Дмитрий Воденников: Поэт Осип Мандельштам говорил, что есть две противоположные профессии по природе своей – это актер и поэт (прозаика мы тоже к нему причислим). Актер весь на свету. Работа поэта, писателя очень интимна. От этого и такая разница в чтении текстов у тех и у других: актер всегда педалирует; писатель как будто просто бормочет себе под нос, интонационно нейтрален. Когда я стал слушать аудиокниги в своих долгих прогулках по городу, я вдруг понял, какая манера актерского прозаического текста мне близка – не когда артист играет мне слова, а когда он читает это таким «белым голосом» (это такой актерский термин), когда подается без нажима. Текст, по моему убеждению, сам про себя все расскажет. Не надо его специально украшать. Но поговорим сегодня об этом с людьми, которые занимаются аудиокнигами профессионально. Вдруг я в чем-то тут неправ. Голос за кадром: Александр Клюквин – народный артист России, лауреат премии Правительства Российской Федерации. Один из самых знаменитых чтецов аудиокниг. Именно его голос выбрала Джоан Роулинг для своего «Гарри Поттера». Татьяна Бондаренко – актриса театра и кино, диктор, мастер озвучания, преподаватель актерского мастерства во ВГИКе. Ее голосом говорят персонажи Виктора Пелевина и Владимира Сорокина. Дмитрий Воденников: Было время, когда я очень любил слушать аудиокниги. Я шел и слушал «Бесов» Достоевского: Ставрогин, Верховенский, кто-то еще, что-то там происходило у меня в ухе. И очнулся только… Голос звучал. И очнулся в тот момент, когда в церкви была выложена голова свиньи. То есть, условно говоря, я уплыл. Вы понимаете, да? А Достоевский все звучал и звучал в моем мозгу. Вот насколько, на ваш взгляд, книга, читанная глазами и читанная ушами, насколько это разные книги? Александр Клюквин: Это одинаковые книги. Другое дело, что разное восприятие. Когда ты читаешь буквы, то ты можешь остановиться, можешь еще раз прочитать, можешь просмотреть, можешь вернуться немножечко. А когда ты слушаешь, ты попадаешь в рабство, попадаешь ко мне, допустим, ко мне в рабство, в зависимость от меня. Если книга прочитана вслух, и ты слушаешь, и ты видишь кино у себя внутри – значит, книга прочитана правильно. Дмитрий Воденников: Мне всегда казалось, что текст должен быть прочитан «белым голосом». Вы понимаете, что такое «белый голос», да? Без интонации. Татьяна Бондаренко: Есть такой еще термин «серое на сером». То есть совсем неприметное, да? Такое? Дмитрий Воденников: Да. Потому что мне кажется, что иногда актеры бывают очень сильные, что они мне текст передавливают, они мне дают свою интерпретацию текста вместо того, чтобы я читал… слушал (видите, я оговорился), чтобы я слушал авторский текст. Насколько то, что я говорю, вздорно? Александр Клюквин: На сто процентов вздорно. Дмитрий Воденников: Почему? Александр Клюквин: Ну, это вы сейчас подводите к тому, что пытаются сейчас делать многие продвигатели разных гаджетов – они пытаются подключить к этому искусственный интеллект. Татьяна Бондаренко: Искусственные голоса, да. Дмитрий Воденников: Это слушать невозможно. Александр Клюквин: Нет, возможно. Татьяна Бондаренко: Пока невозможно. Александр Клюквин: Нет, возможно. Это будет тот же самый «белый текст». Потому что текст, не окрашенный актером, он перестает вообще существовать никак, он мешать начинает для восприятия. Когда ты читаешь книгу глазками, интонации возникают внутри. Они возникают. Там написано, как ты должен реагировать, и какая интонация, и кто каким голосом, и зачем, и почему, и как при этом действовать. Дмитрий Воденников: У каждого театра есть свое лицо. Ну, по крайней мере, каждый театр стремится к тому, чтобы было свое лицо. Вот у audio production есть свое лицо? И если оно есть, то оно какое? Вот с точки зрения