Илья Тарасов: А сейчас мы обратимся к классическому искусству – документальному кино. На мой взгляд, документальное кино в мире мультимедиа всегда и было рупором социальной темы. Так ли это сейчас, а также о чем думают и снимают современные документалисты – мы выясним у режиссера, члена Гильдии кинематографистов и автора более 20 документальных работ Екатерины Головни. * * * Илья Тарасов: Мы сегодня говорим конкретно с вами о документальном кино. Вообще смысл снимать документальное кино сегодня в России? Екатерина Головня: Вы знаете, я всегда говорю студентам: «Если вы хотите делать документальное кино, вы должны понимать, что это не бизнес, заработать вы не можете. Документальное кино – это жизнь. И ты либо этим живешь, либо ты этим вообще не должен заниматься». А смысл сейчас снимать? Ну, какой-то странный вопрос. Ну я не знаю. Смысл дышать, например. Илья Тарасов: Нет, дышать – понятно. Это тебе нужно для того, чтобы жить. Я имею в виду… Вот люди снимают документальное кино. У нас в стране людей, которые смотрят документальное кино, не так много, потому что в кинотеатрах оно не так часто прокатывается, по телевидению тоже редко увидишь хорошие работы, в основном что-то такое коммерческое и уже суперпопулярное И все документальное кино – его смотрят те, кто хотя бы что-то о нем знает и любит его. А это небольшой процент. Екатерина Головня: Документальное кино снимается для людей. И поверьте мне, что зрителей достаточно. Илья Тарасов: А почему часто «документалка» равно «социалка»? Екатерина Головня: Социальное кино достаточно сложно снимается, потому что… вернее, не снимается, а продвигается. Привыкли мы, что раз социалка, то это должно быть такое: «Подайте, люди добрые! Сами мы не местные. Посмотрите – у нас тут проблема, там проблема. Ой, пожалейте нас всех!» Это, конечно, уже немножко набило всем оскомину. И многие люди считают, что это такая спекуляция на теме жалости. Это категорически неправильно, потому что… Вот я сейчас делаю фильм… ну, не сейчас, а я уже третий год снимаю фильм о детях с ментальными нарушениями. Есть такой оркестр, созданный силами Татьяны Ореховой в 2013 году, который живет только за собственные средства. Татьяна организовала этот оркестр, когда ее третья дочка, которой сейчас 14 лет… 12 лет, простите, родилась с синдромом Дауна, с достаточно тяжелой формой. Две старшие дочери – совершенно нормативные девочки. И когда родился такой ребенок, то у Татьяны встал вопрос: что делать? И она поняла, что делать нечего: либо в интернат сдавать, либо дома сидеть ребенку. И она поняла, что нет, она не такой человек, она очень активная. И она вокруг себя собрала таких же родителей с такими же детками. Там есть и синдром Дауна, есть у деток и аутизм, есть и шизофрения – все что угодно, все ментальные нарушения. И Татьяна создала… Ей помогали еще ее две подруги. Я сейчас не буду врать. Они вместе учились в институте. И они вместе стали преподавать детям, организовали оркестр. Сами шили костюмы детям, сами организовывали детям поездки, сами бегали по учреждениям и каким-то организациям, говорили: «Послушайте наших детей, возьмите наших детей». Сейчас этот оркестр «Солнечные нотки» – он совершенно востребован, популярен. Он ездит по всей стране. Более того, в Германию они ездят, во Францию их приглашают. Это совершенно уникальная история, когда дети с ментальными нарушениями социализируются. И фильм не о том, какие они несчастные, а о том, что нужно такими детьми заниматься и нужно их выводить на уровень социализации. Благодаря музыке и благодаря песням, благодаря всем занятиям, которые проводятся в этом оркестре инклюзивной музыки, те дети, которые плохо говорили, они начали говорить, а те дети, которые вообще не говорили… вернее, те, которые плохо говорили, говорят хорошо, а которые вообще не говорили, они начали говорить. Яркий пример: у меня есть мальчик, которому сейчас 14 лет. Соответственно, мы познакомились, когда ему был одиннадцатый год. Он не говорил вообще – ни «да», ни «нет», ничего. Мог только кивнуть головой, не глядя в глаза. А сейчас это очаровательный четырнадцатилетний парень, который тебе старается рассказать обо всем! Более того, он перевелся в нормативную школу. Конечно, никто ему не снял аутизм. Ну вернее как? У нас, я понимаю, нет такого диагноза «аутизм». Это вообще несчастные дети, которые вообще не у дел. В общем, фильм со знаком плюс – о том, что нужно этим детям помогать. И не