ОТР: Упасть на самое дно, но найти смелость это признать. Из наркологии прямиком сюда. Псковский ребцентр как последний причал. Чем исцеляют, есть ли гарантии? Причины возникновения зависимости. Как не вырастить алкоголика? Битва с губительными страстями. Кто кого? Смотрите прямо сейчас. Юрий Стрекаловский: Это Псков. Это бывшая Песоцкая батарея. Во Пскове можно и пить, понимаете? Дело не в том, что человек пьет или не пьет. Вопрос – отчего он пьет? Татьяна Бондарева: Юрий Стрекаловский запоем рассказывает об истории родного города. Он музыкант, историк, психолог и зависимый в ремиссии. Юрий Стрекаловский: Проблема все время – человек пьет или не пьет. У него какая-то боль внутри, которую он алкоголем гасит. У кого как. Один приходит, говорит: «Жена сказала, что ты либо что-то делаешь с собой, либо мы с тобой расстаемся, и вообще семью ты потеряешь». Татьяна Бондарева: Мне мама так папе сказала: «Пьяный больше не приезжай». И он больше не приехал. Юрий Стрекаловский: И больше не приехал. Вот и все, понимаете? Не потому что папа плохой. Понимаете, потому что болезнь очень сильная. И болезнь оказалась сильнее его привязанности к семье, хотя он страдал, несомненно. Татьяна Бондарева: Юрий получил образование в Европе, но вернулся в любимый Псков. Ведет программу о культуре на местном радио и работает заместителем директора реабилитационного центра «Ручей». Юрий Стрекаловский: Мы сейчас поедем в реабилитационный центр. Он находится в 62 км от Пскова. И мы там целый день работаем до вечера. К вам присмотрятся. То есть как-то так люди поймут, что вы не опасны. Татьяна Бондарева: Они нам пока не доверяют? Юрий Стрекаловский: Ну, разумеется. Если бы я не начал работать с зависимыми, я бы стал зависимым. Потому что нет здоровых. Чем больше я работаю в этой сфере, тем больше я понимаю, что есть какая-то шкала, и у меня по этой шкале стрелочка, не знаю, может быть, чуть-чуть не дошла до красной зоны. Мы только что сейчас переехали речку. Это бывшая советско-латвийская граница. Татьяна Бондарева: Мы на границе с Латвией сейчас? Юрий Стрекаловский: Да, мы на границе с Латвией. Вот, пожалуйста, в ворота заезжайте. Въезд в центр. Смотрите, как там красиво. Вот река красивая. Она Вяда называется. Она полна рыбы и чудес. Там старинная мельница. В общем, мы сейчас немножко здесь погуляем, поглядим. ОТР: Прекрасно! Это не Останкино, конечно. Татьяна Бондарева: Мы рассуждаем, почему нас с Юлей лично трогает тема алкоголизма, лично нас. Юрий Стрекаловский: Лично нас с вами? ОТР: Мне кажется, у нас поколение такое, что у меня тоже личная история. И знакомых много, друзей, у которых родители выпивали. ОТР: У меня у всех подружек папы пили. У всех. Пациенты центра «Ручей» живут в старинной барской усадьбе XIX века. Ее построил сенатор Неклюдов в 1797 году. Дом чудом сохранился. До Второй мировой войны это была территория Латвии. Сегодня же здесь действуют новые законы и правила. Сергей: Держу. В трусах, в носках, ночь, не ночь — я пошел. И так иду в магазин. ОТР: Какая жесть. Сергей: Покупаю лосьон для протирки лица (называется «Веснушка»). Так встану у колонки – нет ничего. Рядом речка, там колонка. Надо же как-то развести. 70 градусов крепость. Я эту бутылочку беру, сажусь на коленке к колонке. Так в руку… Делаю глоток. Тут же запиваю корытом. Во рту… ОТР: Сергею 51 год. Он коренной житель Пскова. В свое время закончил медвуз, выучился на терапевта. Сергей: Да не терапевт. Я просто учился на терапевта. Я ни одного дня не работал. ОТР: Но пошел в разнорабочие. Сергей: Еще я электрик. ОТР: Так. Сергей: Дипломированный. ОТР: Дипломированный. Сергей: Сварщик дипломированный. Ну и там заодно еще и сантехник. И кем я только не был. От увлечения алкоголем меня часто увольняли. Кем я только ни работал, признаюсь честно. ОТР: Наступило время, когда его уволили отовсюду. Безработного Сергея судьба связала с псковским алкогольным бомондом. Сергей: У нас такой был дом, где наш бомонд собирался. Но туда приходил народ утром. И приносили всякие там… кто кофемолку, кто какой-то сервиз, ну вот что можно продать. Пылесос. Сидим, совет такой собирается, сидим, мечтает: «Ну