Александр: Отделение от самолета, когда вот это ощущение – вау! Ты за две секунды набираешь 150–200 километров в час. Это самый кайф. Вот первые секунды, вот это – и кайф пошел! И тут уже, наверное, вступает адреналин. Яна:Когда ты идешь прыгать, ты думаешь, что ты больше никуда туда не пойдешь. А когда ты приземляешься, просто так глаза горят: «Пошли еще!» – вот так вот. И происходит вот эта самая жизнь. Это и есть химия. Химия – это страсть. ФИЛЬМ ОЛЕСИ РУСНАК ХИМИЯ ВНУТРИ НАС Голос за кадром: Редкий случай, когда Саша с семьей проводит выходной день на диване. Обычно – в путешествиях или на спорте. Но сегодня решили остаться дома, посмотреть в эфире матч по водному поло. Александр: Водным поло занимался практически всю жизнь. У ребят, конечно, я думаю, будет гораздо больше медалей, чем у меня. Ну, это все мои медальки за всю жизнь. Матвей: Вот эти две медали – за плаванье. Еще вот эта за плаванье. Вот эту в Рузе я получил. Голос за кадром: Максим и Матвей пошли по стопам отца, тоже занимаются водным поло. Матвей – вратарь, а Максим – нападающий. Максим: Самое трудно – это быстро плавать, в контратаки срываться и, когда перехватывают мяч, с одной половины поля сразу на другую переплывать. Яна: Видите, у нас кошка тоже смотрит водное поло? Она следит активно за мячиком. Голос за кадром: Яна спортивное хобби своих мужчин поддерживает и не отстает от них. Считает, что общее увлечение укрепляет семейные отношения. Яна: Я считаю, что в семье, да, должны быть какие-то общие увлечения, которые сближают. То есть вы должны быть на одной волне, вы должны иметь общие темы для разговоров – не только о том, что будет на ужин или как воспитывать детей, а вот именно об этом. Во всем этом присутствует страсть, опять же. Мы немножко такая раздолбайская семья, не все у нас правильно, скажем так. Извините, я в кошке. Александр: Мы с Яной катались сначала на лыжах, потом – на сноуборде. Казалось мало. Потом – дайвинг. Это все кайфово, это классно – дайвинг, сноубординг. Это огонь! Но нет такого быстрого и такого объемного впрыска адреналина и ощущений. Я два года ездил на аэродром, нюхал запах керосина. Мы с палаточкой ездили, с детьми, с семьей, с палатками ездили и смотрели на счастливые лица. Мы думали: «Что они такие? Что они так улыбаются непонятно?» И что-то случилось со мной в тот день, что я решил все-таки попробовать прыгнуть. Я даже не знаю… Олеся Руснак: Первые твои ощущения? Александр: Да я охренел. Это было классно! Ходил, как дурачок, улыбался. И не один день, наверное. Голос за кадром: Прыгнуть один раз в тандеме с инструктором Саше показалось мало, и он записался на курсы парашютистов. Яна последовала за мужем. Яна: Ну, по факту ни разу не экстремал, я трусиха. Но, связавшись со своим мужем, понеслось. Все время мне было страшно. Когда ты идешь к самолету, даже когда ты думаешь об этом, даже когда ты едешь на аэродром, уже вот сюда куда-то вот это все подкатывает. Дверь открывается – и становится понятно, что в самолете ты уже не останешься. Голос за кадром: Саша и Яна окончили обучение и получили удостоверения парашютистов-спортсменов категории А. Яна: Я поняла, что я больше не буду прыгать, потому что я косячный парашютист. Все шло по плану до открытия парашюта. Я даже сделала какие-то задания, не помню, наверное, у меня были тоже на тот прыжок. И в момент, когда ты дергаешь бобышку, ты должен находиться в определенной позе. У меня было вращение, и в результате этого… Есть такая длинная ленточка, String называется, и она обмоталась мне об какую-то ногу очень сильно и подвесила меня наверх. И я полетела вниз. И я стала распутываться, попутно глядя на землю, на высотомер. Ну, я знала, что я распутаюсь. Голос за кадром: Для Саши роковым стал семьдесят пятый прыжок, который чуть не лишил его жизни. Александр: 16 октября 2020 года. В Москве зима, снежок выпал. Мы решили поехать попрыгать в теплое место – в Грозный. Там +22…25, хорошо, тепло, красиво.