манеры чтения, подхода к чтению и так далее. Татьяна Бондаренко: Не знаю. Мне кажется, что лицо все-таки приносит… Дмитрий Воденников: Автор? Татьяна Бондаренко: Диктор, да. Дмитрий Воденников: То есть у вас нет своего авторского стиля? То есть вы… Александр Клюквин: Нет, авторский стиль есть. Дмитрий Воденников: А какой он? Расскажите. Александр Клюквин: Мой. Я читаю так, как я читаю. Дмитрий Воденников: Исчерпывающе. Александр Клюквин: Допустим, когда я читаю… Со мной ни разу… один раз, по-моему, работал со мной режиссер. Ну, он хотел очень. Дмитрий Воденников: При чтении? Александр Клюквин: При чтении. Больше я этого не делаю. Мне не нужен режиссер. Дмитрий Воденников: Чем он вам мешал? Александр Клюквин: Собой. Он хотел, чтобы я был им. Дмитрий Воденников: А-а-а! Александр Клюквин: Он хотел, чтобы я делал так, как он это видит. Я ему сказал: «Ну, старичок, возьми, сядь, тогда ты и читай, если ты это так видишь. Не умеешь? Ну, выйди отсюда и не мешай мне». Мне мешать нельзя. Дмитрий Воденников: А в театре вам мешает режиссер? Александр Клюквин: В театре – нет. Дмитрий Воденников: Это разные вещи, получается? Александр Клюквин: Абсолютно. Дмитрий Воденников: А почему? Александр Клюквин: Потому что в театре он видит со стороны. В театре режиссер выстраивает меня плюс еще кого-то, плюс декорация, плюс музыка, плюс текст. Это надо свести в одно. Это довольно сложно в театре, как и в кино. Татьяна Бондаренко: Кстати, когда пишется аудиоспектакль и там присутствует режиссер… Дмитрий Воденников: Это другая вещь, это другая вещь. Кстати… Татьяна Бондаренко: Это другое дело, да. Вот там надо подчиняться и входить в общее полотно. Дмитрий Воденников: И входить еще вдобавок в общий комплекс. Но это же получается игра, это не чтение. Татьяна Бондаренко: Ну, ты садишься в лодку и ты плывешь в этой лодке, и с тобой вместе и зайцы, и Мазай, и все, кто в эту лодку впрыгнул. Дмитрий Воденников: Подождите… Александр Клюквин: Это не очень правильно. Голос один. Дмитрий Воденников: Голос один, но… Александр Клюквин: Голос мой. Характеры разные. Дмитрий Воденников: Характеры? Но все равно вы повышали голос. Татьяна Бондаренко: Ну, тембральные какие-то краски, да? Дмитрий Воденников: Тембральные, да. А в чем тогда… Извините, пожалуйста, что перебиваю. В чем разница между чтением на разные голоса, понимаете, вашим единым голосом и спектаклем, где будет играть несколько людей? Вот в чем разница? Кроме того, что здесь вы одна… Татьяна Бондаренко: Я думаю, что разница в том, что ты за всех отвечаешь, ты всех привел сюда. Это твои люди. Я не имею в виду сейчас спектакли, а я имею в виду… Своим одним голосом ты разговариваешь, и ты им даришь характеры, даришь тембральные окраски какие-то. И ты точно знаешь, куда ты их ведешь. Ты – полководец. Дмитрий Воденников: То есть вы, получается, не только актриса, но еще и режиссер в этот момент? Александр Клюквин: Ну, по большому счету. Татьяна Бондаренко: Конечно, да. Дмитрий Воденников: И продюсер заодно. И Карабас-Барабас. Александр Клюквин: И потом, есть ведь большая разница в прочтении разных людей. Я не буду читать с кем-то. Это неправильно, потому что либо он будет лучше… Ну, что сомнительно. Дмитрий Воденников: Да-да, это невозможно. Я тоже хотел сказать. Александр Клюквин: Невозможно. Как я говорю: «Трудно быть скромным, если ты лучший». Либо я его задавлю. А если их будет много, то это будет винегрет, это не будет цельное произведение. *** Дмитрий Воденников: Согласно исследованиям, десять процентов опрошенных предпочитают только слушать книги и не читают совсем. Но это число постепенно растет. Бумажная книга не позволяет параллельно заниматься чем-то еще. Аудиокнига дает больше свободы. Но можно ли такое чтение считать полноценным? В