только подать корочку хлеба и пироженку, а нужно помогать тем, что заниматься с ними. Илья Тарасов: А какие там еще герои будут? Екатерина Головня: Там есть чудесная девочка Машенька, которая даже с трудом ходила. Это дочь Татьяны. А сейчас это девочка, которая у нас даже танцует и говорит. Ну, не быстро, не четко, но говорит. Там есть совершенно потрясающий мальчик Умет, ради которого мама с высшим образованием бросила в Таджикистане все, старших дочерей и с мальчиком, приехала сюда, потому что в Таджикистане таких детей сразу забирают в дома инвалидов, их считают не людьми. Но она решила, что мальчик может… вернее, мальчик должен жить достойно. И мальчик, между прочим, стал чемпионом… Он и по плаванию, и занимается спортом, и чем только ни занимается. В общем, такой парень очень активный. Илья Тарасов: Меняет что-то искусство, в частности документальное кино? Екатерина Головня: Да, документальное кино меняет, конечно, меняет жизнь и судьбы. Можно помочь людям и спасти людей иногда. Документальное кино очень часто помогает. Был у меня фильм о таджиках в Тверской области, вернее, о памирцах. Памирские таджики, которые бежали от войны и резни в 90-е из Таджикистана через Афган и так далее, осели все в Тверской области по одной простой причине: у главного героя фильма сын был… ну, закончил в советское время школу ГАИ, остался и был капитаном в этой Тверской области. И вот этих таджиков они заселили в какие-то пустующие деревни. Жили там и маленькие деточки, и женщины, потому что мужчины все разъехались кто куда, на заработки. Фильм называется «Затерявшиеся в полях». Он получил приз верховного комиссара ООН по делам беженцев в России. Я знаю, что даже две семьи получили помощь. Там была девочка, у нее не было глаза, ей какой-то протезик сделали. И одной семье помогли получить для детей гражданство. Дети были рождены уже здесь, в России. Ну, я знаю, что этот фильм помог. Илья Тарасов: А вот этот фильм про оркестр – как он что-то поменяет, изменит? Екатерина Головня: Вы знаете, у этого оркестра нет своего помещения, они вынуждены арендовать. Я думаю, что если я сделаю этот фильм достойно, на хорошем уровне, тот кто-то, может быть, из власть имущих заинтересуется вообще этим явлением – социализацией таких детей; ну и все-таки Татьяна получит какое-то здание в Москве. Для них это необходимо. Илья Тарасов: Кино снимать – это же стоит денег. Четвертый год вы без финансирования. Зачем это нужно? Екатерина Головня: Я не знаю. Ну, мне кажется, что если я сейчас остановлюсь, даже в данный момент, когда у меня четыре прошлых проекта завершены, о которых я говорила, – если я остановлюсь, то я не завершу этот фильм. Значит, я не помогу этим детям, о них никто не узнает. То, что я пишу в Facebook… Ну, мало кто на стене написал. А когда будет этот фильм… Все-таки у меня есть некие дружеские отношения с людьми. И я рассчитываю, что я смогу это куда-то пустить на телеканал. И я рассчитываю, конечно… Ну, я уже знаю точно, какие фестивали возьмут. Они уже ждут, поторапливают меня. Поэтому фильм пойдет, я это знаю. Я рассчитываю, что сейчас я попробую найти финансирование на дублирование этого фильма. Мы переведем его на французский и немецкий языки. Ну, я точно знаю, где ждут этот фильм на фестивалях. То есть он уйдет еще из России у нас за границу, но уйдет не со знаком минус – что как это все плохо, а со знаком плюс – что есть такие энтузиасты в нашей большой и необъятной стране, которые хотят доказать всем, что таких детей нельзя бросать. Не знаю, вот за этим, наверное. Мне кажется, что этот фильм… Его очень ждут, во-первых, родители этих детей, они прямо очень ждут. Илья Тарасов: Кайф-то есть от этого? Екатерина Головня: Кайф есть от того, что в момент, когда у меня практически сложились крылья мои, я встретила этих людей. И я поняла, что мои проблемы – это вообще не проблемы по сравнению с жизнью этих людей. То есть я нормальный человек, у которого нет проблем вот такого характера. Есть проблемки, которые не стоят даже, в общем, внимания. А вот люди, у которых действительно реальные проблемы, жизненные сложности, они не просто не сидят сложа руки, а они танками идут напролом. Вот сейчас, между прочим, Татьяна заболела, руководитель оркестра, у нее COVID. И родители к ней ходят, под дверь ей приносят продукты, лекарства. То есть там такая взаимопомощь, взаимовыручка. Я хочу сказать, что весь этот оркестр – это просто одна огромная семья.