Дымка, испарения от земли, полное «молоко» – не видно, где аэродром, где площадки приземления. Я думаю: «Куда приземляться? О, прикольно! А там особнячок стоит, большой, красивый. Там ипподром, бассейн. Полечу-ка туда». Ну и попутным ветром меня прибивает в забор. На пике грудью налетел. Там буквально сантиметр-два до сердца, наверное, оставалось. Минус две ноги. Это первый прыжок в моей жизни был без телефона, и это была большая ошибка. Те, кто прыгает, всегда с собой телефон берите. Я посмотрел, что у меня из-под кроссовка фонтан крови идет, надо остановить. Отрезаю стропы, перевязываю ноги, думаю: «Надо действовать дальше, выбираться, потому что закат, телефона нет». Ну и начал орать, кричать, звать на помощь. Орать «Помогите!» бесполезно, глухая гласная не распространяется в воздухе. Это бесполезно. «Помогите!» – это фигня. Надо орать звонки согласные. Олеся Руснак: Что? Александр: Ну, это не эфирные выражения. А с учетом того региона, где это происходило, это должно было иметь наиболее быстрый отклик, чтобы прийти и наказать меня за это. Мне и надо было, чтобы быстрее появились люди рядом. Голос за кадром: Саша провел в инвалидной коляске полгода. Было неизвестно, сможет ли он ходить и жить прежней жизнью. Олеся Руснак: Что ты сделал первым, когда встал с коляски? Александр: Первым делом мы с Яной пошли в фитнес, по-моему, и упали в бассейн. Я на костылях упал в бассейн и понял, что вот жизнь возвращается. Я в воде чувствовал себя гораздо лучше, чем на земле. Голос за кадром: Саша не скрывает, что он адреналинозависимый и любит острые ощущения. Даже после неудачного прыжка не собирается бросать парашютный спорт. Раз в неделю занимается в аэроклубе с такими же, как и он, влюбленными в небо. Матвей: Я очень хочу прыгнуть с парашютом. Мои родители тоже прыгают, и им очень нравится. Я смотрю на их эмоции – и мне тоже хочется испытать их. ХИМИЯ ВНУТРИ НАС Диспетчер: Тридцатая бригада, выезд срочный. Голос за кадром: Михаил к адреналину привык и научился с ним справляться. Не до эмоций, когда приезжаешь на вызов. От трезвой головы, правильных и точных действий зависит здоровье, а иногда и жизнь пациента. Он врач реаниматолог-анестезиолог скорой помощи. Михаил Половецкий, врач реаниматолог-анестезиолог: Когда поступает вызов, то это всегда волнительно, а особенно тяжелые вызовы. Ты едешь на вызов, волнуешься и одновременно продумываешь все ходы, все мысли, что и как, как правильно оказать помощь. Я начинал работать еще медбратом, поэтому как бы был под присмотром врачей. Также реанимационная бригада, только был фельдшер, я и врач. И как бы эта растерянность моя компенсировалась опытными коллегами. Тем самым, грубо говоря, я закалялся, и вот эта растерянность постепенно уходила, появлялся опыт. Голос за кадром: Михаил работает в команде с фельдшером Анастасией, вместе повидали многое. Анастасия Колпакова, фельдшер скорой помощи: За сутки, бывает, приходишь выжатая как лимон. Бывает, один вызов, а как будто… Ну, все вызовы были такие тяжелые. А так на скорой помощи либо остаются те, кто здесь должен работать, либо уходят в отделения, потому что немногие смогли бы работать с такими вызовами, с такими ситуациями. Екатерина Расулова, психолог: У медиков очень высокий риск эмоционального выгорания. И это объясняет специфичность медицинского юмора. То есть юмор и поддержка внутри команды на протяжении какого-то дежурства или какого-то времени – это способ справиться с этим стрессом. Кто бы ни пришел, кто бы ни поступил, с чем бы ни поступил – это все равно стресс, это все равно напряжение. И вот поэтому у них там есть своеобразный юмор, который помогает с чем-то справиться. Михаил Половецкий: Мы сами себе психологи. Анастасия Колпакова: Мы садимся, обсуждаем, разговариваем друг с другом. Михаил Половецкий: Приходим с вызова, обсуждаем, разговариваем, с коллегами делимся, если у кого-то такие же моменты были, как они пережили эти моменты. Анастасия Колпакова: У нас даже до сих пор вспоминаются какие-то смешные вызовы. Михаил Половецкий: Те же бабушки, которые вызывают. Например, она хочет