суицид; когда другие ученики перестали посещать его занятия, перестали здороваться, а некоторые даже открыто стали от него отрекаться, тогда в нём теплилась надежда, что, видимо, что-то происходит не так, но высшее руководство про это не знает. Ирина Пронина, искусствовед, главный научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи: В 38-м году были расстреляны сыновья Екатерины Александровны – его супруги, она была парализована, и он её выхаживал буквально. Голос за кадром: Учил заново есть, говорить, писать, двигаться, жить. Читал ей книги, утирал слёзы, переносил на руках, как ребёнка, брал с собой в мастерскую, чтобы не скучала прикованная к постели. Леонид Млечин: С первых дней блокады Ленинграда Филонов отдавал свои 125 граммов хлеба больной жене. Чем он питался сам? Он уже был похож на тень. Часами стоял на чердаке и говорил жене: «Ты знаешь, пока я здесь, и ты, и дом, и картины в порядке. И ты не думай, я не трачу времени зря, у меня столько замыслов в голове». Он умер от истощения и воспаления лёгких. Голос за кадром: Первый полноценный показ работ Филонова на Родине состоялся только в 88-м. Через год их увидели европейцы в музее современного искусства Центра Помпиду в Париже. Сегодня аналитическое искусство Филонова признано во всём мире, но большая часть его картин хранится в Государственном Русском музее. Леонид Млечин: На предложения продать хотя бы одну из своих многочисленных работ за границу Филонов отвечал так: «Мои работы принадлежат народу. Я либо покажу всё, что у меня есть как представитель своего государства, или не покажу вовсе». Ценой своей жизни в блокадном Ленинграде он сохранял свои работы для нас и сохранил. Что мы можем сказать великому мастеру авангарда Павлу Филонову? Спасибо.