что, идем к…» - «Да нет, у него пятый пылесос. Он не возьмет, шестой не нужен». – «Ну что, пойдем к Поликарповне, к Михайловне?» - «Пойдем». Принесем, обойдем. Кому-то пылесос за литр. Хороший пылесос. Он не тысячу стоит, больше. За литр. Сдали спиртом. Мы рады все. ОТР: Ежедневный кутеж закончился для Сергея в местной нарколожке. Так он называет наркологический диспансер. Его там знают как родного. Откачивали раз 20. Но в последний визит к ним у постоянного клиента отнялись ноги. Сергей: В наркологии я просыпался в палате интенсивки. Мне руки развязывали, чтоб я сам мог покушать. Я поворачивался сзади на подушку, а на подушке волосы лежат прядью. С меня просто сыпались, как бы вылезали. Вот до какой степени я был отравившимся этой байдой. ОТР: Семьи у Сергея нет. Потому когда отказали ноги – помочь было некому. Поддержали там, где и всегда – в наркодиспансере. Направили на лечение в «Ручей». В Псковской области есть программа помощи алко- и наркозависимым. Выдают сертификат на оплату курса реабилитации. Сергей: Ну вот мое непосредственно рабочее место. Вот это устройство, скажем так, которое отапливает дом. Там по трубам идет вода. ОТР: Ага, серьезное, да. Сергей: Насосы на второй этаж. ОТР: Сергей прошел реабилитацию, но уезжать не захотел. Теперь он сотрудник (истопник). Вы работаете, чтобы не сорваться? Сергей: Можно сказать и так. Я страхуюсь. Потому что в городе бог знает, чем это все обернется. ОТР: Соупотребители там? Сергей: Там не то что соупотребители. А там просто город. Он уже моя… Весь город – вся моя… Я иду по улице, я вспоминаю: вот там я пил, там я в луже валялся, там я занял, еще должен. Вот знакомый пошел. И так весь город Псков. Я иду и мне просто хочется так наклониться и никого не видеть. Потому что я алкоголик, можно сказать, потомственный. Отец был точно такой же. А здесь мне проще, здесь мне легче. - То есть по большому счету наркоману и алкоголику чувствовать радость гораздо сложнее, когда он начинает выздоравливать, чем любому другому человеку. Мы как-то стимулируем: занятия спортом, какие-то позитивные ресурсы, как-то получать радость. Татьяна Бондарева: Центр «Ручей» одним из первых в России прошел добровольную сертификацию и многочисленные проверки Госнаркоконтроля. Проверяли программы реабилитации, финансовые потоки, искали нарушения. Юрий Стрекаловский: Приезжают такие. Я тоже что-то рассказываю, вот дом чудесный. – «А у вас, наверное, есть подвал». Я говорю: «Да, есть подвал». – «Ой как интересно. А где ваш подвал?» - «Ну где подвал? Вот там такой». – «А мы можем посмотреть подвал». Я думаю: «Какие интересные люди. Наверное, они интересуются подвалами, древними усадьбами». Я говорю: «Слушайте, подвал. Там картошка, капуста хранится». – «Давайте осмотрим все-таки». Что ж такое… Ну пошли, осмотрим. Открываем. Они искали карцер, понимаете? Они искали место, где сидят наказанные. Потому что потом… Я еще поездил по центрам. И такие есть. То есть где там человека запирают, его… Кошмар, да. Татьяна Бондарева: Реабилитационный центр для зависимых появился в поселке Родовой 11 лет назад. Лечат там не с помощью трудотерапии и никого не удерживают силой. Основал его православный священник и психолог Александр Гаврилов, после того как от наркотиков умер близкий человек. Почему вы в кроссовках? Вы точно батюшка? отец Александр Гаврилов: Допустим, лекция идет час, мне нужно 40 минут, чтобы входить в кредит доверия. А если я пришел в кроссовках, у них когнитивный диссонанс, и они быстрее, получается, со мной начинают общаться. - А я директор реабилитационного центра «Ручей». Татьяна Бондарева: Это вы? Я что-то вас не опознала в рясе. Все финансовые и организационные вопросы решает его друг детства – Игорь Герасимов. Он работает в петербургской капелле, играет на фаготе. Иногда приезжает в ребцентр на литургию, чтобы спеть вместе со всеми. - Все шло к тому, что и семья могла разрушиться, и все пойти прахом. Татьяна Бондарева: Сергей никогда раньше не уходил в запой. С детства занимался спортом и даже отучился на учителя физкультуры. Женился 20 лет назад. Воспитывал дочку и сына. Жил в частном секторе и заботился о доме и семье. Пока не случилась трагедия. Сергей: А это просто он останавливается… Сыну 9 лет. Его из-за машины не видно. И он выскакивает. Тот даже вильнуть успел. Но там получилось, остановилась машина пропускать. И водитель помахал детям. Там четверо детей перебегало дорогу. Миша просто первый пробежал. И его из-за машины не было видно. Татьяна Бондарева: Об этом громком происшествии в поселке у Минеральных Вод много писали в СМИ и социальных сетях. 