снять кардиограмму. Ну, не спится ей. Все это интересно, все это бывает. ХИМИЯ ВНУТРИ НАС Голос за кадром: Каждую секунду в человеческом организме происходят сложные биохимические реакции, в результате которых мы испытываем разные эмоции: иногда – страх и тревогу, а порой – неожиданный прилив сил и чувство абсолютного счастья; можем быть недовольными и агрессивными, а потом появляется непреодолимое желание кого-то обнять изо всех сил. За все эти реакции отвечают биологические вещества – гормоны. Они служат нейромедиаторами, то есть посредниками между нервной системой и телом. От их работы зависит здоровье всего организма. Сбой этого слаженного механизма может привести к большим проблемам. Наташа Ростова – известная радиоведущая и диджей. Гормоны счастья для нее – неотъемлемая часть работы и наркотик, на котором сидят многие творческие люди. Наташа Ростова: Выходишь – и по мановению твоего хотения люди начинают танцевать. И ты их доводишь с помощью музыки до такого состояния, что они просто уже под конец встают на колени и, знаешь, просто молятся на тебя. Первый сет мой состоялся в новогоднюю ночь, несколько тысяч человек и я. Это были, наверное, самые такие… И я поняла, что к моей жизни добавился еще один колоссальный кайф. Это же такой адреналин, такой выброс эндорфинов, что не заменит, я не знаю, наверное… Ну, я не знаю, с чем это можно сравнить. Наверное, победа на Олимпийских играх. Голос за кадром: В таком бешеном ритме Наташа проработала много лет – до тех пор, пока ей не поставили диагноз «рак молочной железы». Наташа Ростова: Это было утро. Мне приснилось, реально приснилось, что из правой груди идет гной зеленого цвета и кровь. Ну, как в фильмах показывают. Я так проснулась в холодном поту и начала себя ощупывать. И к своему ужасу в правой груди я обнаружила горошинку. Я рассказала все мужу, и он сказал: «Бегом к врачу! Бегом!» И когда уже стало понятно, что это не просто горошинка, что это не просто фиброаденома, я поехала в Российский научный центр рентгенорадиологии, где мой муж до этого был со своей супругой, которая тоже перенесла рак груди, со своей бывшей супругой. И он меня привел к тем же врачам, которых знает. Они говорят: «Чувак, тебя мы помним, а женщина другая точно абсолютно. Вот это у тебя карма». Я не удивилась. Я что-то такого подспудно ждала, потому что целый год до этого мне было очень тяжело, не было тяжело физически. Очень я уставала, чудовищно! Голос за кадром: Наташу стали готовить к операции, после которой она прошла бы курс химиотерапии и спокойно вернулась бы к привычной жизни. Но на этапе сбора анализов, во время флюорографии обнаружили в легких туберкулез на стадии распада. Наташу прямиком отправили в тубдиспансер, онкологи отказались ее оперировать. За тяжелую операцию взялся врач с мировым именем – торакальный хирург Дмитрий Борисович Гиллер. Он одновременно удалил молочную железу и пораженный туберкулезом участок легкого. Наташа Ростова: Мы долго искали врача-химиотерапевта, который возьмет на себя такой тяжелый груз, потому что в мире нет протоколов одновременного лечения рака и туберкулеза. Есть такой анализ, называется ИГХ. И когда я сдала ИГХ, я помню, я как-то еще не очень была в курсе, что да как, и я такая звоню и Кире говорю: «Ой, по-моему, у меня все здорово! Смотри. Прогестерон – ноль. Эстроген – ноль. И третий показатель – тоже ноль». Она говорит: «Все три ноля, что ли?» Я говорю: «Да! Прикинь? Наверное, это же классно». А Кира говорит: «Это значит, что у тебя тройной негативный рак, тебя нельзя лечить гормонами. Это очень редкий вид рака». И я прихожу к химиотерапевту и говорю: «Это правда? А как это вообще возможно?» И он задал один-единственный вопрос: «А пили ли вы оральные контрацептивы?» Я говорю: «Тридцать лет почти». Он: «Вопросов не имею». Голос за кадром: Наташа уверена: всему виной – гормональные препараты, которые ей назначили в 18 лет. Тогда юной девочке поставили диагноз «бесплодие» на фоне поликистоза яичников. Заболевание сопровождалось сильными