одной школе поставили опыт: ученикам предложили не читать, а прослушать «Капитанскую дочку». В итоге многие школьники не смогли восстановить в памяти имена второстепенных персонажей и восстановить последовательность событий, хотя с бумажными текстами такой проблемы у них не было. Наши первые книги мы всегда воспринимаем на слух, в исполнении взрослых, которые нам их читают. Нет ли в выборе – слушать, а не читать книги – потаенного желания задержаться в детстве, свалить часть работы на чтеца? *** Дмитрий Воденников: Вы как профессионалы предпочитаете книгу читать или слушать? Татьяна Бондаренко: Только читать. Дмитрий Воденников: Только? А почему? Татьяна Бондаренко: Ну, так случилось. Дмитрий Воденников: Ну, проанализируйте. Татьяна Бондаренко: Ну, потому что мне тяжело воспринимать это. Дмитрий Воденников: Вам мешает? Татьяна Бондаренко: Мне мешает, да. Дмитрий Воденников: Смотрите, какая парадоксальная вещь. Вам мешает. А вы, значит, другим не мешаете? Татьяна Бондаренко: Да, так бывает. Дмитрий Воденников: Ответьте, правда интересно. Александр Клюквин: Нет, я предпочитаю читать, потому что себя я уже слышал, а других слушать не могу. Дмитрий Воденников: Вы мне очень нравитесь! Татьяна Бондаренко: Я не посмела так выразиться. Дмитрий Воденников: А надо было бы. По какому принципу выбирается актер? Бывает ли кастинг? Или это просто уже налаженные какие-то каналы? Татьяна Бондаренко: Бывает кастинг. Дмитрий Воденников: И вы приходите, как в сериал? Татьяна Бондаренко: Нет, нет. Дают кусочек текста – ты читаешь. И потом тебе говорят, что тебя выбрали. Дмитрий Воденников: Вам дается, условно говоря, чисто мужской текст… Татьяна Бондаренко: Все равно. Дмитрий Воденников: Можете ли вы согласиться и вытянуть этот текст? И вы отдаете себе отчет, что это будет совершенно другое произведение? Ну, понимаете, чисто мужской текст читает женский голос, чисто женский текст читает мужской голос. Татьяна Бондаренко: В нас есть две половинки, и мы можем совершенно спокойно… Дмитрий Воденников: Вы согласитесь? Татьяна Бондаренко: Абсолютно. Дмитрий Воденников: А вы? Александр Клюквин: Я тоже соглашусь. У меня есть сестра, она тоже актриса, и она тоже работает иногда в этом жанре. И когда я ее слушаю, я слышу, что… я не слышу Машу, я слышу книгу. Дмитрий Воденников: Это высший пилотаж. Александр Клюквин: Ну, она умеет. Ты, по-моему, это умеешь делать замечательно. Дмитрий Воденников: А вы не пробовали прочитать вот четко женский текст? Например, Цветаеву. Это же могло быть очень объемно, это же очень интересно. Александр Клюквин: Было, было. Это же неважно. Татьяна Бондаренко: Это неважно. Александр Клюквин: Я же не говорю женским голосом. Я же беру женщину как… Татьяна Бондаренко: Как поэта. Я беру характер. Ну, сколько у меня было этих женских ролей, тем более… Допустим, тот же самый «Гарри Поттер». Был тоже слепой кастинг. Я в кастингах не участвую вообще. Дмитрий Воденников: Ну как вы можете? Вы мастодонт. Александр Клюквин: Был слепой кастинг. Джоан Роулинг выбрала мой голос. Дмитрий Воденников: Кстати, меня это поразило! То есть она выбрала… Александр Клюквин: Ну, там был слепой кастинг. Она выбрала меня. Но там же огромное количество женских ролей, женщин там очень много, тем более женщин от подростков до старых старух. Дмитрий Воденников: Девочек, старых. Гермиона, да. Александр Клюквин: Как это делать? Да очень просто! Я делаю характер. «Это говорит женщина», – говорю я себе. Ну, побыстрее говорю. Это я так переключаюсь. Я переключаюсь – и я женщина. Дмитрий Воденников: А вы можете это показать? Я понимаю, что у вас нет текста, но… Александр Клюквин: Ну, могу. Дмитрий Воденников: На абракадабре даже. Александр Клюквин: «Качество речи, дорогой мой, заключается в том, чтобы