16 марта 2020 года через поселок проезжал высокопоставленный чиновник. А сын Сергея Миша возвращался с друзьями из школы. Светофоры не работали. Сергей: Может, и это сыграло роль свою, да, в этом. Я все заседания, все видео с одной стороны, с другой стороны. С регистратора было это все. То есть и в морг ездил, забирал. И все это на мне было. А держал все в себе. И рано или поздно оно просто вылезло наружу, и все. Там рыдал, да, было это все. Но это было где-то там по вечерам, по ночам, когда никто не видит. Татьяна Бондарева: После трагедии Сергей уволился с работы: устал от бесконечных вопросов про аварию. И тот перекресток приходилось проезжать каждый день. Спасался любимой подработкой: выращивал грибы и продавал утром на рынке, а потом запирался на веранде и пил. Сергей: Когда тебе со стороны говорят: «Слушай, хватит. Ты чего?» Но я ж деньги зарабатываю, я же что-то делаю. Почему я много пью? У меня горе. А как с ним справиться? Только вот так. И уже когда дошло до того, что уже все, уже ничего практически не нужно было. ОТР: Как вы считаете, за какое минимальное время человек может спиться? Дмитрий Константинов, главный врач СПб ГБУЗ «Городская наркологическая больница»: Горе, трагедия произошла, и очень часто спиваются за считанные годы. Год, два. К нам уже, к сожалению, попадают больные с отрицанием проблемы зачастую. Большая часть с отрицанием проблемы. «Какая у меня проблема? У меня проблемы нету. Ну вот в этот раз запой. Теперь-то я знаю, как пить. Больше не буду употреблять». Татьяна Бондарева: Психологическая часть реабилитации в центре построена по американской программе «12 шагов». Она считается самой эффективной во всем мире. Пациенты пишут в дневниках события в одной колонке. А что при этом чувствовали — в другой. Это нужно для формирования осознанности. Сергей: Тот, кто выпускается, пишет записки тем, кто здесь еще остается – с пожеланиями… Ну вот… «Сергей, увидел тебя как общительного и спокойного семейника. Желаю тебе открыться группе, сбросить груз переживаний. С уважением, твой семейник Сергей». Татьяна Бондарева: Это вам кто-то оставил? Сергей: Да. Татьяна Бондарева: Сергей и до центра иногда посещал храм. Пройти в «Ручье» реабилитацию и подсказал жене Сергея местный священник. В «Ручье» Сергей в качестве послушания вызвался быть алтарником во время литургии. Здравствуйте. Александр Гаврилов: Я рад вас видеть. Смотрите, как здорово. Ребята поют сами на литургии. Где вы увидите, чтобы наркоман, который 15 лет был на героине, отрицал храм, вообще все эти штуки? И вот через месяц он уже поет. Вот оно начинается. Татьяна Бондарева: Прям по нотам они у вас поют? Александр Гаврилов: Ну да. Они простенькие. Вот смотрите. То есть здесь все прям… Татьяна Бондарева: Все пациенты здесь учатся петь. Это тоже часть терапии. Когда человек начинает слышать свой голос, то он знакомится с собой. Это авторская программа Юрия Стрекаловского. Юрий Стрекаловский: Живые существа выражают эмоции и обмениваются ими при помощи звуков. С точки зрения психофизиологии, пение — это тоже крик организованный. Но в нашей культуре это очень строго табуировано. У нас ребенку говорят: «Что ты орешь? Не ори, не бегай, не кричи». Это тоже очень зажимает возможности и способ проживать эмоции через крик. Татьяна Бондарева: Сергей живет в комнате с двумя молодыми ребятами. Тимуру из Финляндии 24, а Дане всего 17. Сергей: Был страх. Я ехал. Мне же сказали, что здесь алкоголики и наркоманы. Ну сначала дико было, о чем говорят, что тут происходит, вообще тут режим. В свободное время как бы тут называется позитивный ресурс. Если у кого-то начинается, например, начинают о чем-то своем думать, надумывать себе – делимся. Как