болями во время менструального цикла, и врач назначил оральные контрацептивы, которые должны были помочь. Наташа Ростова: Я доверяла врачу и ела их, принимала их всегда. Как только я заканчивала их принимать, нужно было определенные перерывы делать, у меня появлялся ребенок, несмотря на то, что у меня стабильное бесплодие. Я приходила к врачу, у меня был один и тот же врач. Приношу ей, а она: «Что, забеременела?» Я говорю: «Ну да». Она: «Ну, коза в сарафане!» Типа: «Ну как ты так?» Я говорю: «Вы же сказали, что я не могу, я бесплодная». Она: «Ну вот, видишь, теперь не бесплодная». И так три раза. Голос за кадром: Сейчас Наташа в ремиссии, но его организм убит многолетней химиотерапией и множеством таблеток. Каждый день она испытывает ужасные хронические боли и тошноту. Помогает только сильнодействующее обезболивающее и поддерживающая терапия, которая прописана Наташе пожизненно. ХИМИЯ ВНУТРИ НАС Жанна Поплевина: Вот, пожалуйста, XS. И опять мне не подходит. Вот с этим и всегда проблема. Вообще, если честно, все мои джинсы на самом деле я ушиваю. Голос за кадром: Жана Поплевина из тех женщин, про которых говорят: ведьма, ест и не толстеет! При росте в 167 сантиметров ее вес всего лишь 47 килограммов. И все можно объяснить, если бы Жанна сидела на правильном питании, но ее меню далеко от норм, установленных диетологами. Вот так, например, выглядит сегодня ее обед. Олеся Руснак: Ого! И ты это все съешь? Жанна Поплевина: Да. И не только это. Думаю, может быть, еще что-то закажу. Голос за кадром: Пирожными или шоколадом с чаем Жанна может заменить полноценный прием пищи, исключив из него первое и второе. Жанна Поплевина: Я люблю сладкое. Люблю все: и конфеты, и торты, и пирожные. Я пыталась заменить конфеты на сухофрукты, но – нет, это все не то. И после сухофруктов мне надо съесть конфетку. Меня даже в семье называли всегда «конфетный алкоголик», потому что, ну, я сладкоежка. И у меня даже было такое, что если болит зуб или живот, то мне надо съесть конфету – и у меня пройдет. Ну, думаю, такое самовнушение, видимо. Причем вообще в детстве я была просто скелет. Мне мама как-то сказала о том, что если бы она знала про анорексию, когда я была еще маленькая, она говорит, что отвела бы меня к врачу, потому что я была очень худенькая. У меня было 17 килограмм во втором классе, это мне было восемь лет. Голос за кадром: Жанна считает, что большую роль играет подвижный образ жизни. С детства любила уроки физкультуры, а сейчас спорт заменили домашние дела и суета. Вот уже больше десяти лет Жанна в декрете, маме двоих детишек совсем некогда присесть. Двадцать тысяч шагов в день – для нее это норма. Жанна Поплевина: Сейчас в магазин вот бегу, продукты купить надо успеть, приготовить обед, ужин приготовить. Дочь сейчас в школе, надо будет ее забрать, а потом с маленьким еще на карате, вот с двумя пойду. Каждый день так и бегаем. Дома может не оказаться хлеба, это правда, но сладкое обязательно будет. Мои дети тоже едят сладкое и очень любят сладкое. Да, я все равно стараюсь, чтобы они не переедали, я слежу за этим, но я их не ограничиваю: одна конфета в день. Я считаю, что детство – это играть, веселиться, баловаться и есть сладкое. Ну как без конфет можно в детстве? Я не знаю. У нас есть такая традиция: когда детям дарят очень много подарков, естественно, сладких, много конфет на Новый год, после мы все это собираем, садимся за стол и все это в кучу выкладываем, а потом выбираем, что мы сейчас съедим, что мы потом. Вот эти конфеты, которые нам не нравятся, мы папе двигаем. Ну, папа уже знает, говорит: «Понятно. Видимо, вам не нравятся такие конфеты». Голос за кадром: Несмотря на большое количество сахаросодержащих продуктов в рационе, вес Жанны редко ползет вверх, а обычно наоборот. Жанна Поплевина: Мне очень часто говорили: «Вот когда родишь – тогда точно поправишься». Ну вот, я родила – не поправилась. Потом родила еще второго ребенка – тоже не поправилась. Я продолжаю есть сладкое, продолжаю есть, ну, ни в чем себе не