были понятны все буквы, все слова». Дмитрий Воденников: Это девочка говорит? Татьяна Бондаренко: Ну, что-то нежное. Дмитрий Воденников: Хорошо. А женщина? Но не старуха. Александр Клюквин: «Ну, уж не знаю, милая моя, наверное, ты права. Хотя кто же может это выяснить точно?» Дмитрий Воденников: Ну, как старуха – понятно. Вы немножко дадите большего скрипа. Александр Клюквин: Я могу и со скрипом. Татьяна Бондаренко: Можем, можем и скрип. Александр Клюквин: А можно дать и без скрипа. Можно просто чуть подольше подбирать слова… Дмитрий Воденников: Прекрасно! Александр Клюквин: …потому что не очень сильно работает мозг и здоровье иногда, дружок, подводит. Дмитрий Воденников: Отлично! Это потрясающе! Это магия. Вот она возникает. Кстати, вот я задал вопрос, не имея на это никакого права: «А покажите-ка мне», – сказал я. Представьте себе… И я сказал: «Как здорово! Как круто!» Но я выступил в роли критика, пусть очень благожелательного, пусть восторженного, но критика. Есть ли критика у аудиокниг? Татьяна Бондаренко: Хо-хо! Еще какая! Дмитрий Воденников: А где она живет? Татьяна Бондаренко: Ну, она живет во всяких разных интернет-сообществах, люди обмениваются. Кто-то говорит: «Не могу этого слушать! Могу слушать только этого». Другой говорит: «А я никого не могу слушать, вот только…» Ну, это все вкусовщина. Дмитрий Воденников: Хорошо, это стихийная критика. А меня интересует профессиональная критика. Где-нибудь вообще кто-нибудь это отслеживает, пишет какие-нибудь обзоры? Татьяна Бондаренко: Я не сталкивалась никогда. Александр Клюквин: Я не видел. По-моему, этого ничего нет. Ну, дело-то молодое. Наше дело – оно молодое. Сколько ему лет? Лет тридцать, не больше. *** Дмитрий Воденников: В 1877 году Томас Эдисон во время презентации своего фонографа предложил использовать его в том числе и для создания говорящих книг, но первые говорящие книги для слабовидящих были записаны в США только в начале 1930-х. Европа переняла опыт создания бесплатных аудиобиблиотек уже после окончания Второй мировой войны. Сам термин «аудиокнига» возник в Германии в 1954 году. В СССР аналогичный проект начали реализовывать только в 1961-м под эгидой Всесоюзного общества слепых. В 1980-е на аудиокниги обратили внимание крупные издательства, которые стали создавать их на основе бестселлеров. В авторских договорах появились дополнительные пункты, в которых издательства приобретали права сразу и на аудиокнигу. А настоящий бум аудиокниг случился после массового распространения формата MP3 и компакт-дисков. *** Татьяна Бондаренко: Ну, вам как поэту… Наверняка вы сталкивались с этим: что важнее – ритм в стихотворении или какая-то интонационная нагрузка? Вот я… Дмитрий Воденников: (Без интонации, спокойно.) «В последний раз мы встретились тогда На набережной, где всегда встречались. Была в Неве высокая вода, И наводненья в городе боялись». (С чрезмерной интонацией.) «В последний раз мы встретились тогда На набережной…» Вы понимаете, да? Татьяна Бондаренко: Да. Александр Клюквин: Это – плохо. Дмитрий Воденников: Естественно, плохо. Я сейчас вам показал. Вот ты идешь просто за стишком, за текстом, если он хороший, – и там все складывается. Ты можешь подпустить немножко своего, да, но зачем ты играешь каждое слово? Кстати, к вопросу: меняется ли характер вашего голоса? Ну, подача – вряд ли. И вообще что-либо меняется в зависимости от того, нравится вам книга или нет, которую вы читаете? Татьяна Бондаренко: Конечно. Дмитрий Воденников: А как? Ну, вы же профессионалы, вы не можете плохо прочитать. Татьяна Бондаренко: Плохо не можем, да. Но страдать можем точно, когда читаем. Александр Клюквин: Да. От плохой книги начинает болеть голова. Татьяна Бондаренко: Да. И хочется спать. Александр Клюквин: И