бы тут сделано все для того, чтоб можно было чем-то отвлечься… Татьяна Бондарева: В центре все должны следовать четкому расписанию. Здесь действует целая система замечаний и поощрений. За опоздание на занятие, агрессию и другие нарушения можно получить устный или письменный выговор. А за личностный рост, когда смог кого-то простить или что-то осознать, или помочь – медали. Юрий Стрекаловский: И один из разрезов реабилитации – это, например, просто надо человеку просто напомнить и научить его просто себя обслуживать: вовремя переодеваться, менять белье, стирать одежду. Александра: Вот тут у нас прачечная. Тут девочка собирает белье, приносит в больших пакетах. Тут нам потом начинает стирать. ОТР: Рассказывать свою историю здесь не все хотят. Но бесстрашная оценка своей жизни – один из шагов программы реабилитации. Во второй день нашего пребывания в центре начала говорить скромная незнакомка. Александра: Я употребляла 1.5 литра в день крепкого алкоголя. Пиво, вино – это был не алкоголь. Я просто элементарно не могла протрезветь. Я уже просто не могла протрезветь вообще. То есть я постоянно была пьяной. ОТР: Саша – уже не подопечная. Волонтер. В «Ручье» год. Ей трудно выговаривать слова. Но она старается быть услышанной. В мае прошлого года речь полностью пропала, отнялись ноги и руки. Александра: Что-то мы набухались очень сильно. Я легла спать. Я просыпаюсь. Я понимаю, что я не могу говорить. То есть то, что я говорю, вообще это какие-то слова, это мычание, я не могу ходить. ОТР: Без движения в одиночестве Саша провела несколько дней. Помогли соседи по съемной квартире. Вызвали скорую. Из больницы ее привезли в ребцентр. Александра: Заперлась в комнате и не выходила. То есть мне приносили кушать, мне все приносили в комнату. То есть я отказывалась. То есть у меня полное отрицание было вообще всего. Я просилась домой. Тут нужно было писать, а у меня руки не писали. То есть у меня моторика была полностью нарушена. Я не могла слово написать. Я говорила: «Что я тут буду делать, если тут все завязано на этом?» ОТР: Все лето прошлого года она провела в «Ручье». Было трудно, хотелось бежать. Но от себя не убежишь. Александра: Я занималась и танцами сперва. У нас их несколько. У каждого там… Не у каждого, но… В прачке, кочегарке. То есть ребята занимаются. ОТР: А ты ухаживала за цветами? Александра: Да, у меня цветы были. ОТР: В «Ручей» Саша вернулась в январе нового 2021 года волонтером. Часть программы восстановления – прийти к осознанию важности быть кому-то безвозмездно полезным. Александра: Я хотела понять, что я могу даже с такой речью, с таким этим… то есть не стесняться людей, не бояться их. ОТР: Коллега Валера выручает Сашу. Нужно кое-что распечатать. Девушки попросили Сашу найти им тренировки. Вот, исполняет. Александра: Будут девочки не только трезвыми, но и красивыми. ОТР: Тем, кто здесь на реабилитации, выходить из центра не рекомендуют. Насильно не держат, но правила все же есть. Потому помогают волонтеры. Они собирают с подопечных заявления на покупку продуктов и ходят за ними в магазин. Александра: Конфет вот этих 200 грамм. И вот этих тоже 200. А можно нам крекер? ОТР: За спиной продавца сложно не заметить прилавок с алкоголем. Сколько ты тратила раньше на такой прилавок? Александра: 1500 в день. ОТР: 1500 в день? Александра: Бутылки 3-4. ОТР: 3 бутылки? Александра: Если коньяка, то 3 бутылки можно. У меня не оставалось денег ни на что больше. То есть у меня зарплата 53 000. И все деньги у меня уходили только на алкоголь. ОТР: Зависимость тянула Сашу на дно. Ее уволили из ресторана. А она устроилась в магазин спиртных напитков. Александра: Естественно, я могла там пить сколько угодно. То есть там уже начала доходить до серьезных доз. Там уже началось уже и литр, и полтора литра. То есть этих шкаликов уже было целое ведро к концу рабочей смены. И плюс еще это продолжалось ночью после работы. ОТР: Младший брат Сергей умолял сестру одуматься. Мама от отчаяния постоянно ругалась на дочь. А Саша уходила от проблем в очередной запой. Александра: Подняла на маму руку. То есть там был такой конфликт, что я пила, она начала что-то мне