отказываю. А потом мне еще говорили такое: «После тридцати точно поправишься». Вот мне тридцать три – и все то же самое. Я продолжаю есть сладкое. Ирина Орджоникидзе, эндокринолог: Инсулин – это гормон, придуманный природой для утилизации углеводов. Либо он отдает в энергию, тянет в клетку, либо откладывает в запас. А у таких людей инсулина выбрасывается очень много. И вот это огромное количество инсулина… Если у этих девочек ты делаешь пробу натощак и после углеводной нагрузки, то у них у всех сахар крови падает, не повышается, а падает. Представляете? У нее, допустим, 5,5 натощак, а 4,8 становится после углеводной нагрузки. А куда это все делось? Это все тут же поволоклось. А когда мозг видит эту дельту, падающий сахар, он опять требует: «Быстро ешь!» И вот я пациентам объясняю, назначив у эти пробы: «У вас генетическая инсулинорезистентность. Вы должны продукты с высоким гликемическим индексом из рациона в ноль убрать. И бросайте в топку сахара, а бросайте продукты другие, из которых сахар медленно высвобождается». Это клетчатка, зеленые овощи. Жанна Поплевина: Я хочу провести эксперимент – отказаться от сладкого. Ну, мне просто самой интересно, что может поменяться. Первый день без сладкого. Как-то грустно мне. Второй день без сладкого, я держусь. Сегодня третий день без сахара, особенно сложно. Сегодня четвертый день без сахара, настроения нет, я хочу что-то съесть вкусное. Голос за кадром: Жанна решила обратиться к психологу. Может быть, причина зависимости от сладкого в голове? Екатерина Расулова: Подсчитали, сколько раз в день употребляете? В какое время это происходит больше всего – с утра, к вечеру, днем? Жанна Поплевина: Это происходит периодически. Я так подумала… Ну, это все равно как поесть. Вот мне требуется. То есть я не испытываю каких-то особых эмоций или голода. Екатерина Расулова: Вот вы уже медленно разворачиваете этот фантик или вы уже ложечкой начинаете разламывать это пирожное. Что с вами происходит в момент, когда вы уже все, приступили к употреблению? Что потом? Голос за кадром: Вывод психолога: сладкое для Жанны – как подзарядка. Попить чай с конфетами равно отдохнуть, побыть наедине со своими мыслями, после чего с новыми силами вливаться в семейные дела. Если сахар не вредит ее здоровью, полностью можно и не отказываться. Жанна Поплевина: Анализы я никогда не сдавала. Мне самой интересно узнать состояние моего здоровья, влияет ли сладкое именно на мое здоровье. Здравствуйте. Хочу сдать анализ на инсулинорезистентность. – Инсулинорезистентность? Получается, сейчас не на глюкозу сделаем, а инсулинорезистентность, где инсулин, глюкоза. Сейчас тоже отдельно гликированный гемоглобин, диагностика сахарного диабета. Это все тоже в один день делается, кровь из вены. И подскажите, пожалуйста, а проблем с желудком нет? Жанна Поплевина: Нет. И никогда не было. – Из вены. В обморок не падаете? Жанна Поплевина: Нет. – Сейчас мы завяжем. Голос за кадром: К счастью, анализы в норме. Вячеслав Дубынин, доктор биологических наук, профессор биологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, нейробиолог и нейрофармаколог: Давайте мы между «сахар» и «сладкое» поставим знак равенства, уже не мудрить и как бы морочить кому-то голову. Полный отказ от сладкого, конечно, возможен, и никакого вреда не произойдет. Но важно, что сладкое – это, во-первых, источник положительных эмоций, а это порой важнее, чем лишние десять граммов веса. Хорошо начать день или закончить его маленькой пироженкой, сказать: «Ты молодец сегодня!» – это важно. И во-вторых, порой сладкое нужно для того, чтобы быстро вбросить глюкозу в кровь, потому что, ну, какая-то задача сложная. Если вы загрузили крахмалом, он еще сколько часов будет перевариваться? Поэтому на завтрак мы что обычно рекомендуем? Не знаю, какое-то яйцо, чтобы белок, чуть-чуть кашки, чтобы крахмал, и немножечко сладенького, чтобы быстро пошла энергия. Ну и кофеинчика, если надо взбодриться.