засыпаешь. Я иногда засыпаю, читая. Татьяна Бондаренко: Не приходя в сознание. Александр Клюквин: Да, да. Я читаю и сплю. И мне говорят: «Стоп! Стоп! Стоп! Саша, ты сейчас что сказал?» А я какие-то слова, я что-то свое говорю. Татьяна Бондаренко: Это называется «поток сознания». Дмитрий Воденников: Хорошо, это в момент записи, это чисто профессиональное. Я более хитрый задам вопрос… Меня устроил ваш ответ, просто я более хитрый. Помните, Штирлиц, длинная эта эпопея в свое время? Он провалил явку, должен был поставить цветок на той или иной стороне окна. Александр Клюквин: Плейшнер должен был… Дмитрий Воденников: Когда вам так осточертел этот текст! А они еще длинные, он еще длинный. Вы читаете, читаете… Не хотели бы вы когда-то (пусть никто никогда не считает) поставить этот цветок где-нибудь в тексте, вами прочитанном? Режиссера нет. Заказчик не поймет. Но пусть один читатель хотя бы поймет, что вам не нравится этот текст. Не пытались? Александр Клюквин: Это неправильно. Татьяна Бондаренко: Непрофессионально. Дмитрий Воденников: Нечестно. Слушайте, вот музыка… Вы поняли, о чем я говорю. Музыка, шумы, вот все то, что театральное. Приветствуете ли вы это в вашем тексте, ну, в вашем чтении? Допустим, режиссер или заказчик положил. Нравится ли вам, когда из вашего, по большому счету, ровного и честного чтения пытаются делать аудиоспектакль? Татьяна Бондаренко: Ну, оно честное, но не ровное, так скажем, потому что там есть эмоциональные всплески, там есть… Специально мы, допустим, можем подвинуть темп, понимая, что впереди идет, нас ждет какое-то событие, к которому мы подводим слушателя. Или наоборот – даем немножечко остыть, для того чтобы осмыслить то, что произошло. Мне не нужны шумы. Я не люблю шумы. Но это право заказчика, он делает. Они иногда делают, например, вводную музыку на какую-то часть. Дмитрий Воденников: Отбивка главы, допустим. Татьяна Бондаренко: Да. Ну, что-то такое. Или вдруг какое-то эхо может прозвучать. Ну, это дело вкуса. Ну, может быть, может не быть. Мне не нравится. Мне кажется, что голос способен сделать бо́льшую атмосферу, таинственность и глубину. Дмитрий Воденников: Ну, отбивка иногда позволит тебе просто немножко отдохнуть. Татьяна Бондаренко: Может быть. Дмитрий Воденников: Ну, вы понимаете, да? Чик-чик! Просто отбивка может быть необязательно «чик-чик!» – и все, и ты просто переключился. Татьяна Бондаренко: Я знаю, есть книги, когда там перелистывают страницу. Дмитрий Воденников: Представляете, ты все время слушаешь, как перелистывают страницу. Татьяна Бондаренко: Вот так. Дмитрий Воденников: Вот это было хорошо! Жалко, что никто не использовал. Скажите мне, пожалуйста, можно ли разделить книги на те, которые можно воспринимать только на слух, и те, которые можно прочитать только глазами? Для вас существуют такие книги, за которые вы просто не возьметесь из принципиальных соображений? Вы скажете: «Нет, друзья мои, только читать». Александр Клюквин: Я об этом не думал. Дмитрий Воденников: Хорошо. Татьяна Бондаренко: Я знаю, что вы читали Коран. Александр Клюквин: Я читал Коран. Дмитрий Воденников: Я только хотел задать вам вопрос. Вот вам предложили бы озвучить Библию – вы согласились бы? Александр Клюквин: Да. Я же записал Коран. Почему нет? Татьяна Бондаренко: То есть там должен просто человек, который тебя сопровождает и объясняет, какое ударение и где, чтобы ты просто… Дмитрий Воденников: Хорошо, я усложню вопрос. Скажите, есть ли книги, от которых вы отказались бы наотрез: «Я не буду этого читать»? Даже при очень хорошем гонораре. Татьяна Бондаренко: Ну, есть… Александр Клюквин: Ой, есть. У меня была одна книга. Я начал ее читать и потом сказал: «Хотите, я вам денег дам? Я вам дам денег, только отпустите». Дмитрий Воденников: Вы