там высказывать, что-то говорить. Я взбесилась. Я ее толкнула. У нее остались синяки. Она тоже начала на меня замахиваться. Татьяна Бондарева: Скажите, что объединяет всех пациентов? Есть ли какой-то портрет их родителя? Как вообще вырастить алкоголика или зависимого? Александр Гаврилов: Это либо им не заниматься. Одна крайность. Либо делать гиперопеку. Делать все за него. Вторая крайность. То есть, как правило, это все наши будущие клиенты. Есть люди, кто рождаются, грубо говоря, с твердой психикой, а есть люди, которые рождаются с мягкой психикой. Твердая психика – ему скажут «дурачок». Ему в одно ухо влетело, из другого вылетело. И он не парится. С мягкой психикой ему сказали «дурачок» - он на 3 дня загрузился. Когда боль рождается, рождается, рождается, ее нужно куда-то деть. Это как больной зуб, который вечно болит. И подсознательно голова ищет, где бы получить анестезию. Допустим, попал в такую школу, где ребята употребляют алкоголь. Он употребил – и чувствует, что у него на 2-3 часа произошла анестезия. Все, он попался на крючок. Тимур: Это у меня дневник чувств. То есть у меня тут четыре столбика. Сюда пишу события. Сюда пишу, что я чувствовал. Реакция тела и что я сделал с чувством. Татьяна Бондарева: Помогает? Тимур: Сказать честно, дневник чувств – что-то я не очень вижу пока смысл в нем. Татьяна Бондарева: Тимур в центре месяц. Это считается самым сложным периодом в реабилитации. Пациенты еще только-только начинают втягиваться в процесс и скучают по старым привычкам. А что ты употреблял, можешь сказать? Тимур: Я пил много. Амфетамин употреблял. Потом опиаты всякие, транквилизаторы, марихуану тоже курил. Татьяна Бондарева: Тимур родился и вырос в Финляндии. У него папа финн, работает переводчиком, а мама русская, она хирург. Тимур согласился пройти реабилитацию только когда понял, что может быть опасен для других. Мария, мама Тимура: В последнее время уже переступил черту закона. Он водил машину в пьяном состоянии. Он крал у меня деньги. Моя сестра ему сказала, что «ты знаешь, у меня маленькие дети, и я теперь буду бояться их отпускать одних, потому что такие придурки, как ты, могут ездить в пьяном виде на машине – неизвестно, что случится». Мы все довольно наивные в этом плане. Мы всегда думаем, что все пройдет само. И если что-то случается, это случается с кем-то, и никогда не с нами и не с нашими детьми. Тимур: Я, конечно, нервы трепал ей. Я и пропадал, и мог телефон выключить, не отвечать, и из дома подворовывал. Тоже она боялась, что я и передознуться могу. Мария, мама Тимура: Все свободное время я то ему звоню, то я его ищу, то еще что-то делаю, то машину его ищу, которую отобрали где-то, отогнали, оставили. Татьяна Бондарева: До реабилитации Тимур пытался подрабатывать: то на лесоповале, то уборщиком в универмаге, но нигде не задерживался: увольняли за употребление. Какая у тебя была потребность? Что ты на самом деле хотел? Тимур: Одиноким был очень. У меня мало было друзей, общения не хватало. Ну и просто тупо было скучно, то есть было нечего делать. Но употреблял я больше, конечно, из-за скуки, одиночества. Татьяна Бондарева: Этой зимой Тимур собрался силами и закончил колледж. И даже решил продолжить учебу. Он говорит на 5 языках. Сейчас ждет результаты экзаменов из университета. Он еще не знает, что поступил. Мария, мама Тимура: Недавно пришло подтверждение о том, что он поступил. Ну как это сказать? Бизнес-менеджмент. Он поступил. Тимур: В университете у нас, правда, пьют очень многие. Не знаю, как про наркотики, но пьют очень много. Пить будут большинство. И как я с этим справлюсь, я не знаю вообще. Антон: Вопрос не в детях. Звонит мне мама какая-нибудь и говорит: «Наркоман или алкоголик у меня. На работу не ходит, каждый день пьет». – «А где же он деньги берет?» - «Ну как где? Ну я ему даю». Татьяна Бондарева: Каждый день в центре проходят психологические группы. Отец Александр приезжает к ребятам из Петербурга каждую неделю. Пока учитель не пришел, все играют в крокодила. отец Александр Гаврилов: … была в том, что мы разбирали выгоды, потому что мы эгоисты. Все, что мы делаем, мы делаем с выгодой. А все, что мы не