А кофеин – он вездесущ: и чай, и кофе, и какао, и шоколад. Голос за кадром: Любимая пища, особенно сладкая, помогает организму вырабатывать так называемые гормоны счастья: дофамин, серотонин, эндорфин. А если разделить прием вкусной еды с друзьями, то выделяется еще и окситоцин. Это основные гормоны, от которых зависит настроение, активность и мотивация. Если их уровень снижен, у человека развивается апатия, лень, неуверенность в себе, пессимистичный взгляд на жизнь и даже депрессия. Екатерина Расулова: Например, для того чтобы поднять гормон дофамин, можно послушать громкую музыку. Это могут быть какие-то концерты групповые, когда прямо шарашит, мурашит, такое прямо туц-туц. Точно так же можно послушать музыку в наушниках. Единственное, что не рекомендуется делать – это слушать это на ночь и регулярно, потому что это немножечко может перебить другие гормоны. А если серотонина у него мало, то тело очень такое мягкое, рыхлое, расслабленное, голос низкий, плечи опущенные, челюсть выдвинута вперед. Как только он ставит перед собой какие-то перфекционистические иллюзии, он тут же загоняет себя в ловушку, что он ожидает критику: «Я сейчас неспособен, у меня нет сил этого сделать. Ну, я сейчас за это получу, кто-то придет, меня наругает, осудит, скажет, что недостаточно старался, плохо сделал и так далее». Для того чтобы получить доступ к серотонину, очень хорошо работает аскеза. Аскеза – это осознанный отказ от чего-то, что представляет большую ценность, вкусность, важность. Это может какое-то дело как действие. Это может быть какая-то еда. Ну, на еду наиболее просто поставить. Это прочищает рецепторы и заставляет как будто бы возвращаться к вкусу жизни. Окситоцин – это гормон доверия и гормон любви, на котором прощаются любые испытания. Вот мамочки, которые прошли процесс родов, у них очень много гормона окситоцина, и они забывают боль, через которую они прошли, они забывают те неудобства, которые им пришлось испытать. И они от всей огромной своей материнской души любят этого ребенка, они смотрят на него и радуются. Как помочь себе выработать этот гормон окситоцин? Первое – это практики кинестетического одобрения, это всевозможные похлопывания, это всевозможные какие-то потрагивания самого себя. Это приходить в какую-то группу, где тебя принимают, где не нужно держаться, обороняться, хвастаться, сколько денег ты заработал, какие проекты ты выдержал. Это как прийти к старому доброму душевному другу, можно даже особо ничего не рассказывать, но быть уже здесь принятым. Человек, у которого нет в доступе эндорфинов – это прокрастинатор. Он такой думает: «Ну, как-нибудь потом сделаю, как-нибудь потом. Ну, может, не сейчас». И он как будто бы этого «слона» отодвигает, отодвигает как можно дальше, где-то надеясь, что, может быть, что-то произойдет, и этот «слон» сам куда-нибудь денется. А он же никуда не девается. Человек как будто бы ищет себе какие-то препятствия, чтобы их преодолевать, и вот после их преодоления наступает очень большое наслаждение, можно сказать – кайф. ХИМИЯ ВНУТРИ НАС Кристина Тихонова: Давай мы на доске. Давай, хорошо? Вот сюда. Вот. Давай здесь будет резать. Голос за кадром: Пока папа на работе, маленький Слава помогает маме готовить еду. До рождения сына Кристина была тревожной, переживала по разным поводам, иногда и незначительным. На фоне постоянного страха у нее повысился уровень кортизола – это гормон стресс. Кристина Тихонова: Он мешал вообще нормально жить, то есть там мысли всякие неприятные, постоянно такое подавленное состояние. И невозможно от этих мыслей избавиться. Вроде бы как отталкиваешь их, а они обратно возвращаются ненавязчиво. Делаешь какие-то свои повседневные дела, а в голове все плохо. Голос за кадром: Когда Кристина только вышла замуж, она мечтала стать мамой как можно быстрее, но не могла забеременеть. Кристина Тихонова: Была именно навязчивая идея. Я больше ни о чем не думала, кроме как чтобы обязательно родить ребенка. Я все равно переживала, что до 30 лет я не смогу родить. Ну, спрашивали: «Когда внуки? Когда внуки?» Меня, конечно, печалил этот