не будете называть? Александр Клюквин: Ну нет… Татьяна Бондаренко: А это вспомнить невозможно. Александр Клюквин: Я не помню этого автора. Это переводная какая-то книга. Ну, тут большой привет переводчику, видимо, был. Потому что когда я дошел до слов: «Он поднялся на чердак и вдруг услышал звук, как будто буханкой черного хлеба ударили по стропилам»… Дмитрий Воденников: Черного хлеба? А как он определил, что черный? Татьяна Бондаренко: А белый звучит иначе. Александр Клюквин: Секундочку! Это что такое? «Буханкой черного хлеба ударили по стропилам». Я говорю: «Это больше невозможно. Я не буду это читать». Дмитрий Воденников: Хорошо. Это по эстетическим соображениям. Ну, как мы знаем, у кого-то с советской властью были чисто эстетические разногласия, да? Я забыл – у кого. Это известный советский писатель, он так говорил. А не по эстетическим соображениям? Александр Клюквин:…глазками почитаю, а писать, видимо, не буду. Так же, как не буду писать просто порнографию. Мне это не интересно. Время дорого, да, время дорого. Дмитрий Воденников: А вы? Татьяна Бондаренко: Ну, та же самая история. Не знаю. Мне не предлагали подобного рода книги читать. Дмитрий Воденников: Я вспомнил, кто говорил: «У меня с советской властью чисто эстетические…» Извините, что перебил. Татьяна Бондаренко: Не Олеша? Дмитрий Воденников: Синявский. Есть ли линия, которую ты не можешь переступить, если ты занимаешься профессионально трудом каким-то? Ну, понимаете, да? Потому что актерский труд, он ведь, по большому счету, предполагает, что вы инструмент – прекрасный, божественный, но инструмент. А есть ли момент, когда выходит человек из этого инструмента (как бы это смешно ни звучало) и говорит: «No. Keep your distance. I’m sorry». Татьяна Бондаренко: Ну, это чаще такая линия проходит, например, в рекламе, когда многие отказываются, допустим, записывать ролики про алкоголь или… Дмитрий Воденников: Про алкоголь уже и нет никаких роликов. Татьяна Бондаренко: А вот какие-то политические воззвания – ну, кто-то тоже отказывается. Вот я не пишу, например, политическую рекламу. Но это не значит, что не надо писать или как-то… Если это не совпадает в твоей… Дмитрий Воденников: Я про вас, я исключительно про вас. Мне просто интересно. Каждый из нас проводит этот водораздел: «Я не буду этого делать». «Приезжайте, выступите, почитайте стихи здесь». – «К сожалению, здесь я читать не буду». А хороший гонорар. Понимаете, да? Есть просто вещи, за которые ты не заступаешь. Александр Клюквин: Ну а как же. Это же… Для меня, например, ясно, что я не буду читать ничего там, где будут собираться любители голых задниц. Ну не буду! Ну, это не мое. «Вы найдите себе такого же, пусть он вам читает. Я не буду…» Татьяна Бондаренко: Но мы знаем, что такого не найти. Александр Клюквин: «Ну, значит, сами. Вы же сами все умеете». Дмитрий Воденников: А там, где будет описываться голая грудь? Александр Клюквин: Если это будет красиво, то да. Почему нет? Допустим, Сола Монова. Это же красиво? Дмитрий Воденников: Да. Александр Клюквин: Смотря как это делать. Татьяна Бондаренко: И это не совсем… вернее, совсем не про грудь или что-то еще. Александр Клюквин: Да. Дмитрий Воденников: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа». Какой век вашему памятнику? Сколько будет жить книга, вами озвученная? Насколько быстро устареет ваша актерская манера или подача, или чтецкая манера? Потому что, скорее всего, носители не рассыплются. Хотя мы уже прожили век, когда у нас… Помните, у нас CD были? Сначала дискеты, они провалились в бездну. Татьяна Бондаренко: Кассеты. Дмитрий Воденников: Кассеты. Вот скажите мне, какой ваш срок? Когда зарастет к вам тропа? Сколько не вы лично, вот сколько будут жить ваши книги в вашем исполнении, как