делаем, мы не делаем, потому что там нет выгоды. Татьяна Бондарева: У Александра Гаврилова есть психологическое образование. Его он получил специально, чтобы эффективнее помогать зависимым. Говорит, что верой одной не справиться. Отец Александр Гаврилов: Я боюсь потерять контроль, поэтому я не употребляю вещество. А почему я боюсь потерять контроль? То есть я очень хочу употребить вещество, потому что я зависимый и мое мышление зависимого человека. Но я не употребляю вещество, потому что мне страшно потерять контроль, потому что во мне живет созависимый. Это работает, если ты работаешь. И это не работает, если ты не работаешь. ОТР: Антон – старший консультант. У него в день по 6 индивидуальных бесед. Плюс ведет групповые занятия. Живет вместе с реабилитантами. Антон: Есть вторая кровать. То есть парень, который приедет в понедельник – это мой сменщик условно. ОТР: Антону 37. Приезжает в «Ручей» из Питера. Работает неделя через неделю. У него 7 лет трезвости. Родом он из Евпатории. Там больше 15 лет употреблял наркотики. Антон: Есть в Украине такая программа – заместительная терапия. Это когда государство, врачи ребятам, которые на наркологическом учете, выдают самые сильные наркотики. То есть это такая история, которой в России нет. Предполагалось, что за счет этого снизится уровень преступности. Наркоманам не приходится как будто воровать, совершать преступления, чтобы добыть себе дозу. ОТР: Антон прошел реабилитацию, постлечебку, трудился волонтером. Затем поступил в институт и защитил диссертацию по психологии зависимостей. Антон: Для того чтоб ребята там оставались, как-то нормально себя чувствовали, нужен определенный уровень профессионализма консультанта, который в нужный момент может поговорить, как-то эмоционально помочь. ОТР: Помощь старшему консультанту – стажеры и волонтеры. Игорь Герасимов: У нас на сегодняшний день официально 11 сотрудников. Это те, которые официально трудоустроены. Не считая волонтеров, которых мы тоже привлекаем. Стажеры, волонтеры, которых тоже стараемся поддерживать, и материально в том числе. Но пока это люди, которые набирают трезвость. И до года трезвости не хотят отлепляться от центра. Окупаемость центра месячная – это миллион рублей. То есть нам нужен 1 000 000 рублей в месяц, для того чтобы функционировать в нынешнем состоянии. То есть это зарплаты, это питание, это транспорт, это всякие коммунальные платежи, которые составляют, наверное, даже треть всей суммы. Татьяна Бондарева: Сергей сегодня не играет – болит спина. Но когда мяч улетел в родник, то он единственный пошел его спасать. Все остальные продолжили играть, как ни в чем не бывало. Как водичка сейчас? Сергей: Ледяная, тут же родники. Татьяна Бондарева: А скажите, почему вы мяч полезли спасать. Сергей: Да просто так. Татьяна Бондарева: Да вы что! Сергей: Кто-то должен был его спасти. Юрий Стрекаловский: Вот человек проснулся утром. В 8 часов утра подъем. Это означает, что нужно просыпаться. Вот что вы утром делаете? Просыпаетесь, думаете о том, чем вы сегодня займетесь. У употреблявшего, например, эти навыки тоже сбиты. Планировать свой день как-то более-менее осмысленно. У него так называемое компульсивное поведение. Сергей: Доброе утро. Татьяна Бондарева: Это у вас такая традиция? Сергей: Ну да. Каждое утро зарядка, потом идем в храм, потом завтрак. И уже по расписанию. Сам же учитель физкультуры. Учитель начальных классов физкультуры по образованию. Татьяна Бондарева: После зарядки и перед завтраком каждый день все идут в храм на молитву. Она проходит без священнослужителя. Сергей: Каждое утро. Ну утреннее правило и вечернее правило. Татьяна Бондарева: Это как вчера? Сергей: Нет, вчера литургия была. А сегодня как утреннее правило, утренняя молитва. Татьяна Бондарева: После группы все идут в трапезную. Питание здесь четырехразовое. Пациентов в приготовлении еды не задействуют. Готовят профессиональные повара. Как здесь кормят? Сергей: Отлично. Ну как? Приезжают истощенные наркоманы. Из них делают людей. ОТР: Что это у вас за действо происходит? - У нас в субботу генеральная уборка. Вот здесь на кухне протираем стенки, холодильники