вопрос очень сильно, я переживала, потому что я же не могу сказать, что я вся больная, я лечусь, я и так делаю все возможное. Голос за кадром: Гинеколог поставил диагноз «поликистоз яичников и вторичное бесплодие», прописал лечение и посоветовал обратиться к психологу. Второй пункт Кристина проигнорировала и не отнеслась к нему серьезно. Три года она лечилась и жила в страхе, что не сможет стать мамой. Кристина Тихонова: Я уже смирилась с мыслью о том, что у меня может и не быть детей, что мое призвание – это быть мамой для других. Но все равно как бы тесты делала. И вот решила пойти и сделать – и не поверила. Смотрю – вторая полоска появляется. Я такая думаю: «Нет. Наверное, бракованный». Пошла и второй сделала. Отправляю мужу тест, начинаю радоваться, прямо такой подъем был – ну наконец-то! Я тогда так счастлива была! Решили родителям рассказать прямо сразу, то есть никакой тайны не было, а прямо сразу. Радость – значит радость. И как будто все отпустило, как будто проблемы все закончились. Голос за кадром: Но радовалась Кристина недолго – ее положили на сохранение в больницы из-за небольшого кровотечения. И хотя врачи предупредили, что, возможно, это норма и опасаться нечего, тревога к Кристине снова вернулась. Кристина Тихонова: Тогда уже как бы мысли о том, что я могу потерять его в любой момент, уже посещали каждый день. Голос за кадром: Сложные роды и срочное кесарево сечение. Эмоциональное состояние Кристины ухудшилось. Кристина Тихонова: Я, например, боялась спускаться в лифте. Он лежал в это время одетый на диванчике, я там еще подушку подкладывала. Ему только два месяца, он не переворачивается еще, а я все равно все подушки подложила, подальше его убрала. Беру коляску, спускают вниз на лифте. Я с ним не спускалась, я боялась. Там у нас пандус такой был. Ну, в общем, страшно было его на коляске спускать с этого пандуса, поэтому я сначала спускала коляску, а потом возвращалась наверх, на девятый этаж. И пока я ехала все эти три минуты, две-три минуты, у меня в голове уже столько кошмаров произошло: что взорвется газ, что откроют квартиру, похитят моего ребенка, будут выкуп требовать, что, не знаю, просто его похитят или что-то с ним сделают. В общем, такие картины. И я сама боялась этих мыслей, а они все равно лезли. Ну, иногда очень страшно просить о помощи, потому что в ответ можно услышать не то чтобы «нет», а: «Ну, ты же женщина, ты же мама. А ты как хотела?» Я поняла, что даже можно меня не понимать, но лишь не добивать. Михаил Валуйский, психотерапевт: Она обратилась ко мне после родов, когда ребенку, по-моему, было несколько месяцев. Замечательная девушка, первый ребенок, полная семья, то есть муж есть, есть поддержка, но все признаки депрессии. Во-первых, та самая когнитивная триада Бека, когда в голове крутятся три группы мыслей: «Я плохая. Я плохая мать/я плохая жена/я плохаядочь/кто угодно плохая. Другие думают, что я плохая, то есть муж во мне разочарован, ребенок меня не любит. Я позор для матери. И что в будущем все будет плохо, у меня ничего не получится, зря я вообще забеременела. Я никогда не буду хорошей мамой». Ну, это три группы мыслей, которые крутятся в голове женщины при послеродовой депрессии. Голос за кадром: После нескольких сеансов психотерапии и тщательной работы над собой и своими мыслями Кристина пришла в норму. Кристина Тихонова: Я так и осталась тревожным человеком, но это не мешает мне жить. О, там чья-то норка! Кто-то там живет. Голос за кадром: Михаил Валуйский специализируется на проблеме женской депрессии после родов и считает, что нужно больше информировать и говорить об этом, чтобы женщины смогли распознать психоз и вовремя обратиться к врачу. Михаил Валуйский: Бывает послеродовая депрессия, которая проявляется скорее яростью, скорее таким гневом постоянным, бесконечными придирками, постоянными ссорами, швырянием вещей. Вот. И при этом тоже с разочарованием, слезами, попытками со всем этим справиться и примириться. Бывает послеродовая депрессия, которая… Человек