вы думаете? Татьяна Бондаренко: Ну, я не знаю. Александр Клюквин: Ну, пока будут живы люди, которые их слушают. Дмитрий Воденников: Помните, была актриса Бабанова, которая читала на детских даже пластинках? Я не знаю, какой у нее был там театр, не помню. Татьяна Бондаренко: Маяковского. Дмитрий Воденников: Маяковского, да? У нее была… Я даже не могу это спародировать. Татьяна Бондаренко: Нежный высокий голос. Дмитрий Воденников: И еще особая орфоэпичность, она определенным образом выделяла слова. Она, как Ахматова, которая никогда не говорила «булошная», а говорила «булочная». Ну, вы понимаете, это питерская манера… петербуржская, ленинградская, извините. Устаревает все. Татьяна Бондаренко: А вы сейчас включите эту запись – и вы получите колоссальное удовольствие, когда вы услышите этот уникальный тембр… Дмитрий Воденников: Это правда. Татьяна Бондаренко: …уникальное погружение в материал, который она за собой выносит. За ней стоит не то что картинка или кино, а за ней стоит вселенная, за этим голосом. Может быть, придет время, когда будут слушать эти архивные записи, и это будет не в тот момент, когда ты бегаешь, а в момент интимного какого-то погружения в материал, когда только ты и этот голос. Может быть, придут такие времена. Дмитрий Воденников: Это как у Ахматовой, помните: «Ржавеет золото и истлевает сталь, Крошится мрамор – к смерти все готово. Всего прочнее на земле печаль И долговечней – царственное слово». Татьяна Бондаренко: Когда-то, несколько десятков лет назад казалось, что, допустим, манера чтения Журавлева – это, ну, уже просто архаика, так никто не читает. Дмитрий Воденников: Архаика. Татьяна Бондаренко: А сейчас ты включаешь, видишь его – и ты понимаешь, что от этого невозможно оторваться. Мы меняемся, меняются какие-то языковые нормы, но так хочется вот этого чистого и честного, настоящего! Туда иногда просто хочется нырнуть. Александр Клюквин: Другое дело, что таких людей, которые будут слушать и которые слушают сейчас… Татьяна Бондаренко: Будет немного, да. Александр Клюквин: …их не очень много. И было немного. Это же… Как Чехов говорил: «Человек не меняется». Сколько было дураков, столько и осталось, количество по масштабу. Дмитрий Воденников: Да, это правда. Александр Клюквин: Сколько было людей, которые (я прошу прощения у всех любителей) вместо пива и футбола будут смотреть фильмы и читать книги, столько и останется. Дмитрий Воденников: И пить шампанское тогда, если уж… Александр Клюквин: Или шампанское. Или виски, допустим. Дмитрий Воденников: Ну, виски – это чересчур. Александр Клюквин: Ну нет… Дмитрий Воденников: Проснешься, а там уже все закончено. Александр Клюквин: Ну да, может быть. Как оно есть, так и есть. Мы все движемся к смерти, это же энтропия. Дмитрий Воденников: Да. Александр Клюквин: И никуда от этого не денешься. И даже статуи разрушаются. И уже античность кажется странной. Дмитрий Воденников: И непонятной для нас. Александр Клюквин: И непонятной. Татьяна Бондаренко: Но – прекрасной. Дмитрий Воденников: Я хочу закончить словами, которые Татьяна сказала, мне очень понравилось: чистый и честный. Я очень вам благодарен за это чистоту и честность. Спасибо вам. Александр Клюквин: Спасибо и вам. Татьяна Бондаренко: Спасибо, спасибо, что пригласили. *** Дмитрий Воденников: Когда сегодня мы смотрим театральные постановки середины XX века (не прошло и 100 лет), они кажутся в чем-то наивными, в чем-то чрезмерными. Но главное – сейчас никто так не играет и не ставит. И не будет. Кто знает, возможно, пройдет 50 лет, и сегодняшний профессионализм – техника речи, артикуляция, дыхание – будет выглядеть в глазах потомков смешным и нарочитым. Но записанные сегодня аудиокниги сохранят голоса актеров, голоса авторов, звучание нашей эпохи.