обтираем. ОТР: Мне какое задание дадите? - Вот этот холодильник. ОТР: Холодильник, да? Хорошо. Труд сближает. Я решила помочь подопечным центра в их служении. За общим делом познакомилась с Эммой. Она в «Ручье» с февраля. Эмма: Ну, трех мужей уже нету. Один сын год назад умер. Один сын остался. Ну ему 25 лет. Он самостоятельный, работает парикмахером. А у меня целей в жизни не было вообще. Тем более только еще в этом году стала пенсию получать. И я начала усугублять. И всё. Ну а потом поняла, что я не скачусь. ОТР: Эмма из Нарьян-Мара. Это почти 3000 км от Пскова. Ненецкий автономный округ. Там действует программа помощи людям с алкогольной зависимостью. «Ручей» сотрудничает с их региональной наркологической службой. Игорь Герасимов: Есть регион, который дает сертификаты алкоголикам. Ну потому что там малые народности. И у них отдельные работают программы по сохранению и прочее, прочее. Уже около сотни человек из Нарьян-Мара приехали к нам по этой программе по сертификату. ОТР: Эмма выросла в детском доме. Папы не было. А мама крепко выпивала. И когда дочке было 5, оставила ее в интернате. Закончила Педагогический вуз, замуж вышла, родила двух сыновей. Но случилась беда. Эмма: Я же жила со своим первым мужем в Тюменской области. Он был хант. Северная народность. Он захотел со мной поехать, а его не хотели отпускать, видимо. Двоюродные братья там… Ну его избили до такой степени, что он умер. ОТР: Она вернулась к себе на малую родину. 9 лет трудилась воспитателем в детском саду. Но ушла. И тут же ее с детьми попросили съехать с муниципального жилья. Своего у сироты Эммы нет. Эмма: В 1988 году выпускалась. А эта программа еще не работала, чтобы… Поэтому бесполезно. ОТР: С 1990-х годов жилье постоянно снимала. После детского сада работала посудомойкой в школе, потом в ресторане, там попросилась в кондитеры. Ее взяли. Она пекла торты. Но тогда же начала выпивать. Эмма: Страшно, что я умру. Я усугубляла. А потом постепенно… хорошо, хорошо. Обязательно надо, чтоб еще было лучше. А потом просыпаешься – опять плохо. Это постоянный круговорот такой. ОТР: В какой-то момент Эмма поняла, что оказалась в замкнутом круге. Эмма: Я же приехала в зимней одежде. У меня ничего нету. Это тутошние. ОТР: От непривычного для жителя Крайнего Севера теплого солнца в мае Эмма расцвела: успешно учится делиться своими эмоциями. Как и все подопечные «Ручья», каждый день она заполняет дневник чувств. Эмма: Каждый день с утра события. Но с утра я пишу события с вечера, после итогов. ОТР: Завтра у Эммы выпускной. Она закончила первый курс реабилитации. Эмма: Я не ожидала, что действительно столько много узнала я о нашей болезни. Думала просто, что придется мне с этим жить. И я думаю, что вот эти «12 шагов» мне помогут. А вам всем огромное спасибо, потому что я видела, как… Если я заплачу, вы меня всегда поддерживали. Спасибо. Татьяна Бондарева: А вот когда вы начинали, откуда вы знали, что делать? отец Александр Гаврилов: Ниоткуда. У нас «Ручей» - это проект №6. То есть сначала были проекты типа «Любовь». «Если мы сейчас будем любовь им творить, всех обнимать, все выслушивать, покупать им тортики», они тогда перестанут. Ну типа недолюбленные. Они тортики, короче, ели и все равно употребляли. То есть схема такова, что вначале думаешь, что ты молодец, все делаешь правильно, а потом смотришь факты: а человек один сорвался через месяц, второй через два, третий через 2 недели. Ну тема не работает. То есть она работает внутри пространства, а в социуме не работает. Татьяна Бондарева: А вы тогда решили пойти учиться на психологию? отец Александр Гаврилов: Ну, наверное, еще годика два я так посопротивлялся, потому что православная история говорит о том, что читай святых отцов – и все будет классно. Татьяна Бондарева: Но помогать зависимым в «Ручье» начали не с самих зависимых, а с их родных. На это дело даже получили президентский грант. Давали объявления по поселкам Псковской области и обещали помочь избавиться от алкоголизма. Юрий Стрекаловский: У нас есть город, в котором 3000 человек. Как в одном доме в Москве, понимаете? Там-то что делать? Там люди страшно задавлены этой проблемой. И