суицидальный имеет характер, причем скрываемый от всех, то есть: «Да, вроде все нормально, все хорошо, я даже с мужем не ссорюсь, но у меня в голове постоянно мысль, что это все должно закончиться, я должна выйти из окна». То есть это такое, ну, нешуточное состояние. И я рад, что вообще мы на это обращаем внимание, об этом говорим, потому что обычно эта тема как-то… ну, не табуирована, но типа: «Какая послеродовая депрессия? Ты же родила, все, будь счастлива. Давай! Ты должна быть счастлива. Что это ты вдруг какая-то не такая?» И такое, знаете, возложение вины на саму женщину: «Это ты вот плохая мать, – как вы говорите, – а мы такими не были». Это, конечно, очень «помогает». Человек и так себя чувствует полным ничтожеством, а тут ему еще сверху накидывают навоза с лопатой. А вот игнорировать послеродовую депрессию – это самое худшее, что только может быть, да. Ну, проскакивают иногда эти статьи про ужасные исходы игнорирования послеродовой депрессии, когда там женщина с ребенком выкидывается из окошка. А это чаще всего и бывает, то есть это такой расширенный суицид – не просто себя убивая, но и ребенка, чтобы он не знал, что у него такая плохая мать. Да, бывает. Это очень тяжело. И это, конечно, удар, мучительнейший удар по семье. И вот когда ко мне приходит мужчина и рассказывает такую ситуацию, я тоже вот так сижу и за голову хватаюсь, потому что понимаю, насколько ему тяжело после такого: «Моя жена и, там, дочка, там, которая родилась, теперь на асфальте». ХИМИЯ ВНУТРИ НАС Наташа Ростова: Дела? Отлично! Все хорошо. Голос за кадром: На вопрос «Как дела?» Наташа всегда отвечает с позитивом и улыбкой, жаловаться не привыкла. Научилась ценить каждую минуту и видеть хорошее в моменте. Вот сейчас, например, у нее ничего не болит – и это уже повод для счастья. Наташа Ростова: Вообще-то, вы знаете, я счастливый человек, несмотря ни на что. Я очень счастливая, потому что каждый день я просыпаюсь не с тем страшным ощущением, которое у меня было до этого постоянно: «Я тяжелобольная». И сердце тяжело стучит, сильно и тяжело, в голове постоянно мысли о том, что: «А вообще я переживу сегодняшний день или нет?» Голос за кадром: Чтобы выгнать из головы плохие мысли, Наташа окружает себя красотой, акцентирует внимание на прекрасном. Наташа Ростова: Мне нужна красота вокруг. Я не могу с голыми стенами. Я могу спать, я не знаю, на каком-то топчане, но чтобы вокруг было красиво. Здесь два вида нарциссов. Пахнут просто вообще! Я так не могу, у меня прямо начинают трястись руки, мне нужны какие-то перемены. Купила линзы серые. О, какие красивые! Еще хочу такие попробовать, но сиреневые линзы. Голос за кадром: Но без творчества Наташа не сидит – музыку заменила рисованием. Первую картину Наташа написала, когда находилась в хосписе, в который она ложится периодически из-за хронических болей после длительной химиотерапии. Наташа Ростова: Утро началось с уколов, со скорой помощи. Но даже в этом случае «скорая» приехала, сделала свое дело – мне стало легче. И я довольная побежала писать картину! Голос за кадром: Права рука после операции не работает, рисует Наташа левой. Сама от себя не ожидала, что рисование из хобби превратится в призвание. А еще она пишет сказки. Олеся Руснак: Наташа подготовила для меня вот такой вот сюрприз. Наташа Ростова: Это книжка, сказка, написанная специально для Олесиной племянницы, она же крестница. Такая очень красивая книга, сказочная. Я думаю, что малышка будет очень довольна. Я хочу постараться каким-то образом не то чтобы убрать эту боль, которая всегда со мной, хронический болевой синдром (я понимаю, что сейчас это невозможно), но хотя бы убрать его до той отметки, чтобы я могла это спокойно терпеть и даже жить без каких-то постоянных вливаний. Голос за кадром: Сейчас Наташе как никогда нужна помощь, она оказалась без поддержки фонда. Ей нужна процедура плазмаферез, чтобы очистить кровь от токсинов и жить без боли. Если вы хотите помочь Наташе – пишите нам в редакцию. Мы подскажем, как это сделать.