поскольку все всех знают, очень стыдно. В общем, это ужасно. И мы там как-то создавали такие группы, рассказывали о том, что помощь есть, что через интернет можно, что к нам можно приехать. Татьяна Бондарева: Ирина 6 лет назад впервые оказалась на такой группе в маленьком поселке Псковской области. Муж сильно пил. И она тоже чуть не спилась вместе с ним за компанию. Пришлось спасаться и уйти. Ирина переехала в Псков, нашла новую работу и взяла ипотеку. Ирина: Я, попав в ловушку зависимости, как и многие женщины, считала, что я должна его спасти. То есть мы его лечили. Мы его там возили везде, различные препараты использовали. Татьяна Бондарева: Вы чувствовали вину за то, что ваш муж пьет? Ирина: Конечно. Я же прошла все эти круги ада именно по классическому варианту. То есть чувство вины не покидает меня, кстати, и до сих пор. Я до сих пор переживаю за этого человека. Мне всегда казалось. Даже до сих пор кажется. Вот это говорит о том, что я созависимая и мне еще очень надо много постигать. То есть что я что-то ему недодала. Татьяна Бондарева: Сейчас Ирина посещает группу для созависимых в Пскове. Подобные есть по всей России. Работают они тоже по программе «12 шагов». отец Александр Гаврилов: А в чем же моя выгода, чтобы мой родственник не выздоравливал? И вот давайте вот эту сейчас вот покрутим историю. Если сейчас это понять, это будет самое фундаментальное понимание, откуда растут ноги. - Я чувствую свою необходимость, нужность, что без меня – ничего и только я. Я забочусь о нем. Да, вот без меня он пропадет. Татьяна Бондарева: Любили его? Ирина: Конечно. Я считаю, что вот эта вся трагедия этих нормальных семейных отношений идет оттого, что такой беспомощный вопрос «За что? Почему со мной?» Ведь все же хорошо было. Почему у этого человека не хватало характера и он стал употреблять? И ты вместе с ним переживаешь его состояние, ты не употребляешь. А у тебя состояние, как будто ты сам употребляешь. Это ужасное состояние. Мне казалось, что если бы мой мужчина бросил пить, то лучше его и нет. Но я и жить с ним не могу, потому что я сама чувствую, что просто умираю, погибаю. Татьяна Бондарева: А как зрителям понять, что они созависимые и есть какие-то вопросы… отец Александр Гаврилов: Очень простых три штуки. Если зритель ответит, что «да, у меня это есть», то ему надо идти на группы. Первая: если я люблю контроль. То есть я контролирую ситуацию, мне без контроля спать тяжело. Вторая – если я люблю стабильность. И третья – если я люблю безопасность. ОТР: В ручье помогают людям с зависимостями на средства жертвователей, грантов, совместных программ сотрудничества с регионами. Игорь Герасимов: Чтобы к нам попасть, главное – желание. То есть берем и бюджетно много людей… То есть для нас самое главное – не коммерция, а самое главное – человек. И это как бы говорю искренне. И в принципе у нас проект некоммерческий. ОТР: После лечения в поселке Родовое подопечные ребцентра отправляются на адаптацию во Псков, живут и трудятся в подворье, посещают собрания. Эмма: Хожу на собрания анонимных алкоголиков или анонимных наркоманов ежедневно. Это потому что у нас такая рекомендация. Именно чтоб ходить ежедневно, чтобы это вошло в привычку. ОТР: Эмма решила в Нарьян-Мар не возвращаться. Привыкает к жизни в большом городе. Эмма: Платье купила себе. Второе платье найти не могла, потому что там у меня все в пакетах. Потому что лето тут жаркое. Раз, надел его – и все. Такое платьишко у меня. ОТР: Сергей трудится в столярной мастерской. Через месяц собирается вернуться в Минеральные воды. Там его ждет приемный сын Коля. Сергей: Жена работает, ждет. Созваниваемся постоянно. Центру благодарен за то, что они делают. Получилось в «Ручье» прожить свое горе, помогли ребята, помогли консультанты. Саша продолжает волонтерить в «Ручье». Еще она работает администратором на анонимных группах в Петербурге и набирается смелости для новой счастливой жизни. Александра: Я прошу немного: чтобы у мамы все было в порядке. Потому что я ей причинила столько боли. У меня мечта сейчас – ее отвезти в Грецию. Она очень хочет попасть в Грецию. И я очень хочу для нее это сделать.